Supernova Live
Команда:
МС Жилищный
Ласка
Хайпмен
Голос в кинохронике
Персонажи:
Твардовский
Комендант
Эдита Прекрасная
Официантки
Пани Леокадия из мясного
Собаки разные
Эта Собака
Толпа людей
Паранормальные Явления
На сцене макет Новой Хуты. МС Жилищный, вожак этого афтерпати, держит в руках кукол персонажей этой истории. По ходу действия на заднике сцены появляются картинки, в комиксовом стиле описывающие разворачивающиеся темы, некоторые из них оглашаются через мегафон. Хайпмэн и Ласка – члены спецкоманды, которая общими силами создает картину происходящего. Хайпмен помогает МС Жилищному заканчивать фразы, подбирает рифмы и повторяет некоторые строки. В общем, все друг другу помогают, и царит атмосфера коллективной работы.
Кинохроника под помпезную музыку.
ГОЛОС В КИНОХРОНИКЕ: Под Краковом поднимается Новая Хута – гигантский металлургический комбинат и стотысячный город с таким же названием. На доселе мертвых просторах теперь кипит большая, творческая работа. Со всей Польши сюда стекаются людской поток строителей. Растет стройка, а в месте с ней растут и люди: ударники труда, новаторы и рационализаторы. Меняется пейзаж подкраковья. Там, где еще недавно тянулись луга, теперь растет самая большая стройка шестилетки. Там, где недавно не было ничего, вырастает город для нового человека. Человек здесь сможет с гордостью смотреть в будущее, которое берет в свои руки.
А в Новой Хуте польская весна
Кран тянет длань свою, и пахнут
Распаханные площади во рвах
Как Комсомольск в воспоминаньях наших
Прерывается. Дым, взрывы, мощные звуки, дающие начало шоу
MC ЖИЛИЩНЫЙ
Эй люди, люди ей, послушайте историю из прошлых дней, историю не то чтобы реальную действительную, но все-таки кровавую и отвратительную, из дней опасных, кумачово-красных не до конца ушедших и сумасшедших – рука, нога, мозг на стене, в каждом шкафу скелет, дом на районе, из времен таких, что чужие здесь не ходят - вот именно в них все и происходит, из времен работы до седьмого пота и рыл рабочих не дай Бог ночью таких вам встретить – хотя ведь это свои все, наши парни, девицы, отличные ребята, не обманитесь, грубы лицом, но вида не убогого, они все тоже не из одного логова.
А времена такие, что не до сантиментов, надо работать на двести процентов, на триста процентов – да кто их считает, на триста процентов – да Бог его знает, хоть стой хоть падай, давай вырабатывай, давай не ленись, на груди рук не складывай, сейчас на счету у нас каждые руки, они для работы, они не для скуки, они для полета – пусть будут могучи, взлетают над тучами, сквозь тучи видно ярче все, лучше.
Вид сверху – город, район, комбинат, серый дом дыма черные тучи, все пахнет новьем.
Лес рук мы видим во множестве сочетаний: под одеялом скакание, на семейном столе возлежания, стены подпирание, шахтерского лба вытирание, бутылкодержания, в драке махание, реже – кота ласкание. Делают руки людей вещи разные, вещи красивые и безобразные, и позволительные, и запрещенные в обществе, скажем мы так обобщенно.
Новый город Новая Хута, лес рук рабочих и жил раздутых, содранной кожи. Тут можешь ты все начать сначала, оставить судьбе жизни старой хлам, собрать всю семью – и переехать к нам, в город-новинку, в село-картинку, дальше ли, ближе.
Но новые люди – такого сорта, что как бы немного судьбой потертые, будто пластинка, любимая но заезженная, будто игрушка любимая но отверженная, лошадка, на которую, пока никто не смотрит, вскочить так хочется – такого сорта.
Так вот послушаем историю злодейства, давнего времени нездешнего места, из-за гор и леса, ангела и беса, огня вечного, наковальни и молота. Ох, тут нехолодно, ох горячо, ох кипяток, печка печет, и в этот огонь тянется все, как мухи в бульон, жвачка к пломбе, старый фанфарон к молодой секс бомбе.
Городок горячий, как будто чайник, в огне уродился вполне нечаянно, кипящим во всем - от бойни молодецкой до гроба недетского.
И весь этот жар на людей перебежал, в тела вбился, в головах поселился, искривил формы, поимел нормы, градусники взрываются, на висках жилы вздуваются, ведь этот город – золотая жила, мощь тыщи атмосфер нас окружила, температура накаляется, лучшие умы сюда стекаются, в мир преступный вливаются.
