Я думаю, если бы Джордж Харрисон не стал одним из Beatles, он оказался бы в Swinging Blue Jeans или другой ливерпульской команде, которая могла иметь хиты, а могла и не иметь. По просьбе Дэна Эндрю он мог бы стряхнуть пыль со своей гитары, чтобы только на один вечер 1989 года забыть о своей повседневной работе в офисе или на заводе. Возможно, его взметнула бы ненадолго вверх волна славы.
Сам любивший строить гипотезы, Джордж полагал, что «был бы, по всей вероятности, лучшим гитаристом, чем я есть сейчас, потому что слава вынудила меня прекратить играть старый материал на долгие годы». Он рассказал бы вам сам, что «неспособен сочинять хорошие тексты — хотя некоторые получаются более или менее приличными», и может «выдавать более или менее приличную продукцию, но не более того».
Пришелец
В среду 29 декабря 1999 года на Фрайер Парк опустились холодные сумерки. В контексте замечательной жизни Джорджа Харрисона началась совершенно незамечательная ночь.
Вся прислуга за исключением троих человек разъехалась на рождественские праздники. У Дхани гостил друг по университету, и они расположились в одной из сторожек. В другой все еще обитал дядя Дхани Харольд. Джордж провел там большую часть вечера, прежде чем вернуться в главное здание. Теща уже отошла ко сну. Они с женой включили видеомагнитофон, и вскоре Оливия тоже ушла спать. Джордж присоединился к ней в начале третьего.
Каков бы ни был фильм и какой бы эффект ни оказан он на его ночные видения, разве мог Джордж представить, что стены дома и ковры на полу на рассвете окажутся забрызганными его собственной кровью, сам он будет полуживой лежать в больнице, а Оливия станет героиней в глазах общественности?
Неожиданно и без всякого на то желания Джордж оказался в центре еще более пристального внимания, чем во время эпопеи с «Free As A Bird» в 1995 году. С той поры он снова отошел на задний план, хотя его образ жизни нельзя было назвать абсолютно затворническим или подчеркнуто «домашним» в стиле Маккартни.
На австралийском «Grand Prix» он не поленился подойти к Дженсону Баттону, чтобы пожелать удачи молодому гонщику в его первом заезде в «Формуле-1». Они немного поболтали, и Баттон был немало удивлен, когда его механик сказал ему: «Ты знаешь, это был Джордж Харрисон». Бывший член Beatles мог вполне компетентно рассуждать об автогонках в интервью «Formula One Handbook», приложению к «Sunday Times», но «я не хотел бы вкладывать деньги в автогонки, потому что это делают только сумасшедшие. Это своего рода мыльная опера, и я предпочитаю просто смотреть ее, не принимая на себя никакой ответственности. Она гораздо интереснее «Coronation Street»». Правда, подобные высказывания звучали редко, и лишь немногие помимо регулярных читателей «Beatles Monthly», «Beatlefan» и подобных изданий могли говорить с определенной долей уверенности о безмятежном существовании Джорджа, в котором, казалось, ничего не менялось из года в год.
О нем ходили всевозможные слухи. Согласно одному из них, Джордж приезжал в поместье Элвиса Пресли за пленками с его неизданными записями. Якобы Traveling Wilburys собирались наложить на них аккомпанемент, подобно тому как Харрисон, Маккартни, Старр и Линн поступили с демозаписью Леннона «Free As A Bird» (а после них Hollies с вещами Бадди Холли, которых хватило бы на альбом). Однако наиболее вероятным кандидатом на роль призрачного пятого Wilbury был Карл Перкинс, скончавшийся в возрасте 65 лет от инсульта в феврале 1998 года, семья которого отдала Джорджу его материал.
