Москва встретила Артема сверкающими всполохами молний и усиливающимся прямо на глазах холодным дождем. Похоже, еще немного – и аэропорт будет закрыт из‑за погодных условий. Ему повезло – он успел. Только вот куда? Кому он поможет, прилетев в этот проклятый город на полтора часа раньше? Мама воскреснет? Сестра с ее погрязшим в мафиозных разборках магнатом‑муженьком?
В памяти пребывающего в глубоком ступоре Грека вдруг сами собой всплыли строки из бессмертного стихотворения Владимира Высоцкого: «Как известно, в гости к Богу не бывает опозданий». Кажется, это звучало именно так. Или примерно так. С поры поголовного юношеского увлечения авторской песней минуло уже лет двадцать…
Подняв повыше воротник джинсовой куртки, Артем выбрался из автобуса и вошел в здание аэропорта, кишащее, несмотря на раннее утро, пассажирами и толпами встречающих. На плече Грека была только легкая сумка‑портплед с самым необходимым мыльно‑рыльно‑пыльным набором для двух‑трехдневного пребывания в столице. Обшарив глазами зал, он отыскал газетный киоск, возле которого была назначена встреча с гонцом майора Радича, и направился прямо к нему. Сделав несколько шагов по направлению и мельком взглянув на большие настенные часы, остановился и, поколебавшись секунду, направился к расположенным в другом конце просторного зала туалетам. Пять выпитых за время короткого часового рейса кружек с двойным кофе все‑таки дали о себе знать…
Возле самой двери в туалет Артема чуть не сбила с ног торопливая эффектная дамочка средних лет, с длинными прямыми волосами и надетыми явно не по погоде модными солнцезащитными очками. Причем так неудачно, что умудрилась не только больно наступить острым каблуком Греку на ногу, споткнуться сама и чудом, не без помощи Артема, устоять на ногах, но и – раззява! – рассыпать по полу все многочисленное содержимое своей оказавшейся на редкость вместительной дамской сумочки. С полдюжины помад, вышитая бисером косметичка, пудреница, авторучка, пачка сигарет, зажигалка, презервативы, коробочка с мятными драже и еще бог весть что – все это богатство разлетелось в радиусе двух метров от места случайного столкновения.
– Простите, – скрипя зубами от острой боли, полыхающей в отдавленной стопе, вежливо извинился Артем, осторожно отпустил едва не растянувшуюся во весь рост симпатичную брюнетку и тут же, присев на корточки, принялся быстро собирать представшее на всеобщее обозрение содержимое дамской сумочки, в том числе и сугубо интимное.
– Нет, это вы меня простите, – смущенно улыбнулась женщина. – Ведь это я на вас налетела. Ой… спасибо большое, – смущенно произнесла брюнетка, когда Артем с отстраненным лицом протянул ей раздавленную в сутолоке кем‑то из пассажиров упаковку с тампонами. – Мне, право, так неловко. Вы не ушиблись?! Мне показалось, я наступила вам на ногу шпилькой.
– Все нормально, – как можно более спокойно ответил Грек. Однако в его груди, под сердцем, что‑то неуловимо шевельнулось. А в затылок словно легонько ударили резиновым молоточком. Ему показалось, что однажды, не так давно, он уже слышал этот вкрадчивый, почти шелестящий бархатный голос. Только вот где и когда? В Москве, которую он, коренной русский, чисто интуитивно недолюбливал за разноязыкий и разнолицый муравейник‑базар? Здесь он не был года два. Значит, в Питере. Причем не так давно.
Силясь вспомнить, где он мог видеть или слышать эту даму в стильном дорогом прикиде, Артем вдруг ни с того ни с сего ощутил, как у него по спине пробегают мурашки. Холодные такие, неприятные. В том, что эта уверенная в себе, пахнущая изысканным парфюмом и упакованная сплошь в фирму высокая стройная дама была ему абсолютно не знакома – по крайней мере в данном обличье, – Грек совершенно не сомневался.
– Еще раз простите меня! – поднявшись с корточек и попрощавшись, брюнетка, слегка виляя бедрами, направилась к двери в дамскую комнату.
