Доктор Саргент раздраженно покрутила головой из стороны в сторону, встала на цыпочки, чтобы лучше видеть улицу, затем повернулась к Анне и проворчала, направляясь к своей кровати:
– Я не вижу на улице никого!
– Но вы же слышите крики!
– Ничего я не слышу. И ничего не вижу, – грубо ответила доктор Саргент. – Галлюцинации и акоазмы, заболевание ни сочной доли мозга.
Она укрылась одеялом с головой и повернулась спиной к Анне, давая понять, что разговор окончен.
Анна не поняла ее последней фразы, но до сих пор слышала возгласы с улицы. Она прижалась лбом к стеклу. Гвидо исчез. Но в ее голове все еще раздавалось жуткое эхо: «Анна! Анна!»
Глаза Анны буквально сверлили улицу, то место, откуда, казалось, исходил звук, но там никого не было. Ярко освещенная улица оставалась пустой. Но ведь этого не могло быть! Этого не должно быть! Неужели она сходит с ума? Анна чувствовала, что ее тело напряжено до предела – ей даже казалось, что еще немного, и мышцы порвутся. Она попыталась понять, не спит ли сейчас. А может быть, смерть Гвидо и все последующие события ей тоже лишь приснились? Неужели она стала лишь беспомощной актрисой в собственном театре кошмара?
Оконное стекло приятно холодило лоб, и Анна еще сильнее прибилась к нему. Сейчас она была просто не способна подумать о том, что стекло – твердый, но в то же время довольно хрупкий материал, и достаточно одного удара, чтобы оно разлетелось на осколки. Анна лишь дрожала всем телом и не могла отвести взгляд от пустой улицы. На глаза навернулись слезы. И тут стекло треснуло, издав резкий звук. Анна успела почувствовать, как по лицу течет что‑то теплое, а потом ей показалось, что она падает в бесконечную пустоту. Она ощущала холод черной бездны, которая с каждой секундой приближалась. Затем Анна почувствовала удар и потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, все еще (или снова?) была ночь, а в спальне со скудной обстановкой ничего не изменилось. Анна ощупала голову и обнаружила на лбу повязку. Но больше всего Анна испугалась, поняв, что ее волосы коротко острижены, как и у остальных обитателей Лейбетры.
«Я не могу оставаться здесь!» – была ее первая мысль. Но еще до того как успела составить хоть какой‑то план действий, Анна поняла, какое значение имели ее коротко остриженные волосы. Ее приняли здесь, в Лейбетре! Лучшей возможности раскрыть тайну этого места ей не представится. В то же время она боялась. Панически боялась Гвидо, который согласился принять участие в этой игре, или же – если это был не он – тех, кто был способен манипулировать ею и ее страхами в своих целях.
– Как вы? Пришли в себя?
Анна обернулась. Это была доктор Саргент, которая, опершись на локоть, приподнялась и с интересом следила за движениями Анны.
– Что вы со мной сделали? – спросила Анна обеспокоено и прикоснулась к повязке на лбу.
– Лучше спросите, что сделали вы! – не задержалась с ответом доктор. – Вы бредили и хотели просунуть голову сквозь оконное стекло! Если бы я не оттащила вас, вы остались бы без головы! Кроме того, вы постоянно говорили о каком‑то Гвидо.
Пренебрежительный тон разозлил Анну.
– Что же, я, по‑вашему, должна благодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь? – спросила она вызывающе.
– Я доктор Саргент, – ответила старуха холодно. – Моя обязанность – спасать жизни.
– Спасибо, – сказала Анна.
– Не за что.
В комнате царил полумрак, но было достаточно светло, что бы рассмотреть практически любую деталь. Анна тут же посмотрела на окно.
– Доктор Саргент, – шепотом обратилась она к старухе – Окно!
– А что с окном? – скучающим тоном спросила доктор Саргент.
– Я думала, что выдавила стекло головой…
– Конечно, выдавили, да так, что оно разлетелось на куски.
– Но ведь стекло целое… Вы хотите сказать, что кто‑то успел вставить новое?
– Как раз это я и хочу сказать. Вы ведь спали двое суток.
– Что?
– Два дня и две ночи. Доктор Норманн в таких случаях не церемонится. Здесь никто особо не церемонится, если нужно успокоить одного из жителей городка. Валиум здесь льется рекой.
