Основные точки зрения на проблему возникновения науки

Тема II. Наука как исторический феномен

Зададимся вопросом: когда возникла наука? Трудность ответа на этот вопрос состоит прежде всего в определении самого содержания понятия «наука », в попытке вычленить ее основные черты. Когда речь идет об исследовании истоков науки, то грани­цы того, что мы называем сегодня «наукой» со всей очевиднос­тью расширяются до границ «культуры». История человечества позво­ляет осознать, что современная наука уходит в своих истоках в древние пласты человеческой культуры. Можно предложить такое сравнение - историк науки, ищущий ее культурные истоки, похож на географа, исследующего те участ­ки реки, которые еще вовсе не река (ручьи, болота, возвышенности и т.п.), но без которых ее не было бы.

В современных условиях наука выступает как целое семейство научных дисциплин. Одни из которых совсем молоды (кибернетика, ма­тематическая лингвистика или, скажем, молекулярная генетика). Другие появились в XIX веке (статистическая физика, электродинамика, физическая химия, социология). Третьи - в Новое Время (например, математический ана­лиз, аналитическая геометрия, динамика). Отдельные науки уходят своими корнями в Античность или даже в более отдаленные времена (геометрия, астроно­мия, география, история).

Как здесь отделить существенные события от «фоновых», следствия — от их причин? Историки науки предлагают различ­ные ответы на вопрос о дате и месте рождения науки в зависи­мости от того, какую теоретическую модель науки они принима­ют, какому течению в рамках фило­софии науки принадлежат или неявно следуют. Сразу отметим, что определение даты и места рождения нау­ки - это вопрос дискуссионный для сообщества про­фессиональных историков науки, здесь нет полного согласия. Можно выделить, по крайней мере, пять точек зрения на этот вопрос. Познакомимся крат­ко с каждой из них.

1. Эта точка зрения исходит из того, что наука отождеств­ляется с опытом практической и познавательной деятель­ности вообще. Тогда отсчет времени надо вести с каменного века, с тех пор, когда человек в процессе непосредственной жизнедеятель­ности начинает накапливать и передавать другим знания о мире. Известный историк науки Джон Бернал в своем фундаментальном труде «Наука в истории общества» пишет: «Так как основное свойство естествознания заклю­чается в том, что оно имеет дело с действенными манипу­ляциями и преобразованиями материи, главный поток нау­ки вытекает из практических технических приемов перво­бытного человека; их показывают и им подражают, но не изучают досконально... Вся наша сложная цивилизация, основанная на механизации и науке, развилась из матери­альной техники и социальных институтов далекого прошлого, другими словами — из ремесел и обычаев наших пред­ков»[1].

2. Многие ученые называют другую дату: наука рождается примерно двадцать пять веков назад (примерно V в. до н.э.) в Древней Греции. Именно в это время на фоне разложения мифологического мышления возникают первые программы изучения приро­ды, появляются не только начальные образцы исследовательской деятельности, но и осознаются некоторые фундаментальные принципы познания природы. Наука понимается этими историками как сознательное, целенаправленное исследование природы с ярко выраженной реф­лексией о способах обоснования полученного знания и о самих принципах познавательной деятельности. Руководствуясь этой точкой зрения, можно сказать, что наука - это особый вид знания. И не просто знания, а знания с его обоснованием. Ведь известно, что в Древнем Египте и Вавилоне были накоплены значи­тельные математические знания, но только греки начали доказывать теоремы. Поэтому вполне справедливо считать, что столь специфическое духовное явление возникло в го­родах-полисах Греции, истинном очаге европей­ской культуры.

3. Третья точка зрения относит дату рождения науки к го­раздо более позднему времени, к периоду расцвета средневековой культуры Западной Европы (XII - XIV вв.). Наука, считают они, возникает в тот период, когда была переосознана роль опытного знания, что связано с деятельностью английского епископа Роберта Гроссета (1168-1256 гг.), анг­лийского францисканского монаха Роджера Бэкона (ок. 1214— 1292 гг.), английского теолога Томаса Брадвардина. Эти оксфордские ученые, математики и естествоис­пытатели, призывали исследователя опираться на опыт, на­блюдение и эксперимент, а не на авторитет предания или философской традиции, что составляет важнейшую черту современного научного мышления. Математика, по выра­жению Роджера Бэкона, является вратами и ключом к про­чим наукам. Характерной чертой этого периода в развитии духовной культуры Западной Европы была также начинающаяся кри­тика исследовательской программы аристотелизма, долгие века господствовавшего в природоздании. Как видим, эта точка зрения противоположна изложенной выше. Она связывает рождение новоевропейского естествознания, а тем самым и науки вообще с постепенным освобождением научного мышления от догм аристотелианских воззрений, т.е. с бунтом против философского спекулятивного мышления.

