«ТЕБЕ ПОМОЧЬ?», - спросила Эмми, когда я вошла в ее гостиную. Я не звонила, потому что у меня всё ещё был ключ от её квартиры. Десять лет назад, когда я переехала в квартиру этажом ниже, мы обменялись ключами, тогда мы еще учились в университете и проводили вместе почти каждый вечер. Теперь всё изменилось. В жизни Эмми появился Джо, да и мы с ней погрузились с головой в работу. Последний месяц почти не виделись, так как я непрерывно работала над переводом, а потом ездила на конференцию. Поэтому Эмми, недавно получившая квалификацию врача и лишенная поводов для стресса, взялась за организацию совместного отпуска.
«Лена, есть еще кое-что, - сказала Эмми, склонившись над рубашкой Джо, которую она гладила, - на счет жилья. Боюсь, места всем не хватит».
«Что?»
Из гостиной донесся голос Джо, развалившегося на диване: «Эмми нашла этот вариант в медицинском журнале. По крайней мере, так мы будем уверены, что это будет что-то приличное, учитывая какой у них там кризис».
«Врачи сдают жилье врачам, - сказала Эмми, переходя к воротнику рубашки. - Просто еще двое моих коллег хотят поехать с нами. Дерматолог и лор. Но ты обязательно найдешь жилье рядом с нами, я даже не переживаю, ведь ты в Греции как дома».
«То есть, владельцы сдают свой дом только врачам?»
В тот момент я почувствовала себя так, будто мне дали пощечину. Больше всего мне хотелось указать на Джо и спросить: «А что на счет него?» Джо не врач. Он зарабатывает на жизнь, продавая богатым людям недвижимость.
«Нет, нет, нет, просто как раз двое моих коллег заняли последние места», - заверила меня Эмми.
«Понятно», - сказала я, но, спускаясь по лестнице к своей квартире, в глубине души я злилась на Эмми и ее решение. Когда несколько месяцев назад мы решили вместе поехать в Грецию, мы были полны великих планов. Наконец-то появилось бы время для наших привычных девчачьих разговоров. Эмми с восторгом расписывала, как мы вместе будем путешествовать по стране, в которой родился мой отец, и на языке которой я говорю. А теперь все сорвалось из-за того, что эти коллеги объявились? Я бы предпочла вообще все отменить. «Врачи сдают жилье врачам. Что за дурацкая программа! А такое вообще существует?» Я погуглила, но ничего не нашла. Может быть, такая рубрика встречается только в этом медицинском журнале, своего рода бумажном даркнете для врачей? Постепенно я все же успокоилась. Мы с Эмми будем в одном и том же месте, только не под одной крышей. Я решила подойти к делу со спортивным энтузиазмом, будто для меня это всего лишь маленькая неожиданность.
В аэропорту Каламаты уже ждали, опередившие нас коллеги Эмми, симпатичная женщина (дерматолог) и ее гладко выбритый супруг (лор). Между ними стояла белокурая кудрявая девочка-подросток с аккуратной грудью и брекетами. Это была вторая неожиданность.
Третьей стало то, что уже здесь наши пути разошлись, потому что врачи со своей дочкой проехали этот долгий путь до юга Греции на собственной машине. Чудесном сверкающем ретро-мерседесе, в котором, при всем желании, могло поместиться только пять человек. Конечно, можно было бы и худенькую переводчицу как-нибудь втиснуть, но так нагло нарушать закон в этой стране могут только местные жители. Поэтому я доехала на такси до автовокзала и уже через шесть часов прибыла на наш курорт. Это был городок с пляжем, тавернами, супермаркетом и церковью. Солнце уже зашло, когда я дотащилась до ближайшей таверны и рухнула на стул. В углу сидела типичная группа греческих молодых парней, которые без смущения рассматривали меня.
«Добрый вечер, - громко сказала я по-гречески, - Kali spera».
Единственный взрослый из их группы поднялся и подошел ко мне. Он был налысо выбрит и передвигался грациозно, как кошка, чем немного напоминал мне молодого Юла Бриннера.
«Добрый вечер», - сказал он по-немецки.
«Ты официант?» - спросила я.
«Я учитель древнегреческого».
«Мне нужно место, где остановиться, - снова ответила я по-гречески, - и что-нибудь поесть».
«Ааа … - он почесал указательным пальцем нос. - Гречанка?»