Анна закатала рукава белой робы, в которую кто‑то уже уст ее облачить. На обоих локтевых сгибах виднелись следы от уколов.
– Вы удивлены? – поинтересовалась доктор Саргент. – Неужели вы думали, что все здешние сумасшедшие спокойные от природы? Посмотрите повнимательнее! Обратите внимание на каждого. На каждого, слышите?
Словно против воли, Анна поднялась с постели и медленно Пошла между кроватями в спальне. Здесь были женщины с акромегалией,[45]с красными лицами и жутко искаженными чертами, словно их лица вырезал из дерева неумелый мастер. Анна увидела тех, кто родился с увечьями: их суставы были неестественно вывернуты, а на лицах застыла безумная улыбка. При взгляде на некоторых она даже начала сомневаться, могут ли эти существа передвигаться самостоятельно. Сердце Анны бешено колотилось, в висках начала стучать кровь. Она была растеряна и подавлена.
Вернувшись к постели доктора Саргент, Анна опустилась на колени и прошептала:
– Но ведь это чудовищно! Как долго вы терпите это?
– Привыкнуть можно ко всему, – лаконично заметила доктор.
Если сравнивать с другими женщинами, выглядела она довольно нормально. Анна не смогла сдержаться. Она должна была задать этот вопрос, чтобы он ее больше не мучил:
– Скажите же наконец, доктор Саргент, почему вы здесь?!
Глаза женщины засверкали от злости. Видно было, что ей хотелось ответить, но мешала какая‑то мысль. Наконец она Коротко сказала:
– Спросите у тех, наверху.
«Будет непросто завоевать ее доверие», – подумала Анна. Она была в этом абсолютно уверена. Тогда Анна решила прибегнуть к другому способу и высказала предположение, что доктор Саргент находится здесь не как пациент, а как медсестра, которой доверили присматривать за спящими в этом помещении. Но доктору Саргент, похоже, не понравилось замечание Анны, и она ответила, что здесь все присматривают друг другом, поскольку это основной принцип в Лейбетре.
Анна не поверила в такое объяснение. Ее подозрение, что доктор Саргент принадлежит к касте орфиков, а не к душевнобольным, стало еще сильнее, когда она попросила побольше рассказать об этом странном брате Йоханнесе: о его прошлом, где он жил здесь, в Лейбетре. Почему‑то у нее было чувство, что этот достойный сожаления человек мог быть каким‑то образом связан с загадочными событиями нескольких последних месяцев.
Но доктор Саргент однозначно дала понять, что подобные расспросы здесь нежелательны, тем более со стороны Анны как пациентки. Всем своим поведением эта женщина подчеркивала, что относится к своей собеседнице как к больной, во всяком случае, после того происшествия, когда Анне якобы показалось, что она видит Гвидо и слышит его крики. Она также добавили, что в отделение, где содержится Йоханнес, у нее все равно нет доступа, так что она ничем помочь не может.
Анна обратила внимание, что глухонемая девочка внимательно следила за ее губами в течение всего разговора, словно хотела понять каждое слово. После обеда, когда женщины, собравшись в небольшие группы, проводили время на улице, – в этот день Анна впервые смогла понять, каким огромным был город над их головами – девочка, незаметно от охранников и доктора Саргент, положила в руку Анне маленькую, сложенную в несколько раз записку. На клочке бумаги Анна обнаружила рисунок, в котором при более внимательном рассмотрении она узнала план. Эта неумело нарисованная карта содержала казавшиеся поначалу непонятными пометки и стрелочки, указывавшие, где сейчас находится Анна, и ведущие к дважды подчеркнутому слову «Йоханнес».
Хотя Анна в течение дня то и дело осматривалась по сторонам, надеясь увидеть Йоханнеса, ей так и не удалось заметить достойного сожаления евангелиста, поэтому вечером, несмотря на запрет, она решила тайком отправиться на поиски. При этом рисунок девочки очень пригодился, поскольку Лейбетра оказалась запутанным скоплением домов и переулков, словно кто‑то хотел сделать этот город похожим на лабиринт Минотавра. Анна удивилась своему абсолютному спокойствию, когда одиночку отправилась на ночную прогулку по пустому городу.
Больше всего ее беспокоило то, что в одном из переулков ей мог повстречаться Гвидо. Она не знала, как вести себя в ситуации, если муж окажется прямо перед ней. Бежать? Или подойти к нему и дать пощечину? А может, отпустить замечание, что этот мужчина отвратительный актеришка?
