Природа расовых катастроф в мировой цивилизации
Г. Веков
Как определить ту расовую среду, в которой мы живем? Я полагаю, что ее источником является проистечение эволюционных инстинктов человеческой орды в России в начале нашего века. Орда -- это продукт расовой катастрофы, периодически возникающий в мировой цивилизации. Пора осознать, что в России не было ни революции, ни гражданской войны, если рассматривать понятие гражданина как человека, обладающего разумом и отчетливым чувством права, --- в России произошла схватка малочисленного расового целого, центром которого была русская нация, с многочисленной человеческой массой, находящейся на уровне полуживотного стада. Именно эти полуживотные, люмпены, или генетические рабы, приобрели крайнюю активность в России в момент распадающихся традиционных связей веры, государственности и иерархии общества.
После проистечения активности этих генетических рабов, победивших устойчивый расовый принцип, связанный с определенной структурой русской культуры, --- начинается вековая война расовых мутантов эволюционной орды со всеми народами России, когда производится уничтожение прежде всего тех, кто выражал элементарные структуры национальных признаков. Сейчас, когда эта низшая порода людей победила в России, цинично присвоив себе знамя освобождения от советской власти, хотя в действительности имело место иссякание энергии самой орды, мы должны ответить на вопрос: кто мы такие, кто не относится к этой рабской породе, распространившей свою генетическую популяцию на территории России и присвоившей культуру России?
История учит, --- этот принцип я рассматриваю не со стороны самой истории, а со стороны глобальной природы времени, в которой происходят расовые катастрофы подобные российской, --что выплескивание анклавов народов есть процесс не антропологический, а космогонический, примером которого могут служить такие явления как захват власти ордой гиксосов --- в Египте, проистечение дорийской орды -- в Греции, а также распространение германской орды на развалинах Римской империи. События, происходящие в России, имеют подобную структуру, когда явление выражается в жестком подчинении процессами полупервобытных вожделений устойчивых традиций и связей культуры, заканчивающихся расовой катастрофой. Если эти генетические продукты большевистской орды будут доминировать в дальнейшем, то Россию ожидает судьба Вавилона, когда в результате расовой катастрофы, после распада государства, от полумиллионного населения страны осталось несколько кочевых орд в пределах десятков тысяч человек.
Когда мы пытаемся найти собственную точку отсчета в российской культуре, то она отсутствует. Это объясняется тем, что здесь до последнего момента не было единого духа войны, который характеризуется ощущением элементарного расового признака. Большевизм, который есть катастрофа русской культуры, выражает собой не дух расы, а биологическую энергию человеческой орды, которая исключительно активна в первой фазе своего существования, но достаточно быстро иссякает, поскольку она лишена определенной расовой структуры, определенного расового архетипа.
Генетическое вырождение, поразившее российский генофонд в нашем веке, -- это следствие интенсивного распада тех подражательных социальных инстинктов, которые существовали здесь до большевиков. Современный архетип российского человека слишком глубоко зависит от бессознательных процессов эволюционной орды, где отсутствуют волевые центры. Эволюционная орда -- это взрыв архаичных рефлексов психики, обусловленных потребностью первобытного собирательства, первобытного присваивания и, в целом других первобытных анахронизмов поведения. Эти рефлексы активизируются в момент наибольшего ослабления расового инстинкта или его исчезновения. Так, после катастрофического удара со стороны собственных анклавов, проистекших в энергии большевизма, нация теряет всякие основания, которые способны активизировать расовое чувство единства, распадаясь в стадном инстинкте самосохранения. То, что марксизм стал точкой отсчета в большевистской орде, это вызвано определением антирасовой силы, взятой за основу этой теории как энергии мирового пролетариата. Всякий пролетарий является тем архетипом анклавов нации, где существует бессознательная жизнь эволюционной орды, обусловленная потребностью грубого и бесправного присваивания.
Современное ощущение человека раздроблено теми бессмысленными социальными требованиями, которые навязывают ему взгляд на себя как на единицу какого-то совместного производственного процесса. В действительности, как мы видим, этот механический труд, который еще два столетия назад являлся прерогативой подлинной свободы, сейчас становится чем-то полностью бессмысленным, что не несет в себе ничего кроме обогащения в среде многочисленных рабских радостей. Можно сказать, что иссякший пафос освобожденного раба, являющийся движущей силой души человеческих масс, сейчас переходит в стационарные механизмы естественных биологических процессов, подчиненных единственной цели --- выживанию, этому фундаментальному социальному инстинкту человеческой орды.