Несколькими годами ранее Перкинс излечился от рака горла. В 1997 году в британских таблоидах появились намеки (как выяснилось впоследствии, имевшие под собой почву) на то, что Джордж прошел медицинское обследование по поводу того же заболевания. Тем не менее «The Henley Standard» ничего не писала об этом, сообщая лишь о переговорах во Фрайер Парк с районным советом Южного Оксфордшира о строительстве нового плавательного бассейна с раздевалками и сауной — он должен был гармонично вписаться в каскад водопадов и пещер. Джордж отказывался предоставить членам комитета планирования возможность лично осмотреть место строительства. Почему оценку проекта нельзя произвести на основе архитектурных чертежей, как это произошло бы, не будь владелец поместья поп–звездой? Неподалеку от Хенли, в Горинге, Джордж Майкл столкнулся с той же проблемой, но, не обладая таким опытом в качестве деятеля шоу–бизнеса и жителя данной местности, как Харрисон, он оказался более уступчивым.
Майкл также достаточно долго оставался в тени, но появление бутлегов отнюдь не льстило его самолюбию, а наоборот, вызывало раздражение. Несмотря на попытки Джорджа, Пола и Ринго воспрепятствовать этому, индустрия незаконного выпуска записей Beatles процветала, словно никаких альбомов «Anthology» никогда и не было. В США даже выходил журнал «Belmo's Beatleg News», посвященный исключительно неизданным записям Beatles — как всех вместе, так и каждого в отдельности. В качестве примера можно привести альбом «12 Arnold Grove» 1997 года, включавший демозапись «It Don't Come Easy» с ведущим вокалом Джорджа, альтернативный микс «Got My Mind Set On You» и «Every Grain Of Sand» — еще одну кавер–версию малоизвестной песни Боба Дилана.
На каких маньяков была рассчитана подобная продукция? У кого хватило бы терпения выдержать шесть дублей одного и того же трека аккомпанемента, измененную вещь со второй стороны какого–нибудь итальянского сингла, фальстарт «I Want To Tell You», еще одну фантастическую версию «It Is He (Jai Sri Krishna)», а затем снова и снова слушать нечто вроде «12 Arnold Grove», чтобы потом потратить гораздо больше времени на обсуждение того, насколько «интересно» его содержание?
Подобные обсуждения очень напоминали разговоры бабушек о болезнях. Художественная ценность и высокая розничная стоимость бутлегов Beatles едва ли имели значение для наиболее подорванных фэнов, и стоявшие на полке между другими CD, скажем, «Portrait Of Genius» и «Jacques Brel Is Alive And Well And Living In Paris», они служили как элементом интерьера, так и поводом для начала беседы.
Разговоры о Beatles заметно оживились в 1998 году, когда руководство довольно незначительного лейбла Lingasong объявило о намерении издать на GD «The Beatles Live At The Star–Club, Germany, 1962» — двойной альбом, выпущенный на виниле Алланом Уилльямсом в 1977 году. В статье ныне несуществующего британского поп–журнала «Sounds», посвященной этому альбому, прозвучал язвительный комментарий по поводу фотографии на его задней обложке, изображавшей тинейджеров 1962 года, собравшихся под неоновой вывеской клуба «Trenpunkt Der Jugend» («Место встречи молодежи») — «Beatles тоже не умели играть».
Может быть, но Билли Чайлдиш из группы Medway Towns, отличавшейся склонностью к ретроспекции, назвал его «их самым лучшим альбомом». Бывшие Beatles, однако, не обладали объективностью Билли в отношении подогретого алкоголем исполнения и отвратительного качества звука — несмотря на шлифовку в будущем в дорогостоящих студиях — того материала, который Кингсайз Тэйлор («не принадлежавший к числу наших друзей» — по словам Джорджа) записывал через ручной микрофон на бытовой магнитофон.
Итак, в мае 1998 года Джордж Харрисон, представлявший Beatles и «Apple», предстал в Высоком суде в качестве свидетеля перед мистером Нойбергером, который удостоил его комплимента за четкость и ясность показаний. Кингсайз Тэйлор, приехавший из своей мясницкой лавки в Саутпорте и представлявший Lingasong, еще перед этим показал под присягой, что получил устное разрешение от Джона Лен–нона обессмертить последнюю эпопею Beatles в «Star–Club». Тэйлор тогда решил, что согласие Леннона означает санкцию и со стороны остальных троих.