На домах в Лейбетре Анна не видела номеров, только буквы и слова, похожие на некий код, из‑за чего непосвященному человеку было практически невозможно ориентироваться здесь. Но карта глухонемой девочки оказалась настолько точной, что Анна отважилась даже отклониться от описанного маршрута, чтобы узнать причину странного звука, который был похож на визжание собаки или мяуканье кота. Или на то и другое сразу.
Как и все здания здесь, это тоже оказалось незапертым. Все, что нужно было сделать Анне, – это поднять железный засов на больших деревянных воротах с одной створкой. Она вошла во двор, где увидела нагроможденные в три этажа и соединенные деревянными лестницами клетки различного размера. Хотя более половины из них оказались пустыми, дворик был полон самых разнообразных звуков, так что вряд ли кто‑то мог услышать, что она вошла.
Громкое визжание раздавалось из клетки на первом этаже. Подойдя, Анна увидела двух наводящих ужас фантастического вида существ: борзые с головами котов и совершенно голыми хвостами. Издалека их можно было принять за собак, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что животные ведут себя как кошки: точат когти о кусок толстого дерева в клетке, взбираются по нему под самый потолок и осторожно спускаются вниз.
Анну увиденное повергло в настоящий ужас, но любопытство заставило осмотреть и остальные клетки. Она хотела узнать какие еще существа могли здесь находиться. В одной из клеток оказались звери, похожие одновременно на коз и овец, но с длинными пушистыми хвостами, как у дворняги. В другой – свинья с рогами горного барана, которая брюхом задевала пол и была в два раза длиннее, чем нормальные животные.
В самой большой клетке сидело чудовище с черно‑коричневой шерстью, ниже пояса похожее на орангутанга. Верхняя часть с розоватой кожей без шерсти – и это пугало больше всего напоминала скорее человеческое тело. Руки казались неестественно длинными и свисали, словно плети. Но кисти, и прежде всего ногти, были как у человека. Лысая, красноватого цвета голова с крохотными ушами напоминала голову борца, а глубоко посаженные глаза под массивными надбровными дугами смотрели на Анну с таким выражением, что она нисколько бы не удивилась, если бы монстр заговорил с ней сквозь решетку и спросил, что она здесь делает.
От подобных мыслей Анна разволновалась и решила немедленно покинуть это жуткое место, чтобы продолжить путь по маршруту, нарисованному глухонемой девочкой. Она прошла мимо узкого ряда домов, через площадь, на противоположной стороне которой увидела огромных размеров ворота. Они были открыты, и за ними Анна рассмотрела гигантскую пещеру, из которой доносилось монотонное жужжание электрогенераторов и еще какого‑то оборудования. На площади царило оживление. Люди сновали в разные стороны, так что никто даже не обратил внимания на Анну, когда она подошла поближе к воротам и увидела в пещере кроме всего прочего множество лифтов, ведущих в верхний город.
Те, кто входил в ворота и поднимался на лифтах вверх, сильно отличались от обитателей Лейбетры, которых Анна видела до сих пор. Волосы у некоторых были коротко подстрижены, а добротная черная одежда делала их похожими на монахов. Они и не разговаривали друг с другом и старались даже не встречаться взглядами.
Похоже, охранников, которые могли бы помешать кому‑то попасть в верхний город Лейбетры, здесь не было. Этот факт поразил Анну, впрочем, как и все остальные меры обеспечения безопасности в этом странном месте. Несколько раз она замечала грозного вида вооруженных патрульных, но они появлялись крайне редко и ни у кого не вызывали страха. Спокойствие и дисциплина, царившие повсюду, казались Анне загадочными. Похоже, она оказалась в каком‑то огромном закрытом учреждении.
Держа в руках рисунок глухонемой девочки, Анна отправились дальше. Она твердо решила, что сделает все возможное и найдет сумасшедшего евангелиста Йоханнеса, от которого надеялась получить полезную информацию.
За поворотом в одном из переулков Анна увидела дом, который подходил под описание на листке бумаги. Прямо в фундаменте торчала труба, похожая на ствол пушки, из которой на тротуар тонкой струйкой текла вода.
