Окончание. «Письмо девочки об отце»

Людмила Коваленко

Здравствуйте! Сейчас 11 часов вечера. На душе так гадко, выть хочется... А она плачет! Она плачет тихо, чтобы я не заметила, но ей это мало удается. Мне не хочется называть ее мамочкой, язык не поворачивается, точнее — рука не пишет. Пусть поплачет, ведь я тоже плакала, и не так, а сильнее и чаще. Она плачет из-за того, что не понимает меня. А мне сейчас совсем не хочется плакать. Хватит, наплакалась. Каждый день рыдала, а ей хоть какое дело было до меня. Она плачет, а у меня сердце щемит, но жалости никакой. Если бы она сейчас что-нибудь сказала мне или хотя бы себе, но вслух и про меня (про мою жестокость, свинство, что я хамкой выросла и т. д.), я бы не выдержала и взорвалась, наверное.

Я вот смотрю, она сидит и шьёт, шьёт, шьёт, как на каторге. А зачем? Муж пьёт, гуляет, подруги ходят в кино, на концерты, ездят за границу, а она сидит и шьёт, шьёт, шьёт, шьёт, день и ночь. Но для кого? Зачем? Зачем гробить свое здоровье, сидеть дома целыми днями. Дочь — хамка, муж дома не ночует. Я бы на ее месте сходила в парикмахерскую, сделала химию, накрасилась, изменила стиль жизни и многое другое. Но я, кажется, оторвалась от темы...

Она всё плачет. Тишина. Жутко. Вот она включила телевизор, поёт Малинин, а ей явно не до него, она думает о своей гадкой, противной дочери, которая чувствует, что всё больше и больше отдаляется от матери, всё больше не любит, даже ненавидит её. В ней меня всё бесит; жалкий вид, раздраженный голос, непонимание жизни, дочери да и многое другое.

Сколько жизни я у нее отняла. Неужели я такая бессердечная и жестокая.

Иногда она говорит такое или задает такие вопросы, или до нее не доходит такое простое и элементарное, что меня просто шокирует. И возникают разные мысли о том, что она просто дура или прикидывается такой.

А мне всё надоело. Хочется пойти куда-нибудь погулять, подцепить мальчиков и вытворить что-нибудь такое... Или пойти поиздеваться над кем-нибудь. А когда еще отец пьяный приходит и скандалы устраивает, тогда вообще хочется жизнь покончить самоубийством (на мотоцикле ехать и врезаться в дерево или машину, потом «скорая» приедет, милиция, знакомые, родные, подруги, друзья сбегутся...). Чушь, правда? А меня это устраивает. Ну ладно, спасибо, что прочитали это...»

Неделя за неделей лежало это письмо на моем столе. Без подписи, и ответа автор вроде бы не требует, а с другой стороны, как оставить без ответа? И что отвечать? Отругать за бессердечие и жестокость9 иди пожалеть за одиночество и неприкаянность?»

Нет, нельзя на ТАКИЕ письма, присланные в редакцию, отвечать публично, через журнал. Но у меня нет выхода, ведь я не знаю не то что адреса, но даже имени автора. А молчать, оставить такое письмо и дальше пылиться на моем столе или сдать его в архив я просто не имею права.

Безымянная девочка!

Понимаешь, мне очень страшно за тебя... Поэтому, пожалуйста, прости газету, вынужденную гласность — и откликнись, прошу тебя, слышишь?

