разберусь. И послушай моего совета, спрячь его куда-нибудь подальше. А
главное, не давай никакого повода к толкам и пересудам. Повторяю тебе:
береги его и не болтай о нем.
- Вон какие загадки! А чего в нем опасного?
- Я еще не уверен и говорить не буду. Но в следующий раз, наверно,
кое-что услышишь. Пока прощай, я тотчас ухожу. - Он поднялся.
- Как тотчас? - вскрикнул Фродо. - А я-то думал, ты хоть неделю у нас
поживешь, и так надеялся на твою помощь...
- Я и собирался, да вот не пришлось. Меня вероятно долго не будет, но в
конце-то концов я непременно явлюсь тебя проведать. Будь готов принять меня
в любое время: я приду тайком. На глаза хоббитам я больше показываться не
хочу, я уж вижу что меня в Хоббитании невзлюбили. Говорят, от меня только
морока да безобразие. Кто, как не я сбил с толку Бильбо - а может, даже и
сжил его со свету. Мы с тобой, оказывается, в сговоре и сейчас делим его
богатства.
- Говорят! - воскликнул Фродо. - Говорят, конечно, - Оддо с Любелией.
Фу, какая мерзость! Я бы с радостью отдал и Торбу и все на свете, лишь бы
вернуть Бильбо или уйти вместе с ним. Я очень люблю родные места, но честное
слово, кажется зря за ним не увязался. Когда-то я его снова увижу - да и
увижу ли?
- Я тоже не знаю когда, - сказал Гэндальф. - И еще многого не знаю.
Будь осторожней! И жди меня в самое неподходящее время. А пока прощай!
Фродо проводил его до крыльца. Гэндальф помахал рукой и пошел широким
шагом; Фродо показалось, что старого мага пригибает к земле какая-то тяжкая
ноша. Вечерело, и его серый плащ вмиг растворился в сумерках.
Они расстались надолго.
Тень прошлого
Ни за девять, ни за девяносто девять дней разговоры не умолкли. Второе
исчезновение Бильбо Торбинса обсуждали не только в Норгорде, но везде и
повсюду: обсуждали год с лишним, а вспоминали и того дольше. Хоббитятам
рассказывали эту историю по вечерам у камелька, и постепенно Сумасшедший
Торбинс, исчезавший с треском и блеском, а появлявшийся с грудой сокровищ,
стал любимым сказочным хоббитом и остался в сказках, когда всякая память о
подлинных событиях померкла.
Но поначалу в округе говорили, что Бильбо и всегда-то был не в себе, а
теперь и вовсе свихнулся, дело его пропащее. Наверняка свалился в
какой-нибудь пруд или в реку - тут ему был печальный, но заслуженный конец.
А виноват во всем - кто же, как не Гэндальф!
"Оставил бы этот дурацкий маг хоть Фродо в покое - из него, глядишь, и
вышел бы толковый хоббит", - говорил кто поумнее, качая головой. И, судя по
всему, маг таки оставил Фродо в покое, но хоббитской толковости в нем не
прибывало. Фродо был тоже какой-то странный, вроде Бильбо. Траура он
соблюдать не стал и на следующий год задал праздник по случаю
стодвенадцатилетия Бильбо: полновесная, говорил он, дата. Но что это был за
праздник, всего двадцать приглашенных! Правда, ели до отвала и пили до
упаду, как говорится у хоббитов.
Словом, кое-кто очень удивлялся, но Фродо взял обычай праздновать день
рождения Бильбо, соблюдал его год за годом, и все привыкли. Он сказал, что
Бильбо, по его разумению, жив живехонек. А когда его спрашивали, где же он,
Фродо пожимал плечами.