Анна рассчитывала найти здесь что‑то вроде спальни в больнице, в которой находилась сама. Но, к огромному своему удивлению, обнаружила библиотеку, если так можно назвать помещение, в пыльных и мрачных комнатах которого собрано множество книг и свитков. Войдя через незапертую дверь и миновав вестибюль, заканчивавшийся узкой почерневшей от старости дубовой лестницей, Анна стала свидетельницей разговора, происходившего в соседней ярко освещенной комнате.
Сначала Анна могла разобрать лишь отдельные слова, поскольку оба мужчины были крайне взволнованы, но постепенно смысл дискуссии становился ей понятен. Анна была почти уверена, что один из голосов принадлежал евангелисту Йоханнесу, который спорил со своим собеседником. Это очень удивило Анну: как мог кто‑то всерьез воспринимать Йоханнеса ведь она ни секунды не сомневалась, что он был умалишённым. Но слова евангелиста не давали повода усомниться в ясности его мышления.
Темой разговора послужило первое письмо Иоанна, в котором он предупреждает своих последователей в Малой Азии о лживых учениях и говорит, что их должно появиться особенно много незадолго до конца света. Неизвестный лишь рассмеялся над этими словами и сослался на Матфея 24, утверждая, что сам Иисус предупреждал об опасности, исходящей от лживых пророков и мессий. Также говоривший не преминул заметить, что предупреждение это, хоть и было небезосновательным, не принесло никакой пользы.
Анна, которая могла лишь поверхностно следить за дискуссией двух специалистов, с любопытством осмотрелась в темной комнате. Большую часть помещения занимали книги, которым казалось, заменяли даже мебель. Обычно комнаты со множеством книг излучают спокойствие и создают впечатление гармонии, но здесь бесчисленное количество печатных трудов казалось скорее намеренно устроенным хаосом, кирпичиками которого и были книги. Столь малоприятное впечатление возникало, скорее всего, по той причине, что многие книги стояли на полках, обратив наружу не корешки с названиями, а лишенную каких‑либо изображений или надписей переднюю, а некоторые и верхнюю, сторону. Кроме того, почти из каждой второй торчали клочки бумаги, а пыль, собравшаяся на этих импровизированных закладках, позволяла сделать вывод, что книги давно утратили свое значение. Если не считать голого деревянного стола и простого стула в центре комнаты, мебели не было вовсе.
Неожиданно спор двух мужчин прервался, и Анна вынуждена была спрятаться за выступом стены в задней части комнаты. В дверях появился Йоханнес. Он со злостью мотал головой из стороны в сторону, словно пытаясь стряхнуть что‑то. Пробормотав несколько непонятных слов, он направился по деревянной лестнице на второй этаж и, поднявшись, громко хлопнул дверью.
Немного позже из комнаты вышел второй участник дискуссии, державший под рукой целую стопку папок. Когда мужчина вышел из тени, Анна сразу же узнала его, но от неожиданности потеряла дар речи. Конечно, этот голос ей тоже приходилось слышать! Она вспомнила: Гутманн.
Он же, напротив, узнал Анну не сразу. Очевидно, еще и потому, что она обвязала вокруг головы черный платок, соорудив что‑то вроде тюрбана, скрывавшего повязку на лбу.
– Я Менас, – сказал Гутманн, подойдя к Анне и слегка кивнув головой в знак приветствия.
– Менас? Вы профессор Вернер Гутманн! – возразила Анна, которая уже успела овладеть собой. – И вы до сих пор не дали ответов на мои вопросы.
Гутманн подошел ближе и, запинаясь, ответил:
– Я вас не понимаю…
– Я Анна фон Зейдлиц.
– Вы? – Гутманн испугался. Даже в полумраке Анна заметила, как он вздрогнул и рукой изо всех сил прижал к себе папки. Наконец он почти прокричал: – Но это невозможно!
Анна неожиданно почувствовала себя совершенно спокойно. Она подошла вплотную к Гутманну и заметила с иронией в голосе:
– В этих стенах возможно все. Или вы, профессор, так не считаете?
Гутманн, соглашаясь, энергично закивал головой. По тому, как он вцепился в папки, можно было сделать вывод, что встреча с Анной оказалась для профессора не просто неприятном, а даже мучительной. Она бы нисколько не удивилась, если бы сбитый с толку Гутманн бросился со всех ног прочь.