«Это была ошибка, — улыбнулся Джордж, — потому что Джон являлся самым громким, самым шумным и самым взрослым из нас. Мы не просили Кингсайза делать это. Мы никогда не слышали пленки. Мы не имели к ним никакого отношения. То, что один пьяный записал группу других пьяных, вовсе не означает заключение контракта или предоставление права выпускать запись». Нойбергер согласился с этим аргументом, и CD, которые Lingasong успела продать в надежде на победу, моментально стали раритетом.
Менее обременительной для Джорджа обязанностью, связанной с Beatles, явилась работа промоутера «Yellow Submarine» летом 1999 года — включавшая дополнительные съемки, ремикширование саунд–трека для CD, запись на видео и DVD, подготовку соответствующей одежды, памятных сувениров и игрушек и даже приглашение во Фрайер Парк Тимоти Уайта, главного редактора «Billboard», который приехал, чтобы еще раз услышать старую, старую историю. Джордж должен был рассказать ее гораздо более подробнее и заработал в течение одного налогового года около 5 миллионов фунтов благодаря выходу книги «The Beatles Anthology» в 2000 году. Несмотря на внушительную цену 35 фунтов, она стала Номером Один в чарте книг «Sunday Times» и пользовалась огромным спросом во всем мире.
Сравнимое по весу с плитой дорожного покрытия, это роскошное издание «Истории Beatles, впервые рассказанной их собственными словами и снабженной их собственными иллюстрациями» готовилось к публикации несколько лет. В книгу вошли воспоминания Харрисона, Маккартни и Старра, восходившие к эпохе телесериала «Anthology», наряду с архивными материалами записей бесед с Ленноном, а также множество фотографий, документов и интервью с Клаусом Вурманом, сэром Джорджем Мартином, Дереком Тэйлором, умершим в 1997 году, и многими другими.
В целом это занятное, местами довольно смелое повествование оказалось вполне состоятельным, о чем свидетельствует тот факт, что оно вызвало у читателей желание приобрести записи Beatles. Тем не менее книга не лишена изъянов, главный из которых заключается в том, что в ней содержится очень мало текста, понятного, скажем, для тибетского монаха, никогда не слышавшего группу. Кроме того, в своих воспоминаниях Харрисон, Маккартни и Старр уделили слишком много внимания событиям сорока- и даже пятидесятилетней давности, тогда как это была автобиография, адресованная фэнам, которых частная жизнь их кумиров интересовала отнюдь не в таких подробностях. Многие иллюзии рассеялись, и музыка, возможно, звучит уже не так, как прежде.
Как и в телесериале «Anthology», в книге отсутствовали многие ключевые персонажи — Пит Бест, Тони Шеридан, Билл Харри, Патти Бойд, Махариши, Фил Спектор и другие. Но где следовало провести разграничительную линию? Может быть, нужно было упомянуть всех исполнителей, записывавшихся на том же лейбле? Всех, кто когда–либо записывал песни Beatles? Лесорубов, рубивших деревья для производства бумаги, на которой они были написаны?
«Anthology» все еще была бестселлером, когда «Apple», которой продолжал руководить ныне уже 60–летний Нейл Аспиналл, чей офис теперь находился в Найтсбридже — в белом здании, окруженном парком, — помогла скоординировать самую крупную маркетинговую кампанию EMI за всю ее историю. Ее бюджет только в Британии составил от 1 до 2 миллионов фунтов, и по всему миру разошлись восемь миллионов копий «1», сборника, объединившего 27 хитов Beatles, возглавлявших чарты в Британии и/или США (первоначально названного «Best Of The Beatles»).
Побивший все рекорды по скорости продаж в Британии, Японии, Испании, Германии и Канаде, «1» разошелся в течение недели после своего выхода осенью 2001 года. В первый день японские музыкальные магазины посетили свыше 400 000 покупателей. Дома объем его продаж превысил объем продаж «Standing On The Shoulder Of Giants» Oasis в четыре раза.
