Оказалось, что это самое лучшее место из всех возможных, за исключением места рядом с моей женой. Оттуда, где я стоял, я с легкостью мог увидеть Гвен, и как только класс Руби закончил выступление, я провел остаток концерта глазея на свою супругу.
Если бы место рядом с ней оказалось свободным, я бы прокрался, взял ее за руку и не отпускал бы, пока не пришла пора уходить.
Однако в тот вечер удача была не на моей стороне.
Знаю, я должен больше стараться, должен показать ей, что могу быть тем мужчиной, в которого она когда-то влюбилась и за которого вышла замуж. Я надеюсь доказать ей, что могу измениться. Знаю, для этого нужно время, но я должен попытаться.
Первой меня замечает Руби. Я прижимаю палец к губам, жестом показывая ей молчать, и иду по проходу. Она поворачивается и смотрит вперед.
Могу представить, как дочь качает ногами взад-вперед, и Гвен вот-вот положит руку на ей колено, чтобы успокоить.
Место рядом с Гвен свободно. Я сажусь рядом, и она отодвигается. Я убеждаю себя, что она так сделала, потому что не знала, что это я. Но разве не должна она знать, или, по крайней мере, чувствовать, что это я? Или она уже забыла меня и продолжает жить дальше?
От этой мысли у меня все внутри переворачивается, и я прижимаю руку к животу, пытаясь избавиться от этого ощущения.
— Привет, — тихо говорит Гвен, но я прекрасно ее слышу, и дурное предчувствие сразу исчезает.
Если я когда-либо сомневался, что Гвен — любовь всей моей жизни, то этот короткий момент показывает, что так оно и есть.
— Привет, папочка. — Руби смотрит мимо матери.
Клянусь, она подмигивает, как будто у нее есть какой-то план, чтобы заманить меня сюда.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Гвен.
Я пожимаю плечами.
Честно говоря, если бы не тот кошмар, не уверен был бы я сегодня здесь, пытаясь доказать Гвен, что могу измениться. Что наша любовь еще жива.
Мысли о любви возвращают меня к разговору с Гейбом. Не знаю, кто этот человек, но он всегда оказывается рядом, когда мне нужно с кем-то поговорить. Он словно возникает из воздуха и всегда знает, что сказать.
— Я говорил серьезно прошлым вечером. Я хочу вернуть свою семью.
— Рори, мы уже это обсуждали, — бормочет она и отводит взгляд.
Сейчас не время и не место для такого разговора. Я знаю. Но еще я знаю, что время не ждет. Я хочу провести Рождество со своей семьей. Хочу проснуться в своей кровати, рядом с женой, когда наша дочь ворвется к нам и радостно закричит, что приходил Санта.
Чего я точно не хочу — так это думать о встречном иске, который заставляет меня подписывать мой адвокат. По правде говоря, я бы с удовольствием рассказал ему, что отправил его в шредер, где ему и место.
Однако все зависит от Гвен, и, учитывая, сколько она от меня вытерпела, мне придется нелегко на следующей неделе.
Гвен каменеет, когда я накрываю ее руку своей. Это удар прямо в сердце. Что ж, заслужил. Боюсь вспомнить, когда я в последний раз показывал жене, как сильно люблю ее. Прошли годы.
Годами накапливались оправдания, которые образовали между нами такую пропасть, что Гвен оставалось только расстаться со мной, а мне… Не уверен, что остается делать мне, но все скоро изменится. Я собираюсь измениться. Эти две женщины — самое важное в моей жизни, и я должен доказать им это.
Пастор Джон занимает свое место за кафедрой. Сжимая руками деревянную кафедру, он оглядывает свою паству. Сначала он говорит о погоде и о том, как опасны могут быть холода.
Он напоминает нам о необходимости позаботиться о тех, кто не может это сделать самостоятельно, и не забывать о тех, кто сбился с пути.
Я оглядываю прихожан в поисках Гейба. Насколько мне известно, он здесь бывает.
