21 октября 1945
Их приняли в бедном доме, где живет маленькая бабушка, окруженная небольшой стайкой детей от десяти до почти двух лет от роду. Дом находится среди полей, несколько заброшенных, многие из которых стали лугами с несколькими выжившими фруктовыми деревьями.
«Мир тебе, Иоанна. Сегодня дела идут лучше? Они пришли и помогли тебе?»
«Да, Учитель и Иисус. И они сказали мне, что вернутся, чтобы посеять. Это будет слишком поздно, но они сказали мне, что оно вырастет.
Конечно, вырастет. То, что было бы чудом земли и семени, станет чудом Бога. Следовательно, совершенным чудом. Твои поля будут лучшими в этой местности, а эти маленькие птички, которые вокруг тебя, будут иметь достаток зерна для их ртов. Не плачь больше. В будущем году положение еще более улучшится. Но Я буду все еще помогать тебе. Или еще лучше: хорошая госпожа, которую зовут так же как тебя, и которая никогда не насыщается, делая добро, будет помогать тебе. Посмотри. Это для тебя. Этого будет тебе достаточно, чтобы свести концы с концами до времени сбора урожая».
Старушка берет одновременно кошелек и руку Иисуса и плача целует ее. Затем она спрашивает: «Скажи мне, кто эта добрая госпожа, чтобы я могла упомянуть ее имя перед Господом».
«Моя ученица и твоя сестра. Ее имя известно Мне и Отцу на Небесах».
«О! Это Ты!...»
«Я беден, Иоанна. Я даю то, что дают Мне люди. От Меня Самого – только чудеса. И Я сожалею, что не слышал о твоем несчастье раньше. Я пришел, как только Сусанна рассказала Мне. Слишком поздно сейчас. Но деяние Божье в этом случае просияет ярче».
«Поздно! Да, уже поздно! Смерть была такой быстрой, придя сюда! И она забрала молодых. Не меня, уже бесполезную. Не их, незрелых. Но тех, кто был пригоден к работе. Будь проклят месяц Элул[1], отягченный влиянием зла!»
«Не проклинай планету. Она с этим ничего не может поделать… Как дела у этих малышей? Идите сюда. Видите? У этого мальчика тоже нет отца и матери. И он не может жить даже со своей бабушкой. Но Бог не покинул его. И не покинет его до тех пор, пока он хороший. Верно, Марциан?»
Марциан одобрительно кивнул головой и заговорил с малышами, собравшимися вокруг него. Они младше его, но некоторые из них значительно выше его. Он говорит: «О! Это верно, что Бог не покидает никого. Я могу так говорить. Мой дедушка молится обо мне. А ваши отец и мать, конечно, молятся о вас в следующем мире. И Бог слышит их молитвы, потому что Он очень Хороший, и Он всегда слышит молитвы праведных людей, живые ли они или умерли. Ваши покойные родители и ваша дорогая бабуля здесь, конечно, молятся о вас. Вы любите ее?»
«Да, да…» - с энтузиазмом зачирикала стайка сирот.
Иисус замолчал, чтобы послушать беседу Своего маленького ученика и сирот.
«Это верно. Мы не должны заставлять стариков плакать. На самом деле мы никого не должны заставлять плакать, потому что те, кто печалит своих ближних, печалит Бога. Но старики! Учитель добр ко всем. Но Он более чем добр и любит стариков и детей. Потому что дети невинны, а старики страдают. Они уже так много плакали! Мы должны любить их вдвое, втрое, в десять раз сильнее, вместо тех, кто больше не любит их. Иисус всегда говорит, что тот, кто не почитает стариков, вдвойне грешен, подобно тому, кто плохо обращается с детьми. Потому что старики и дети не могут защитить себя сами. Поэтому будьте хорошими с вашей бабушкой».
«Иногда я не помогаю ей…» - говорит один из тех, кто постарше.
«Почему? В конце концов, ты ешь хлеб, который она добывает для тебя своим трудом! Разве в нем нет вкуса слез, когда ты расстраиваешь ее? А ты, женщина, (женщине от силы десять лет и это очень худенькая бледная девочка) ты помогаешь ей?
Маленькие братья отвечают все вместе: «О! Рахиль хорошая! Она не ложится допоздна, чтобы прясть то небольшое количество шерсти, которое у нас есть. Когда наш папа умер, она стала лихорадочно работать в поле, чтобы приготовить его к севу.
«Бог вознаградит тебя за это», - серьезно говорит Марциан.
«Он уже вознаградил меня, освободив мою бабулю от ее беспокойства».
Иисус вмешивается в разговор: «Ты больше ничего не хочешь?»
«Нет, Господь».
«Но ты здорова?»
«Нет, Господь. Но это не имеет значения. Даже если я сейчас умру, моей бабушке помогут. Раньше я боялась умереть, потому что я помогала ей».
«Но смерть ужасна, дитя…»
«Как Бог помог мне в жизни, так же Он поможет мне и в смерти и я пойду к своей матери… О! Не плачь Бабушка! Я люблю и тебя тоже, дорогая бабушка. Я больше не скажу этого, если ты от этих слов плачешь. Нет, если ты этого желаешь, то я попрошу Господа исцелить меня… Не плачь, моя маленькая мама…» - и она обнимает опечаленную старушку.