Артем, проводив ее задумчивым взглядом, мотнул головой, словно прогоняя морок, и после короткого визита в мужской туалет занял место у газетно‑журнального киоска.
Гонец от майора явно запаздывал. Со времени приземления питерского рейса прошло уже двенадцать минут. К тому же Греку очень хотелось курить. Он с суровым видом разглядывал каждого, кто входил в стеклянные двери аэропорта, пытаясь вычленить из суетливой толпы в десятки человек прибывшего по его душу милицейского водилу с Петровки.
Тот, зараза, все никак не появлялся. Зато к киоску вразвалочку приблизились двое ментов. Высокий молодой сержант лет около двадцати пяти, поигрывающий резиновой дубинкой, и внушительных габаритов пузыреобразный лейтенант с помятой щекастой рожей. На поясе лейтенанта висела явно не пустая пистолетная кобура.
– Сержант Рискулов. Ваши документы, – мельком переглянувшись со старшим, решительным, чуть нагловатым тоном потребовал долговязый.
– А в чем, собственно, дело? – довольно грубо бросил Грек. В его голосе отчетливо сквозило возникшее при виде ментов раздражение. – Я только что прилетел питерским рейсом. Сейчас за мной придет машина с Петровки.
– По мне хоть с Лубянки. Проверка паспортного режима, – заметно более нетерпеливо процедил пухлорожий лейтенант, на миг предательски вильнув лупоглазыми зенками. – Паспорт предъявите, гражданин.
Мысленно матюгнувшись, Артем молча достал документ, с кривой миной сунул его похмельному служаке. В который уже раз покосился на входные двери аэропорта. Где же этот долбаный водила?!
Слова, произнесенные через три секунды наспех пролиставшим его паспорт и без комментариев сунувшим его в свой нагрудный карман ментом, заставили челюсти Грека сжаться.
– Пройдемте с нами, – сержант, вперив в Артема взгляд, недвусмысленно похлопал дубинкой по раскрытой ладони и кивнул куда‑то в дальний конец зала. Там, по всей видимости, располагалось местное ментовское логово.
– Может, объяснишь, в чем проблемы, лейтенант?! – вскипел от такой наглости Грек. Лицо его стремительно налилось краской. – Ксива не в порядке? Или похмелиться не на что? Так ты попроси по‑человечески, я дам!!!
– Рот закрой, трескоед‑путешественик, – на щеке мордатого дернулся мускул. Лейтенант явно был чем‑то взволнован. Да и напарник его вел себя странно, суетился, словно в трусы ему положили елайский перец. – Можешь считать, что на пятнадцать суток за оскорбление сотрудника при исполнении ты уже попал. А теперь, пока я не ткнул тебе в рыло ствол, а сержант не приложил дубиналом промеж лопаток, тихонько иди во‑о‑он к той дверке. За багажным отделением.
– Слушай, я что, плохо выразился? Или ты по‑русски ни бельмеса? – слегка сбавил тон Грек. – Отвали по‑хорошему, пока большие дяди с Петровки, 38, тебе не объявили выговор с занесением… – Артем хотел добавить «в челюсть», но вовремя взял себя в руки. – Я же сказал – меня встречают. Оттуда. А по какой теме – не твое… аэропортовское дело. Ты лучше воров и наркокурьеров лови.
– Именно этим я сейчас и занимаюсь, – холодно ухмыльнувшись, лейтенат сделал знак сержанту и вдруг быстро выхватил из кобуры ПМ. – Я сказал – вперед, гражданин Абреков! Рыпнешься – получишь в рог дубиной. Не уймешься – бью на поражение. У меня приказ.
– Какой еще, на х… приказ?! – вконец озверел Артем, видя, что за ними тремя начинают наблюдать зеваки. – Ну, ладно. Болт с вами. Только потом не плачьте, когда погоны слетят. Только если я задержан, имею право сделать один телефонный звонок. В ваше ГУВД. Майору Радичу, Михаилу Борисовичу. Вот с этой трубки, – решительно выхватив из куртки имеющий всероссийский роуминг сотовый телефон, Грек быстро откинул кнопочную панель, намереваясь нажать всего одну кнопку автонабора, связавшую бы его с майором, но где‑то над самым ухом вдруг раздался характерный свист рассекающей воздух резиновой дубинки и на запястье гостя из Питера обрушился такой силы удар, что пальцы мгновенно разжались, а сам Артем чуть не взвыл от острой боли. Телефон упал на каменный пол зала и с треском раскололся на две половины. Дисплей полетел в одну сторону, батарея – в другую.