Двери открыты для всех, но это не значит, что все приходят. Некоторым сложно вынести вид бездомного человека, или тот факт, что он выпрашивает еду или деньги.
Сложно представить, что если бы я в тот день не выглянул в окно, то не познакомился бы с Гейбом — человеком, у которого, по-видимому, ничего нет, кроме слов мудрости, и который открыл мне глаза на то, каким я хочу стать. Тем, кто ставит семью на первое место, кто выполняет обещания и присутствует в жизни своих жены и дочери.
По церкви разносится слово «прощение». Оно поражает меня до глубины души. Вот в чем я должен убедить Гвен, и я знаю, что будет сложно.
Пастор Джон, продолжает свою проповедь, и кажется, будто он смотрит в глаза каждого из нас. Я не могу отделаться от мысли, что он говорит именно со мной. Знаю, что это абсурд, так как в церкви полно народу, но в его словах есть что-то такое, что мне кажется будто я здесь один.
Может, это сам Бог говорит мне, что я должен вымолить у Гвен прощения. Не только ради нее и Руби, но и ради самого себя.
Как только служба заканчивается, я встаю со скамьи и вытягиваю руку, чтобы Гвен и Руби шли впереди меня. Знаю, что пользуюсь ситуацией, но ничего не могу с этим поделать. Я кладу руку на поясницу Гвен и внутренне готовлюсь к тому, что она оттолкнет меня. Когда же этого не происходит, я вздыхаю с облегчением.
Я рад, что никто не останавливается, чтобы спросить помирились ли мы. Мне нужно время, чтобы поговорить с Гвен и вымолить второй шанс. Если это означает, что мне нужно встать на колени, я так и сделаю. Я сделаю все, что угодно.
Я веду их вглубь церкви, затем вниз по лестнице — в зал, где будут поданы закуски.
Как только мы оказываемся там, Руби убегает к группе детей, с которыми ходит в воскресную школу, и я использую эту возможность, чтобы затащить Гвен укромный уголок.
Когда-то давно мы с ней так делали. Когда только начали встречаться и ходили вместе в церковь. После службы мы прятались в уголке и целовались украдкой, подальше от любопытных глаз родителей, бабушек и дедушек.
Черт, я скучаю по тем временам.
Тогда жизнь была простой — проснулся, сделал все дела и встретился со своей девушкой после уроков.
Никакого стресса.
Никаких счетов.
Просто жизнь.
— Рори…
Я поднимаю руку, прося ее дать мне шанс высказаться.
— Помнишь, когда я обещал отвести Руби украшать печенье?
Не дожидаясь ответа, я продолжаю:
— В тот вечер я шел домой, чтобы подготовиться к вечеринке Джерри, но что-то остановило меня, и я оказался здесь. Я наблюдал за тобой и видел, как ты несчастна из-за меня.
Руки Гвен начинают дрожать, и она оглядывается, вероятно, пытаясь понять, слышат ли нас люди. Даже если и так, мне все равно. Она должна знать, что я чувствую. И если кто-то слышит, то может быть, при случае они замолвят за меня словечко.
— Я не могу здесь разговаривать, — говорит Гвен и уходит, не дав мне возможности что-то сказать.
Мои глаза следят за каждым ее движением, пока она не исчезает за дверью. Я разворачиваюсь и улыбаюсь, хотя, вероятно, это больше похоже на гримасу. По крайней мере, это то, что я чувствую. Очень трудно притворяться, что все в порядке.
Руби замечает меня и пытается улыбнуться, но лицо у нее грустное. Знает ли она, что я здесь, чтобы вернуть ее маму? Что хочу вернуться домой, и чтобы мы снова стали семьей?
Кажется, будто дверь, за которой скрылась Гвен, насмехается надо мной. Наконец я решаю, что с меня хватит, иду к двери и стучу один раз, прежде чем взяться за ручку. Ручка легко поворачивается, и я захожу внутрь. Моя жена стоит в углу и вытирает глаза. При виде меня она отворачивается к стене.
— Зачем ты пришел, Рори?