«Исцели ее, Господь, Ты осчастливил моего дедушку мною. Сделай теперь счастливой эту старую женщину».
Милости приобретаются посредством жертвоприношений. Какое жертвоприношение ты совершишь, чтобы получить ее?» - серьезно спрашивает Иисус.
Марциан думает… Он ищет самую неприятную жертву, чтобы предложить ее… и затем он улыбается: «Я больше не буду есть меда целый месяц».
«Это не много! Месяц Кислев[2] уже заканчивается…»
«Когда я сказал “месяц”, то имел в виду четыре фазы луны. И только подумай, в эти дни состоится Праздник Светильников и медовых кексов…»
«Это верно. Хорошо, Рахиль будет здоровой благодаря тебе. А теперь пойдем. До свиданья, Иоанна. Я приду еще, прежде чем уйду (из Назарета). До свидания, Рахиль. До свидания, Тоби. Будь хорошим. До свидания, малыши. Пусть Мое благословение покоится на всех вас, и Мой мир пребывает с вами».
Они выходят сопровождаемые благословениями старой женщины и детей. Марциан, после того как стал «апостолом и жертвой» начал прыгать как маленький козлик и побежал вперед.
Симон заметил с улыбкой: «Его первая проповедь и первая жертва. Он многообещающий мальчик, Ты так не думаешь, Учитель?»
«Да, Я думаю. Но он проповедовал и раньше. Также и Иуде Симонову…»
«… и Господь, кажется, заставил ребенка говорить с ним… Может быть, чтобы избежать мести с его стороны…»
«Не мести… Я не думаю, что он мог бы зайти так далеко. Но сильной реакции, да… Тот, кто заслужил, чтобы его упрекали, не любит истину… Но она должна быть сказана…» - говорит Иисус со вздохом.
Симон наблюдает за Ним, затем он спрашивает: «Учитель, скажи мне правду. Ты отослал его, и решил послать всех домой на праздник Посвящения, чтобы предотвратить пребывание Иуды в Галилее именно сейчас. Я не буду спрашивать Тебя и не хочу, чтобы Ты сказал мне, почему лучше, чтобы человек из Кериофа не должен быть с нами. Я только хочу знать, верна ли моя догадка. Мы все думаем так, Ты знаешь? Даже Фома. Он сказал мне: «Я пойду не возражая, потому что я сознаю, что за этим стоят серьезные причины». И он прибавил: «Учитель прав, делая это. Среди друзей Иуды так много Наумов, Садоков, Йохананов и Елеазаров…» Фома не глуп!... И он не плохой, хотя он слишком человек. Он очень искренен в своей любви к Тебе…»
«Я знаю. И все, что ты подозреваешь, правда. Скоро ты узнаешь причину…»
«Мы не просим Тебя сказать нам».
«Но Я буду просить вас помочь Мне и потому должен сказать вам».
Марциан прибежал обратно и говорит: «Учитель, там, у пересечения тропинки с главной дорогой, стоит Твой двоюродный брат Симон. Он весь в поту, как бежавший со всех ног. Он спросил меня: «Где Иисус?» Я ответил: «Он здесь, за мной, с Симоном Зилотом». Он сказал мне: «Они пройдут здесь?» «Конечно», - ответил я. «Он должен пройти здесь, чтобы вернуться домой, если только Он не поступит так, как поступают птицы, они летят со всех направлений, чтобы вернуться в свои гнезда. Ты хочешь встретиться с Ним?» - спросил я Его. Он не ответил ничего определенного. И все же я уверен, что он хочет встретиться с Тобой».
«Учитель, он уже виделся со своей женой… Давай сделаем так. Марциан и я оставим Тебя одного. Мы пойдем в Назарет кружным путем. Во всяком случае… нам некуда спешить. А Ты пойдешь один к главной дороге».
«Да, спасибо тебе, Симон. Я увижусь с вам позже».
Они расстались, и Иисус быстро зашагал к главной дороге. Симон стоит, прислонившись к стволу дерева, тяжело дыша и утирая пот. Как только он увидел Иисуса, он поднял свои руки… затем он опустил их и уныло опустил голову.
Когда Иисус подошел к нему, Он положил руку на его плечо и спросил: «Чего ты хочешь, Симон? Осчастливить Меня словами любви, которых Я ожидал много дней?»
Симон опустил голову даже еще больше и молчит…
«Говори, тогда. Может быть, Я для тебя посторонний? Нет, ты действительно и неизменно Мой добрый брат Симон, а Я твой маленький Иисус, Которого ты носил на своих руках, несколько с трудом, но с такой большой любовью, когда мы возвращались в Назарет».
Мужчина закрывает свое лицо обеими ладонями и падает на колени: «О! Мой Иисус! Я виноват, но я был достаточно наказан…»
«Давай, вставай! Мы родственники. Чего же ты хочешь?»