Мы знаем, что рабы восстали против насилия, что составляет неотъемлемое право человека быть свободным, -- однако дух свободы существует как правовая система лишь тогда, когда она определена в качестве единой высшей цели. Именно последнее, что должно гарантировать подлинное право, отсутствует в нашей жизни. В том, что выявляется в качестве прерогативы права, я полагаю меру интенсивности ощущения собственного волевого центра, который направлен на утверждение моей высшей природы, концентрирующейся в экстремальных ощущениях реальности. Этот характер бытия, где существует правовая реальность, становится концентрацией наиболее жестких проявлений духовных центров за счет остроты переживания смерти. Они выявляются как требование насилия над низшими движениями психической реальности, где концентрируются массовые вожделения. Система же профессиональной этики предполагает, что внутри самой социальной среды действует высокое чувство единения людей, как это было в эпоху Канта, где возник нравственный императив. Однако современный профессионал, в отличии от предпринимателя два столетия назад, не обладает самостоятельным волевым центром, который смят самой интенсивностью производственного процесса. Когда варварское производство, возникнув в России, оттеснило на задний план процесс крайней активизации анклавов внутри нации, то этот порыв всеобщей активности поглотил расовую катастрофу, -- она стала заметна только в наше время. В качестве ее основного действующего мотива выделился механизм агрессивного единства орды, направленного против всякого расового начала.
В России, эта генетическая память высших элементов мировой культуры практически никак не отображена, что и стало причиной проистечения большевистской орды и разрушения всякой устойчиво-расовой архитектоники человека. Всякая архитектоника высшей человеческой природы имеет расовый характер, однако не статический, как это понималось в известных расовых теориях, где расовые признаки рассматривались биологически, а динамический, в соответствии с меняющейся ценностной структурой глубинной основы высшей цели. Другими словами, расовый архетип есть продукт определенного пространства ценностей, чье изменение влечет за собой его исчезновение. Ценность --- это устойчивые алгоритмы поведения человека, когда возникновение волевого центра вступает во взаимодействие с наиболее разрушительными пластами психики, где заложена генетическая память времени возникновения различных архитектонических элементов самой расы. Моя личная генетическая память ценностных оснований указывает на то, что русская добольшевистская культура имеет особенность мирного уживания подражательной природы разума с расширяющимися анклавами внутри нации.
Мы обращены к Богу через острое переживание смерти, которое отсекает социально-неполноценные элементы коллективизма, имеющие свое происхождение в большевистской орде. Характер самой орды я рассматриваю как прорыв полупервобытных животных вожделений в сферу глобальной рефлекторной системы поведения человека. Эта социальная система может быть сравнима только с африканским континентом, поскольку на его территории правовые нормы также являются пустой мистификацией в полупервобытной системе племенных отношений, хотя здесь также существует аппарат президентства, суд и то, что называется у африканцев "правом".
Главной ошибкой в понимании связей русской или российской культуры является попытка их рассмотрения с точки зрения известной схемы истории, которая здесь утвердилась в результате активности большевистской орды и которая создала особую генетическую популяцию людей, лишенных генетической памяти прошлого. Именно эта рабская человеческая порода, проникнутая антирасовым ощущением марксистской теории борьбы классов, которую я рассматриваю как окончательную катастрофу единого расового принципа, действующего в Западной Европе, начиная с крестовых походов, --- утвердилась в России в ее инородной социальной структуре, которая стремительно влечет нацию к тотальному генетическому вырождению. Вся история существования советской власти указывает нам на преобладание людей с полупервобытной структурой психики. Впрочем, доминирование этой человеческой породы не мешало подражательному развитию науки и техники. Как показывает исторический опыт, наиболее значительные технические достижения происходят в цивилизации в момент гибели одного расового архетипа и зарождения нового.
Очевидно, что подлинный образ Бога сейчас находится в крайнем антагонизме с той социальной системой, которая существует в современной цивилизации. Сейчас, когда каждый подлинный человек противостоит грубой биологизации жизни внутри коллективной энергии цивилизации, он испытывает такое же чувство пропасти с животными инстинктами массы, как в свое время римлянин испытывал отвращение и ненависть к выплескиванию стадных вожделений рабов и вольноотпущенников в распадающейся Римской империи. Трагедия современной России в том, что в ее социальной системе преобладают стихийно-племенные анахронизмы человеческой орды, в которую внедрены отдельные угасающие связи традиционных архетипов расовой жизни добольшевистского периода существования России.