Не жди, что я буду читать тебе нотацию и втолковывать прописные истины о том, что родителей следует любить и нехорошо так говорить о маме... Нет, я не стану этого говорить, прежде всего потому, что ты сама отлично всё это понимаешь. И еще потому, что очень любишь свою маму и очень страдаешь из-за ее незадавшейся судьбы. Страдаешь так, что чуть ли не ненавидишь самого родного тебе человека, смирившегося со своими бедами и неудачами. И ты чувствуешь огромную несправедливость такого своего отношения к маме, которой только и остается плакать — тихо, в одиночку, чтобы, не дай Бог, услышали... И тогда ты уже сама не поймешь, кого ты ненавидишь больше всех — наверное, саму себя? Ведь сколько раз ты в своем письме повторяешь с какой-то жестокой сладостью всякие обвинения в свой собственный адрес — и гадкая, и противная, и жестокая, и бессердечная. Плохо тебе сейчас, очень плохо... Ты совсем запуталась в мешанине своих чувств и забыла, наверное, что человеку дан еще и разум, он-то и помогает нам разобраться и в жизни, и в своем отношении к ней. Давай попробуем.

Начнем с того, что вокруг. Как я поняла из твоего письма, семье вашей приходится тяжко — пьет и скандалит отец. Это беда. И для тебя беда, а для мамы — вдвое, втрое больше. Сама подумай, ведь когда-то молодая мама выходила замуж за любимого человека и мечтала о счастливой дружной семье. Разве предполагала она, что так всё обернется? И ладно бы ей одной страдать, она как-нибудь перетерпела, но ведь отцовское пьянство на тебе сказывается. Вот и переживает мама, изводит себя, перекладывая на свои хрупкие плечи всю вину за пришедшую в ваш дом беду, за то, что не сумела сберечь семейный покой, за то, что не может обеспечить тебе нормальную юность... Оттого и молчит, не высказывается по поводу твоих грубостей — виноватой себя чувствует, корит лишь себя. Хотя, наверное, порой срывается, и тогда обижаешься и плачешь ты. Только, поверь, маме не легче от таких срывов, она после еще сильнее винит себя.

Ты не объясняешь, а я могу лишь предполагать, отчего твоя мама вынуждена день и ночь горбиться над шитьем. Берет ли она заказы, чтобы как-то свести концы с концами (жизнь-то с каждым днем становится всё тяжелее), или хочет тебя как-то приодеть, поскольку магазины, сама знаешь, пусты. А может, в этой работе она как бы забывается, уходит в себя от всех житейских передряг — так тоже случается. Помню, я никак не могла понять свою маму, когда после смерти моего отца она заладила каждый день стирать — хоть носовой платок, хоть чистое полотенце или какую-нибудь бесполезную тряпочку, лишь бы стирать... Мне тогда было всего восемнадцать лет и, конечно, трудно было сообразить, что в молчаливую и монотонную свою работу уходит мама от своего неизбывного горя. Видишь, как бывает.

Но больше всего, как мне кажется, раздражает тебя мамино смирение, ее неумение или нежелание — на твой взгляд — взять да и разорвать этот заколдованный круг несчастливой жизни, домашней каторги, безрадостного существования. Ты даже ясно видишь, как бы на ее месте сделала решительные шаги: сходила бы в парикмахерскую, сделала бы прическу, накрасилась и приоделась бы по последней моде. И изменила бы стиль жизни! Но ведь ты же, судя по письму, умная девочка, неужели ты всерьез думаешь, будто бы стиль жизни меняется при помощи парикмахерско-косметических мероприятий? Никогда этому не поверю... Другое дело, что ты не пускаешь свои мысли глубже таких поверхностно-легких рассуждений. Потому что если копнуть глубже — станет больно. И придут ужасные подозрения. «Сколько жизни я у нее отняла. Неужели я такая бессердечная и жестокая!»

Для начала успокойся чуть-чуть. По-настоящему бессердечные люди даже и не задумываются о своей жестокости — зачем? И не страдают бессердечные от своей несправедливости, допущенной ими по отношению к другим, далеким и близким людям. Ты страдаешь — значит, сердце у тебя живое, горячее, честное. Только вот с головой далеко не всегда оно в ладу.