– Вы до сих пор не дали ответов на мои вопросы, – настойчиво повторила Анна. – Я оставила вам копию пергамен с коптским текстом. Вы же, вместо того чтобы перевести его, вдруг исчезли!
– Я вас предупреждал, – сказал Гутманн, не обращая вин мания на слова Анны. – Вас похитили и привезли сюда?
– Похитили? – Анна деланно рассмеялась. – Я сама пробралась сюда. Я хочу наконец узнать, что здесь происходит.
Гутманн с сомнением смотрел на стоявшую перед ним женщину. Он производил впечатление человека, который не знает, как быть. В конце концов он заговорил со слезами в голосе
– Ни один нормальный человек не отправится добровольно в Лейбетру.
– Так почему же вы здесь? – спросила Анна.
– Как бы лучше объяснить… Я тоже попал сюда добровольно, если можно так выразиться. Но я поддался искушению. Это была ловко расставленная ловушка, а теперь на моей шее петля.
– И что же вы здесь делаете?
Гутманн кивнул головой, словно ожидал этого вопроса, и ответил:
– Им нужны мои знания и моя работа…
– … потому что Фоссиус мертв, а он был единственным, кто прекрасно знал о тайне Бараббаса!
– О Господи! Откуда вам все это известно?
– Господин профессор Гутманн, – начала Анна официально, – я вот уже несколько месяцев гоняюсь за фантомом, который оставил следы в разных уголках мира. Имя этого фантома – Бараббас. И насколько я могу судить, оно упоминается в одном Евангелии, о котором до сих пор никто не знал. Это так называемое пятое Евангелие.
– Вы знаете слишком много! – воскликнул пораженный Гутманн. – Почему вы не оставите в покое эту тайну?
– Я все еще знаю слишком мало. В первую очередь я хочу выяснить всю правду о двойной жизни моего мужа. Вы знаете Гвидо фон Зейдлица?
– Нет, – признался Гутманн.
– На самом деле я должна была по‑другому сформулировать свой вопрос. Вы знали Гвидо фон Зейдлица? Потому что он погиб в автокатастрофе, а я выложила за его похороны две с половиной тысячи марок. Но три дня назад он стоял здесь, в этом городе, на ярко освещенной улице и выкрикивал мое имя. А до этого я видела его в библиотеке моего дома. Я не знаю, чему можно верить и что я теперь должна думать. В любом случае, я не сдамся до тех пор, пока не выясню все.
Некоторое время Гутманн не говорил ни слова, лишь смотрел себе под ноги. Затем он спросил:
– Почему вы приехали сюда?
– Все просто, – ответила она. – Мужчина, которого вы знаете как евангелиста, был первым, кого я встретила в Лейбетре. Говорят, что он выжил из ума, и на меня он произвел именно такое впечатление. Но я стала невольной свидетельницей вашей с ним дискуссии, и мне показалось, что этот человек должен что‑то знать. Кто он такой?
– Его зовут Джованни Фосколо, но это не имеет никакого значения. Он иезуит из Италии и гений в своей области – великолепный знаток Нового Завета, знает наизусть не только все четыре Евангелия, но и Деяния святых Апостолов, свободно цитирует любые места из писем апостола Павла римлянам, коринфянам, галатам, ефесянам, филиппийцам, колоссянам, салоникийцам, а также Тимофею, Титу и Филимону, может слово в слово пересказать «Откровение Иоанна Богослова». Но самое удивительное то, что он может сравнивать все четыре Евангелия, как, например, Матфей 16:13–20 и Марк 8:27–30 или Лука,і 9:18–21. Действительно гений, достойный восхищения.
– Так вот почему здесь столько старых книг и свитков! сказала Анна, в который раз окидывая взглядом комнату. – Но почему все говорят, что он сумасшедший, если он на самом деле гений?
Гутманн пожал плечами, но Анне показалось, что он пытается что‑то скрыть.
– Возможно, – начала Анна неторопливо, – иезуит наткнулся на некое указание, которое обрушило его мир?
Профессор взглянул на Анну со страхом.
– Что вы хотите этим сказать?
– Раз уж орфики не жалеют сил и денег, чтобы открыть тайну пятого Евангелия, а Джованни Фосколо на самом деле гений то вполне логично предположить, что итальянец раскрыл тайну фантома по имени Бараббас – и в результате этого его разум помутился.