Каждый музыкант сам волен решать, нормально это — заглядывать в прошлое — или же нет, но факт остается фактом: публика в большей степени интересовалась группой Beatles, нежели Джорджем Харрисоном или любым другим индивидом, вовлеченным в ее орбиту. (Об этом говорит сухая статистика: в Ливерпуле на почти 200 групп, исполняющих Beatles, приходится лишь одна — Harry Georgeson, — исполняющая Харрисона. — Прим. пер.) Ринго признал этот факт подготовкой к очередному американскому туру с All–Starr Band. Он рискнул включить в программу несколько треков со своего альбома 1992 «Time Takes Time», прекрасно понимая, что его линчуют, если в большинстве своем она не будет состоять из старых номеров, исполняемых по возможности в старой манере, как это было в прошлый раз, когда «The New York Times» назвала его выступления «лучшим ностальгическим туром».
Джордж не был готов к столь активной деятельности. Оформив инструментально сайт Beatles, более непосредственное участие он принимал в работе www.allthingsmustpass.com, лично отвечая на вопросы пользователей Интернета, варьировавшие от «Пол все еще злится на вас?» (на что он ответил: «Я знаю, кое–что во мне злит его, но, как мне кажется, мы уже достаточно взрослые люди для того, чтобы понять, что нам нечего делить») до «Какие струны вы использовали в 1965 году?».
Он проявлял дружелюбие и терпимость в общении с ними, но гораздо большее удовольствие ему доставляло оказывать услуги старым друзьям. В 1997 году он присоединился к Рави Шанкару в телевизионной программе на VH1 «George Harrison And Ravi Shankar: Yin And Yang», имевшей целью продвижение последнего альбома Шанкара «Chants Of India», который мог бы стать достойным финалом в карьере восьмидесятилетнего маэстро. Лаконичные, словно хайку, стихи прекрасно гармонировали в нем со сложными, цветистыми инструментальными пассажами, вызывавшими смутные ассоциации с Фрэнком Заппа. (Незадолго до своей смерти в 1993 году Заппа как композитор прочно утвердился в той же лиге, что и его «классические» кумиры Варез, Стравинский и Шанкар. «Фрэнк очень любил Шанкара, — сказал мне барабанщик Mother Of Invention Джимми Карл Блэк в 2000 году. — «Help, I'm Rock» (из альбома «Freak Out!») представляла собой настоящую рагу».)
«Chants Of India» не просто ситарная музыка, — пояснял Джордж, — это духовная музыка, духовные песни, древние мантры и фрагменты из вед — самых священных текстов на Земле».
Помимо того, что он написал предисловие к автобиографии Рави, Джордж принял участие на Radio 2 в передаче ведущего Джо Брауна, чтобы поговорить о новых рок–н-ролльных записях (имеются в виду ожидавшиеся тогда полные комплекты альбомов Джерри Ли Льюиса, Элвиса Пресли, Coasters, Эдди Кокрэна и «Some Other Guy» Ричи Барретта), а также подыграл Биллу Уаймену на слайд–гитаре в возрожденной программе Китти Лестер «Love Letters» в январе 2001 года. Поначалу он с гораздо меньшим энтузиазмом отнесся к просьбе сделать то же самое в «I'll Be Fine Anyway» и траурной «King Of The Broken Hearts» с последнего альбома Ринго «Vertical Man» 1998 года. «Он был не в настроении, — вздохнул Ринго. — Через две недели я позвонил ему из Лос–Анджелеса, чтобы просто сказать «Привет!» и спросить «Чем занимаешься?»
«Я сейчас в студии, играю на «добро».
Я сказал: «Добро» неплохо бы звучало на моем альбоме».
Он ответил: «Хорошо, пришли пленку». Мне действительно была нужна эта слайд–гитара. В ней звучит его душа. Я не могу спокойно слушать ее».