Жил он особняком, как и Бильбо, только друзей у него было много,
особенно среди молодежи. А вполне своими чувствовали себя в Торбе Перегрин
Крол (для друзей просто Пин) и Мерри Брендизайк (полное имя его было
Мериадок, но об этом очень редко вспоминали). Фродо гулял с ними по горам и
долам, но чаще бродил один, и простой народ дивился, чего ему не спится по
ночам. Мерри и Пин подозревали, что он спознался с эльфами, по примеру дяди
Бильбо.
Время шло, и все стали замечать, что Фродо тоже не худо "сохраняется":
у него по-прежнему был вид крепкого и ловкого хоббита едва за тридцать.
"Кому везет, тому и счастье" - говорили о нем; но, когда ему подкатило к
пятидесяти, народ насторожился.
Сам Фродо, оправившись от первого огорчения, обнаружил, что быть
господином Торбинсом, хозяином Торбы-на-Круче, очень даже приятно. Десяток
лет он просто радовался жизни и в будущее не заглядывал - хотя иногда
все-таки жалел, что не ушел с Бильбо. И порою, особенно по осени, ему
грезились дикие, неизведанные края, виделись горы, в которых он никогда не
бывал, и моря, о которых только слышал. Он начал сам себе повторять: "А
когда-нибудь возьму и уйду за Реку". И тут же внутренний голос говорил ему:
"Когда-нибудь потом ".
Между тем приближалось его пятидесятилетие - а пятьдесят лет казались
Фродо весьма знаменательной (и даже зловещей) датой. В этом самом возрасте
Бильбо сделался отчаянным хоббитом. Фродо забеспокоился, любимые тропы ему
надоели. Он разглядывал местные карты, где Хоббитания была окружена белыми
пятнами. Он все чаще и все дольше гулял один, а Мерри и другие друзья с
тревогою следили за ним. А кто следил, тот видел, как он заводит долгие
беседы с чужаками, которых в Хоббитании стало видимо-невидимо.
Ходили слухи о каких-то диковинных делах за границей; Гэндальф не
появлялся уже много лет и даже вестей о себе не слал, так что Фродо подбирал
всякую малую весточку. Через Хоббитанию поспешали большие отряды эльфов -
раньше-то хоббиты знали про них только понаслышке, а теперь эльфы шли и шли
по вечерам лесною окраиной, проходили и не возвращались. Они покидали
Средиземье: у них была своя судьба. Шли, однако, и гномы - тоже во
множестве. Древний путь с востока на запад вел через Хоббитанию в
Серебристую Гавань; гномы же издавна хаживали этим трактом в копи, на
Голубые горы. От них-то хоббиты и узнавали, что делается в чужих краях;
правда, хозяева были нелюбопытны, а прохожие неразговорчивы. Но теперь Фродо
все чаще попадались другие, дальние гномы. Они спешили на запад и, озираясь,
полушепотом, говорили про Врага и про страну Мордор.
Это слово было известно только по очень древним сказаньям: оно
затемняло их зловещей тенью. Оказывается, едва только Светлый Совет очистил
от злодейства Лихолесье, как оно закрепилось в древней своей твердыне, в
Мордоре. Черный Замок был заново отстроен, и от него расползался по
Средиземью холодный мрак и обессиливающий ужас. Всюду гремели войны. В горах
множились орки. И тролли стали не те, что прежде, - не тупоумные и
косолапые, а хитрые и по-новому вооруженные. Заходила речь и о чудищах
пострашнее - но тут уж говорили обиняками.
Простой народ, конечно, знал об этом маловато. Однако даже самые
тугоухие домоседы и те кое-что прослышали; а кому случилось побывать на
границе, те и повидали.
Однажды весенним вечером у камина в "Зеленом Драконе" Сэм Скромби,
садовник Фродо, вел беседу с Тодом Пескунсом, мельниковым сыном. Вокруг
собрались завсегдатаи кабачка.
- Чудные нынче ходят слухи, - заметил Сэм.