Слова собеседницы явно обеспокоили профессора. Он начал перекладывать папки из одной руки в другую, и в голосе вновь послышалась растерянность, как в самом начале встречи.
– Я и так сказал уже слишком много. Прошу меня извинить…
– Нет, профессор Гутманн! – запротестовала Анна. – Им не можете так просто снова исчезнуть! Один раз вы уже бросили меня в беде!
Гутманн попытался успокоить Анну, показывая жестом, что не стоит говорить так громко.
– Тише! В Лейбетре у всех стен есть уши! Вам и мне не позавидуешь, если нас застанут вместе. Я предлагаю встретиться здесь завтра, в это же время.
И еще прежде чем Анна успела выразить свое согласие, Гутманн развернулся и вышел.
Анна вновь оказалась совершенно одна среди книг, наедине с немой наукой, покрытой пылью, словно зимний лес снегом.
И так же как в зимнем лесу можно увидеть следы, Анна различала, какие книги Джованни Фосколо брал с полок, а потом ставил на место. Некоторые следы были совсем свежими, оставленными накануне или даже сегодня, другие же почти незаметны под новым слоем пыли, и наверняка пройдет не много времени, прежде чем они исчезнут вовсе.
Названия книг на отдельных повернутых корешках плясали перед глазами нежданной гостьи этого хранилища знаний: «Митры», «Тайны и раннее христианство», «Дамасские фрагменты и происхождение еврейско ‑ христианской секты», «Теологические исследования и критика», «Когда в Евангелие от Матфея добавили главу 16, стихи 17–19? [46] », «Апокрифические тексты, относящиеся к Новому Завету», «Liber di Veritate Evangeliorum».
Как многое можно узнать о человеке по его одежде, так и корешки книг говорят об их происхождении и возрасте. Анна обратила внимание на то, что некоторые печатные труды были помечены буквами «О» или «Р», выведенными черными чернилами. И с каждым новым прочитанным названием росла уверенность Анны в том, что это были далеко не набожные или укрепляющие веру книги. Все хранившиеся здесь труды, даже стоя на полках, казалось, излучали угрозу. Поэтому Анна долго не могла решиться взять одну из привлекших ее внимание книг в руки. Она называлась «Апокрифические тексты, относящиеся к Новому Завету», и первая буква была помечена чернилами. Но, бегло просмотрев содержание, Анна не обнаружила ничего таинственного, никаких особых отклонений и поставила книгу на место.
Как раз в тот момент, когда Анна собралась подняться по крутой лестнице на второй этаж, чтобы поговорить с Джованни Фосколо, она услышала приближавшиеся к дому шаги и решила, что будет лучше спрятаться за один из огромных шкафом с книгами. Два человека в униформе – такие патрули Анна уже видела в Лейбетре – вошли в дом и направились наверх. Она услышала короткую словесную перепалку, а потом увидела их своего надежного укрытия, как сумасшедшего иезуита увели.
Анна последовала за охранниками, стараясь держаться на приличном расстоянии. Она слышала, как Джованни Фосколо кричал: «Блажен тот, кто читает слова пророка и внимает им и поступает только так, как говорит пророк! Ибо время близится!» Но эта бессмыслица вряд ли могла пригодиться Анне. Казалось, Фосколо знал, куда его ведут. Он шел по пустынным улицам впереди охранников, направляясь, как выяснилось похоже, к ярко освещенному зданию с матовыми стеклами и стеклянной дверью, очень похожему на клинику.
Фосколо и оба патрульных исчезли внутри, и, несмотря на то, что вход никто не охранял, Анна не решилась последовать за ними. Она поймала себя на мысли, что Гвидо, если он до сих пор жив, вполне мог находиться за этими стенами.
Она уже начала понимать, что единственными людьми, которые могли помочь ей в расследовании, были доктор Саргент и профессор. Женщине Анна не доверяла. Роль Гутманна но всем происходящем, с одной стороны, казалась довольно странной, с другой стороны, его скрытность позволяла сделать вывод, что он знал гораздо больше, чем рассказывал.