4. Большинство же историков науки считают, что о науке в современном смысле слова можно говорить только на­чиная с XVI - XVII вв. Это эпоха, когда появляются работы И.Кеплера, Х.Гюйгенса, Г.Галилея. Апогеем духовной революции, связанной с появ­лением науки, являются, конечно, работы Исаака Ньютона. Наука в таком понимании это новейшее естествознание, умеющее строить математические модели изучаемых явлений, сравнивать их с опытным материалом, проводить рассуждения посредством мысленного эксперимента. Рождение науки здесь отождествляется с рождением со­временной физики и необходимого для нее математического аппарата. В этот же период складывается новый тип отноше­ния между физикой и математикой, плодотворный для обеих областей познания. Подчеркнем, что в XVII веке происхо­дит и признание социального статуса науки, рождение ее в качестве особого социального института: в 1662 г. возникает Лондонское Королевское общество, а в 1666 г. - Парижская Академия наук.

5. Наконец, отдельные исследователи сдвигают дату рождения современной науки на еще более позднее время и называют конец первой трети ХIХ в. Такого мнения придерживаются те, кто считают сущест­венным признаком современной науки совмещение исследова­тельской деятельности и высшего образования. Первенство здесь принадлежит Германии, ее университе­там. Новый тип обучения предлагается после реформ Берлин­ского университета, происходивших под руководством реформатора образования Вильгельма Гумбольдта. Эти идеи были реализованы в наибольшей степени в лаборато­рии известного химика Юстуса Либиха в Гисене. Принципиальное своеобразие ситуации состоит в том, что именно здесь происходит оформление науки в особую профессию. Рождение современной науки связано поэтому с возникно­вением университетских исследовательских лабораторий, привле­кающих к своей работе студентов, а также с проведением иссле­дований, имеющих важное прикладное значение. Новая модель образования в качестве важнейшего след­ствия для остальной культуры имела позиционирование на рынке услуг таких товаров, разработка и производство которых с необходимостью предполагает до­ступ к научному знанию. Действительно, именно с середины XIX в. на мировом рынке появляются удобрения, ядохимикаты, взрывчатые вещества, электротехнические товары... Этот процесс превращения интеллектуальной деятельности в профессию завершает ее становление как современной науки. Теперь научно-исследовательская деятельность становится устойчивой социокультурной традицией, закрепленной множеством осознанных норм, - делом столь серьезным, что государство берет на себя некоторые заботы о поддержании этой профессии на должном уровне, при­чем это делается в порядке защиты общенацио­нальных интересов.

Тайна рождения науки

Зададимся еще одним вопросом: является ли возникновение науки некоторой «жесткой» закономерностью в развитии чело­веческой истории? Могут ли отдельные цивилизации, обладая развитым познанием и технологическими навыками, не породить такой социальный институт как наука? В большинстве своем историки науки согласны с тем, что такое возможно. В самом деле – в Египте, Месопотамии, Индии, Китае, Центральной и Южной Америке доколумбовой эпохи существовали вели­кие цивилизации, накопившие гигантский и по-своему оригинальный опыт производственных навыков, ре­месел и знаний, но не создавшие науки в современном смыс­ле слова. В чисто технологическом плане Поднебесная империя Китая серьезно обгоняла западноевропейскую цивилизацию вплоть до XV века. Как известно, Китай дал миру порох, компас, книгопечатание, механические часы и технику железного литья, фарфор, бумагу. Китайцы также смогли развить великолепную технику вычислений и применить ее во мно­гих областях практики.

По мнению известного английского историка науки Джозефа Ниддама, между I в. до н.э. и XV в. н.э. с точки зрения эффектив­ности приложения человеческих знании к нуждам человечес­кой практики китайская цивилизация была более высокой, чем западная[2]. Но науки как таковой эта империя не создала. Тоже самое мы можем сказать о Древнем Вавилоне. Последний создал развитую арифметику, на которой базировались тонкие геометрические измерения и обработ­ка астрономических наблюдений. Вавилонская астрономия, в свою очередь, была средством государственного управле­ния и регулирования хозяйственной жизни: она была нуж­на прежде всего для составления календарей и предсказа­ния разлива рек. Хорошо также известно, что учителями древних греков в области математики и философии были прежде всего егип­тяне, которые сумели передать им многое из того драгоцен­ного познавательного опыта, который был накоплен в Ва­вилоне и Месопотамии, добавив при этом то, что было накоплено ими самими. Зададимся вопросом: как можно объяснит, что наука могла появиться именно в Древней Греции?