– Следующего предупреждения не будет, – лейтенант произнес эти слова таким угрожающим тоном, что Грек окончательно понял – дергаться и качать права бессмысленно. И вредно. Как для здоровья, так и для будущего благополучного исхода всей, неизвестно чем – и кем – вызванной, разборки с аэропортовскими мусорами. Как проболтался алконавт летеха, явно выполняющими чей‑то приказ. Вот только чей? Впрочем, ждать осталось недолго. Должны же эти дуболомы, выпустив пар, рано или поздно объяснить задержанному, «где собака порылась».
Эх, сейчас бы всего один телефонный звонок!!! Вот же суки легавые!!!
– Ладно, дядя Степа, – глаза Артема недобро сузились, – веди в свой бомжатник. – Грек покосился на безнадежно испорченный мобильник, на дисплей которого, словно случайно, наступил ботинок обладателя двуручного «демократизатора», поправил висящую на плече сумку‑портплед и покорно шагнул за двинувшимся к мусарне сержантом. Пыхтящий, словно паровоз, краснорожий толстяк, сторожко косясь на задержанного, конвоировал Грека справа.
– Знаешь, жаль мне тебя. Глядишь, так бы лет через десять, аккурат к пенсии, старлея получил. А теперь – суши сухари.
– Слышали уже, – ухмыльнулся лейтенант, сверкнув золотой фиксой. – Топай давай! Слякоть питерская. Счас я тебе, блин, устрою гитлеровскую блокаду, по всей форме.
– Как скажешь, лимита уральская, – холодно парировал Артем и задумался. Что‑то во всем этом публичном спектакле с пацанским препирательством было не так. Слишком уж хватко и без видимых оснований прицепились к нему эти легавые. Слишком уж спокойно себя чувствуют эти гоблины в погонах, при десятках свидетелей превратив в обломки дорогой сотовый телефон. Так не бывает. Если только…
Если этот концерт самым непосредственным образом не связан со вчерашней трагедией на МКАД! И звонком из Москвы с на редкость неожиданным предложением человека, назвавшегося майором с Петровки, прислать за ним в аэропорт персонального водилу на служебной машине. Который, между прочим, в поле зрения так до сих пор и не появился.
В аэропортовский околоток Грек входил уже с полной уверенностью, что его подставляют. Нагло и целенаправленно. И вся эта бодяга с проверкой документов – формальный повод задержать его. А раз так, значит очень скоро, возможно, прямо сейчас, последует, как точно выразился вчера за бутылкой водки Макс Лакин, «вторая часть марлезонского балета».
Однако понять, что тебя подставляют, – это одно, а иметь возможность повлиять на ситуацию – совсем другое. Не вырубать же, в самом‑то деле, обоих ментов прямо здесь, а самому второй раз за год бросаться в бега? С побегом, бог даст, успеется. Околоток – не тюрьма. Сейчас главное – узнать причину его внезапного задержания буквально у трапа самолета.
Артем, довольно бесцеремонно подталкиваемый в спину лейтенантом, перешагнул воображаемый порог мусарни и огляделся. Привычная казенная мебель, безликие декоративные панели на стенах, соответствующий скудный интерьер с украшенным протокольными рожами неизменным стендом «Их разыскивает милиция». За перегородкой – два стола, пульт связи с несколькими телефонами. Справа – примыкающая к стене тесная клетушка с отполированными сотнями задниц деревянными нарами. За решеткой томятся, с любопытством пялясь на вошедших, два всклокоченных, грязных организма мужского пола, находящихся в переходном состоянии между сильно пьющим ханыгой и деградировавшим животным. Все, как и следовало ожидать. Кроме одной существенной детали, которая сразу же, словно магнитом, притянула к себе взгляд Артема.