«Мой мальчик! Он…» - комок в горле мешает ему говорить.
«Твой мальчик? Что с ним?»
«Он умирает. И любовь Саломеи умирает вместе с ним… и я остаюсь с двойным раскаянием: я теряю сына и жену одновременно… Прошлой ночью я думал, что он действительно умер и она выглядела как гиена. Она кричала мне: «Убийца своего сына!» Я молился, чтобы этого не случилось, и я поклялся самому себе, что я непременно пойду к Тебе, если мальчику станет немного лучше, даже ценою того, что буду изгнан вон, - что я действительно заслужил, - чтобы сказать Тебе, что только Ты один можешь предотвратить мою катастрофу. На рассвете мальчику стало немного лучше. Я побежал из моего дома к Твоему кружным путем, через предместья, чтобы избежать возможных помех… Я постучал в дверь. Мария открыла и была удивлена. Она могла бы плохо обойтись со мной. Но Она только сказала: «Что с тобой, бедный Симон?» И Она ласкала меня, как если бы я был ребенком… И это заставило меня заплакать. И моя гордость и неуверенность таким образом исчезли. То, что Иуда сказал нам, не могло быть правдой, я имею в виду Иуду, Твоего апостола, не моего брата. Я не сказал этого Марии, но я сказал это самому себе, бия себя в грудь и бросая с тех пор оскорбления самому себе. Я спросил у Нее: «Иисус дома? Это в связи с Алфеем. Он умирает…» Мария ответила: «Беги! Он пошел к Кане с мальчиком и апостолом. Он на дороге в Кану. Но ты должен поспешить. Он вышел на рассвете. Он скоро должен вернуться. Я буду молиться, чтобы ты смог найти Его». Ни одного слова упрека, ни даже одного, хотя я заслужил столь многих!»
«И Я не буду упрекать тебя. Но Я раскрою тебе Мои объятия, чтобы…»
«Увы! Чтобы сказать мне, что Алфей умер!...»
«Нет. Чтобы сказать тебе, что Я люблю тебя».
«Тогда пойдем! Быстрее!»
«Нет. В этом нет необходимости».
«Ты не придешь? Ах! Ты не простил меня? Или Алфей умер? Но даже если он умер, Иисус, так как Ты воскрешаешь мертвых, верни мне моего сына! О! Добрый Иисус! … Святой Иисус! Кого я покинул!... Иисус… Иисус…» Пустынная дорога залита слезами мужчины, стоящего на коленях, конвульсивно хватающегося за мантию Иисуса, мучимого скорбью, раскаянием и отеческой любовью…
«Ты не заходил домой прежде чем прийти сюда?»
«Нет. Я побежал сюда как сумасшедший… Зачем? Там еще больше страданий? Саломея уже ушла? Она сошла с ума? Она казалась сумасшедшей прошлой ночью…»
«Саломея говорила со Мной. Она плакала, она поверила. Иди домой, Симон. Твой сын исцелен».
«Ты!... Ты!... Ты сделал это, для меня, оскорбившего Тебя тем, что поверил той змее? О! Господь! Я не заслужил столь многого! Прости меня! Скажи мне, что Ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы возместить Тебе, чтобы Ты узнал, что я люблю Тебя, чтобы убедить Тебя, что я страдал от того, что был холоден, чтобы сказать Тебе, что я хотел поговорить с Тобой с тех пор, как Ты здесь, даже прежде, чем Алфей так заболел!... Но… но…»
«Забудь об этом. Все это кончилось. Я забыл об этом. То же самое сделай и ты. И забудь также слова Иуды из Кериофа. Он мальчик. Все, чего Я хочу от тебя, следующее: чтобы ты никогда не повторял этих слов Моим ученикам, Моим апостолам, и, тем более, Моей Матери. Это все. Сейчас иди домой, Симон. Иди и будь в мире… Не медли принять участие в радости, которая наполнила твой дом. Иди». Он целует Симона и мягко подталкивает его к Назарету.
«Ты не пойдешь вместе со мной».
«Я буду ждать тебя вместе с Саломеей и Алфеем в Моем доме. Иди. И помни, что нынешняя радость пришла к тебе благодаря твоей жене, которая поверила в истину».
«Ты имеешь в виду, что я…»
«Нет. Я имею в виду, что Я понял, что ты покаялся. И ты покаялся благодаря ее крику, обвиняющему тебя… Бог действительно кричит через уста хороших людей, упрекая и советуя!... И Я увидел твердую смиренную веру Саломеи. Иди, говорю Я тебе. Не медли больше, иди и поблагодари ее».
И Иисус почти резко толкает его, чтобы вынудить его уйти. И когда Симон, наконец, уходит, Он благословляет его… а затем качает головой в немом разговоре с самим собой и слезы медленно стекают по Его бледным щекам… только одно слово намекает на общее направление Его мысли: «Иуда!»…
Он идет по той же дороге, по которой пошел Зилот, за границами селения, к Своему дому.
[1] Элул – соответствует августу-сентябрю.
[2] Кислев – соответствует ноябрю-декабрю.