26 июня 1945.
1 Похоже, что это утро среды, так как компания апостолов и женщин под предводительством Иисуса и Марии и малышом между Ними приближается к Рыбным воротам. С ними также Иосиф Аримафейский, который, будучи верен своему слову, пошел им навстречу.
Иисус ищет глазами воина Александра, но не находит.
«Сегодня опять нет. Хотел бы Я знать, что с ним случилось…»
Но толпа столь велика, что пообщаться с солдатами нет никакой возможности. Наверное, это было бы и неосмотрительно, поскольку иудеи в преддверии праздника как никогда непримиримы, и к тому же в обиде за арест Крестителя, соучастником чего они видят Пилата и его приспешников. Все это я понимаю по тем эпитетам, что слышны в перебранках, постоянно вспыхивающих у ворот между воинами и горожанами, а также по оскорблениям… вычурным и непечатным, что ежеминутно выстреливают, словно искры из крутящегося фейерверка.
Галилейские женщины возмущены этим и закутываются в свои покрывала и накидки сильнее обычного. Мария краснеет, но продвигается уверенно, стройная, как пальма, глядя на Своего Сына, который, со Своей стороны, даже не пробует пытаться образумить фанатичных евреев или советовать солдатам быть к этим евреям снисходительней. А поскольку некоторые малопристойные эпитеты относятся в том числе к группе галилеян, Иосиф Аримафейский выступает вперед, поближе к Иисусу, и толпа, знающая его, из уважения к нему стихает.
Наконец Рыбные ворота позади, и этот людской поток, волнами вливающийся в город, смешиваясь с ослами и табунами, растекается по улицам…
2 «Вот мы где, Учитель», – здоровается Фома, который вместе с Филиппом и Варфоломеем находился по другую сторону от ворот.
«Иуды нет? Почему вы здесь?» – вопрошают его на разные лады.
«Нет. Мы тут с раннего утра из опасения, что Ты придешь раньше времени. Но его не видали. Я вчера встретил его, он был с книжником Садоком, знаешь его, Иосиф? Такой старый, тощий, с бородавкой под глазом. И были еще другие… эти молодые. Я ему крикнул: „Привет тебе, Иуда!“ Но он мне не ответил, притворившись, что незнаком со мною. Я сказал: „Что это с ним?“ – и несколько метров за ним шел. Он расстался с Садоком, рядом с которым он смотрелся как левит, и ушел с другими, своего возраста, которые… точно не левиты… А теперь его нет… И ведь знал, что мы договорились тут сойтись!»
Филипп ничего не говорит. Варфоломей с силой сжимает губы, так что они почти исчезают, словно бы ставя преграду для осуждения, что поднимается из его сердца.
«Прекрасно, прекрасно! Мы и так пойдем. Я уж точно не буду плакать из-за его отсутствия», – говорит Петр.
«Подождем еще немного. Возможно, его задержали по дороге», – серьезно говорит Иисус.
Они прислоняются к стене с тенистой стороны: женщины отдельно, мужчины отдельно.
Все одеты торжественно. Петр же прямо-таки роскошно. Он щеголяет новейшим головным убором, белым как снег и держащимся с помощью галуна, расшитого красным и золотым. На нем его лучшее одеяние темно-гранатового цвета, украшенное таким же, как галун, новым поясом, с которого свисает зачехленный нож, похожий на кинжал, с гравированной рукояткой и медными ажурными ножнами, сквозь которые поблескивает полированное железное лезвие. Остальные мужчины тоже более или менее при оружии. Один Иисус безоружен, в белоснежной льняной одежде и василькового цвета плаще, который Ему, конечно же, выткала этой зимой Мария. Марциам одет в светло-красную одежду с более темными галунами на шее, по подолу и на запястьях, и такой же расшитый галун – на уровне пояса и на кромках плаща, который мальчик, однако, держит перекинутым через руку и довольно его поглаживает, время от времени поднимая свое наполовину радостное, наполовину озабоченное личико… Петр тоже бережно держит в руке какой-то сверток.
3 Время идет… а Иуда не появляется.
«Не соизволил…» – бурчит Петр и, наверное, продолжил бы и дальше, но апостол Иоанн говорит: «Может быть, он ждет нас у Золотых ворот…»
Они идут к Храму. Но Иуды там нет.
Иосиф Аримафейский теряет терпение и говорит: «Пойдемте».
Марциам слегка бледнеет и целует Марию, говоря Ей: «Молись!.. молись!..»
«Хорошо, милый. Не бойся. Ты в полном порядке…»
Тогда Марциам пристает к Петру. Нервно сжимает ладонь Петра и, так и не почувствовав в себе уверенности, хочет уже взяться за ладонь Иисуса.