Это место большого взрыва космического, происшествия межгалактического, как будто новая звезда взорвалась, новая жизнь началась, в мир пролилась будто смазка, которая собой все смазала и теперь не смывается. Охренеть, от этого взрыва пространственно-временного, появляется город социалистический суперновый, вот такое время, сопляки, было в пятидесятых, сороковых, к черту подробности, не важно в каких.
А Супернова – звезда наших дней, небо осветившая и людей, начало обещающее нечто новое, интересно, хорошее или хреновое что выйдет из этой истории, знаете, давайте не подгоняйте, не нукайте и не пеняйте, просто «что дальше, дружище» спросите, да не гоните, язык просушите, чушь говорите вы. Все, хой, я иду домой, в свой долгий ящик - не буду ждать настоящего this is the end my friend, до смерти напиваться в баре, дерну дома со старой пивка, чай не баре.
Только секунда, а ну подождите, вы повнимательней на сцену смотрите, именно сейчас все и начинается, герой появляется, история разгоняется, вот оно героя нашего явление, сперва вступление, а потом выступление, появляются первые следы преступления, ай, молодца, быть ему до конца, до последней строчки, до последней точки, а там и я закончу.
Глядите, въезжает, полон амбиций, в город наш новый чувак из милиции, с местными дружен, но малость боится города нового, но хочет биться, будто бы рыцарь на поле битвы, верный победе он едет защищать местных королев, надев мундир свой из нержавеющей стали, здесь же кованный ненадеванный, спекулянтами неперепроданный.
В общем, служитель закона оставил краковского дракона, и по-соседски променял его на доменную печь. Здесь служба не дружба, а колдовство над ним висит - над городом звезда горит новая, разгорается, переливается, в общем, начинается – вот и на нашего федота пришла икота.
Картинка: Что ни день, то Министерство обороны отправляет в прокуратуру новое дело.
А в каменных джунглях содом и гоморра, в городе этом - идут разговоры по всей стране, люди мол гибнут, и нравы кривятся; полишинеля секрет или нет - кровавый рассвет в Новой Хуте бывает, тут убивают, и трупы лежат поутру распростертые, кровью растертые - веришь не веришь, а поседеешь.
Едет Твардовский - такая фамилия, прошу не смеяться, сделать усилие - да, вот такое вот лошье прозвание, чтоб ты смеялся, смехач ты драный; просто не знаешь ты, что Твардовский - это персонаж мифологии польской, в дни старины прилетевший с луны со злом бороться и разводить беды руками в битве за солнце, а тут ему зла инкубатор, самое днище, пять фур с говнищем - едет Твардовский пиздец свой разруливать, о стену биться, мрачное время пришло для милиции.
В комендатуру идет он - желаю вам здравия, прибыл я к вам в исполненье задания, в полное ваше распоряжение комендатуры моей в исполненье приказа бить заразу безо всяких яких работаю по криминалу да не за хвАлу, работы рад валу, палка за палкой растут показатели, в деле тяжелом меня испытайте вы, дайте мне дело потяжелее, да потуманнее, да поговнистее, горький свой хлеб заработаю чисто я, личную храбрость вам продемонстрирую, кто будет красть, тому покажу кто власть, будут бандиты немытые знать, кто в городе знать.
Эй же товарищ, начальник отважный, я сам не сахарный и не бумажный, я милиционер настоящий, выкован весь я из стали звенящей.
Ты тут сынок, прямо в сердце разборочки, это конечно в строю разговорчики, ты вот езжай-ка к Лелиту на мельницу, и поглядим на тебя - что изменится, быстро беги на осмотр улик, и мы посмотрим насколько велик сам ты, щенок, в наших раскладах.
Время для мелодии.
ЛАСКА
Сержант Львиное сердце, крепкий как три пакета в чашке вашей чайной, вот он идет смотрите, быстрый идет и смелый, сейчас он задаст всем перца, сейчас возьмет в обе руки дело это нечистое, и будет дело не на руку типам из рода быдлячего, “рука руку моет сказано” - но только не для Твардовского, без проволочек он хочет все сделать, сам с собой лясы точит с выраженьем лица телячьим.