— В церковь или в эту комнату, Гвен? Возможно, ты не захочешь услышать ответ ни на один из этих вопросов.
Гвен не поворачивается ко мне, даже когда я подхожу ближе.
— Ответь на оба.
— Ну, что касается церкви, то я не знаю. Мне приснился кошмар…
— Нам всем снятся кошмары, Рори. Я в живу в нем.
— Гвен…
— А другая причина?
Я вздыхаю и продолжаю подходить к ней ближе.
— Когда я проснулся, мне потребовалось время, чтобы осознать, что то, что я пережил, было всего лишь сном. В нем были ты и Руби, но я не был твоим мужем или ее отцом. Мы жили в одном городе и не знали друг друга. Мне стало так плохо. Я чувствовал себя опустошенным и потерянным. Так же, как я чувствую себя сейчас.
Гвен откашливается и смотрит на меня через плечо. Тушь размазалась и стекает по ее лицу, а глаза покраснели. Все во мне кричит, что нужно подойти к ней, заключить в объятия, и сказать ей, что люблю ее и сделаю все возможное, чтобы все исправить.
— Я надеялся, мы сможем поговорить позже, — говорю я ей, когда моя ладонь обыденным жестом ложится ей на бедро.
Но для меня нет ничего обыденного в прикосновении к женщине, которую люблю. Я готов вывернуть душу, чтобы объяснить, что чувствую.
Она качает головой.
Ладно.
Буду разговаривать с ее спиной, если придется. Мне нечего терять.
— Не знаю, что произошло в тот вечер, но в моем сне будто поднялась какая-то завеса, и я смог видеть ясно. Вот только я стоял за пределами какого-то пузыря и смотрел, как проходит моя жизнь. Вы с Руби были в этом пузыре, и я вас видел, но не мог прикоснуться ни к одной из вас, и вы не слышали, как я звал вас по имени. А потом в какой-то момент мне показалось, что ты слышишь меня, и смотришь в мою сторону, но ты была совсем не похожа на мою Гвенни. Твой дух угас, твое природное сияние исчезло, и в твоих глазах больше не было блеска. И я понял, что именно я сотворил такое с тобой, разрушил нашу семью. Теперь я это понимаю, Гвен, и мне очень жаль, что мне потребовалось столько времени, чтобы это осознать. Я думал, что работаю, чтобы обеспечить вас самым лучшим, но оказалось, что просто отдаляюсь от людей, которых люблю.
Гвен поворачивается, и я начинаю сокращать расстояние между нами. Не колеблясь, я притягиваю ее к себе.
Она словно каменная, что вполне объяснимо. Обхватив ее руками, я вдыхаю ее запах, пытаясь запомнить аромат ее духов, потому что он мне понадобится, чтобы пережить эту ночь.
— Не знаю, Рори.
— Я знаю. Все, о чем я прошу — это шанс, и если я не смогу доказать тебе, что достоин твоей любви, достоин быть твоим мужем, мы сделаем все по-твоему.
— Дело не только в любви. Мне нужен равный партнер. Я хочу, чтобы мой муж, отец моей дочери, сделал семью приоритетом.
— Я сделаю это.
Гвен отводит взгляд. Хотел бы я заглянуть ей в голову и узнать, о чем она думает.
Прищурившись, она оборачивается.
— Ты сказал, что был здесь, когда мы украшали печенья.
Я киваю.
— Да, только снаружи.
— А как же Джерри?
Вместо того чтобы ослабить хватку, я сжимаю руки и смотрю ей прямо в глаза.
— Я не пошел на его вечеринку. Когда он позвонил на следующее утро, я сказал, что все должно измениться и что как только пробьет пять часов, я заканчиваю рабочий день. Я дал ему понять, что больше не могу отвечать на его звонки среди ночи или по выходным, и с этого момента буду относиться к нему как к обычному клиенту.
— И? — Она вскидывает бровь.
— И… это его не обрадовало.
Я пожимаю плечами.