- А ты уши развесь, - посоветовал Тод, - еще и не то услышишь. Поди вон
к моей бабке - она тебе нарасскажет! - Что ж, - сказал Сэм, - и бабкины
сказки иной раз не мешает послушать. Она ведь их не сама придумала. Взять
хоть тех же драконов.
- Возьми их себе, - сказал Тод, - мне не надо. Я про них карапузом
голоштанным наслушался, а как штаны надел, так и думать забыл. У нас в
Приречье только один дракон, да и тот зеленый. Верно я говорю? - обратился
он к слушателям, и те дружно захохотали.
- Это ты меня уел, - засмеялся с прочими и Сэм. - А вот как насчет
древесных великанов? Говорят, за северными болотами недавно видели одного -
выше всякого дерева!
- Кто это говорит?
- Ну, хоть бы и мой братан Хэл. Он работает у господина Боббера и все
время бывает в Северном уделе. Он и видел.
- Этот увидит, только нам не покажет. А уж чего он там видит - ему,
конечно, виднее, раз другим-то ничего не видать.
- Да нет, настоящий великан - за один шаг три сажени отмахивает, а сам
вроде громадного вяза, идет-шагает!
- Вязы не шагают, а растут, где выросли.
- Да шагал же, говорят тебе, а вязы там не растут.
- Ну а коль не растут, так откуда же он там взялся? - отрезал Тод.
Кругом одобрительно засмеялись: Тода не объедешь.
- Язык у тебя здорово подвешен, - сказал Сэм, - только ведь не один наш
Хэллиус всякого-разного навидался. По всей Хоббитании говорят, что такого
еще не было: идут и идут с востока невиданные чужаки, целыми толпами. И
слышал я, что эльфы стронулись на запад, к гаваням за Белой Крепостью. - Сэм
как-то неопределенно махнул рукой: ни он и никто из хоббитов не знал, какое
и где это там Море за их западной окраиной, за древними руинами. Были только
старые предания про Серебристую Гавань, откуда отплывают и не возвращаются
эльфийские корабли. - Плывут они и плывут, уплывают на запад, а нас
оставляют, - проговорил Сэм чуть ли не нараспев, печально и торжественно
покачав головою.
Тод фыркнул:
- Старые байки на новый лад. Да мне-то или тебе какое до них дело? И
пусть себе плывут! Хотя куда им плыть: ты ведь этого не видал, да и вообще
никто не в Хоббитании. Может, и не плывут, кто их разберет.
- Ну, не знаю, - задумчиво сказал Сэм. Он однажды вроде бы видел эльфа
в лесу и все надеялся, что когда-нибудь еще увидит и порасспросит. Из
легенд, слышанных в детстве, ему больше всего запомнились обрывочные
рассказы про эльфов. - Даже и в наших краях есть такие, кто понимает Дивный
Народ и умеет с ним разговаривать, - сказал он. - Тоже и мой хозяин,
господин Торбинс. Он рассказывал мне, как они уплывают, и вообще у него что
ни слово, то эльфы. А уж старый Бильбо, тот, помню, про них все на свете
знал.
- Оба сдвинутые, - сказал Тод. - Старик Бильбо, тот совсем, а теперь
вот и Фродо тоже сдвинулся. От него, что ль, ты слухов набираешься? Гляди,
сам не свихнись. Ладно, ребята, кто куда, а я домой. Бывайте здоровы! - Он
выхлебнул кружку и шумно распрощался.
Сэм еще посидел, но больше ни с кем не разговаривал. Ему было о чем
поразмыслить. И работы на утро в саду непочатый край, лишь бы ведро. Всходы
все гуще. Работа, конечно, работой... А Сэм думал совсем о другом. Потом
вздохнул, поднялся и вышел.
Апрельское небо расчищалось после проливного дождя. Солнце село, и
прохладный вечер, отступая, тихо тускнел. Ранние звезды зажигались над
головой Сэма, а он брел вверх по склону, задумчиво и чуть слышно
насвистывая.