MC ЖИЛИЩНЫЙ
(ЧИТАЕТСЯ НА МОТИВ «А ТЫИДЕШЬ ПО УЛИЦЕ, И ЗА ТОБОЙ ЛЕТЯТ БАБОЧКИ») А он идет по улице, и уже ясно каждому, что по плохому будет здесь, победу здесь одержит зло, под нос себе он говорит, бормочет, мелет языком - мол будет скоро каша здесь, кровь будет литься с молоком, ням-ням-ням-ням-ням.
(СНОВА ХИП-ХОП) Он идет и проходит мимо магазинов и лавок, где ценности материальные вывалены на прилавок, про Новую Хуту сказкам в стране не верят, говорят с недоверием, хотя тут очень неплохое снабжение заводское, все улыбаются, Твардовский также свежий банан на лице держит, и недочеты мимические под улыбкой разглаживаются, на вещи смотреть старается детективностно, перспективностно, улыбается, хотя благосостояние хромает, не выдерживает. Но пусть говорят лохи, что дела плохи в нашей социалистической родине Новой Хуте - будем сообща их гнуть мы, такое общее мнение, у нас тут все общее, общее имение и рога изобилия, йоу. О, памятник Ленину!
(ОБЕЗЛИЧЕННАЯ РЕПЛИКА) Партия и Ленин близнецы братья
кто более матери истории ценен?
Говорим Ленин - подразумеваем партия,
говорим партия - подразумеваем Ленин
MC ЖИЛИЩНЫЙ
Вождь с одобрением смотрит на Хуту, шагает довольно - он в нее верил, всюду продукты, деликатесы, ананасы, фрукты и другие припасы, архитектурный стиль неоклассики, и не какие-то сараи с шалашиками, а дома из стекла, красиво - не то что в Кракове старом витрина, хотя полоскали нашу Хуточку в хвост и в гриву, слухи кривые распускали, из головы брали, дурную славу Новой из пальца высасывали, врали из-за границы глотки нечистые, полные высокомерия крали народный кредит доверия, ну а как.
MC ЖИЛИЩНЫЙ Дети счастливые у нас тоже есть, только больно щекастые - но если уж кто любит поесть, пусть любит и работу, как сказал поэт, будет и от них польза - вот будут сдавать пролетарский тест, результат будет simply the best, better than all the rest. Они носят ошейники, как будто украшения, во время утех глубоко заглатывают колбаски, в порыве страсти причмокивают, ням ням, мол, “мамочка, дай еще этой краковской, чтобы всем в классе хватило”. А потом по школьному двору бегают без опаски, такая вот мода дурацкая на эти подвязки, но коль вокруг благоденствие, то такие вот такие жизни радости и сказки.
А люди тут довольно круглые, и мало на улице движения - в других измерениях выражается прирост населения, рабочее тело не исхудало, его не мало, вот в чем дело. Вот стоит человек большой как туча и тень могучую на траву отбрасывает, а вот на лавочке пани сидит округлая встать не может, о боже, хватается за поручень, сейчас упадет, завалится, ребенок ее придавится, и услышим мы крики ее отродья - но что это я, нет, встала, и, как мячик, поскакала дальше, ни одна не дернулась жила, как будто все так и было, а Ленин на это смотрит этак со знанием дела глазом полуприкрытым - это все от достатка, бормочет себе под нос наш паровоз повествования, пан Твардовский.
В наших больших людях проживает изрядный дух, есть чем заявить о себе увесисто нашим людям, Твардовский рядом с ними как будто пришелец с планеты Плюк, худой как жердь, к позвоночнику липнет желудок. Тихоходом на место событий приезжает, толстых деток и мысли о жире из головы прогоняет, думает о Лелите, и это ему утомительно - как куча букв не перемолотая фамилиятребует усилия для понимания, слова неосмысленные в голове повисли, картина преступления еще не проявилась.
Вот он дошел до места, подождал пока голова проветрится, смотрит - действительно, вот она, старая древняя мельница, народец вокруг собрался, болтают, впечатлениями обмениваются, при виде сержанта локтями давай толкаться, а мы тут случайно, с детишками прогуляться, пускали здесь самолетики и заехали на минуточку, я товарищ начальник я рядом живут вот туточки, за холмом, вы о чем, нет, не видел, и я не видел, и я тоже.
Толпа разрастается, праздношатается, их слова как флажки развеваются надо лбами, сплошные недоразумения проистекают из общего мнения, а между прочим тут случилось то что то важное, мельница хоть и старая, но не то чтобы модели древней, мрачное место, угрюмое, бурое, дурнопахнущее. Чем здесь так воняет опять, кричит, разойдитесь, чем-то получше займитесь чем загораживать мне обзор, позор, но вот ах, темно в глазах, ноги не ходят, горло не дышит, страх, видом ужасным как поводком по глазам дало, бах.