У меня не было никакого желания пересказывать ему всю свою жизнь, поэтому я коротко ответила: «Переводчица».
«Тоже сойдет, - спокойно сказал он, - у меня есть вариант для тебя. Место у пастора. Думаю, подойдет».
«А что насчет еды?»
«Кухня уже закрыта, - сказал он, - но у меня еще есть головы».
«Головы?»
«Не волнуйся, тебе понравится».
Он принес две разрезанные пополам жареные козьи головы. Я поела их прямо из серебряной миски, в которой они лежали вместе с листьями цикория и кусочками помидоров. Потом меня проводили к дому пастора, где предложили комнату с умывальником. В туалет надо было идти через двор, а душ состоял из бочки с краном, которая висела под крышей козлятника. «Доброй ночи, - пожелала мне одетая во все черное жена пастора, - завтра поговорим».
ТО, ЧТО ЭТО БЫЛИ НЕ ПУСТЫЕ СЛОВА, я поняла, когда на следующее утро, собравшись на пляж, вышла из своей комнаты. Она уже ожидающе сидела во дворе рядом со своим супругом.
«Ты, говорящая по-гречески, - сказал пастор, - подойди сюда, побеседуем».
Он похлопал по стулу возле себя: «А теперь скажи мне: Ты из Европы?»
«Из Германии», - уточнила я.
Он удовлетворенно кивнул: «Европа! Расскажи-ка мне, как это люди в Европе не верят в Святую Троицу?»
«Что простите?»
«Ты понимаешь, что означает «Святая Троица»?»
«О боже мой…!»
«Не произноси имя Господа всуе! А вот почему европейцы крестятся всей рукой, а не тремя пальцами? - он грациозно изогнул указательный и средний пальцы так, что они коснулись кончика большого. - Ведь разве их не трое, как учит Библия? Отец, Сын и Святой...»
«Дорогой святой отец, - сказала я, поднимаясь со стула, - простите, но мои друзья уже заждались».
«Вечером еще поговорим, - крикнул он мне вслед, когда я уже стояла у калитки. - Расскажешь мне, почему ваши священники не носят бороды!» Это прозвучало как угроза.
Конечно же, никто меня не ждал, я даже не знала, где остановились мои врачи. Я побрела на пляж, расстелила свой коврик под деревом тамариска и достала книгу. Шли часы. С моря доносился гул, волны толкали туда-сюда тяжелые камни. Я переворачивала страницы и читала, время от времени отрываясь от книги и поглядывая по сторонам. Вдруг мимо будут проходить мои врачи, и мы не заметим друг друга.
Сезон отпусков прошел, поэтому народу было не много, лишь несколько местных жителей прогуливались вдоль берега: «Посмотри, какая бедняжка... - услышала я, - ей еще приходится учиться». В греческом языке нет разницы между глаголами читать и учиться, поэтому неудивительно, что моих соотечественников при виде читающего охватило чувство такой глубокой жалости. Но еще больше, чем из-за необходимости учиться, они жалели меня из-за другого, я знала из-за чего. Я была одна, у меня не было parea – никакой компании вокруг. Parea - самое главное для грека, чем больше она, тем лучше. Здесь говорят: Десять людей – хорошо, сто – лучше. Совсем не иметь parea – повод застрелиться.
Даже Микис, мой официант-учитель, подававший мне обжаренные во фритюре сардины, был того же мнения. «О хо хо, - сказал он с сожалением, - всегда одна, как можно так жить без parea?»
«Прекрасно, - сухо ответила я, - в Германии большинство людей живет по одному, нам не обязательно все время быть вместе».
«Но ты не немка, ты гречанка, я вижу это!»
«Ах, ты видишь! У тебя что, рентгеновское зрение?»
«Ну, или испанка, - примирительно сказал он, - во всяком случае, у тебя средиземноморский характер».
«И это что, лучшее, что может случиться с человеком?» - возмущенно воскликнула я. Греческие мужчины всегда умудряются оставлять последнее слово за собой, возможно, это идет еще со времен самоуверенного Сократа и его метода ведения диалога, но, во всяком случае, нужно быть начеку. «В конце концов, это у вас сейчас полнейший кризис, а не у нас, - сказала я с упреком. - Посмотри на себя: учитель, которому приходится работать официантом!»