Между тем объявился Гэндальф, всегда неожиданный гость. После Угощения
его не было три года. Потом он мимоходом наведался, внимательно поглядел на
Фродо, сказал ему пару пустяков - и даже ночевать не остался. А то вдруг
зачастил: являлся, как смеркнется, но к рассвету словно бы его и не было.
Где и зачем пропадает, не объяснял, а интересовался только здоровьем Фродо,
да всякой чепухой.
И вдруг даже этим перестал интересоваться. Девять с лишним лет Фродо
его не видел и ничего о нем не слышал: должно быть, решил он, Гэндальфу
просто больше нет дела до хоббитов. Но однажды вечером, когда наплывали
сумерки, раздался знакомый стук в окно кабинета.
Фродо от всей души обрадовался старинному приятелю. Они стояли и
разглядывали друг друга.
- Ну, все в порядке? - спросил Гэндальф. - А ты молодцом, Фродо!
- Да и ты, - сказал Фродо, а про себя подумал, что маг постарел и
сгорбился. Хоббит пристал к нему с вопросами, и они засиделись далеко за
полночь.
Позавтракали они поздно, и маг уселся с Фродо перед раскрытым окном. В
камине полыхал огонь, хотя и солнце пригревало, и с юга тянул теплый
ветерок. Отовсюду веяло свежестью, весенняя зелень разливалась в полях, и
яркой листвою курчавились деревья.
Гэндальф припоминал, какая была весна почти восемьдесят лет назад,
когда Бильбо умчался за приключениями без носового платка. С тех пор волосы
Гэндальфа еще побелели, борода и брови отросли, лицо новыми морщинами
изрезали заботы, но глаза блестели по-прежнему, и кольца дыма он пускал с
обычным смаком и сноровкой.
Но курил он молча, и Фродо тоже сидел тихо, сидел и думал. Яркий
утренний свет омрачало предчувствие недобрых вестей Гэндальфа. Наконец он
сам решился прервать молчание.
- Ты было начал мне что-то говорить про мое Кольцо, Гэндальф, -
напомнил он. - Начал, да не кончил, отложил на утро. Может, сейчас
продолжишь? Ты говоришь, Кольцо опасное, а мне, знаешь ли, непонятно. Что
значит - опасное?
- А вот слушай, - отвечал маг. - Могущество у него такое, что сломит
любого смертного. Сломит и овладеет им... Давным-давно в Остранне были
откованы эльфийские кольца: колдовские, как вы их называете, кольца - они и
правда были не простые и разные, одни более, другие менее могущественные.
Менее могущественные были всего лишь пробой мастерства, тогда еще
несовершенного, - но даже эти кольца, по-моему, опасны для смертных. А уж
Великие Кольца, Кольца Всевластья, - они гибельны. Надо тебе сказать, Фродо,
что смертные, которым доверено владеть Магическими Кольцами, не умирают, но
и не живут по-настоящему: они просто тянут лямку жизни - без веселья, без
радости, да еще и с превеликим трудом. И если смертный часто надевает
Кольцо, чтоб стать невидимкой, то он тает - или, как говорят Мудрые,
развоплощается, - а потом становится невидимкой навечно, зримый только глазу
Властелина Колец. Да, раньше или позже - позже, если он сильный и добрый, -
но ему суждено превратиться в Прислужника Темных Сил, над которыми Царит
Черный Властелин.
- Ужас какой! - сказал Фродо.
И они надолго замолчали. Только садовые ножницы Сэма Скромби щелкали за
окном.
- И давно ты это знаешь? - спросил наконец Фродо - А Бильбо знал?
