Лирика Пушкина 1830-х годов — это прежде всего поэзия Жизни. Действительность, историческая реальность, связанная с драматическими событиями польского восстания, холерными бунтами, семейная жизнь со всеми ее превратностями, литературная борьба, философия самостояния, преддуэльная ситуация и ее трагический исход — все это отразилось в его лирике и получило философское осмысление.
В поле зрения Пушкина – общечеловеческие и современные темы и проблемы: любовь, творчество, забвение и бессмертие, соотношение социального и общечеловеческого, дом и родина, жизнь и смерть.
Художественный синтетизм пушкинского мышления определил глубинную взаимосвязь поэзии и прозы не только как сфер бытия, но и как форм творчества. Своеобразные прозиметрические конструкции в «Египетских ночах», набросках «Повести из римской жизни», во внедрении поэтических эпиграфов в текст «Капитанской дочки», а собственно лирических стихотворений в «Сцены из рыцарских времен» — все это придавало лирике Пушкина 1830-х годов мирозиждительный характер и выявляло ее всеобъемлющий взгляд.
Первые стихотворения, написанные после Болдинской осени и относящиеся уже к 1831 г.: «Пред гробницею святой», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина», — пушкинский ответ на польские события. Два последних стихотворения были опубликованы в составе отдельной брошюры «На взятие Варшавы» (сентябрь 1831 г.). вместе со стихотворением В.А. Жуковского «Старая песня на новый лад» и стали фактом русского общественного сознания. Споры вокруг них и вокруг польского вопроса вообще — предмет особого и специального разговора. Пушкин в своей «польской трилогии» решал общие проблемы исторического пути славянского мира, его единства и выступал против вмешательства Европы в эти дела с позиции силы, угроз и ложных обвинений.
Его стихотворения были лишены шовинистических и узконационалистических взглядов. Вряд ли их можно назвать «антипольскими». Польша, польская литература, поляки всегда интересовали Пушкина. Его последующее обращение к балладам «Будрыс и его сыновья», «Воевода», переведенным из Мицкевича, стихотворение «Он между нами жил», обращенное к нему же, незавершенный замысел «Альфонс садится на коня», имеющий переклички с романом Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе» — свидетельство его полонистских увлечений.
Лирика 1830-х годов героическая — симфония Пушкина. Несмотря на все превратности судьбы, он жил с высоко поднятой головой и верил в «мощную власть» и силу искусства и жизни. Почти каждое стихотворение 1830-х годов — гимны мужеству и страница из философии самостояния, которая оформилась в эти годы. Три стихотворения: «Не дай мне бог сойти с ума» (1833), «Пора, мой друг, пора!..» (1834), «Странник» (1835) — трилогия противостояния превратностям судьбы и личностного самостояния. Образ дочеховской «палаты № 6» определяет пространство первого произведения. Атмосфера тюрьмы и сумасшедшего дома не как романтических символов узничества, а как реалий российского бытия, как топосов носителя ума в пушкинском стихотворении переданы с пронзительной интонацией самосознающего «я». Голос Пушкина — предвосхищение голосов автора «Записок сумасшедшего» и «Апологии сумасшедшего» Чаадаева.
«Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит...» — ещё один необработанный и не опубликованный при жизни отрывок. В его прозаических планах слышится предчувствие трагедии и сила противостояния: «О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню — поля, сад, крестьяне, книги, труды поэтические — семья, любовь etc. — религия, смерть». «Летят за днями дни, и каждый час уносит // Частичку бытия...» — в этой философии вся мудрость человеческая: быстро летящие часы жизни и частички бытия сопряжены и словесно, и мировоззренчески.
Лирическая трилогия «горя от ума» глубоко личностна: в ее интонациях, настроениях — отзвуки судьбы самого поэта и его противостояния. Драматический подтекст лирики Пушкина 1830-х годов кроется в осмыслении уроков истории и в опыте ежедневного существования. «На свете счастья нет, но есть покой и воля» — в этих словах, в этом стихе и трезвость пушкинской мысли, и ее мудрость. Покой и воля как состояние не объективное, а субъективное, как личная экзистенция, не зависящая ни от чего и ни от кого — это жизненная позиция и лирическая философия.
В начале 30-х годов в лирике Пушкина сложилась устоявшаяся, определившаяся классическая система лирической поэзии, «где все личное, частно значимое безоговорочно становилось национально значимым». «Если – слишком общо говоря – Державин лирически воспевал свою эпоху как свою жизнь, то Пушкин, наоборот, уверенно смеет в своей лирике, особенно в 30-е годы, воссоздавать свою жизнь как национальную историю, как эпоху, как важное умонастроение ее», – так определяет В. Д. Сквозников основной признак реалистической лирики Пушкина.
Поздний Пушкин достигает удивительной духовной просветленности в лирическом творчестве. Исчезает упоение мятежной красотой чувственных страстей, уходят темные тучи и метели суетных земных тревог, появляется умиленное созерцание духовной красоты в природе и в человеке:
Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь.
Как природа очищается и обновляется в грозовом ненастье, так и душа, проходя через бурные чувственные искушения, воскресает в бескорыстном любовании красотой и гармонией окружающего мира. В стихотворении «Туча» (1835) Пушкин радостно приветствует эту гармонию, это душевное просветление:
Последняя туча рассеянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводишь унылую тень,
Одна ты печалишь ликующий день…
Довольно, сокройся! Пора миновалась,
Земля освежилась, и буря промчалась,
И ветер, лаская листочки древес,
Тебя с успокоенных гонит небес.
В стихотворении «Осень», созданном в Болдине в 1833 году, Пушкин объясняет, почему он любит именно это время года, почему осенью испытывает он самые длительные приливы вдохновения. Осень глубоко умиляет поэта красотой умиротворенной, тихой, смиренной, не возбуждающей страстных тревог. Пушкин любит осень не тщеславной любовью, к которой всегда примешивается субъективный, чувственный порыв, ревнивое стремление к обладанию. Красота осени, напротив, просветляет и одухотворяет человеческие чувства.
 |
 |