Посмотрев в сторону зарешеченного, выходящего на летное поле аэродрома окна, Грек на мгновение застыл как вкопанный, а затем криво, понимающе ухмыльнулся: там, сексуально закинув ногу на ногу, сидела и нервно курила длинную дамскую сигарету та самая фигуристая длинноволосая брюнетка в солнечных очках, с которой он случайно – ой ли? – столкнулся пять минут назад у дверей в туалет. Отдавленная ее острым каблуком стопа до сих пор тихо ныла.
– Вот теперь поговорим, – закрывая за собой дверь околотка, облегченно фыркнул лейтенант, глазами приказав задержанному подойти ближе к сразу же гордо расправившей грудь женщине и остановиться в трех шагах. – Вы узнаете этого типа, гражданка Смоленская?
– Да, – с высокомерным презрением сказала брюнетка. – Это он у меня деньги украл.
– Марат, давай сюда тех двоих, – оглянувшись на сержанта и недвусмысленно зыркнув глазами на «обезьянник», сухо приказал брылястый толстяк. – Будут понятыми. Хоть какой то с них толк…
– Кем, простите?! – холодно спросил Артем, хотя все уже и так понял.
– Свидетелями вашего личного досмотра, – не без злорадства ответил краснорожий. И, вновь обращаясь к брюнетке, попросил: – Расскажите, пожалуйста, еще раз, гражданка Смоленская, где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с этим гражданином?
– Мы не знакомы, – брезгливо процедила дамочка. – Он просто налетел на меня несколько минут назад, здесь, в зале аэропорта. Чуть не сбил с ног, так что я даже выронила свою сумочку, – она указала глазами на лежащую на соседнем стуле кожаную сумку. – А затем извинился и, якобы помогая, принялся ползать по полу и класть все обратно. Сначала я, разумеется, ничего не заподозрила, но когда, буквально через пару минут, нужно было заплатить пять рублей за посещение женской комнаты, вдруг обнаружила, что пропал кошелек. Зеленый такой, с двумя отделениями.
– Сколько там точно было денег, не помните? – продолжал официальным тоном задавать вопросы толстяк.
– Около двух тысяч рублей и пятьсот евро, – без запинки сообщила Смоленская.
– Так. Ясно… Граждане понятые, внимание! – сурово глянув на вонючих бомжей, произнес лейтенант. – Сейчас в вашем присутствии будет произведен досмотр задержанного и его личных вещей. Марат, начинай.
– Стойте! Это – спланированная провокация. И вы, все трое, – Артем мельком встретился глазами с обоими мусорами и подсадной сучкой, – прекрасно это знаете. Поэтому я требую не проводить обыска до прибытия адвоката, – играя желваками, глухо выдавил Грек. – Я имею на это законное право!
– Ну, разумеется! Точно такое же, как гражданка Смоленская имеет право, согласно купленному ранее билету, через сорок пять минут улететь к себе домой. В Архангельск, – жестко отрезал лейтенант. – И я не вижу причин задерживать ее в Москве сверх необходимого для проведения мероприятия времени. Конечно, – тут же поправился мент, – только в случае, если пропавший кошелек будет найден и возвращен владелице. Что же касается адвоката, – осклабился толстяк, – то все зависит от результатов обыска. Если он даст результат, я обязан буду сообщить о данном случае вверх по инстанциям. Там решат, что с вами делать… Сержант! Приступайте! А вы, как вас там… не вздумайте дурить. Я шутить не люблю. И с ворьем у меня разговор короткий! Ясно? Давай, Рискулов!
В руке отошедшего на шаг назад похмельного потного мента вновь появился пистолет. Это был явный перебор. Грек, едва не скрипящий зубами от бессильной ярости, окончательно понял: дергаться бессмысленно. В случае сопротивления этот проспиртованный пузырь действительно будет стрелять на поражение. Замять свежий «огнестрел» будет легко, списав на сопротивление задержанного по горячим следам вора находящимся при исполнении сотрудником МВД. Вот же черт!