«Я не иду с тобой, Марциам. Пойду за тебя помолюсь. Увидимся после».
«Не идешь? Почему, Учитель?» – растерянно произносит Петр.
«Потому что так лучше… – Иисус очень серьезен, я бы сказала, печален. И заканчивает: – Иосиф, человек справедливый, только одобрит Мой поступок».
Действительно, Иосиф ни слова не возражает и своим молчанием, а также красноречивым вздохом, подтверждает это.
«Тогда… пойдемте…» Петр несколько огорчен.
Марциам пристраивается теперь к Иоанну. И они следуют за Иосифом, которого не переставая тут и там приветствуют низкими поклонами. С ними идут Симон и Фома. Остальные присоединяются к Иисусу.
4 Они входят в зал, куда в свое время входил Иисус. Молодой человек, что-то писавший в углу, увидев Иосифа, резко встает и склоняется до самой земли.
«Бог да пребудет с тобой, Захария. Пойди и быстренько позови Азраила и Иакова».
Молодой человек уходит, чтобы почти тут же вернуться с двумя раввинами? членами синагоги? книжниками? – не знаю. Две угрюмых личности, что умеряют свою важность лишь перед Иосифом. За ними входят восемь других, менее важных. Они садятся, оставляя ходатаев, включая Иосифа, стоять.
«Чего ты хочешь, Иосиф?» – спрашивает самый старший.
«Представить вашей рассудительности этого сына Авраама, достигшего предписанного срока, чтобы встать под Закон и руководствоваться им самостоятельно».
«Твой родственник?» – и удивленно смотрят.
«В Боге все родственники. Но этот мальчик – сирота, а этот мужчина, за честность которого я ручаюсь, усыновил его, дабы его брак не остался лишенным потомства».
«Кто этот мужчина? Пусть сам ответит».
«Симон Ионин из Вифсаиды Галилейской, состою в бездетном браке, для мира – рыбак, для Всевышнего – сын Закона».
«И ты, галилеянин, взял на себя это отцовство? Почему?»
«В Законе сказано иметь любовь к сироте и вдовице[a]. Я так и поступаю».
«Но в состоянии ли он знать Закон настолько, чтобы заслуживать… Да ты сам отвечай, мальчик. Кто ты?»
«Явé Марциам, сын Иоанна, из сельской местности близ Эммауса, от роду двенадцати лет».
«Следовательно, иудей. А допустимо ли ему, галилеянину, опекать иудея? Мы справимся в законах».
«Да что я: прокаженный или проклятый?» – у Петра начинает закипать кровь.
«Молчи, Симон. Я буду говорить за него. Я сказал вам, что ручаюсь за этого человека. Я знаю его практически как своих домашних. Иосиф Старший никогда бы не стал предлагать чего-нибудь, что противоречит Закону или законам. Соблаговолите проэкзаменовать мальчика по справедливости и с поспешностью. Двор полон мальчиков, которые ждут экзамена. Не будьте медлительны ради любви ко всем».
«Но кто докажет, что мальчик – двенадцатилетний, и что он был выкуплен у Храма?»
«Это можно подтвердить документами. Утомительное расследование, но оно может быть проведено. Мальчик, ты говорил мне, что ты – первенец?»
«Да, господин. Ты можешь это увидеть из того, что я был посвящен Господу и выкуплен с помощью положенных десятин».
«Тогда мы поищем эти сведения…» – говорит Иосиф.
«Не нужно, – сухо отвечают двое крючкотворцев. – 5 Подойди сюда, мальчик. Перескажи Декалог». И мальчик уверенно его пересказывает. «Иаков, дай мне тот свиток. Читай, если умеешь».
«Где, рабби?»
«Где хочешь. Куда упадет твой взгляд», – говорит Азраил.
«Нет. Здесь. Дай-ка мне», – говорит Иаков. И разворачивает свиток до определенного места, а затем говорит: «Здесь».
«„Тогда он сказал им по секрету: Благословите Бога Небесного и воздайте хвалы Ему перед лицом всех живущих, ибо Он проявил к вам Свое милосердие. Без сомнения, следует хранить тайну царя, но, тем не менее, почетно объявлять…“»[b]
«Хватит! Хватит! Что это такое?» – спрашивает Иаков, показывая кисти на своем плаще.
«Священные кисти, господин. Мы носим их для напоминания себе о заповедях всевышнего Господа».
«Позволительно ли израильтянину питаться любым мясом?..» – спрашивает Азраил.
«Нет, господин. Но только тем, какое признано чистым».