Являясь почетным президентом «George Formby Appreciation Society», Харрисон сам находился под впечатлением от укулеле Джимми Нэйла в кавер–версии «Something» типа Formby, записанной с другим гостем Фрайер Парк, Джимом Капалди, сыгравшим на бонгах. Однако Джимми предпочел менее рискованную аранжировку на основе духовых для версии «Something» на «Ten Great Songs And An OK Voice», сборнике кавер–версий (ныне обычная практика).
В еще большей степени, чем Нэйлом с его укулеле, Харрисон восхищался У Сринивасом, индийцем, игравшим на электрической мандолине так же, как Шанкар играл на ситаре. В последнее время Джордж редко слушал современную поп–музыку. Сыграв облигато в «Punchdrunk», треке с альбома молодой ирландской команды Rubyhorse, в чьем стиле прослеживается влияние брит–попа, он тем не менее считал Oasis «довольно средними музыкантами», а рэп — «компьютеризированным дерьмом», и так и не научился отличать одного рэппера от другого. «Я слушаю «Top Of The Pops», — говорил он, — и после третьей песни у меня возникает желание кого–нибудь убить».
Эта фраза звучит довольно зловеще в свете последовавших событий, апогеем которых стал вой сирены «Скорой помощи» за две ночи до того, как Биг Бэн возвестил о наступлении 2000 года. В Хенли явился ужас в лице Микаэла Эбрама, по прозвищу Сумасшедший Мик, 34–летнего шизофреника не откуда–нибудь, а из Ливерпуля. Всклокоченные волосы и остановившийся взгляд свидетельствовали о хаосе галлюцинаций, царившем в голове этого человека, которого его мать Линда считала «нормальным».
В 16–летнем возрасте он закончил римско–католическую школу с приличными оценками и поступил на работу в сфере телемаркетинга. Поведя себя вполне по–джентльменски с девушкой по имени Джанетт, бывшей его одноклассницей, он женился на ней, когда она забеременела. Впоследствии у них родился второй ребенок. Однако проходившие мимо их дома люди постоянно слышали громкие ссоры. В своем необузданном гневе Микаэл часто срывался на истерические вопли, вызывавшие ассоциации с кульминационными моментами речей Гитлера, В скором времени Эбрам потерял работу, развелся с Джанетт и поселился на одиннадцатом этаже одного из домов нового квартала, выросшего рядом с церковью Сент–Габриэль, где когда–то главным певчим был Стюарт Сатклифф. Он прозябал в нищете, а в его поведении на улице отмечались определенные странности.
Главной причиной развода с женой стало его пристрастие к наркотикам, с помощью которых он пытался «лечиться». По словам Микаэла, конопля, ЛСД, кокаин и особенно героин помогали ему на время избавиться от «привидений», которые преследовали его с 18 лет. Договорившись с Джанетт, Линда организовала визит сына к психиатру в больнице «Whiston». Хотя врач выявил у него психическое расстройство, в больницу он его не положил, сочтя, что оно излечимо при условии отказа от наркотиков.
Близкие безуспешно пытались спасти Микаэла, все более и более погружавшегося в мир ведьм, чертей и колдунов. Из его довольно бессвязных речей можно было заключить, что он полагает, будто мессия проживает в Марселе. К данному выводу Эбрам пришел, прочитав «The Holy Blood And The Holy Grail». В этой книге, вышедшей впервые в 1982 году (ее авторы — Джонатан Кейп, Майкл Бэджент, Ричард Лей и Генри Линкольн), излагалась весьма своеобразная версия происхождения христианства и приводилось довольно нетрадиционное описание личности Христа.
Дальнейшему формированию его неортодоксальных взглядов способствовала написанная в XVI веке книга пророчеств Нострадамуса «Centuries», из которой следовало, что грядущий миллениум чреват катастрофой глобального масштаба. Кроме того, Эбрам получал послания в духе Чарльза Мэнсона, слушая определенные диски Боба Марли, Кэта Стивенса и Oasis. Когда он позаимствовал у матери записи Beatles, его судьба была решена.