– Слушаюсь, товарищ лейтенант, – буркнул сержант. Отложив дубинку, напарник краснорожего отобрал у Артема портплед и положил его на обшарпанный столик у стены. Личный обыск начался с карманов джинсовой куртки Грека. В одном из них, боковом левом, и «нашелся» тот самый, якобы ловко украденный им у гражданки Смоленской кошелек. Внутри, как и было заявлено «потерпевшей», лежали две тысячи рублей с мелочью и пятьсот евро.
Грек на секунду закрыл глаза и попытался усилием воли взять себя в руки. Получалось плохо. Его буквально распирало от желания размазать по стенке обоих ментов и от души проучить действующую заодно с ними очкастую сучку. Как оказалось – опытную карманницу. Не удивительно, что в момент подсовывания фальшивой улики он совершенно ничего не почувствовал.
Однако, как вскоре выяснилось, в происходящем на глазах Артема фарсе кошельку отводилась лишь роль «цветочков». Ягодки нарисовались чуть позже, когда сержант продолжил обыск личных вещей Грека и, демонстративно присвистнув, вдруг извлек из закрытого на «молнию» (!) бокового отделения портпледа запаянный в прозрачный полиэтилен плотный шарик с белым порошком.
– А‑а‑а! – наигранно взвыл от радости лейтенант и с видом безоговорочного победителя в партии, с хитрым прищуром взглянул на заметно обескураженного вторым сокрушительным ударом Артема. – Так мы мало того, что кошельки у доверчивых дамочек вышибаем, так еще и кокаинчиком на досуге балуемся?! Марат, как думаешь, сколько здесь дури?
– Грамма три, – взвесив в ладони запайку, деловито сказал сержант и протянул добычу старшему. – У того таджика, на прошлой неделе, мы около двух с половиной изъяли, так там заметно меньше было.
– Понятые все видели?! – пристально взглянул на бомжей краснорожий мент. Бродяги, видимо, специально отловленные для данной подставы и предварительно проинструктированные, молча кивнули в знак согласия. – Хорошо. Тогда подождите пять минут. Мы составим протокол изъятия, который вы должны будете подписать. А вас, гражданка Смоленская, я попрошу написать заявление о краже и расписку, где указано, что украденный у вас гражданином Грековым кошелек был возвращен вам со всем содержимым. Затем укажите для следствия свои подробные координаты в Архангельске и можете спокойно лететь домой. Вас вызовут через несколько месяцев. Уже непосредственно на суд…
Лейтенант‑коротышка еще раз свысока гаденько посмотрел на возвышающегося над ним больше чем на голову Грека, убрал ПМ в кобуру и, разговаривая сам с собой, тихо и устало буркнул:
– Ну вот и ладушки. Марат! Запри этого ворюгу наркоманского в «обезьянник»! Что‑то мне рожа его злая не нравится, как бы не взбрыкнул. А я пока доложу подполковнику о раскрытии нами кражи по горячим следам.
– А нам что делать? – осторожно подал голос один из бомжей.
– А вы… – стараясь не дышать исходящим от лохматых оборванцев терпким амбре, поморщился лейтенант, – подпишите протокол и так уж и быть… за добровольную помощь органам можете уе…ать на все четыре стороны. Оба ранее судимые, местные, так что если понадобитесь, вас разыщут. И чтобы духу вашего возле моего аэропорта не было!!!
– Да мы че? Мы ниче, – торопливо закивали обрадовавшиеся бродяги. – Как скажете, гражданин начальник.
Получив вскоре вожделенную свободу, вонючие доходяги спешно ретировались за дверь мусарни.
Сержант подвел Грека к пустующей распахнутой клетке и кивнул на нары:
– Ну что, наркот гребаный, добро пожаловать на парашу. – На роже мента появилась глумливая ухмылка. – У нас здесь, конечно, не СИЗО, однако ж антураж по теме. Так что привыкай к комфорту. На волю теперь уже не скоро попадешь. Лет, думется, через пять, а то и все семь! Гы‑гы‑гы!
– Я посмотрю, как ты через пару дней лаять будешь, сявка, – сквозь зубы процедил Грек.