- Бильбо знал ровно столько, сколько тебе сказал, - отвечал Гэндальф. -
Иначе он не оставил бы тебе такое опасное наследство, даже и на меня бы не
понадеялся. Он думал, что Кольцо очень красивое и всегда может пригодиться;
а если с ним самим что-то не так, то Кольцо тут не при чем. Он говорил, что
Кольцо у него из головы нейдет и все время его тревожит; но дело-то, думал
он, не в Кольце. Хоть и понял: за ним надо приглядывать, оно бывает меньше и
больше, тяжелее и легче, а может вдруг соскочить с пальца и пропасть.
- Да, это он мне написал, - сказал Фродо. - И оно у меня всегда на
цепочке.
- Весьма разумно, - заметил Гэндальф. - А свою долгую жизнь Бильбо с
Кольцом не связывал. Он думал, что у него просто судьба долгожителя, и очень
этим гордился. А жил в тревоге и безотчетном страхе. "Я стал тонкий и
какой-то прозрачный", - пожаловался он мне однажды. Еще немного - и Кольцо
взяло бы свое.
- Да ты мне скажи, ты это давно знаешь? - снова спросил Фродо.
- Что "это"? - сказал Гэндальф. - Я, Фродо, знаю много такого, что
никому не ведомо. Но если ты спрашиваешь про это Кольцо, то я, можно
сказать, и до сих про не все знаю. Осталась последняя проба. Но догадка моя,
без сомнения, верна... А когда меня впервые осенило? - Гэндальф задумался. -
Погоди-ка... да, в тот самый год, когда Совет Светлых Сил очистил Лихолесье
- как раз перед Битвой Пяти Воинств. Правильно, когда Бильбо нашел Кольцо.
Мне вдруг стало тревожно, но я не знал почему. Меня удивляло, как же это
Горлум завладел одним из Магических Колец - а что одним из Магических, это
было ясно. В разговоре с Бильбо он странно проврался - про "подарочек";
потом когда Бильбо поведал мне правду, я понял - тут, впрочем, и понимать
было нечего, - что оба они хотели доказать свое неоспоримое право на Кольцо:
Горлум, дескать, получил его "в подарочек на день рождения", а Бильбо
выиграл "в честной игре". Ложь ко лжи, да еще такая похожая, - конечно, я
забеспокоился. Видно, Кольцо заставляет врать и подсказывает вранье. Тут я
впервые понял, что дело совсем не шуточное, и сказал Бильбо, чтоб он был
поосторожнее с Кольцом, но он не послушался, и даже рассердился на меня. Что
было делать? Не отбирать же у него Кольцо - да и с какой стати? Я следил и
выжидал. Пожалуй, надо было посоветоваться с Саруманом Белым, но что-то меня
удерживало.
- Это кто? - спросил Фродо. - В жизни о нем не слышал.
- Откуда же тебе, - улыбнулся Гэндальф. - Ему до хоббитов дела нет -
или не было. Он великий мудрец - первый среди магов, глава Совета. Много
сокровенного открыто ему, но он возгордился своим знанием и вознесся над
всеми. С давних пор углубился он в тайны Колец, проницая сумрак забвенья; и,
когда речь о них зашла на Совете, слова его развеяли мою тревогу. Я отринул
подозрения, но не расстался с ними. И по-прежнему следил и выжидал.
Бильбо не старел, а годы шли. Шли и шли, словно бы не задевая его. И
подозренье вновь овладело мною. Но я сказал себе: "Он наследовал долгую
жизнь с материнской стороны. Не такие уж древние его годы. Подождем!" Я ждал
и бездействовал до прощального вечера Бильбо. Тогда он заговорил и повел
себя так, что во мне ожили все тревоги, убаюканные Саруманом. Я понял, что
тут зияет мрачная тайна. И потратил долгие годы, разгадывая ее.
- Но ведь ничего страшного не случилось? - испуганно спросил Фродо. -
Со временем-то он придет в себя? Успокоится?
- Ему сразу стало легче, как только он избавился от Кольца, - отвечал
Гэндальф. - Однако над Кольцами властвует лишь одна сила, и есть лишь Один,
кому все известно про Кольца и про то, чем они грозят своим владельцам, даже
временным. Правда, про хоббитов, кажется, никто ничего толком не знает.