Сумасшедший Мик, или «пятый битл», стал известной гротескной фигурой в своем районе и за его пределами. Мальчишки дразнили его Овечьей Головой из–за копны волос соломенного цвета. Он часами сидел — иногда голый — на перевернутом цветочном горшке с сигаретой в руке на своем балконе или бесцельно бродил по улицам, напевая песни Beatles. «Кто они, — размышлял он, — эти четыре грозных призрака, несущие гибель всему живому, согласно пророчеству Нострадамуса?» Поглощенный своими фантазиями, он не привлекал особого внимания и производил впечатление безвредного, хотя и не самого приятного элемента городского ландшафта.
Однако к 1997 году Эбрам в такой степени утратил человеческий облик, что его водворили в психиатрическую лечебницу, хотя уже через одиннадцать дней отпустили домой. Спустя два года он вновь попал туда, но его изгнали, якобы за нападение на санитара. В смятении и панике Микаэл искал убежища у своей бедной матери. «Никто не может помочь мне», — рыдал он.
«Тревожный звонок уже прозвенел, — говорила потом Линда Эбрам, — но врачи и социальные работники не услышали его».
Если это состояние можно оценить количественно, то солнечное затмение в августе 1999 года усугубило безумие Микаэла, хотя услышанный им в песне Леннона приказ заставил его отказаться от героина. Он убедил себя в том, что одержим Маккартни, и «расшифровал» название песни «Let It Be» следующим образом: «L» — «hell» («ад»), «et» — «extra terrestrial» («внеземной»), «It Be» — указание на то, что он (Эбрам) должен скоро заразиться туберкулезом.
К октябрю в обуявшей его мании преследования он сосредоточился на Джордже, усмотрев в строке «It's going to take money» («Это потребует денег») из «Got My Mind Set On You» — хотя она и не принадлежит авторству Харрисона — ссылку на 80 000 фунтов, которые один из его знакомых будто бы был должен наркодилеру. После того как дело было сделано, Микаэл сообщил своему адвокату, что «Beatles были колдунами, а Джордж являлся их предводителем, ведуном на помеле, говорившим на дьявольском языке пришельцем из ада». Марк Дэвид Чепмэн схватился не за тот конец палки, но палка все–таки существовала.
В качестве инкарнации архангела Михаила Сумасшедший Мик был послан богом казнить Харрисона. Однажды вскоре после солнечного затмения Эбрама задержали за мелкое нарушение общественного порядка, и полицейские слышали, как он «беседовал с господом» в камере.
16 декабря Сумасшедший Мик купил билет на поезд до Хенли. Держа свои черные замыслы при себе, он вошел в церковь на Рединг–роуд и выяснил у священника месторасположение Фрайер Парк. Осмотрев наружную стену, Эбрам нашел самый низкий ее участок, где к тому же заграждение из колючей проволоки было менее плотным, чем в других местах. Затем он пришел на Фалэз Сквер, встал перед ратушей — менее чем в двадцати футах от полицейского участка — и начал призывать к осаде «дома».
Человек должен сделать то, что он должен сделать. Католик до мозга костей, испытывавший суеверный ужас перед наказанием за нарушение заповеди «не убий», Сумасшедший Мик надеялся на то, что что–нибудь помешает ему сесть на поезд для второго и последнего путешествия в Хенли. Он имел при себе шнур длиной два фута, завязанный посредине узлом, и нож с лезвием длиной шесть дюймов. Микаэл был уверен, что Харрисон знает, что происходит. Как это имело место в случае с Распятием, мир мог быть спасен путем божественного жертвоприношения, причем совершенно неважно, кто жертва — ангел или демон.
Побуждаемый отчетливо звучавшими в ушах словами «господь с тобой», Микаэл проник во Фрайер Парк ночью 30 декабря, не замеченный инфракрасными датчиками, телекамерами и другими современными средствами слежения.