Чуть коснувшись мента широким плечом, он медленно, с достоинством вошел в «обезьянник». За спиной тут же лязгнул давно не смазываемый замок. Переступив порог, гильотиной отделивший его от оставшейся снаружи свободы, Артем не стал садиться на нары. Он обернулся, до белизны в костяшках сжал пальцами холодные, в струпьях облупившийся краски, прутья, поймал глазами откровенно довольный взгляд успешно сработавшего «халтуру» похмельного лейтенанта и спокойно, вполголоса сказал:
– Ты, урод, тоже не радуйся. Готов спорить – ты ведь еще не понял, во что влип. В обществе с ограниченной ответственностью по имени ФСБ очень, знаешь ли, не любят, когда всякое лежалое дерьмо вмешивается в дела конторы. В особенности если это дерьмо – вслепую купленный за бабки мелкий мент. Так что вымойся, смени трусы, нагнись и готовься получать удовольствие. Тля…
– Разберемся, – предательски вильнув взглядом, как‑то на удивление вяло огрызнулся на оскорбление явно озадаченный мент, почувствовавший себя очень неуютно при упоминании о спецслужбах. Его реакция на угрозы задержанного питерца – лейтеха это видел – не осталась без внимания подельников. Особенно этой, скривившей напомаженные рабочие губки, присланной полковником в качестве «подсадной утки» аппетитной сучки. И чтобы хоть как‑то загладить свое позорное замешательство, мент сделал индюшачью стойку, нацепил на опухшую рожу самое угрожающее выражение морды лица и рявкнул:
– А на будущее предупреждаю – еще раз подашь голос, прямиком отправишься в реанимацию!!! Я тебе устрою, сука, арест с сопротивлением!!! На всю оставшуюся жизнь меня запомнишь!!! Всосал, падла?!
Артем презрительно ухмыльнулся, как прожженый урка или бык, демонстративно сплюнул сквозь решетку на грязный пол «обезьянника» и, не сказав ни слова, перевел свой полный холодной неприязни взгляд на женщину, впервые за все время разыгранного как по нотам проклятого спектакля обращаясь к его главной героине, с авторучкой в руке задумчиво склонившейся над листком бумаги и, как ни в чем ни бывало, курящей коричневую дамскую сигарету:
– Ну а тебя, солнце ясное, за такие гнилые шутки я, будь уверена, разыщу и уважу первой. Лично.
– Устанешь пыль глотать, мальчик, – подняв на Грека почти кукольное, со знанием дела накрашенное личико без единой морщинки, глядя из‑под дорогих черных очков, ласково улыбнулась роскошная дама. За последние десять‑двенадцать лет уже вполне привыкшая откликаться на такое респектабельное и интеллигентное на слух имя‑отчество, как Маргарита Львовна. Бывшая кадровая единица спецназа ГРУ СССР, а для молодых офицеров – настоящая живая легенда особого зарубежного отдела МО, поджала чувственные губы и предостерегающе покачала головой:
– Мой вам, юноша, первый и последний бесплатный совет – отдохните от этой мысли, раз и навсегда. Здоровье – слишком драгоценный дар, чтобы напрасно рисковать им. Вы же не глупый человек, должны понимать.
– Что именно?! – на застывшем лице Артема от прорвавшейся наружу ярости вздулись желваки. – Уточни, будь добра! А то я сегодня что‑то с утра туг на голову! Видимо, от того, что не позавтракал!
– А ты сам разве еще не въехал, умник? Неужели думал, что все уже закончилось?! – вдруг резко утратив хладнокровие, перестав улыбаться и сменив тон, мстительно фыркнула шикарная дама. Шумно выдохнув, она послала в сторону Грека клубящуюся струю мятного сигаретного дыма. – Напрасно. Как любил поговаривать один молодой телеведущий, покойник, все только начинается. За тебя, лоха везучего, на этот раз взялись всерьез. И надолго. Так что с этой минуты твоя мускулистая будка стоит не больше ржавой копейки. И от того, насколько быстро ты прикинешь буй к носу, напрямую зависит вся твоя дальнейшая жизнь. Быть ей или, – в стеклянную пепельницу упал сбитый длинным алым накладным ногтем столбик пепла, – или не быть. Для начала разберись, что лучше – гнить живым в тюряге или мертвым – в болоте. Москва хоть и не старик‑Питер, но за пределами Кольцевой дороги ничейной земли и укромных углов еще лет на сто вперед хватит… Так что не дергайся, пацан. Один раз тебе действительно круто повезло, но больше такой халявы не обломится.