«Скажи мне эти правила…»
И послушный ребенок затягивает этот длинный перечень разных «Ты не должен…»
«Хватит, хватит! Для галилеянина он знает даже слишком много. Муж, твой черед поклясться, что твой сын – совершеннолетний».
Петр со всей учтивостью, какая у него еще остается после всех этих бесцеремонностей, произносит свою краткую отцовскую речь: «Как вы заметили, мой сын, достигший предписанного возраста, способен сам руководить собой, зная Закон, заповеди, обычаи, традиции, обряды, благословения и молитвы. Поэтому, как вы удостоверились, и я, и он сам можем просить признать его совершеннолетним. В действительности сначала это должен был высказать я; однако тут были нарушены обычаи (и не нами, галилеянами), и мальчик был спрошен прежде отца. Но теперь я заявляю вам: учитывая, что вы сочли его дееспособным, с этой минуты я больше не ответствен за его поступки ни перед Богом, ни перед людьми».
«Проходите в синагогу».
Маленькая свита переходит в синагогу посреди угрюмых лиц законоучителей, которых Петр поставил на место.
Стоя перед аналоями и лампадами, Марциам подвергается острижению волос, которые укорачивают от плеч до самых ушей, и затем Петр, развернув свой сверточек, достает оттуда красивый пояс из красной шерсти с желто-золотистой вышивкой и затягивает его на талии мальчика, а потом, пока священники повязывают ему на лоб и на руку кожаные ремешочки, Петр хлопочет над тем, чтобы к плащу, переданному ему Марциамом, пришить священные кисти. И Петр весьма взволнован, когда воспевает хвалу Господу!..
6 Церемония окончена. Они быстро выскальзывают наружу, и Петр говорит: «Слава Богу! Я бы больше не выдержал! Ты видел, Иосиф? Они даже не завершили обряд. Ну, не важно. Тебя… тебя, сын мой, есть кому освятить… Пойдем выберем ягненка для хвалебной жертвы Господу. Такого же милого, как ты. Я тебя благодарю, Иосиф! Ты тоже скажи „спасибо“ этому великому другу. Без тебя они отнеслись бы к нам совсем плохо».
«Симон, я рад, что смог быть полезен такому праведнику, как ты, и прошу тебя прийти в мой дом в Бетзете[c] на пиршество. Со всеми твоими, естественно».
«Пойдем скажем об этом Учителю. Для меня… это слишком большая честь!» – смиренно говорит Петр, но сам сияет от радости.
Они пересекают в обратном направлении дворы и притворы вплоть до двора женщин, где Марциама поздравляют все женщины, а затем мужчины проходят во двор израильтян, где находится Иисус с учениками. Все сходятся вместе, в общей скромной радости, и пока Петр отправляется приносить в жертву ягненка, через портики и дворы движутся к первой ограде.
7 До чего счастлив Петр со своим дитем, теперь уже настоящим израильтянином! Настолько, что не видит морщины, прорезающей лоб Иисуса. Настолько, что не замечает довольно-таки гнетущего молчания своих товарищей. И только в зале, в доме Иосифа – когда мальчик на ритуальный вопрос о том, что он собирается делать в будущем, заявляет: «Буду рыбаком, как мой отец», – Петр сквозь слезы вспоминает и понимает…
«Однако… Иуда добавил каплю яда в этот праздник… И Ты удручен, Учитель… И остальные от этого грустные. Простите меня все, что я раньше не заметил… Ах, этот Иуда!..»
Такой же вздох, думаю, в сердце у каждого… Но Иисус, чтобы удалить этот яд, силится улыбнуться и говорит: «Не переживай, Симон. На нашем празднике не хватает только твоей жены… Я и о ней тоже думал, всегда такой доброй и жертвенной. Но скоро, может быть, и у нее будет своя радость, нежданная и, кто знает, насколько желанная. Подумаем о том хорошем, что есть в этом мире. Слушай, так значит Марциам отвечал прилично? Я заранее знал это...»
Иосиф возвращается, дав распоряжения слугам. «Я всех вас благодарю, – говорит он, – за то, что этой церемонией вы дали мне почувствовать себя молодым, и за честь принять в моем доме Учителя, Его Мать, их родственников и вас, дорогие мои соученики. Идемте в сад. Там воздух, цветы…» И все заканчивается.
[a] Например, Исх. 22:22-23, Втор. 24:17-21 и т. д.
[b] (Тов. 12:6-7).
[c] Bezetà (Бетзетá) – район Иерусалима, возможно, тот самый, где находилась т. наз. Овечья купель (Ин. 5:2).