В начале четвертого Оливия проснулась от громкого звона разбитого стекла. «Может, упал подсвечник?» — подумала она и решила разбудить Джорджа. Тот нехотя встал с постели, надел поверх пижамы халат, сунул ноги в ботинки, вышел из спальни, передвигаясь чуть ли не на ощупь, и спустился по широкой лестнице. Облако табачного дыма и струя холодного воздуха из–под кухонной двери из выставленного окна подсказали ему, что это было нечто иное, нежели разбившийся канделябр.
Напуганный хозяин, чье сердце билось, словно затравленный зверь — коим он сейчас и сам являлся, — поспешил обратно наверх, где Оливия тщетно пыталась дозвониться до сторожки, поскольку система наблюдения должна была находиться там под постоянным контролем. Они связались с другим человеком из обслуживающего персонала и поручили ему сообщить о произошедшем в полицию. Затем Оливия набрала 999.
С осторожностью продвигаясь по нависавшей над холлом балюстраде, Джордж замер, услышав скрежет осколков стекла под чьей–то ногой. Внизу он увидел квадратную фигуру Микаэла Эбрама в кожаной куртке и в черных перчатках. Его голос должен был бы дрожать от страха, но Джордж спросил незваного гостя почти обыденным тоном, кто он такой. Тот завопил в ответ: «Ты знаешь! Спускайся вниз!»
Как во время перелета в Нью–Йорк в 1971 году и в другие жуткие моменты своей жизни, Джордж произнес пару раз «Харе Кришна» (хотя, наверное, «Help!» или «Get Back» были бы более уместны). Эбрам застыл на месте, соображая, что могут означать эти восклицания. Наконец, поняв, что это проклятия Сатаны, он рванулся наверх.
Впоследствии Джордж показывал в суде: «Первым моим порывом было вооружиться ножом. Я попытался проникнуть в комнату, но ключ застрял в замке. Тогда я решил бежать ему навстречу и сбить его с ног. Мы оба упали на пол. Я защищался руками от ударов. Он взгромоздился на меня и принялся бить ножом в верхнюю часть тела».
На шум из комнаты выбежала Оливия. «Никогда в жизни я не видела такого выражения на лице мужа», — вспоминала она. Придя в себя от оцепенения, Оливия схватила первый попавшийся под руку предмет — небольшую латунную кочергу — и вступила в схватку. Запустив руку между ног Сумасшедшего Мика, она с силой схватила его за мошонку. Тот дернулся от боли, скатился с Джорджа, вскочил на ноги и прыгнул на Оливию, словно пантера. Бросив кочергу, она попыталась убежать в гостиную, располагавшуюся рядом со спальней, но Эбрам настиг ее и вцепился в шею. В этот момент сзади на него набросился Джордж — Эбрам «продолжал наносить удары, и мне не удалось совладать с ним».
В пылу борьбы Джордж и Микаэл упали на подушки для медитации. Краем глаза Джордж увидел, как Оливия схватила увесистую стеклянную настольную лампу и со всей силы стукнула ею противника. «В тот самый момент я поймала себя на мысли, что не испытываю к нему ни малейшей злости», — вспоминала она.
«Бей его! — кричал Джордж. — Бей сильнее!»
Вздыбившись, словно вулкан, Эбрам нанес несколько ударов наугад, затем выхватил шнур и обмотал им руки женщины, поранив ей при этом лоб. Задыхавшийся Джордж «был полностью измотан. Я едва мог поднять руку, силы покидали меня. Я отчетливо помню момент, когда почувствовал, как нож вонзился в мою грудь».
Он ощутил на губах теплую жидкость. Кровь. К счастью, лезвие прошло в дюйме от сердца, но дважды проколотое легкое получило серьезные повреждения. «Мне показалось, что моя рана смертельна», — говорил он позже. И при этом подумал о том, какое горе причинит Оливии своей смертью.