– Вот, значит, как, – глаза Артема превратились в узкие щелки, губы сжались. – Ну что ж, спасибо за откровенность, заботливая ты моя!
Ответа не последовало. Грек зло ухмыльнулся и продолжил:
– Веселую перспективку ты мне нарисовала, нечего сказать! Да еще в открытую, в присутствии пары дырявых ослиных ушей, – Грек мельком бросил взгляд на прикинувшихся половой ветошью мусоров. – Знаешь, чтобы бросаться такими словами, нужно быть либо крутой, как корзина вареных яиц, либо неизлечимо больной на голову. Скажи, милая, по секрету, только честно… Ты, случаем, на досуге анонимного врача‑психиатра не навещаешь? На предмет консультаций о регулярных приступах больной фантазии и наступающей на пятки мании величия?! Очень, знаешь ли, серьезный диагноз. Я бы даже больше сказал – в данном конкретном случае смертельно опасный!
На сей раз ответом Артему была лишь снисходительная, холодная как лед, полуулыбка. Гораздо больше похожая на оскал хищника.
Именно в эту самую секунду Грек хоть и с опозданием, но вспомнил, где и при каких обстоятельствах он слышал этот чуть хрипловатый, грудной голос. А вспомнив, сказал тихо:
– Насколько я понимаю, твое красочное выступление – сплошной экспромт, и предварительным сценарием явно не предусматривалось?! Что, нервишки сдали?! Жаба душит за прошлогодний облом на Стачек?! Или ребра после знакомства криво срослись? А, Марго?.. Жаль, у комитетчиков руки до тебя не дошли. Глядишь, покопайся они недельку‑другую в архивах, личное дело и отыскалось бы…
– Надо же, узнал все‑таки. Сучонок, – дама покачала головой, пригладила челку и, тщательно скрывая вспыхнувшее раздражение на саму себя – за непростительную для профессионала несдержанность в словах, – излишне тщательно раздавила в пепельнице окурок тонкой коричневой сигареты. – Старею. М‑да… Печально! А вы, – пристально, с легкой полуулыбкой взглянув на Артема, задумчиво пробормотала Марго, – на самом деле шустрый юноша. Далеко пойдете. Если останетесь живы.
– Я, с вашего позволения, поживу еще, – сухо ответил Грек. И чуть слышно прошептал одними губами, вспомнив строку из некогда популярной песенки времен Великой Отечественной: – Помирать нам рановато. Есть у нас еще дома дела…
Он все вспомнил. Он видел эту женщину в квартире Анюты на проспекте Славы. В ту самую злополучную ночь после стычки с усть‑озернинским паханом, его свитой и телохранителями. Однако в прошлый раз сидящая сейчас в трех шагах от Артема и небрежно болтающая стройной ножкой эффектная сексуальная дама выглядела совершенно иначе – замордованной жизнью, уставшей от беспросветного существования в этой блядской стране, бедно одетой седеющей теткой лет пятидесяти с хвостиком. Позвонив в дверь в половине второго ночи, она представилась почтальоном и вынудила Анюту отпереть хитрый японский замок.
Значит, прикинул Грек, у стоящего за кулисами сегодняшнего представления кукловода после торопливого бегства из Усть‑Озернинска осталось не слишком много толковых сообщников, способных оказать реальное содействие в реализации коварного плана мести. Именно поэтому, рискуя быть с ходу вычисленным, «режиссер» был вынужден поручить реализацию ключевой части подставы именно Марго. Или как там на самом деле кличут эту хитрую битую суку.
Словно в калейдоскопе, сложилась картинка. Только вот пейзаж, что и говорить, выпал откровенно скверный. Для заточенного в железной клетке аэропортовской мусарни Артема больше не существовало вопроса, кто именно отдал приказ сообщить ему о жестоком убийстве мамы и двоюродной сестры с мужем. А затем, таким жестоким способом в одночасье выманив его из Петербурга в столицу, разыграть фарс с арестом вора за кражу кошелька и, до кучи, за хранение подсудной дозы тяжелых наркотиков.