Твардовский бледнеет, с лица зеленеет, нет, нет, на сцену эту дурную глаза бы мои не глядели, сейчас сам упаду как труп, как же теперь спать, надо себе сказать строго - о вони трупной забудь, молодцом будь, труп не кусается, на людей не бросается, а боятся милиционеру не полагается, опомнись, возьми себя в руки, а то болоте служебно окажешься, умрешь со скуки. Вышел, тяжело сопит дышит, а ну-ка.
Что то же было там такое, кровавое и кривое, красное, уродливое, безобразное и тупое, чем просто нарезка из человеческого мяса? Послушайте, это место дьявольское, из-за кулис хор ангельский надрывается, архангельский - сокрушается, плачут женщины а бродячие собаки вместо драки на обед спускаются сюда - а тут валяются части тела расчлененного, кости от человеческого мяса отделенные, кусок руки и еще кишки, чтоб мало не показалось. Кости в большинстве своем разбросаны как попало, но хорошо вычищенны, чтобы следов не осталось расправы, дальше кусок бедра, от влажности уже всех цветов радуги, от разложения разбухший, говоря проще - вонючий, ох не тот это запах, чтобы хотелось нюхать его, а вот Твардовский должен перейти собственный Рубикон тяжелой своей профессии, застыл он в позе придавленной.
ЛАСКА
И что же теперь, такое преступление, такое убийство, свет наш черно-черный хочет видеть героя явление, а его душу на части рвет, пульс не по уставу высок, на мозг напирает давление.
MC ЖИЛИЩНЫЙ
Налейте сержанту, пущай накатит, а то не дай боже удар его хватит, и растает коллег признание, софитов мерцание, и прежде чем упадет занавес и кончится моя логорея, его карьере настанет полный the end. А осмотр места преступления произвести надо без промедления, но вот беда, где бы взять разумение - что за части тела лежат перед ним расцарапанные, что это за кусок корпуса и что за тела фрагмент… так, минуту, секунду, секунду, один момент: хватит сходить с ума, давай-ка рассудим, ему сейчас мозг для работы нужен, а не для того, чтобы множить внутренний мрак. Смотри-ка вот - вот часть руки как будто надкусанная со следами клыков, может это какая тварь которая под рабочего косит - впился и был таков в нашего человека, ежедневным трудом утомленного, мученика повседневности из рабочей кости?
А вот кусочек лома под полою пальто - это что? Улика, догадка, доказательство - или опять не то? Может это ключ, как в американском фильме, когда в венке сценария вдруг появляется главной суперулики вот такой цветок. А в карманах его - точней, того, что от него осталось, царствие ему небесное, согласно протоколу составленному оказалось… в общем, неинтересно: листовка какого-то не самого худшего бара, и еще кое-какие мелочи из кармана повыпадали: кости игральные и кошелек пустой. Может быть перед нами пример простоограбления с плохим концом… а вот еще под пластиковым футляром фото с милым вполне лицом, еще не старая девушка, Твардовскому вполне ровесница, веселая, симпатичная, прямо как будто светится, смотрит на оборот - там надпись “с любовью, Эдита”.
Бедная девушка, вот, теперь ее сердце разбито, так и выскочит поди из груди от слез. Сейчас сидит и думает - о любви боги, когда я увижу милого, когда же в ласки чертоги я провалюсь как в обмороке. Но стоит сбиться с дороги, как от человеческой жизни остается лишь малость, если телу живому острая сталь досталась.
Ходят эксперты, все головами вертят так недоверчиво, мол ексель моксель, ждать больше от этого мира нечего, кроме плохого, а в голове ни одной годной идеи, все ерундово, пара следов, догадок без счету, и все напрасно. Одно ясно - надо в «Мексику» эту скорей выбираться, в эту кафешку листовка которого была у него в кармане, там во всем разобраться, поговорить с его знакомыми напрямик, просто для понимания, что там вообще за место ну а может и вагон улик там найдется, может, там хорошо за воротник кладут. Спрашивает экспертов, они на контакт не идут, молчат, только слюну глотают да часто моргают, шепчут “Бесполезно, не ходи туда, пан сержант, там дьявола бездна”.