Если голова с чувствами в согласии, она непременно подскажет чересчур пылкому сердцу, когда, скажем, стоит побороться за свою самостоятельность или проявить в споре настойчивость, а когда промолчать, может быть, просто пропустить мимо ушей невольно обидные мамины слова. Честное сердце остро реагирует на несправедливые упреки, но лишь разум поможет тебе понять, что говорит в эту минуту мамина обида на жизнь, её усталость, безысходность. И когда ты поймешь эту простую истину, то научишься не только страдать, но и сострадать. А значит, ощутить как свои эти мамины усталость и боль. И почувствуешь в себе силы, которые помогут тебе поддержать самого родного человека.

Вспомни, когда ты была совсем малышкой, мамины сильные и добрые руки поднимали тебя, если ты падала, утирали слезы боли и обиды, обнимали и согревали... А теперь пришла твоя пора. Ты выросла, стала сильнее — так помоги же ей!

Но вот беда-то — ни ты в свою новую, взрослую силу не веришь, ни мама в тебе ее не разглядела. Да и как разглядеть, если ты окружила себя высоченным частоколом и носа из-за этой ограды не кажешь, Да и мама целиком ушла в свои горести так, что не видит в этой черной мгле ни единого солнечного лучика. А ты говоришь — парикмахерская...

Знаешь, мне часто приходится в журналистской работе и просто в житейских разговорах защищать твоих ровесников, подростков. Действительно, взрослые нередко бывают несправедливы, отказывают детям в уважении, в праве на самостоятельность. Я и сама с таким отношением сталкивалась не раз сталкивалась, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас. Вот поэтому всякий раз, обращаясь ко взрослым, я прошу их: будьте внимательнее, бережнее к подросткам, постарайтесь понять их..! Однако в общении с моими юными друзьями я столь же часто обращаюсь с подобной просьбой и к ним самим. И вовсе не из каких-то там педагогических соображений. Просто, согласись, странно требовать от других полного понимания, если сам даже и не пытаешься понять, что тревожит, заботит, страшит других... А ведь как аукнется, так и откликнется.

Конечно, в 14 — 17 лет душа так переполнена собственными переживаниями, что ни на кого больше вроде бы и сил не хватает. Ведь не зря же подростковый возраст называют трудным. Он труден не только для окружающих тебя взрослых (не знаешь, как говорится, «на какой козе подъехать» к вам, таким вспыльчивым и обидчивым). Мне кажется, эта переходная пора тяжелее всего именно для самого подростка. Взрослеет тело, меняется психика — и одно за другим не поспевает, не согласуется.

Ты ведь и сама часто не в силах себя понять, правда?

Но вот беда: замыкаясь на собственных проблемах и переживаниях, ты сама себя загоняешь в тупик. И сама себя обкрадываешь, потому что душа твоя не может развиваться и богатеть без нормального, полноценного общения, без сострадания и любви. Поверь, на такой холодной и каменистой почве, как ненависть, равнодушие, презрение, не вырастают счастливые цветы. На ней вообще ничего не растет, кроме одиночества и неприкаянности.

Давай немножко отвлечемся в сторону, вспомни, наверное, были в твоей недолгой жизни случаи, когда тебе приходилось сделать что-то необязательное и хорошее, какую-то добрую мелочь в отношении совершенно постороннего человека. Ну, скажем, защитить слабого первоклашку от более старшего злого озорника. Или перевести через шумную улицу беспомощную старушку. Словом, каждому из нас время от времени предоставляется подобная возможность — проявить свою силу или доброту по своему собственному побуждению и безо всякой корысти. А вспомни, как становится на душе легко и светло после такого «бесполезного» поступка. Я не ошибаюсь9 А вот интересно, почему так.

Мне кажется, прежде всего потому, что в такие минуты мы чувствуем себя сильнее и добрее. И как-то больше начинаем себя уважать. И, наверное, чуточку гордимся (даже не признаваясь себе в этом) тем, что способны на благородство, на бескорыстие, на милосердие.