Получив сильные порезы лица, которые потом потребовали наложения швов, Эбрам тоже выбился из сил. «Он в изнеможении рухнул на меня, — вспоминала Оливия, — и я вырвала из его руки нож».
В этот момент — никак не скажешь, что как раз вовремя — появились два констебля, Пол Уильяме и 33–летний Мэтт Морганс, всего полгода состоявший на этой службе. «В поместье царила абсолютная тьма, — рассказывал потом Моргане своему сержанту и репортеру из «The Henley Standard». — Мы вышли из автомобиля, Уильяме направился к входным дверям, а я пошел вокруг дома. Приблизившись к окну, которое оказалось разбитым, я услышал вопли, крикнул Уильямсу и влез внутрь».
По лестнице спускалась Оливия, ее лицо было в синяках и кровоподтеках.
«Я новичок в этом деле и действовал совершенно машинально, — оправдывался Мэтт, — меня потом спрашивали, почему я не позвал на подмогу и почему на мне не было бронежилета. Она сказала мне, что какой–то человек там, наверху, пытается убить Джорджа. Бросившись туда, я увидел бегущего по лестничной площадке парня. Вначале я подумал, что он в маске, но, как выяснилось, это была кровь из раны на голове, куда ему попала лампой Оливия. Я приказал ему остановиться и лечь на пол, он подчинился. В этот момент я заметил свет в спальне и увидел, что за ее приоткрытой дверью лежит Джордж Харрисон. Тут подоспел Уильямс. Я оставил ему наручники для преступника и направился в спальню. На Джорджа было страшно смотреть. Он находился в сознании и первым делом спросил о жене, поскольку решил, что нападавший счел его покойником и принялся за нее. Я уложил его поудобнее и оказал первую помощь».
Затем констебли осмотрели помещения в поисках сообщников, но больше никого не нашли. Позже, доставленный в полицейский участок на Фалэз Сквер Микаэл Эбрам воскликнул несколько раз подряд: «Я сделал это! Я сделал это!»
Примчался Дхани. Он склонился над отцом и тут же весь перепачкался кровью. Помимо легкого, нож повредил лицо, бедро, грудь и левое предплечье Джорджа. «Я всерьез думал, что он умирает, — вспоминал Дхани. — Его лицо покрывала смертельная бледность. Я заглянул ему в глаза и увидел в них боль. Отец стонал и тихо повторял: «О Дхани, о Дхани». Потом произнес: «Я ухожу». Я понял, что он теряет сознание. Это продолжалось минут 10—12, а мне показалось, будто прошла целая жизнь, прежде чем приехали врачи».
Жертву и преступника отвезли в «Royal Berkshire Hospital» в Рединге. «Когда отца уносили на носилках, он повернул в мою сторону голову и с трудом, захлебываясь кашлем, произнес: «Я люблю тебя, Дхани». А потом добавил: «Харе Кришна» и закрыл глаза. В этот момент он как–то очень странно вздохнул — очень глубоко. Это был словно вздох смерти. Его рот был искривлен, щеки запали, и он посасывал нижнюю губу. Я закричал: «Папа! Папа! Ты слышишь меня? Все будет хорошо. Не уходи!» Его лицо исказила гримаса, и несколько секунд он не дышал. Когда я замолчал, он вздохнул и открыл глаза. Не помню, чтобы человек, будь то живой или мертвый — а я видел своего деда в гробу, — выглядел так плохо».
Однако вопреки ожиданиям к вечеру следующего дня жизнь Джорджа уже была вне опасности. Его перевезли в «Harefield Hospital» на окраине Лондона, где он встретил 2000 год. Напускная веселость и бодрые шутки Джорджа (например: «Он не был взломщиком и явно не проходил прослушивание для участия в Traveling Wilburys» или «Ади Шанкара, индийский историк и философ, однажды сказал: «Жизнь преходяща, как дождевая капля на листе лотоса» и с этим приходится согласиться») могли обмануть кого угодно, только не Оливию и Дхани, видевших, насколько он нездоров, несмотря на все его уверения, будто ему становится лучше.