— Не знаю, что будет после Нового года, и, честно говоря, мне все равно. Ты была права, как всегда, — поддразниваю я. — Я трачу на него слишком много времени, и это мешает мне выполнять свои домашние обязанности. Быть мужем для тебя и отцом для Руби. Мне нужно было отказаться от чего-то. И я не мог отказаться от вас.
— Хочешь пойти завтра со мной и Руби выбирать рождественскую елку?
— С удовольствием.
Я подумываю о том, чтобы поцеловать ее в нос, но не решаюсь. Было бы здорово, если бы прямо сейчас появилась веточка омелы, потому что мне пригодилась любая помощь.
Я смотрю вверх с надеждой, но ничего не происходит.
Может быть, в следующий раз.
Глава 6
Гвен
Я вешаю сумку на плечо, обхватив пальцами ручку, и перебегаю улицу в сторону магазина одежды. На дороге слякотно и скользко из-за месива из снега, грязи и соли, которым пытались растопить лед.
Но сначала мне нужно забежать в кофейню. Когда я проснулась этим утром, мне жутко захотелось выпить мятного мокко. К счастью, сегодня нет очереди. Обхватив ладонями горячий стаканчик, я подношу его к губам и вдыхаю зимний аромат. Но прежде чем сделать глоток, я замечаю Гейба — бродягу, с которым подружилась моя дочь. Он стоит под навесом одного из магазинов со стаканчиком в руке. Мне не видно, просит ли он у кого-то мелочь или просто держит стакан, в надежде, что кто-нибудь смилостивится и подаст ему пару монеток.
— Еще один стакан, пожалуйста, — говорю я баристе. — И немного вашей выпечки.
— Конечно, — отвечает девушка.
Через несколько минут, пытаясь удержать в руках два стакана и пакет со свежей выпечкой, от которой мой желудок начинает урчать, я останавливаюсь перед Гейбом.
— Здравствуйте.
Он улыбается и продолжает трясти чашкой, желая прохожим счастливого Рождества, хотя они игнорируют его.
— Как поживаете, Гейб?
— Все хорошо, мэм.
Его вежливость вызывает у меня улыбку, и я протягиваю ему кофе и пакет с выпечкой.
— Это для вас.
Гейб смотрит на меня, потом на пакет. Мне грустно видеть его нерешительность, хотя он, несомненно, голоден. Прошлым вечером он таким не был, и, возможно, кто-то в городе сказал ему что-то.
— Спасибо. Вы не обязаны были этого делать. — Он тут же открывает пакет и, как мне кажется, глубоко вдыхает.
— Я знаю, но моя дочь считает вас своим другом, и я хотела бы… Ну, не знаю, чего бы я хотела сейчас.
— Счастья, — говорит Гейб, но я не уверена, отвечает ли он мне, или находится под впечатлением от лучшего пончика с яблочным сидром в Новой Англии.
— Рада, что вам понравилось, — указываю я на наполовину съеденный пончик, не обращая внимания на крошки, прилипшие к его лицу.
— В вас есть надежда, — говорит он. — Я вижу ее в ваших глазах.
Я наклоняю голову и изучаю его.
— Надежда на что? – спрашиваю я.
Гейб задумчиво смотрит на прохожих. Интересно, пытается ли он меня игнорировать. Может быть, он просто хотел бы стоять здесь один, или может, он не в себе, либо страдает от посттравматического расстройства, и я слышу, только то, что хочу услышать. Но, кажется, это не тот случай.
— Забавно, какими несчастными иногда делает нас любовь. И все же в вас, кажется, есть искра. Я ее вижу, — говорит он спокойно.
Хотелось бы назвать его сумасшедшим и сказать, что он понятия не имеет, о чем говорит, но он прав. Проснувшись сегодня, я почувствовала себя лучше, как будто у меня стало больше энергии. Руби тоже это заметила. Она все утро весело болтала со мной о своем последнем дне в школе перед каникулами и о том, что она собирается крепко спать рождественским утром. Но я-то знаю, что это полная ерунда. Она проснется еще до рассвета и будет прыгать на моей кровати, умоляя встать, потому что к нам приходил Санта.