«Лена, так тебя зовут? Случайно не Елена? Слушай: В полночь я закрываюсь. Мы могли бы прогуляться. У меня настоящий талант в прогулках». Он подпер подбородок своей красивой загорелой рукой и посмотрел на меня хитрыми глазами.
«Спасибо, твоих кулинарных талантов вполне достаточно».
«Как тебе это, кстати?» Он указал на картофельную кожуру, запечённую в сыре.
«Великолепно!»
«Моя идея, - гордо сказал он, - придумал из-за кризиса. Нужно же как-то выкручиваться».
ШЛИ ДНИ, никто из моих врачей не объявился, я все еще не застрелилась, только читала книгу за книгой и смотрела на прозрачно-голубое море. В полдень я заходила в таверну к Микису, где мне подавали сливочный соус цацики[1], жареного осьминога и гирос[2] с луком, а утром и вечером меня поджидал пастор, чтобы расспросить о различных европейских грешках. Шла вторая неделя отпуска, когда я застала его вздыхающим во дворе. «Этот восточный ветер меня доконал! - жаловался он. - У нашего аптекаря только греческие лекарства, а они ни на что не годятся. Скажи-ка мне, ты, что родом из Европы…» За этим последовали продолжительные причитания, которые были даже хуже, чем все предыдущее богословие.
«Здесь как раз неподалеку остановилось несколько врачей, - наконец, призналась я, - одна из них – моя подруга».
«Врачи? Из Европы? - сообразил он, - Где?»
Здесь был только один дом, который «сдавался врачам». Он располагался за пределами поселка, посреди оливковой рощи. Я доехала на автобусе до гравийной дороги, которую мне показал водитель, потом шла еще минут двадцать пешком по оливковой роще и перешла через каменный арочный мост. Дом оказался не просто домом, а виллой с огромным садом, в котором росли шарообразные кактусы, а перед украшенным колоннами входом, тянулись к небу толстые серые стволы агавы.
Врачи сидели за домом в тени пальмы, дерматолог и лор лежали в шезлонгах, Джо играл в мельницу с девочкой, Эмми занималась надуванием зеленого резинового крокодила. Она увидела меня первой и от испуга отпустила клапан. Со свистом воздух вырвался из крокодила. «Лена? - сказала она. -Ах... э-э... тебе помочь?»
Теперь и фигуры, лежащие в шезлонгах, выпрямились, подняли темные очки, расправили свои шелковые саронги.
«Мы сейчас поедем купаться», - сказал Джо, сложил настольную игру и схватил ключи от машины.
«Ты же знаешь, в машине всего пять мест», - сказала Эмми с виноватым видом.
«А не выпить ли нам по рюмочке узо[3]?» - спросил лор. По нему было видно, чем быстрее я соглашусь, тем раньше он от меня отделается.
«Мне просто нужно что-нибудь от простуды, - сказала я, - может у вас есть спрей или капли…»
«Нет, нет, нет, нет, нет! - дерматолог встала и возражающе замахала двумя руками передо мной. - У нас отпуск. Никаких приемов. Даже врачам нужно отдыхать. Вы должны это прекрасно понимать». Девочка закатила глаза, Джо одобрительно рассмеялся, затем они все встали, быстро надели сандалии, схватили свои плетеные пляжные сумки и покинули виллу.
«Мы можем вместе пообедать на следующей неделе!» - крикнула Эмми нехотя. Тут Джо весело посигналил, и машина рванула с места. Он вставил кассету, громкая рок-музыка сотрясла всю оливковую рощу, и вдохновленный Джо выжал газ. Когда он вылетел на каменный мост, визг автомобиля смешался с ревом музыки, а потом мерседес заглох.
Весь путь обратно я прошла пешком, заглянула в аптеку, купила сироп от кашля, перелила его в бутылочку из-под сока Rotbäckchen [4], очевидно немецкого производства, который я нашла в супермаркете, и передала это все пастору.
«Это уж точно, - сказала я на следующий день Микису, - во время кризиса приходится что-то выдумывать».
«Лена, - сказал он мне, - на это способен только человек со средиземноморским характером. Я тебе вот, что скажу: тебе нужна parea. Без parea ты пропадешь. Как на счет прогулки сегодня? В полночь, договорились? Встретимся у таверны, там, где растет жасмин. Ночью он пахнет необычайно сладко».