Твардовский все каракулями записывает, и рука у него дрожит, о чем-то с кем-то минуту назад говорил, а теперь мысль из головы бежит, голова гонит прочь мысли мрачные и проваливается в тишину, хотя в этой тиши стадо волков воет, как на луну, или кабанье стадо, овечье, человечье, людей и видов без счету, да ну.
Сам сержант не понимал, что с ним происходило, со сцены преступления словно оцепенении уходил он, глазами щурился, о шнурки спотыкался на каждом шагу, а тут еще закололо что-то такое в боку, невралгия, может - так то он был здоров, при поступленьи на службу проведал всех докторов, сдал тесты и до сих известен был хорошим здоровьем. Может быть, мало бегал - так ему казалось и немного боялось. В общем, город этот Твардовскому оказался, как не по Сеньке шапка, следствие как матрешка, раскрыл одно, а там другое, а тут еще - и не поймешь как быть, темперамент сержанта не латиносский, и до корней волос ненавидит он разнородность и переизбыток эмоций.
Темнеет в городе, чернеет ночь, Твардовский - такая у него карма - ходит и здесь и там, и вот он уже не бравый вояка - какой из него жандарм, когда разные страхи на кожу высыпают коростой, слоняется он поэтому по этому месту еще невзрослому, мрак накрывает свет и его поглощает, плащ ночи безжалостной хорошего не обещает, наваждениями и снами дурными умертвляет, от них не отделаешься, не убегай, постой, еще делов понаделаешь, и результат будет никакой, далекой от неба в алмазах заразой, останется плодом воображения больной головый рябой.
А звезда уже на горизонте наяривает безо всякой меры, ездит Твардовскому по глазам и по нервам, Твардовский бесится руками машет, ах ты звездулька ушлая, что из себя воображаешь-то, ну-ка пойдем выйдем на пару слов -- что, все бродишь? не подходишь? с ума меня сводишь? из головы тебя вырву, тебе навстречу выйду, подлая ты звездевка, жопастая однодневка, думаешь искусила или вот соблазнила, посмотрите какая лампочка тут у нас появилась! за зад тебя хватаю, увидишь что случится дальше, на Твардовского вырубаешься, даром по небу мотаешься, бебебе.
Словно тот мудрец с колпаком, астроном, он за телом небесно-голубым припустился, будто бросил удила, попустился и бежит за своим over the rainbow и как конь ржет, будто важный забег сливший, но жокея со спины скинувший. one man show, одним словом, устроил, а потом взял и рассыпался, что им.
Ну и что же, вот забегаловка эта самая, а сержант добежал, без сознанья лежал уже, звезду из виду потерял, но сам-то на месте. И вот тут появляется дилемма, проблема, - перед нами местность не очень-то, такая тема, вся поросшая кустарником и кусты там как попало расставлены. Здесь проходит граница города и на сцену откуда возьмись являются фантазмы и мистификации, и кто входит сюда, пусть оставит надежду снаружи, потому что не закон тут служит с оружием, а только свободная Мексика с ножами острыми дружит.
ЛАСКА
О Мексика ты Мексика приют ты для разбойников, для местных для работников, для шлюх и горняков, тут ножики летают, а бабы паненки убегают в панике, сюда опасновато ходить без автомата, в нос получишь или пером в ребро, так себе судьба тебя ждет здесь бро.
MC ЖИЛИЩНЫЙ
Портки расстегните, а приклады примкните, прячьте кэш пока свеж, сейчас здесь будет марракеш, без ссоры сюда не войдешь, будто в масло нож в этих людей входит лиходейство, легко - как женщины легкого поведения - на район. Что? весь город так говорит, едрен батон. Наш герой губы облизывает, на все это смотрит снизу вверх, как недобиток из провинции, и чувствует он, что хоть из милиции, должен насаждать тут закон, а он тут тем временем мнется и тянется за пистолетом.
Дома оставил.
Дебил ты этакий, в харю бы тебе плюнуть, следователь-расследователь, в рыло бы тебе сунуть, если ума не прибавится, ни с чем тебе не справиться. Мужское зреет решение - вхожу таки в заведение, там меня нахлобучат, жизни научат а тело мое замучат - и прости прощай, иностранчик, домой в гробу уезжай, сержантик. И никто о тебе не заплачет, клоун, что ты в форму свою упакован, а при этом, дурак, без оружия, ей же ей, сам же себе и удрУжил. Конец смеха, взялся за ручку двери, что внутри у Мексики, сейчас он сходу проверит, так ли все как в его больном воображении.
?