— Вы должны идти по пути, проложенному перед вами, а не по тому, что вы выдумали. Счастье там, оно ждет вас, и пока в вас есть надежда, вы найдете его. Спасибо за кофе и пончики, миссис Саттон. Очень признателен. Я покорен вашей добротой. Понятно в кого пошла Руби.
Он кивает, наклоняется, чтобы собрать свои вещи, и уходит. Я же остаюсь стоять, потеряв дар речи. Уже не раз этот человек говорит именно то, что мне нужно было услышать.
Не знаю, как долго я там стою. Гейб давно уже скрылся за зданием. Меня так и подмывает последовать за ним, спросить еще совета, но я продолжаю стоять на месте, все еще ошеломленная его красноречием. Хотелось бы знать, кем он был до того, как его демоны взяли над ним верх, и он оказался на улице, бездомный и нищий.
— Что ты делаешь? — Голос сестры застает меня врасплох.
— Хм… — оглядываюсь я, гадая, где именно нахожусь.
На глаза попадается витрина со сценой из фильма «Чудо на 34-й улице», где Крис Крингл держит за руку Сьюзен. Не помню, как добралась до универмага, но, тем не менее, я здесь.
— Ты в порядке? Может, ты упала и ударилась головой?
— Извини, что?
— Ты какая-то потерянная.
— Нет, я в порядке, просто…
— Просто что, Гвен?
Я качаю головой и улыбаюсь.
— Ничего. Все в порядке. Готова к великим покупкам? — пытаюсь я отвлечь ее.
Я могла бы поклясться, что Гейб стоит на другой стороне улицы, ближе к парку, а не на другом конце города.
Моя сестра вздыхает.
— Да. Мой список растянулся на целую милю. Ты придумала, что дарить маме и папе?
Я тянусь к двери.
— Понятия не имею. Им невозможно угодить.
Когда мы заходим внутрь, Санта сидит в сторонке и выкрикивает "Хо, хо, хо".
— Помнишь, как мы приходили сюда в детстве, чтобы посмотреть на него? — спрашиваю я, указывая на мужчину, одетого в красное.
— Да, и помню, как ты однажды дернула беднягу за бороду, потому что какой-то мальчишка сказал тебе, что она ненастоящая.
Я бледнею от воспоминаний.
— Санта сказал мне, что за это у меня в чулке будет уголь. Я была так напугана рождественским утром.
Элиза громко смеется при этом воспоминании. Я была в ужасе. Как и мои родители.
— Вперед, за покупками! — говорю я, таща ее по проходу.
— Эмбер к нам присоединится? — спрашивает сестра.
— Нет, она не смогла взять отгул. Что-то там с приближающимся аудитом в конце года.
Мы с Элизой начинаем вместе, но через некоторое время наши пути расходятся. Я не могу ничего найти, и меня это немного беспокоит. До Рождества осталось всего несколько дней, а мне еще столько всего нужно купить.
Я случайно натыкаюсь на отдел мужской одежды и колеблюсь, прежде чем переступить воображаемый порог. Мне здесь ничего не нужно, потому что подарки для Рори уже куплены и спрятаны глубоко в моем шкафу. Я не завернула их, в основном потому, что не знаю, кто их будет дарить, я или Руби. И все же я ловлю себя на том, что перебираю фланелевые рубашки, и беру парочку.
— Для кого они? — Элиза берет одну из рубашек и трет ткань между пальцами.
— Для Гейба. — Я резко замолкаю.
— Ты с кем-то познакомилась. — Это не вопрос, а скорее обвинение.
Мне требуется минута, чтобы прийти в себя после допущенной мной ошибки.
— Нет, и я не знаю, почему назвала его имя.
Я смотрю на груду одежды у себя в руках и понимаю, что последние несколько вещей действительно подобрала для этого человека. Я едва его знаю, но, кажется, хочу помочь. Я и раньше работала волонтером в приюте для бездомных, но никогда не покупала им одежду.