Как было отмечено выше, научное познание мира - это не про­сто объяснение его устройства, которое дает, между прочим, и миф, и не просто некие технологические предписания, которые могут вырабатываться, опира­ясь на указания мифа или практическую повседневную жизнь, и выступать всего лишь «побочным продуктом» магических и ритуальных дейст­вий религиозного содержания. Подчеркнем, что ни миф, ни технология сами по себе никогда не превращаются в науку. Каким же образом мог произойти этот духовный скачок, связанный со становлением науки?

Историк античной науки И.Д.Рожанский в этой связи справедливо отмечает, что в странах Ближнего Востока математические, астрономические, медицинские и иные знания имели прикладной характер и слу­жили только практическим целям. Греческая наука с момента своего зарождения была наукой теоретической; ее целью было отыскание истины, что определило ряд ее особенностей, остав­шихся совершенно чуждыми восточной науке[3].

К таким особенностям можно отнести следующие:

1. Ни вавилоняне, ни египтяне не проводили различия между точными и приближенными решениями матема­тических задач. Любое решение, дававшее практически приемлемые результаты, считалось вполне приемлемым, напротив, для греков имело значение только строгое решение, полученное путем логических рассуждений.

2. Вавилонские астрономы умели наблюдать и предсказы­вать многие небесные явления, включая расположение пяти планет, но они не ставили вопроса о том, почему эти явления повторяются. Для греков же именно этот вопрос был основным, и они начали строить модель Космоса. Первичным источником космологических учений для гре­ческих мыслителей были, конечно, восточные мифы (например, идея первичного бесформенного или неопределенного состоя­ния Вселенной, чаще всего представлявшегося в виде водной бездны), однако в греческом контексте египетский миф претер­певает такую трансформацию, что становится уже философией, т.е. учением, которое приобретает черты рационализированного рассуждения, выводы которого, стало быть, мож­но опровергнуть и т.п.

Чем же обусловлена эта кардинальная духовная мутация, произошедшая в Античной Греции? Этот переворот отнюдь не случайно именуется «греческим чудом», поскольку в течение очень небольшого исторического периода малень­кая Эллада стала лидером среди народов средиземномор­ского бассейна, опередив более древние и могущественные цивилизации Востока. Это время великого перелома в жизни греческого общества, эпоха освобождения от власти родовых вождей, возникнове­ния самоуправляющихся городов-полисов, интенсивного разви­тия мореплавания, торговли. С точки зрения политической, это эпоха зарождения такой формы государственного устройства, которая самими же греками была названа «демократией». Социальная активность народа, невиданное и ранее невозможное в ус­ловиях восточных деспотий участие его в управлении социальной жизнью, требовало соответствующих форм духовного выражения, и они были удачно найдены.

Греческие полисы стихийно создали формы жизни, обеспечивающие возможность от­крытой коммуникации и информационного обмена. В центре города-полиса располагалась агора — рыночная площадь. Это было место, на котором происходило народное собрание, но оно было и рынком, где продавались припасы и ремеслен­ные изделия. В приморских городах, например в Милете, агора находилась близ гавани. Постепенно вокруг центральной площади начали концент­рироваться различные общественные здания и храмы. Широ­кое обсуждение текущих дел, выбор должностных лиц, откры­тый суд вполне естественно приводили к столкновению мнений и интересов. Как можно предположить, след­ствием было появление ораторского искусства, которое в крат­чайшие сроки достигло высот совершенства. Известно, что искусство оратора — это искусство убеждения в условиях, когда каждый вправе сомневаться, требо­вать необходимых в данном случае доказательств, задавать вопросы или возражать. Конечно, подобное абсолютно не­возможно во время, скажем, религиозной проповеди, школьного урока или в условиях, когда отдает какие-либо «ценные» распоряжения высокое должностное лицо. И в этом смысле вполне естественно, что в лоне ораторского искусства родилась наука логика.

В правилах «чистой рациональности», законах логики, оказались навсегда скрыты возбужденные крики толпы и яркое красноречие ораторов, но именно там - в спорах об об­щественных работах, о ценах на какие-либо товары, о виновности подсудимого и множестве других вопросов - получили они свой исток. Логика греков, таким образом, с самого начала носила характер диалога, логики спора; она была механизмом человеческою общения в условиях, когда традици­онные, мифологические координаты общественной жизни уже пришли в упадок. В дальнейшем эти правила стали не только нормами коммуникации, но и правилами мышления вообще. Приведенный выше материал, думается, дает основание заключить, что наука (как рациональное мышление) и демократия связаны изначально.