Изучал их пока один я - и сколько изучал, столько изумлялся. То они мягче
масла, то вдруг жестче старых древесных корней. По-моему некоторые из них
даже могут долго противиться Кольцам - хотя вряд ли этому поверили бы в
Совете Мудрых. Так что, пожалуй, за Бильбо ты не волнуйся.
Он, конечно, владел Кольцом много лет и много раз надевал его. Оно
впечаталось в его жизнь, и отпечаток изгладится нескоро - лучше бы оно
больше не попадалось ему на глаза. Не попадется - и он, быть может, проживет
без него еще очень долго, ибо это легче, чем расстаться с ним. А расстался
он с ним по собственной воле, вот что самое главное. Нет, за Бильбо я
спокоен - с тех пор как он ушел, оставил Кольцо. Теперь твой черед и твой
ответ.
А ты меня очень тревожишь - ты и все вы, милые, глуповатые, бестолковые
хоббиты. Большая будет потеря для мира, если мрак поглотит Хоббитанию, если
все ваши потешные олухи - Бобберы, Дудстоны, Булкинсы, Толстобрюхлы и
прочие, не говоря уж о чудесных чудаках Торбинсах, станут жалкими трусами и
темными подлецами.
Фродо поежился.
- С чего это мы станем трусами да подлецами? - спросил он. - И кому
нужны такие подданные?
- Всеобщему Врагу, - мрачно ответил Гэндальф. - Хотя, по правде-то
говоря, доныне хоббиты ему и на ум не приходили - доныне, заметь! Скажи за
это спасибо судьбе. Но отныне Хоббитания в опасности. Вы ему не нужны - у
него хватает рабов, но теперь он вас не забудет. А мерзкие рабы-хоббиты ему
приятнее, чем хоббиты веселые и свободные. К тому же он озлоблен на вас, и
месть его будет страшна.
- Месть? - удивился Фродо. - А за что же мстить? Ну хоть убей, не
понимаю, при чем тут Бильбо, я и наше Кольцо.
- Как это при чем? - нахмурился Гэндальф. - Ты, видно, чего-то не
уразумел; впрочем, сейчас поймешь. Я и сам прошлый раз еще не был уверен, но
теперь-то все разъяснилось. Дай-ка мне Кольцо.
Фродо вынул Кольцо из брючного кармана и, сняв его с цепочки,
прикрепленной к поясу, нехотя подал магу. Кольцо оттягивало руку, словно оно
- или сам Фродо, или оба вместе - почему-то не хотело, чтобы его коснулся
Гэндальф.
Маг осторожно принял его. Кольцо было из чистого червонного золота.
- Какие-нибудь знаки на нем есть? -спросил Гэндальф.
- Никаких, - ответил Фродо. - На нем нет ни царапины, его словно никто
никогда не носил.
- Так смотри!
И к удивленью, если не к ужасу Фродо, маг вдруг швырнул Кольцо в огонь.
Фродо вскрикнул и схватил щипцы, но Гэндальф удержал его.
- Подожди! - повелительно сказал он, метнув на Фродо суровый взгляд
из-под седых бровей.
Кольцо не плавилось. Вскоре Гэндальф поднялся, опустил шторы и задернул
занавески. Тихая комната помрачнела, и только щелканье ножниц Сэма
доносилось из сада. Маг пристально смотрел в огонь, потом нагнулся, ухватил
Кольцо щипцами и ловко вынул его из угольев. Фродо перевел дыхание.
- Оно холодное, - объявил Гэндальф. - Возьми!
Ладонь Фродо дрогнула под неожиданной тяжестью.
- Возьми пальцами! - приказал Гэндальф. - И посмотри!
Фродо взял и увидел тонкую, тончайшую резьбу изнутри и снаружи Кольца.