— Кто он такой?
— Помнишь человека, с которым Руби разговаривала на катке?
Элиза кивает.
— Ты покупаешь одежду для этого бомжа?
Слово бомж мне не нравится. Я морщусь, глядя на нее.
— Я вижу его по-другому. И Руби тоже.
— Ты точно не падала и не ударялась головой? Может, отвезти тебя в больницу?
— Трудно объяснить, но я разговаривала с ним несколько раз и… не знаю, что-то в нем есть. — Я делаю паузу и качаю головой. — Знаю, это трудно понять, возможно, это потому, что я переживаю из-за нас с Рори, я совершенно запуталась, но Гейб знает, что сказать, когда меня гложут сомнения.
— Теперь и я запуталась. Хочешь сказать, что доверяешь этому человеку?
— Нет, я такого не говорю. Как я уже сказала, это трудно объяснить.
— Ну, ты можешь объясниться позже, за обедом.
Я не удивлена, когда вижу Эмбер в ресторане, сидящую в одиночестве с двумя дополнительными меню. Оставив меня в мужском отделе, моя сестра уткнулась в свой телефон. Думаю, она позвонила Эмбер и сказала, что у меня кризис среднего возраста, потому что я делаю покупки для Гейба.
Элиза садится рядом с Эмбер, не оставляя мне выбора, кроме как сесть напротив них обеих. Я улыбаюсь, кладу свои вещи рядом с собой, беру меню и прячусь за ним, притворяясь, что все отлично. Ладно, может быть, не отлично, но я чувствую себя лучше с нашей последней встречи на катке.
Официантка подходит, принимает наши заказы и забирает меню, оставляя меня без прикрытия перед проницательным взглядом Эмбер.
— Ну, как дела на работе? — спрашиваю я ее.
— О, нет, нет. Мы здесь, чтобы поговорить о твоем таинственном мужчине.
Я закатываю глаза, затем бросаю острый взгляд на сестру, которая, очень кстати, высматривает что-то в окно. Меня так и подмывает выглянуть наружу, посмотреть, не найду ли я Гейба, чтобы отдать ему вещи, которые купила.
— Во-первых, он не таинственный. Вы видели его на катке на днях. Во-вторых, он не мой мужчина. — Я подражаю ее голосу, когда говорю «мой мужчина».
— Серьезно, что происходит? — спрашивает Эмбер и тянется через стол, чтобы взять меня за руку. — Ты начинаешь меня пугать. Скажи прямо, ты кого-то встретила?
— Думаю, она пе-ре-спа…
— Ладно, теперь ты ведешь себя глупо, Элиза.
Она пожимает плечами.
— А как еще объяснить твое легкомыслие? — спрашивает Эмбер.
— Что плохого в том, чтобы быть немного счастливой? — спрашиваю я их.
Эмбер и Элиза смотрят друг на друга, а затем обе наклоняются вперед.
— Послушай, я знаю, что формально ты замужем за моим братом, но надеюсь, ты все равно расскажешь мне… — она переводит взгляд с меня на Элизу и обратно, — ну, знаешь, если найдешь кого-то другого.
— О боже, просто остановитесь. Вы обе… — я качаю головой.
Мое более счастливое, чем обычно, поведение, вероятно, сбивает их с толку, но мне грустно думать, что ни одна из них не ожидала и не надеялась, что мы с Рори снова будем вместе.
— Рори, наконец, признал, что ставил работу превыше семьи, и обещает измениться.
— Ты ему веришь? — спрашивает сестра.
Всего несколько дней назад я плакала у нее на плече после того, как подала документы на развод.
Они обе смотрят на меня, приподняв брови. Откашлявшись, я говорю:
— Я прямо слышу, как у вас в головах крутятся шестеренки. У меня тоже. Я все время спрашиваю себя, что же мне делать.
— И что же? — спрашивает Элиза.
— В том-то и дело, что я не знаю. Для меня это неизведанная территория.