Эту тварь звали Киржач В. А. Потеряв свое влияние в насквозь пропахшем нефтью портовом городке и едва не угодив из роскошного кабинета в тамошней мэрии прямиком на колымский лесоповал, паскуда Витек, оказывается, не угомонился. Сбежав в Москву, оплеванный, лишенный сытной кормушки экс‑чиновник времени даром не терял, а, наладив нужные связи, решил взять реванш в златоглавой.
Короче, расклад был ясен, как божий день. Крапленые карты, вопреки гнусным планам «каталы», вскрылись уже на второй сдаче, сломав его планы до поры‑до времени оставаться за кадром. Значит, этот упырь сразу попрет напролом, как бульдозер. Что, мягко говоря, не сулило Артему ничего хорошего. После непростительной несдержанности Марго, в порыве эмоций случайно (?) сболтнувшей много лишнего, у этого отморозка теперь нет выхода. Как в поговорке: – или грудь в крестах, или голова в кустах. Киржач кто угодно, но только не дурак. Въезжает в тему. Сообразит быстро: стоит Артему хоть на минуту добраться до телефона и отзвониться в Питер своему «комитетскому» дружку Максу – на дурно попахивающей авантюре можно ставить большой и жирный крест. Не пройдет и суток, как Грек окажется на свободе, и тогда дичь и охотник во второй раз поменяются местами. С той разницей, что теперь отдача не ограничится законными методами. А значит, геморрой на жопу не заставит себя долго ждать…
Впрочем, положительный момент в начале игры в открытую тоже был. И – отнюдь не маленький. Артем был на сто процентов уверен: – мама, а вместе с ней и Светлана с мужем, живы. Известие о расстреле газпромовского «мерседеса» на МКАД – ложь! Слава богу…
Грек не моргая смотрел, как наемница, двумя фразами сломавшая всю киржачскую комбинацию, покрывала лист бумаги убористым каллиграфическим почерком, сочиняя заведомо лживый, щедро оплаченный Киржачом милицейский роман для служебного пользования, и в груди его все кипело от ярости. В висках натужно стучала кровь, зубы скрипели:
«Хочешь отплатить мне той же монетой, сволочь?! Попробуй. Тюрьма так тюрьма. Я даже не слишком удивлюсь, если окажется, что в одном из местных ИВС или СИЗО у тебя тоже есть должным образом проинструктированные друзья из числа вертухаев. Это ничего. За колючей проволокой и решетками не все отморозки, люди тоже встречаются. Нужно только не сломаться. В конце концов будет шанс нанести ответный удар. Рано или поздно. Иначе не может быть. Только бы хватило сил. Хватило желания выкарабкаться для того, чтобы поставить жирную красную точку. Раз – и навсегда».
Шумно вздохнув, Артем медленно отпустил прутья и, мгновение поколебавшись, сделал два шага назад, тяжело упал на деревянную скамейку «обезьянника», прислонился спиной к стене и устало прикрыл веки.
Перед его глазами возникла улыбающаяся, знакомая до рыготы рожа провинциального олигарха.
Глава шестая
Русская Мата Хари
Покончив с формальностями и доиграв до конца щедро оплаченное Киржачом представление, Маргарита Львовна в последний раз взглянула на неподвижно сидящего с закрытыми глазами Артема. Затем бросила легавым вежливое «до свидания», подиумной походкой покинула пропахший пылью, старой мебелью и терпким мужицким потом вкупе с алкогольным выхлопом милицейский гадюшник.
Выйдя из здания аэропорта, женщина села в оставленную на платной охраняемой стоянке черную спортивную «тойоту» с тонированными стеклами, достала мобильный телефон и по памяти набрала номер Виктора. Ответили после первого же гудка – последние два часа Киржач не находил себе места и извелся до белого каления. Ждал, гондон рваный, результатов операции по грамотному упаковыванию питерского гостя в кутузку.