Оставалась еще неделя моего отпуска. Потом мы все полетим домой, Эмми и Джо поднимутся с чемоданами в свою светлую и уютную квартирку на третьем этаже, а я вернусь в свою более темную на первом. Но будем ли мы, как и раньше, вместе готовить, играть в карты, смеяться? Каким-то образом, моя способность ладить с людьми больше не работала с Эмми, я не знала, почему это произошло и стоило ли вообще об этом жалеть.
СЛЕДУЮЩИМ УТРОМ Джо и лор вдруг появились в тени моего тамариска. При ударе мерседеса о каменный мост в радиаторе пробило дыру, срочно требовалась помощь механика и моя, как переводчика. «Из них никто и слова не знает по-английски», - объяснил лор и проникновенно улыбнулся.
Что я должна была сделать? Поднять табличку с надписью «Никаких приемов»? Но почему я так не поступила? Может у меня и правда средиземноморский характер, как считает Микис? Это так: в Греции принято помогать соседям, даже если они ведут себя бестактно. Так или иначе, я начала расспрашивать людей в поселке. В супермаркете мне сказали, что механик есть, но, когда мы добрались до его дома, оказалось, что он поехал на крестины. Однако на въезде в поселок была заправка, и мы пробежали через всю улицу только для того, чтобы узнать, что паяльника, необходимого для такого ремонта, там нет. Но у некоего Костаса Сипсаса на другом конце поселка было что-то вроде этого. Пока мы добирались до магазина Костаса, наступил обед и лавка закрылась. «Sipsas – Kazania» - было написано над входной дверью. «Котел», - перевела я.
«О, Боже! - сказал Джо, - в итоге нам нужен паяльщик котлов. Когда уже придет этот добрый человек и откроет нам дверь?»
Мы уселись в тени и стали ждать. Лор несколько раз покачал головой. «Теперь меня ничего не удивляет, - произнес он несколько раз подряд. - Конечно, у них будет вечный кризис, если тут никто не хочет работать».
«А у нас пропадает целый день отпуска», - продолжил Джо. Ровно в 4 часа появился паяльщик Костас, отвез нас на своем грузовичке на виллу к врачам, потом залез под мерседес, снял радиатор, с любовью запаял в нем дыру, и прикрутил все обратно.
Джо порылся в бумажнике и сунул мужчине несколько купюр. Потом он обратился ко мне: «Принцесса, - сказал он очаровательно, - поужинаем сегодня все вместе, хорошо?»
Очередные нотки великодушия завитали в воздухе. Их буквально можно было вдохнуть.
МИКИС ПОДНЯЛ БРОВИ, когда увидел меня в окружении пяти немцев. «Посмотрите-ка! - негромко сказал он мне, - кажется, ты все-таки нашла свою parea?» Затем он сдвинул три столика, постелил поверх белую скатерть и притащил для всех стаканы, тарелки и столовые приборы. Потом на столе оказались корзинка с хлебом, графины с водой, стеклянные масляные лампы – он постарался на славу!
«Ты часто тут бываешь?» - вежливо спросила Эмми.
«Да», - ответила я.
Разговор не очень-то шел, наши голоса звучали так, будто они заржавели. Рядом со мной сидела дерматолог и шепталась со своей дочерью, а на другом конце стола Джо и лор беседовали о возможностях капиталовложений. «С золотом или недвижимостью точно не прогадаешь», - несколько раз подряд заявил Джо.
Пришли еще гости - большая греческая семья. Мужчина радостно помахал нам рукой.
«Постойте-ка! - воскликнула дерматолог, - это же тот человек, который починил нашу машину».
«Паяльщик, - подтвердил ее муж. Он покачал головой. - И сейчас он спустит здесь все деньги, которые только сегодня заработал у нас. Меня уже ничего не удивляет».
«А сколько вообще вы ему дали?» - спросила Эмми у Джо.
«Восемьдесят евро».
«Ты что спятил? - воскликнула дерматолог, - ты понимаешь, что мог заплатить меньше?»
Микис появился с огромным подносом. «Греческий салат, - сказал он по-немецки, - остальные закуски скоро будут».
Вдруг девочка заговорила. «Скажите, а как будет «нет» по-гречески?» - спросила она меня.
«Oichi», - сказала я удивленно.
«Oki», - повторила девочка.
«Oichi, н о официант знает немецкий».
«А «соль» как будет?»