Теперь настала очередь моей сестры потянуться к моей руке.
— Почему бы тебе не начать с самого начала, чтобы мы с Эмбер помогли тебе принять лучшее решение?
Я киваю и улыбаюсь.
— Рори вчера пришел в церковь. Он сидел рядом со мной и Руби, как будто между нами ничего не изменилось. Но дело не только в церкви. Он также пришел на концерт Руби. Он был внимателен к нам обеим, вел себя как любящий отец и нежный муж. Мне хотелось кричать и танцевать от радости, потому что это именно то, чего я так долго хотела.
— А что случилось потом? — Элиза уселась поудобнее.
— Он остался на ночь? — Эмбер наклоняется вперед.
— Нет. Он забрал Руби к себе, а на следующее утро отвез ее в школу.
— Я замолкаю, когда официантка приносит еду. — В общем, сижу я в церкви, и вдруг Рори садится рядом со мной, и держит меня за руку во время всей службы.
— И как ты себя чувствовала? — любопытствует моя сестра.
— Хорошо. Мои ладони взмокли, как тогда, когда мы только начали встречаться. После службы мы поговорили… ну, говорил, в основном, он. Я просто стояла, уставившись в стену, потому что не могла смотреть ему в лицо. Он знает, что все это из-за его работы, и говорит, что собирается измениться, что поставит нас на первое место.
Эмбер вопросительно смотрит на меня.
— Так в чем же проблема?
Я слабо улыбаюсь.
— Не знаю, верю ли я ему.
Я переключаю свое внимание на сандвич с индейкой, пару раз откусываю, прежде чем промокнуть рот салфеткой и снова встретиться с ними взглядом.
Первой заговаривает моя сестра:
— Прежде чем я начну говорить, знай, что я люблю тебя и поддерживаю все, что ты делаешь. Итак, предположим, Рори возвращается домой, все хорошо, он приходит домой к пяти и все такое, — говорит она, попеременно откусывая от своего сандвича, — ваши отношения от этого улучшатся?
— Может быть? — Я пожимаю плечами. — Мы уже давно не вели себя как муж и жена наедине.
— Ну а ты этого хочешь? — на этот раз спрашивает Эмбер.
Я сглатываю гигантский ком, образовавшийся в моем горле.
— Я скучаю по нему. Он — все, что я когда-либо знала, и эти последние месяцы были пыткой. Я не сплю и почти ничего не ем. Вчера вечером была первая ночь, когда я уснула не в слезах. И проснулась счастливой. Я до смешного рада, что сегодня вечером он присоединится ко мне и Руби.
— А что произойдет сегодня вечером? — спрашивает Эмбер.
— Мы идем выбирать рождественскую елку.
— И в спальне вы тоже воссоединитесь. — Элиза поигрывает бровями, но Эмбер толкает ее локтем в бок.
Иногда мне кажется, что у Элизы только одно на уме. К счастью, она решает, что ее обед важнее, и сосредотачивает свое внимание на нем. Мы продолжаем болтать, но в основном о том, что у детей скоро начнутся каникулы, о том, что времени ни на что не хватает, и кто кого приглашает на праздники. В этом году мне не надо волноваться по поводу приема гостей, чему я очень рада. Если у нас с Рори все получится, то, наверное, будет лучше, если мы проведем какое-то время вдали от семьи. Последнее, что нам обоим нужно — это вмешательство родителей.
Я стараюсь не забегать вперед, когда речь заходит о Рори. Мне хочется доверять ему и верить, что он изменится, но что-то внутри останавливает меня, хотя так не должно быть. Мне не нравится быть одной, и я не наслаждаюсь своей так называемой свободой, так что же это тогда такое? Все дело в Джерри и в его власти над моим мужем. Боюсь, наш брак не будет достаточно прочным, чтобы противостоять этому человеку и его финансовым потребностям.
Рори заслуживает второго шанса. К такому заключению я прихожу, прогуливаясь после обеда по парку. К моему большому удивлению я снова натыкаюсь на Гейба, но на этот раз он сидит на скамейке и читает книгу.