Прекрасные запахи, смачные блюда, а издалека ведь не скажешь, что чудо такое здесь получило прописку и кухня тут высока - здание низко, паршивого вида, а поди-ка - внутри-то Париж-мариж, блестит так что гляди сгоришь. Ну а снаружи то просто притон алкоголический, страшный как казнь египетская.
Люди сидят элегантные - нет, не бандисткий шалман, невзрачностью прикрытый с улицы, что то другое здесь делается, не верит своим глазам\Твардовский, смотрит на этот кладезь разврата, щерится\ а гости хохочут и будто цикады в лесу стрекочут.
Официантка кричит “Номер девятнадцать”, а перед гостями жаркое прекрасное как раз появляется, подливой политое, соус дымится. Солидная порция, с зубра размером, того что с жизнью расстался во время славной охоты. Пани Иренка, уж вы не скупитесь, а что мне скупиться, если уж хватит у вас расплатится, то на тарелке не уместится\ порция наша.
Затем выезжает нечто мясное, такое чудное, большое, я бы кусок себе взял бы и ты тоже, и Твардовский опустил бы ус в этот пир вкуса, время и жир пусть течет, следствие подождет.
Салаты, редкие фрукты и прочие продукты, которые в наших краях встретишь не так часто, как в других нашей страны местах - в портах, куда прибывают корабли с цитрусовыми из более жаркой земли.
Хута как хата, то есть богата, откуда такие порции, ароматы, о которых только и мечтаний в едальнях кракОвских, думает Твардовский? Откуда эти слухи распространяются, что только мухи в Хуте нормально питаются, улицы проваливаются?
Люди полные, счастливые довольные, общество видно что вполне способное доброе делать и его же делить, тут Хута примером может служить, а реакционисты нечистые хотят потревожить слухами гадкими общества ухо.
А наш герой никому не знаком, может закажете что-нибудь, пане? голодному быть и сухим языком беседу вести несподручно, да, нет?
За столик садится, кричит - бутылку водки мне, а вокруг такие люди-инопланетяне, ждет сержант, когда еда приедет, а есть так хочется что мозг уже бредит, рассудок отказывает при виде посуды. “Номер двадцатый” - вот уже несут две пани блюдо такого размера, что я не подберу для сравнения примера для величины блюда, его вкуса.
Ребра большие как у вола, как хорошо что я один у стола, с другой стороны к такой жратве нужны товарищи, компания для этакой массы мяса поедания, как я это съем, сверну кишки совсем - ешь, Твардовский, а глаза держи открытыми, биноклями, прицелами, чтобы они увидели любое преступление, какое приключится здесь - в конце концов, перед смертью покойник тут ел.
Еда восхитительна, а разговоры тихие, кто-то смеется - не удается увидеть подозрительного ничего, а вкус просто поразителен.
Мясо во рту просто растворяется, Твардовскому странно, он удивляется - но жует, разговоров не ведет. Но раз все культурно, и благородно, пис энд лав около, мясо посередке, то он вкус раскусить пытается - индейка, курица ли? Угадать не получается, не хочет спрашивать, вязаться, боится невежею показаться.
Вышла Иренка, идут объявления - видно, начинается представление, на радость публике выйдет артист, фиу-фиу, начинается свист, в общем, в трапезе наступает антракт, на сцене артист, первый акт.
Из-за занавеса в полутени проступает женский силуэт, свет хочет помочь воображению и набирает силу, это женщина, в облаке тайны загадкой увенчана, Твардовский смотрит в темноту, и вот тут - боже, Эдита, вылитая - как будто с того фото, прекрасная как будто кто то посмотрел слово прекрасная в словаре, и сотворил Эдиту - вот на тебе.
А она петь начинает. Вот сонг прекрасной Эдиты.
На станции, на станции железно да дорожной
работает в буфете буфетчица Ядвига
и так она прекрасна когда она зевает,
и так она прекрасна, когда наливает
СТОЙ БЕРЕГИСЬ! ВРАГА СТОРОНИСЬ, ОН СПОИТЬ ТЕБЯ ХОЧЕТ, ТОЧНО!
Здесь наверняка тебя с душой отравят
буфетчица Ядвига утащит сапоги
и так она прекрасна когда она зевает,
и так она прекрасна, когда наливает
СТОЙ БЕРЕГИСЬ! ВРАГА СТОРОНИСЬ, ОН СПОИТЬ ТЕБЯ ХОЧЕТ, ТОЧНО!
В Новую Хуту дорогу оставь ты
а если поедешь то точно выпьешь яд
ешь треску, смотри на плакат