«Alati», - только сейчас я поняла, что впервые слышу голос этой девочки.
«Так как мне всего шестнадцать, - сказала она и наклонилась вперед, что открывало шикарный вид на ее декольте, - мне нельзя есть так много соли. Мои вкусовые рецепторы этого не переносят». Она повернулась к Микису и выставила руку вперед, отказываясь от тарелки с салатом, которую он как раз собирался подать ей. «Oki! - приказала она, - Oki aliti!». Микис застыл в движении. Мы переглянулись. «Aliti » - это такое же греческое слово, как и «alati», но означает оно не соль, а кого-то вроде бродяги или пьяницы. Учитель древнегреческого вновь ожил. «Вкусовые рецепторы действительно важны, - вкрадчиво начал он, - в любом возрасте. Так что, извините, но на кухне уже все посолено». И с полным подносом тарелок он развернулся, чтобы уйти.
«Но это же глупо!» - воскликнул лор.
«Он что издевается над нами?» - спросила его жена.
«Тогда принесите нам что-нибудь другое! - примирительно крикнул Джо. - Мы сами посолим!»
«К сожалению, - ответил Микис через плечо, - кроме салата у нас ничего нет. В этой стране царит кризис, вы разве не знаете?»
И ИМЕННО ИЗ-ЗА КРИЗИСА мы не могли позволить всей этой еде испортиться.
Вместе с Костасом и его семьей мы уплетали горы сувлаки[5], салата, соуса цацики и запеченного картофеля. Потом мы с Микисом прибрались на кухне и уселись за барную стойку, выпить напоследок по бокалу рецины[6].
«Видишь, я снова потеряла свою parea », - вздохнула я.
«Ага, значит ты все-таки гречанка?».
«Ну, наполовину», - согласилась я.
«Parea, кстати, не греческое слово. Я загуглил. Оно пришло из испанского».
«И что же оно означает?»
«Почти тоже самое, что и у нас».
«Значит, я могу быть и испанкой?»
«Ты можешь быть, кем захочешь. Вот для меня ты прекрасная Елена! Знаешь, что я тебе скажу: мы с тобой поженимся, у нас будет четверо детей, и ты заживешь в моем доме, как королева».
«Да ну тебя!»
«Ну ладно, двоих детей хватит. У нас же кризис».
«Черт возьми, Микки, зачем ты заговорил об этом именно сейчас?»
Был ли это жасминовый куст за окном, источающий ночью этот невероятно сладкий запах, или осознание того, что я окончательно потеряла свою подругу, или все это из-за рецины? Больше всего мне хотелось разрыдаться.
«В чем дело?» - спросил Микис и взял меня за руку.
«Да я и сама не знаю. Почему-то сейчас мне вообще не хочется возвращаться в Германию».
«А я что говорю, оставайся! Что тебе нужно для работы? Пара словарей и компьютер. Ты же не думаешь, что в нашей стране нет электричества?»
«Ну, допустим. И вот сижу я одна-одинешенька в твоем электрифицированном доме. Королева без parea! Так себе расклад!»
«Parea произошло от испанского pareja, помнишь? То есть по-немецки — пара ».
«В самом деле? И я должна в это поверить?»
«Можешь поискать в своем компьютере и удостовериться».
А между тем мы сидели так близко друг к другу, что наши колени соприкасались, и тут его хитрые лисьи глаза заблестели.
«Подожди, - сказал он, - давай просто начнем с пары ».
«По-немецки значит?»
«Именно. Потом постепенно перейдем к греческой parea».
«Значит, у нас будет бесконечный кризис?»
«Вероятно, но еще и parea. А теперь пойдем гулять?»
После этого больше ничего не было сказано. Эти греческие мужчины постоянно умудряются оставить последнее слово за собой. Сократ знал, как это делается. Я нет. Но ведь об этом столько написано!
[1] Дзадзи́ки, также цацики, тцатцики — холодный соус-закуска из йогурта, свежего огурца и чеснока, традиционное блюдо греческой кухни.
[2] Блюдо греческой кухни, сходное с турецким донером или арабской шаурмой.
[3] Греческая анисовая водка, считается аналогом бренди и шнапса.
[4] Немецкий производитель натуральных соков с добавлением ценных витаминов и минералов.
[5] Небольшие шашлыки на деревянных шпажках.
[6] Греческое смоляное белое вино.