Оно было словно испещрено легким огнем, ярким, но каким-то туманным,
проступившим из глубины.
- Мне непонятны эти огненные буквы, - сказал Фродо дрожащим голосом.
- Тебе непонятны, - откликнулся Гэндальф, - зато мне понятны. Старинные
руны эльфов, а язык мордорский. Я не хочу, чтобы он звучал здесь. На
всеобщий язык надпись можно перевести так:
А одно -- Всесильное -- Властелину Мордора,
Чтоб разъединить их всех и лишить их воли
И объединить навек в их земной юдоли...
Это строки из памятного одним эльфам стихотворного заклинания:
Три Кольца -- премудрым эльфам -- для добра их гордого,
Семь Колец -- пещерным гномам -- для труда их горного,
Девять -- людям Средиземья -- для служения черного
И бесстрашия в сраженьях смертоносно твердого,
А одно -- Всесильное -- Властелину Мордора,
Чтоб разъединить их всех и лишить их воли
И объединить навек в их земной юдоли
Под владычеством всесильным Властелина Мордора
Гэндальф глубоко вздохнул и медленно проговорил:
- Твое Кольцо - Кольцо Всевластья, которому покорны остальные
девятнадцать. Кольцо, утраченное много лет назад в ущерб власти Врага. Оно
ему нужно больше всего на свете - и он не должен его получить!
Фродо сидел молча и неподвижно, сжавшись от страха, словно его окутала
холодом и тьмою черная туча с востока.
- Так это - Вражье Кольцо? - пролепетал он. - Да как же, да зачем же
оно ко мне попало?
- А! - сказал Гэндальф. - Это очень долгая история. Началась она в те
Черные Лета, память о которых - достояние Мудрых, и то не всех. Если
рассказывать сначала, мы с тобою до осени тут просидим... Вчера я говорил
тебе о Сауроне, Властелине Колец. Твоих ушей достигли верные слухи: он
воспрянул, покинул Лихолесье и перебрался в Мордорский Замок - свою древнюю
крепость. Слово "Мордор" тебе знакомо: оно то и дело чернеет даже в
хоббитских летописях, источая страх и мрак. Да, снова и снова - разгром,
затишье, но потом Тьма меняет обличье и опять разрастается.
- Хоть бы при мне-то этого не было, - сказал Фродо.
- А при мне уже много раз было, - отозвался Гэндальф, - все-то всегда
говорили: хоть бы не при мне. Выбирать судьбу нам не дано; однако на этот
раз нам дано время, и главное - не упустить его. А время у нас, Фродо, едва
ли не на исходе. Враг с каждым днем все сильней. Ему еще нужен срок, но срок
не долгий. Надо опередить его замыслы и воспользоваться невероятным случаем
- быть может, себе на погибель.
Враг очень силен, но, чтобы сломить всякий отпор, сокрушить последние
оплоты и затопить Средиземье Тьмою, ему недостает одного - Кольца
Всевластья.
Три прекраснейших Кольца эльфы от него укрыли: рука его их не коснулась
и не осквернила. Семь Колец было у гномов; три он добыл, остальные истребили
драконы. Девять он роздал людям, величавым и гордым, чтобы поработить их.
Давным-давно превратились они в кольценосцев-призраков, в Прислужников
Мрака, его самых страшных вассалов. Давным-давно... да, очень давно не
видывали на земле Девятерых. Но кто знает? Мрак опять разрастается;
возможно, появятся и они, исчадия мрака... А впрочем, не будем говорить о
них сейчас, в милой Хоббитании, ярким утром.
Да, нынче так: Девять Колец у его подручных; и те из Семи, которые
уцелели, хранятся в Мордоре. Три покамест укрыты, но что ему до них! Ему
нужно Кольцо Всевластья: он выковал его, это его Кольцо, в него вложена
часть его древней силы - и немало ее ушло, чтобы спаять Кольца в черную
цепь. Если это Кольцо найдется, власть Саурона возрастет стократ, и даже Три
эльфийских будут ему подвластны: все сделанное с их помощью падет, и сила
его станет необоримой.