Но вот странность: иной мальчишка с удовольствием поднесет тяжелые сумки чужой бабушке, а своя, родная, не допросится, чтобы он за хлебом сбегал. Один мой знакомый мальчик очень просто объяснил мне эту странность. «Понимаете, посторонняя старушка и поблагодарит, и похвалит, чуть не прослезится от умиления. А мама или бабушка и слова не скажут, даже и не заметят... Зато если что не так сделаешь — держись! Обидно...» В самом деле обидно, что и говорить.

А теперь воспользуемся известным нам из школьной арифметики способом подстановки. Возьмем и поставим себя мысленно на место мамы, которая от зари до зари крутится со стиркой, уборкой, готовкой, починкой и ломает голову над тем, как при нынешней жизни прокормить семью. Да еще умудряется на работу ходить. И на родительские собрания, где, может быть, выслушивает претензии учителей в твой адрес... Часто ли наши мамы слышат не то что похвалу или восхищенные слова, но даже самое элементарное спасибо» за обед или выглаженную форму? Разве не обидно?

Вот попробуй проведи эксперимент. Улыбнись маме, предложи свою помощь, поблагодари за любую мелочь — только искренне, от сердца. Возможно, мама сначала опешит от неожиданности. Но в следующее мгновение ты увидишь, как просветлеет ее лицо, как потеплеют глаза — и ты ощутишь настоящее счастье, честное слово. Ведь это чудо — подарить человеку хоть минуту радости, и такое чудо ты вполне можешь сотворить.

Может быть, мой совет покажется тебе слишком примитивным, приземленным. Но что поделаешь, начинать-то нужно с малого. Что толку маяться, есть себя поедом, клясть судьбу? Если ты всерьез хочешь, чтобы судьба твоя стала более счастливой, чтобы возникло наконец понимание между тобой и мамой, надо что-то делать. И не тяни, пожалуйста, не дожидайся, чтобы первый шаг сделала мама. Пойми — сегодня ты сильнее, сегодня маме необходимо твое крепкое и надежное плечо. Только вместе вы сможете преодолеть все горести, а в одиночку несчастье способно победить каждую из вас.

И еще, прошу тебя — не перебирай в памяти все былые обиды. Ведь в любой, даже самой дружной семье обязательно случаются конфликты между родителями и детьми. Наверное, с этим и были связаны былые твои слезы, о которых ты пишешь, да? Вот только ты ошибаешься, думая, будто бы маме не было до тебя никакого дела. Наверняка она и сама не рада была, когда в сердцах накричит на тебя или, чего доброго, шлепнет. Но что случилось — случилось. Так что же теперь делать — мстить, что ли, маме, наказывать ее холодностью и безжалостностью, да еще в то время, когда ей и без того так-плохо9

Да полно, разве самой-то тебе от этого легче, счастливее живется9 Ты оглянись на себя — ведь вконец извелась, уж и жизнь тебе не мила. Ты перебираешь свои обиды, выискиваешь обидные, плохие, несправедливые слова, чтобы побольнее уколоть маму — а ранишь-то себя.

Вот пишешь ты, что все больше не любишь маму, что все в ней тебя бесит. Ошибаешься, дружок... Кабы не любила, так и не раздражали бы тебя ни ее «жалкий вид», ни тихие слезы, ни непонимание жизни.

Просто ты еще не умеешь любить. Точно так же, как не научилась пока сострадать А ведь любовь, представь себе, — сложная наука и великое искусство, и учатся ей всю жизнь. И есть три главных закона, на которых держится любовь.

Первый закон — понимание. Стремясь понять другого человека, ты скорее поймешь себя. И жизнь не будет казаться такой путаной штукой, потому что ты сможешь верно и справедливо оценивать свои поступки и отношение к тебе окружающих.

Второй закон — терпение. Не торопись винить человека во всех мыслимых и немыслимых грехах, не торопись обижаться. Попробуй понять причины его поступка и помочь ему, если он проявил слабость. И не жди мгновенных превращений и преображений — и люди, и отношения улучшаются медленно и постепенно. Нужно быть очень бережным и внимательным к человеку — это и называется терпением.