— Здравствуйте.
— О, миссис Саттон. Я так рад снова вас видеть. Он загибает угол страницы и кладет книгу рядом с собой, прежде чем я успеваю разглядеть название.
— У меня для вас кое-что есть. — Я протягиваю ему сумку с одеждой. — Не знаю, подойдет ли она, так что дайте мне знать в следующий раз при встрече, надо ли что-нибудь поменять.
Гейб роется в сумке, вытаскивает одну из рубашек и трется об нее щекой.
— Мягкая.
— И, надеюсь, теплая.
— Спасибо.
— Спокойной ночи, Гейб.
— И вам, миссис Саттон.
Глава 7
Рори
Я стою у входа на ферму Рождественских елок, ровно в назначенное время.
Руби выкрикивает мое имя, и я высматриваю поверх голов людей, пока не замечаю Гвен, пробирающуюся сквозь толпу. И от этого мое сердце начинает биться быстрее.
Как я по ней скучал! Я тороплюсь в их сторону, пока не оказываюсь лицом к лицу с женой. Я отчаянно хочу поцеловать ее, но страх того, что она мне откажет, слишком велик.
Двигаться маленькими шажками. Именно так я должен завоевать Гвен. Я наклоняюсь и поднимаю Руби. Держа ее на руках, я притягиваю Гвен к себе и целую ее в лоб, прикрытый вязаной шапочкой. Может, мои губы и не касаются ее кожи, но намерения ясны. Она должна понять. Я удивляюсь, когда она берет меня за руку, но изо всех сил стараюсь сдерживать эмоции.
— Ну что, пойдем за нашей елкой? — спрашиваю я моих девочек.
Если Гвен и шокирована тем, что я сказал «нашей», она этого не показывает. Надеюсь, что буду с ними в рождественское утро, независимо от того, проснусь ли я в доме или просто приеду до того, как Руби встанет. В любом случае, я собираюсь сделать все возможное в ближайшие дни, чтобы показать жене, насколько серьезно настроен.
— Я хочу самое большое дерево на свете.
— У нас нет места для самого большого дерева, — говорит Гвен Руби.
— А мы можем тогда купить очень большое дерево? Такое дерево, которое будет выше папы?
— Посмотрим, что сможем найти, — говорю я ей.
У нас есть традиция выбирать елку примерно за неделю до Рождества. И у меня, и у Гвен в детстве на Рождество были искусственные елки, и когда мы впервые съехались, то решили, что хотим что-то настоящее. В наше первое Рождество вместе, мы купили елку на следующий день после Дня Благодарения, и она засохла через две недели. Иголки с нее сыпались так, что мимо нельзя было пройти, и у нас не осталось другого выбора, кроме как выкинуть ее.
В следующий раз было ненамного лучше, и так, пока мы, наконец, не решили, что неделя до Рождества — самое подходящее время. Конечно, нам оставалось меньше вариантов для выбора, но мы совсем не возражали против той версии, что была у Чарли Брауна.
Как только мы ступаем на уже утрамбованный снег, Руби извивается, пытаясь вырваться из моих рук. Я спускаю ее на землю, и она убегает. Я опускаю руку, в надежде, что Гвен снова к ней потянется, но она этого не делает, поэтому я делаю то, что сделал бы любой мужчина, пытающийся вновь завоевать свою жену — сам беру ее за руку.
Мы гуляем по рядам, защищенные навесами от падающего снега. Вокруг столбов обмотаны гирлянды, которые освещают нам путь, а из динамиков, развешанных по углам, разносится рождественская музыка.
С тех пор, как мы с Гвен купили нашу первую елку, мы постоянно приходим сюда. Не знаю, почему мы возвращаемся — то ли из-за атмосферы, то ли того факта, что деревья здесь исключительно местные.
— Я нашла ее! — кричит Руби через пару рядов от нас.
Мы с Гвен направляемся туда и видим Руби, стоящую рядом с одним из помощников, одетым как эльф.