Мы стоим в преддверии страшной поры. Саурон думал, что Кольца
Всевластья больше нет, что эльфы его уничтожили, как и следовало сделать. А
теперь он знает, что оно цело, что оно нашлось. И сам ищет его, идет,
преклонив свою мысль сюда, на поиски. Такова его великая надежда - и великий
страх.
- Да почему, почему же его не расплавили? - вскрикнул Фродо. - И как
это Враг лишился его, если он такой могучий, а оно ему так дорого? - Он
сжимал Кольцо в руке, словно к нему уже тянулись черные пальцы.
- Оно было отнято у него в давние годы, - сказал Гэндальф. - Велика
была сила эльфов, и люди тогда еще были заодно с ними. Да, люди Западного
Края поддержали их. Не худо бы нам припомнить эту главу древней истории:
тогда было и горе, и мрак надвигался, но против них воздвиглась великая
доблесть, и тогдашние подвиги не пропали даром. Однажды я, быть может,
расскажу тебе эту повесть, или ты услышишь ее от кого-нибудь, кто знает ее
лучше меня.
А нынче тебе всего лишь надо узнать, как закатилась эта штука в Торбу,
что в Норгорде, Хоббитания, и тут тоже есть чего порассказать, так что
истории мы коснемся вскользь. Эльфийский царь Гил-Гэлад и Великий князь
Западного Края Элендил низвергли Саурона, но и сами пали в последней роковой
сече; и сын Элендила Исилдур отсек Саурону палец вместе с Кольцом и взял
Кольцо себе. И сгинул Саурон, и духу его в Средиземье не стало, и минули
несчетные века, прежде чем тень его вновь сгустилась в Лихолесье.
А Кольцо пропало. Оно кануло в воды Великой Реки Андуина. Ибо Исилдур
возвращался с войны по восточному берегу реки, и возле Ирисной Низины его
подстерегли орки с Мглистых гор и перебили почти всю его дружину. Он хотел
невидимкой спастись вплавь, но Кольцо соскользнуло с его пальца, орки
увидели его и поразили стрелами.
Гэндальф помолчал.
- И там, в темных заводях у Ирисной Низины, - продолжал он, - Кольцо
исчезло из легенд и былей; то, что узнал ты сейчас от меня, неведомо почти
никому, и даже Совет Мудрых пребывает в неведении о дальнейшей судьбе
Кольца. Ну вот, а теперь пойдет совсем другой рассказ.
Через несколько тысячелетий, и все же опять-таки давным-давно, в
Глухоманье, на берегу Великой Реки Андуина жил искусный и тихий народец,
похожий на брендидуимских хоббитов. Они плели тростниковые челны и плавали
по Реке, ибо любили ее. Была среди них почтенная семья, большая и
зажиточная; а главенствовала в ней суровая и приверженная древним обычаям
бабушка. Самый ловкий и пытливой из этой семьи звался Смеагорлом. Все ему
надо было знать: он нырял в омуты, подкапывался под зеленые холмы, добирался
до корней деревьев, но не подымал глаз к вершинам гор, древесным кронам и
цветам, раскрытым в небеса, - взгляд его был прикован к земле.
Был у него приятель по имени Деагорл, такой же остроглазый, но не такой
сильный, хитрый и шустрый. Однажды они отправились на лодке вниз к Ирисной
Низине и заплыли в заросли лиловых ирисов да пышных камышей. Смеагорл
выпрыгнул на берег и пошел рыскать по лугу, а Деагорл удил, оставшись в
лодке. Вдруг клюнула большая рыба и рывком стащила его за собою под воду.
Заметив на дне что-то блестящее, он выпустил леску, набрал в грудь побольше
воздуху, нырнул и черпнул горстью.