И третий закон любви — верность. Мне кажется, нет в жизни ничего хуже предательства. Предательство — это если мы бросаем друга, близкого, когда ему плохо, трудно, одиноко. А верность способна делать чудеса — ты, наверное, знаешь об этом из хороших книг. Однако в жизни бывает куда удивительнее, чем в книжке. В близкой мне семье любовь, верность терпение двух дочерей десять лет удерживали жизнь в безнадежно больной матери. В последние годы она уже не выходила из дому, но когда мы, друзья этой семьи приходили в гости, то видели не измученных болезнью и заботами людей, а счастливую маму и таких же счастливых уже немолодых ее дочерей. Понимаешь, они были счастливы тем, что они вместе, и ничто — никакие труды и заботы — не были им в тягость.

Ты написала очень искреннее, очень откровенное письмо. Поэтому и ответить тебе я могу только с полной искренностью. И должна рассказать тебе о том, что уже больше двадцати лет тяжелым камнем лежит у меня на душе. Я знаю, ты поймешь меня.

У нас была хорошая семья — дружная, веселая, честная. Конечно, случались иной раз и маленькие ссоры, и непонимание, особенно когда я стала подрастать. Но все-таки мне повезло — я дружила со своими родителями, особенно с папой, которого считала самым умным, знающим и справедливым человеком в мире. Его все уважали, и неудивительно, что директор нашей школы как-то пригласила моего папу поговорить со старшеклассниками — о жизни, о политике, об истории. Но когда папа рассказал мне об этом приглашении, я, шестнадцатилетняя, только фыркнула и ехидно ответила. «Ты думаешь, это кому-нибудь нужно. Тоска такая...» Я и до сих пор не пойму, что за бес противоречия вселился в меня в ту минуту, ведь я отлично знала, что моим друзьям точно так же интересно общаться с моим отцом, как и мне... Но слово было сказано — обидное, несправедливое. Я видела, как больно воспринял его отец, но не нашла в себе сил как-то объясниться, извиниться — самолюбие меня заело. Словом, встреча не состоялась.

А через полтора года папы не стало. И я не успела попросить у него прощения — все как-то не до того было, да и забылась та стычка. Забылась… А потом вспомнилась и больше не забывается. Потому что уже никогда не смогу я объяснить папе, что вовсе не хотела его обидеть, не смогу сказать, что люблю и уважаю его, что мне очень не хватает его шуток, советов и даже недовольных «проборок», когда я в чем-то провинюсь. Никогда. Понимаешь, какое это беспощадное слово!

Возможно, кое-кто из взрослых читателей журнала скажет, что напрасно я так долго рассусоливаю над письмом неблагодарной девчонки. Что ж, может быть и такое мнение. Не исключаю, что и ты сама, когда писала свою исповедь, тоже предполагала подобную резкую реакцию. Но я не хочу тебя ни ругать, ни в чем-то упрекать. Я хочу другого - чтобы ты не ушла в тупик одиночества и ненависти. Мне страшно за тебя.

Если ты прочла, если поверила — откликнись, пожалуйста. Еще не поздно повернуть назад — к любви, к состраданию к людям. Я готова тебе в этом помочь.

Резюме:

Данное занятие необходимо в данном возрасте 14–15 лет, так как подростки вступают в период противоречия и противопоставления себя взрослым. Этот период характеризуется циничным отношением к близким (родителям, родственникам и т.д.), тем более что проблемы такого рода уже встречаются в среде 9–х классов.

«Эмоциональный пик» на мой взгляд, наступил во время выполнения 3 упражнения, так как дети не смогли представить жизнь без родителей. Они поняли, что не могут потерять родителей, они поняли, что ближе и дороже людей – нет.

Я считаю, что необходимо продолжать проводить подобные занятия и беседы на протяжении всего обучения школьника. Данные занятия являются буфером, сглаживающим углы конфликтов и противоречий кК внутри ученического коллектива, так и за его пределами.

[1] «Семья и школ». №2. 1991г.