Вечером следующего дня Анна, как и было условлено с профессором, пришла на встречу. Она нисколько не удивилась, обнаружив библиотеку, в которой вчера спорили Гутманн и Фосколо, незапертой. Более того, внутри горел свет, хотя во всем здании не было ни души. Как успела заметить Анна, это была одна из особенностей Лейбетры. Всякий и каждый должен понимать, что кто‑то есть рядом и, возможно, следит за ним. Любопытство заставило ее подняться по лестнице на второй этаж и, хотя Анна старалась идти как можно осторожнее, на каждый шаг старое сухое дерево отзывалось скрипом, который наверняка выдавал Анну, если кто‑то все же скрывался внутри дома.
На последней ступеньке Анна остановилась. Она прислушалась и, не заметив ничего подозрительного, сделала несколько шагов по направлению к закрытой двери. У нее и в мыслях было стучаться, хотя посторонний человек по правилам приличия должен был поступить именно так. Но о каких правилах приличия может идти речь в подобном месте? Анна решительно крыла дверь и с удивлением обнаружила, что внутри темно. Она щелкнула выключателем, и под потолком зажглась лампа в матовом плафоне, осветившая просто обставленный кабинет. На широком деревянном столе около двух окон, выходивших на улицу, громоздились пачки перевязанных бечевкой листов бути, папки и карты. Стена слева оказалась заклеенной листочками разного размера и формы, исписанными словами на непонятном Анне языке, которые, однако, были очень похожи на содержавшиеся в тексте пергамента. У стены справа стояла старая софа с красно‑коричневым вытершимся геометрическим орнаментом, какие часто встречались в Греции.
Закрыв за собой дверь, Анна вздрогнула от неожиданности – на крючке закачалась одна из длинных ряс, в которых расхаживал Фосколо. Не оставалось сомнений в том, что это кабинет итальянца, и Анна спросила себя, похоже ли это помещение на комнату, в которой работал сумасшедший. Хаос, царивший повсюду: на полках, на столе и на полу, где тоже громоздились папки, – казался вполне систематизированным.
Толстая переплетенная машинописная книга вызвала особый интерес Анны. Она лежала на стопке папок и называлась «Неизвестная минойская гробница в Среднем Египте и ее значение для Нового Завета». Автор – Марк Фоссиус. Это открытие позволило Анне сделать вполне обоснованный вывод о том, что профессор Фоссиус на самом деле являлся ключевой фигурой в этой истории, а один из следов, существование которого она раньше даже не предполагала, мог вести в Египет.
Пока Анна перелистывала страницы, содержание которых казалось ей по большей части непонятным, у нее вдруг возникло чувство, что за спиной кто‑то стоит. Она хотела обернуться и но страх сковал ее, и в этот миг оцепенения Анна увидела руку, появившуюся из‑за спины. Прежде чем она успела крикнуть, к ее лицу прижали кусок материи, полностью закрыв нос и рот. Анна потеряла сознание.
Анна очнулась, но все еще была в полусне. Во всяком случае, позже это воспоминание казалось ей именно сном, и она не могла сказать наверняка, что случилось на самом деле, а что ей привиделось. Она также не могла понять, где находится. Анна увидела женщину, которая вышла откуда‑то из темноты и поднесла к ее глазам маятник. Он раскачивался из стороны в сторону, а Анна лежала, не в силах даже пошевелиться.
Незнакомка начала говорить тихим, вкрадчивым голосом и хотя лица ее Анна не могла различить, она была уверена что это доктор Саргент. Ее голос казался несколько приглушенным, а интонация очень отличалась от той, к которой Анна привыкла во время разговоров с этой женщиной. Она держала маятник и тяжело дышала, словно это была невероятно трудная работа.
Сейчас звук голоса доктора Саргент казался Анне таким же отталкивающим, как и ее внешний вид. Поскольку она не могла сопротивляться физически, Анна изо всех сил сопротивлялась мысленно.
– Вы слышите мой голос?
– Да, – ответила Анна еле слышно и заметила, что даже говорить могла лишь с трудом.
– Вы видите маятник перед глазами?
– Да, вижу.
Анна его действительно видела, хотя не имела представления, были ее глаза закрыты или открыты.
– Сосредоточьтесь на моем голосе и только на моем голосе. Все другое с этого момента не имеет для вас никакого значения. Вы меня действительно поняли?
– Да, – ответила Анна механически. Все в ней сопротивлялось, но она просто не могла не ответить.
– Сейчас вы будете отвечать на мои вопросы, а когда проснетесь, обо всем забудете.
Анна судорожно пыталась сжать губы, чтобы не произнести ни слова, но против своей воли ответила: