История Пилигрима
Солнце уже ушло за горизонт, когда машина с Лоуренсом и Акарой приблизилась к Обители Сестёр Горы. В сумерках было трудно разглядеть невысокую гору, на которой расположился небольшой белокаменный город. Машина стала натужно подниматься по серпантину дороги, выхватывая фарами крутые повороты. Понимая, что время их уединения вот-вот закончится, Акара решила спросить:
- Ты ведь простой пилигрим... Откуда в тебе столько чистоты?
- Все заслуги принадлежат моему Учителю. Что я без него?
Акара не унималась:
- Но ведь у твоего Учителя, наверное, много учеников.
Ответ ошарашил её, как ледяной душ:
- Я один.
- Но как такое возможно?
Неужели Учитель, соткавший разум такого ученика, да ещё в юном возрасте, не желает принести больше пользы миру, создав больше таких учеников?!
- О, Акара! Не все способны быть учениками моего Учителя.
- Но почему?
- С тех самых пор, как уплотнённые астральные тела дали возможность жителям даже очень высоких надземных сфер ходить среди людей, некоторые Святейшие и непостижимые в своей святости ищут возможности учить. Но святость их так высока, что лишь сильнейшая кармическая связь может притянуть их к избранникам. И если её нет, то стать учеником такого Учителя невозможно. Мой Учитель из таких.
Лоуренс замолчал. Он сидел, закрыв глаза, и казалось, что он спит, но Акара не унималась:
- Но что связывает, если связь эта так сильна?
Не открывая глаз, Лоуренс поведал ей:
- Некогда, очень давно, шла война, и мой Учитель сражался. То была самая тяжёлая война из всех – битва за Истину. Мой Учитель пожертвовал уединением и покоем, дабы переломить ход битвы. И для этого ему пришлось покинуть горний мир и спуститься в долины. Так совершил он первый поступок, приведший его к нирване. Вступив в долины, он стал выступать на улицах и площадях, проповедуя Истину и клеймя мрак невежества. Его слушали многие, но возмущение черни привело солдат. Я был одним из тех солдат и старался, как мог, исполнить свой долг. Подходя, я услышал слова мудрости, что говорил он, и в короткие мгновения всё моё мировоззрение перевернулось, я был ошарашен и сбит с толку. Когда же приказали поднять мудреца на копья, порыв моего сердца был таков, что я загородил его своим телом и своими доспехами. Мы оба умерли в тот день, но я был единственной нитью, что связывала его с миром, а потому он пришел исполнить долг и вознаградить меня за мой порыв. По этой причине у моего Учителя один ученик – это я.
Лоуренс замолчал, а Акара продолжала вести машину, глубоко потрясённая этой историей, и многое для неё начинало становиться на свои места.
Наступила глубокая ночь, когда машина подъехала к Вратам.
Невысокая стена окружала город, делая его цитаделью.
Но никто и не помыслил бы нападать на Обитель Сестёр.
Отчего необходимость в стенах?
То древний символ неприступности Знаний, и Врата к Знаниям символически выражены в виде земных тяжёлых ворот, что вели в Обитель.
Но что есть Знание?
Было время, когда люди считали, что земля плоская, иначе вода вылилась бы из морей. И всё то время наука находилась в загоне.
Когда же немногие смелые ценой своих жизней провозгласили, что она круглая, люди задумались над необычностью такого положения вещей. И наука стала развиваться.
Было время, когда делали крылья и пытались парить, но падшие со скал разбивались.
И те попытки привели к успеху, и однажды человек ступил на Луну, преодолев огромное расстояние – в полёте.
Сила Знания такова, что ещё невозможное вчера становится возможным завтра, а послезавтра никто уже не помышляет, что можно было считать как-то иначе.
Жизнь на других планетах и существование миров внутри миров ещё недавно называли фантастикой и окружали суждениями небылиц. Но во времена юности Пилигрима сотрудничество с жителями открывшихся вдруг разуму некоторых людей миров стало основой прогресса, и самый образ своей жизни жители Земли стали перенимать от более продвинувшихся соседей по Солнечной системе.
Ранее никто и помыслить не мог, что такое существование, как у них, на других (в том числе и невидимых) планетах возможно. А ныне многие открытия и самый научный прогресс напрямую зависит от того, что поведали мудрые сотрудники.
Знание есть сила, более мощная, чем свет солнца.
Но если некоторая часть этого знания, преломлённая через умы, даёт мощь прогрессу цивилизации, так же точно существует и гораздо бОльшая часть Знания, которая, будучи преломлена через высшее сознание человека, даёт прогресс скрытым способностям.
Древние знали это и потому об этой области Знания, сакральной и непостижимой обычным умом, говорили так:
"Огонь Знания сжигает все деяния на плане иллюзии.
Потому те, кто познал и освободился, именуются Огнями".
Вторая строка этого изречения попала к людям, и они заговорили о свободе.
Но знают ли они, что истинная свобода – это Свобода от собственного невежества?
А о первой строке этого речения не знали до недавнего времени.
Когда же услышали, стали искать "потерянное Слово".
Врата Обители
Сама Обитель Сестёр своим видом показывала, что Знание всегда хорошо охранено от любопытных и недостойных, и во Врата пройдут лишь те, кто будет признан годным войти.
Всё полно возвышенных символов, но кто усмотрит?
Оставив авто у ворот, путники взяли вещи и прошли последние крутые ступени, числом тридцать три, пешком.
Каждый шаг по этим ступеням давался с трудом, так они были высоки.
И это также – высокий символ.
Но сила символов не в самих символах, а том смысле, что они несут.
Точно так же пользу от существования символа может извлечь лишь ум, знающий истинное его значение. И иногда польза эта для разума так высока, что, касаясь высокого символа, разум распахивается, как глаза младенца на свет, и человек начинает понимать многое, неведомое доселе, как бы единым вздохом – так высокие символы могут служить человечеству, но служат единицам, кто знает их.
Отчего же все люди не знают тех символов и того, что стоит за ними?
Мало истинно жаждущих, а любопытным не откроется.
Те тридцать три ступени – упоминание о количестве позвонков в позвоночнике. И указывают на земное прохождение жизни как на необходимость для достижения мудрости.
Тридцать три, подножие и верхушка являют собой тридцать пять, пять раз по семь – указывая, что ныне мы в пятой расе, и каждое познавание семерично.
Зная о сакральном значении числа 33, великий мистик и последователь мистиков древности Исаак Ньютон разделил шкалу градусов от нуля (замерзание воды) до тридцати трёх (закипание воды). Само состояние льда и пара есть основание и верхушка, и здесь мы находим тот же великий символ необходимости продвижения семеричными путями по земной жизни в пятой расе.
Уснувшая Обитель встретила их тишиной и запахами. Пахло нагретым камнем стен. Проходя мимо открытых окон, почувствовали аромат благовоний. Ветер порывами приносил свежесть ночи, и звёзды освещали дорогу.
Акара шла впереди. Её фигура в белом выделялась на фоне улицы. Если абстрагироваться от места и времени, что можно сказать о человеке по его осанке? В осанке выражается сам человек, его внутренний мир; и, даже уставший, он будет нести себя так, как он ощущает себя и мир вокруг себя. Спина Акары была безупречно пряма, шаги полны достоинства. Спокойная, лёгкая поступь человека, не боящегося и знающего себе цену.
Некоторые сказали бы, что такой человек бывает надменным, но достоинство и надменность – две стороны одной медали. Обуянный эгоизмом будет надменен, но лишённый его будет идти с достоинством, даже не думая о том.
Пройдя пару минут, они подошли к малой двери, не запирающейся никогда. Войдя в дом, оказались в небольшом холле, который привёл их к лестнице. На втором этаже – коридор и ряд дверей. Дом для гостей.
Лоуренс занял одну из комнат, окнами выходящую в сторону заката. Акара тут же ушла.
Сев на кровати и поджав ноги, он сосредоточился. Образ Учителя тут же появился перед внутренним оком. Постепенно яркость его стала нарастать, и вот уже Высокое Присутствие наполнило мир Лоуренса. Теперь он был готов отойти ко сну.
Правильная Речь
Утро удивило тишиной и свежестью.
Лёжа, обратил лик к Учителю, ждал несколько мгновений – и… его затопило блаженством таким, что даже в груди стало блаженно на физическом уровне. Блаженство и бескрайняя любовь – вот удел тех, кто Знает.
Прислушиваясь к угасающему чувству, вспоминал о ночных хождениях – они уходили всё дальше, но иные моменты оставались яркими пятнами. Падение лепестков розы в саду Учителя… Неторопливый ветерок, дающий звук ветвям деревьев… Звук крыльев ночной птицы, и шорох листьев – он был в саду Учителя этой ночью, и напряжённая атмосфера Обители всё ещё жива была в сознании. Она жила своей жизнью, как бьёт родник в лесу под корнями деревьев, питая их. Эти моменты близости со столь любимым местом не просто воспоминание – это реальность, к которой можно приобщаться сознательно. Днями можно мечтать, ночами – претворять мечты, и так вот питать родник сознания глубиной познаваний.
Сад Учителя – это не столько даже место. Это пространство Истины, где на успокоенный ум приходит просветление всегда, когда бы там ни оказался, – такова особенность этого благословенного средоточия Силы.
Акара ждала его в холле.
Её светло-зелёные глаза всё ещё светились знанием дня вчерашнего, но во взгляде читались вопросы о дне сегодняшнем. Почтение поселилось в её облике. Это было ново, и Пилигрим заметил:
- Уважение и почтение различны. Первое подобно ступеням, ведущим в храм отношений прекрасных и удивительных. Второе подобно стене, через которую друг друга и не увидать. Мой светлый Учитель требовал уважать, но почтения не сносил.
Акара поняла, о чём он, и, смутившись, потупила взор:
- Прости, нас тому не учили. Я буду стараться.
- Уже лучше.
Он коснулся лица рассеянным взглядом и, помедлив пару секунд, заметил:
- Твои вопросы так многочисленны, а ум так неспокоен, что я не смогу помочь тебе так сразу. Или успокой ум, или избери один вопрос, так будет проще начать.
Акара подняла глаза в восхищении – он сразу же ответил на главный вопрос её – КАК начать, чтобы польза была несомненной и для обоих.
- Многие уже наслышаны о тебе, позволь провести тебя к ним?
- Хорошо, и кружку молока.
Он улыбнулся солнечно и спокойно, как солнце.
- Ах да, завтрак… пойдём, я покажу. И вопрос… Мне редко получалось видеть тех, кто так, как ты…
Смущение уже полностью овладело ею, и по дороге в трапезную она с трудом могла связать слова. Всё-таки каждый ответ Пилигрима нёс в себе силу такую, что она просто обескураживала и сбивала с толку – так это было необычно и… красиво.
- Вопрос мой о мудрости – как можно понимать так, как ты? И как можно так описывать, как ты, и утверждать? Я, правда, в затруднении, разреши мой вопрос. Я не знаю ответа…
Девушка замолчала, не зная, что сказать ещё. Пилигрим улыбнулся той же спокойной улыбкой:
- После молока, родная.
Слово «родная» обожгло её сердце своим звучанием и интонацией, такой близкой, что она от сердечности и простоты такой растерялась вконец. Ничего не ответив, она усадила гостя за стол и принесла глиняный кувшин со свежим молоком, поставила кружку и положила ломоть свежего белого хлеба. Отпив молока и вкусив хлеба, Лоуренс посмотрел перед собой, и глаза его поменялись, стали другими:
- Ты знаешь, что в горных Обителях совсем другие люди и всё иначе, чем в долинах… Не только люди, но самый ход мышления иной, не такой, как здесь. И Учителя своим благословенным вниманием дают то, что не отнять и иным способом не получить – они делятся собой, своей сущностью. Стать достойным посетить Обитель – величайшее благо для любого. Стать учеником в Обители – невиданное счастье. Окончить обучение и уйти в мир – значит стать совершенным в восьми благородных деяниях, одно из которых – «правильная речь».
Как ты думаешь, как она приходит?
- А разве она приходит?
- Именно. Как и всё Высшее, она не есть часть нас, но приходит извне. Не воспитывается, не тренируется, но, как драгоценная гостья, поселяется в нас и одаривает нас непрестанно. Но как?
- Быть может, надо стать достойным сосудом, чтобы вместить?
- Но как?
Акара замолчала, но ненадолго:
- Думаю я, что когда годность взрастила крылья, то и Речь приходит сама, лишь бы не вспугнуть… Думаю я, что как человеку для рождения нужно тело, так и Речи той нужна упадхи для проявления… И формой той будет…
Акара размышляла вслух, как бы взвешивая свои слова на невидимых весах истинности, пробуя их на вкус – так ли говорю?
- И, думаю, Учитель даёт формы для проявления Речи, как даёт он формы для проявления всех других благородных деяний… Но вот что за формы те, ума не приложу…
- Ты верно сказала, «Учитель даёт» – с этого начинается понимание, что есть некто, кто дарует. И счастье в том, что Он есть, – это важный урок. Пока не поймёшь, что все реки Знания рождаются в сердце Учителя, даже малое быть понято не может. А об уроках тех я расскажу. Но позже.
Акара стала понимать саму тональность разговора, акценты, как их расставляет Пилигрим. А ведь и правда. Когда спрашивала, то об овладении. Когда он отвечал, то о получении.
Овладение и получение – кажется, что одно. Но так ли это? И, не поняв великое Даяние, разве можно стать совершенным в получении? Эти мысли настолько захлестнули Акару, что время потеряло для неё свой ход. Казалось, прошла вечность, прежде чем она почувствовала на своей руке прикосновение – так Пилигрим мягко вывел её из раздумий:
- Ты говорила, нас ждут?
Что для тебя Небеса?
Они расположились на небольшой лужайке среди тенистых деревьев. Судя по порядком вытоптанной траве, здесь часто вели беседы.
Они были разных возрастов, наций, в разных одеждах – в глазах Пилигрима даже немного запестрило от множества таких разных людей.
Их было около пятидесяти, и сидели они на траве на подстилках, специально для этого подготовленных. Увлечённо переговариваясь, они дожидались гостя совершенно непринуждённо и без нетерпения. Акара провела Пилигрима на край лужайки так, чтобы все они находились впереди и по бокам от него, но никого не было бы сзади.
Усевшись поудобнее, Лоуренс окинул всех взглядом. Акара села справа от него, чтобы помогать в случае необходимости: из всех присутствующих она была единственным знакомым ему человеком.
Голоса стихли, и со своего немного возвышенного места Лоуренс обвёл взглядом собравшихся. Их было много, но всех их объединяло нечто неуловимое, общее для них. Но что? Красота? Удивительно, все они были, так или иначе, красивы. Не в смысле человеческого понимания, но нечто притягивало, и нельзя было сказать, что некрасивые здесь есть. Но не это важно. Глаза? Да, в глазах был огонь и многое читалось, главное – жизнь души была явной - не скрытой и увлекающей. Казалось, что это души людей смотрят на тебя и во взглядах сквозит касание разума. Когда во время Высокой Беседы происходит родство души и взгляд открывается восхищением – это понятно. Но чтобы полсотни людей сразу же уже были бы такими – это удивительно.
Но и не эти сияющие своей серьёзностью и интересом глаза создавали атмосферу общности. Все они были схожи чем-то совершенно иным. Глядя на них, Пилигрим понял, в чём дело. Каждый из них была сосредоточен чётко, ясно и при этом без напряжения, и это заострённое внимание чувствовалось очень сильно. Все они были не просто людьми, но воспитанницами и преподавателями в Обители, где учат быть гораздо больше, чем человек.
Считалось уже давно, что сосредоточением человек может расколоть скалу. Это так. Так же можно проникнуть в глубины коры земли, или вод, или в глубины Космоса сосредоточенным сознанием, можно проникнуть в глубины сознания другого человека или даже народа, и действовать там своим разумом как реальным инструментом. И это правда. Такому сосредоточению учат, и умеющие проникать разумом свободны от многих человеческих границ, и сама атмосфера их напряжена – и это известно.
Но чтобы вот так полсотни таких полубожественных созданий находились бы на одной небольшой поляне и были бы сосредоточены на одном единственном человеке, который для них – почти легенда,– это чувствовалось, и очень сильно! Именно эта сила сосредоточения, развитая в каждой из них, была тем общим, что чувствовалось в каждой.
Поняв так, Пилигрим улыбнулся:
- Вас так много, а я один. Но говорить со множеством неразумно. Пусть несколько из вас подсядут ближе, другие будут рядом – так создадим беседу.
Улыбка и разумность предложения сделали своё дело, и тут же без колебаний пять девушек переместились вперёд. Почему именно они, а не другие – осталось загадкой. Но всё произошло так, как если бы не группа людей произвела перемещения, а один единый слаженный организм. Удивительно!
Через полминуты, когда все перемещения были завершены, Пилигрим ещё раз удивился, с какой грацией, достоинством и красотой всё произошло. Действительно, эти люди были не просто людьми, но воплощением женственности и достоинства. Помедлив несколько секунд, Лоуренс сказал:
- Удивительно видеть вас такими. Ни разу не был в Обители Сестёр…
Одна из сидевших напротив ответила:
- Здесь всё иначе. Мир людей отличается от наших домов, как и труды наши различны.
Пилигрим медленно кивнул, соглашаясь:
- Когда Небеса отражаются на Земле, это всегда удивительно видеть. Скажи мне, что для тебя Небеса?
Немного помедлив, она посмотрела ему прямо в глаза и спокойно начала:
- Не многие могут сказать, что Небеса есть в их жизнях. Но даже те, кто знают Их, мало скажут о том, в чём это знание, и уж точно трудно будет сказать им, в чём сами Небеса. Они есть, и Их можно понять, и после этого мир вокруг изменится навсегда – вот какими я знаю Их.
Она замолчала на несколько мгновений, а потом продолжила:
- Знание Небес даёт власть менять нечто на земле и главное – знание того, что менять и как. Верно, в том они и состоят – в знании.
Одним движением головы она дала понять, что речь окончена. Это было похоже на медленный кивок, полный достоинства и доверия в то же время.
- Хорошо. Если Небеса – это знание, которое позволяет менять, то существуют ли Небеса сами по себе, без тех, кто знает Их?
Та же девушка взяла слово:
- Но что с того?
Лоуренс улыбнулся:
- Знание меняет. И как знание, что дают Небеса, меняет мир, так и знание о Небесах способно что-то изменить, разве нет?
Такой поворот мысли удивил её и всех присутствующих, внимательно и в полном молчании следящих за беседой.
- Я об этом не думала. Хорошо. Если Небеса – это место, то должны быть и те, кто бывает там. Весь Космос разумен, и разумы населяют все части его. Но слышала я, что даже обитатели Высших Сфер не называют свои обители Небесами, но мирами, и толкуют о Небесах точно так же, как мы с вами. Значит, Небеса – это не место.
С другой стороны, мы знаем, что Небеса меняют нас и имеют силу воздействия на разум, что прикоснётся к Ним. Следовательно, Они есть нечто совершенно реальное, существующее и способное для познавания. А раз так, то есть те, кто познаёт Их, значит, было время, когда эти разумы не познавали, но Небеса всё-таки существуют. Да, ответ "да".
- Хорошо. А теперь скажи, если Небеса существуют, то что является их материальной основой, упадхи?
- Хороший вопрос. Когда мы познаём Небеса, Они открываются нам так же, как идеи, мысли. Следовательно, Небеса сотканы из мыслей, идей, они и есть та основа, из которой созданы Небеса.
- Хорошо. Но если есть мысль, идея, значит, есть и Разум, из которого они изошли. А раз так, то Небеса не существуют без этих разумов, что скажешь?
Во второй раз удивилась она, и вместе с ней и все другие:
- Поистине, Пилигрим, ты умеешь удивлять. И здесь ты прав. Мир идей соткан Разумами, и идеи, что исходят из них, представления о Небесах и есть сами Небеса, так?
- Может быть… А те Разумы, из которых исходят идеи, когда-то не знали Небес?
- Да, так. Каждый Разум когда-то имел состояние неосознавания себя и не имел возможности идеи порождать.
- А раз так, то те разумы не являлись породителями Небес, но ими были другие, которые так же получили это знание от предшественников?
- Судя по тому, что ты говоришь, так и есть.
- И вот опять вопрос – было ли время, когда самосущие Небеса научили первый Разум идее о Небесах, или был первый Разум, что породил Небеса, и они стали существовать после него?
- Но зачем это знать? Не знаю…
Девушка выглядела растерянной. Пилигрим продолжил:
- Мы ищем Истину, и если в наших представлениях есть пробел, то кто, как не Истина, должен восполнить его? А раз так, то почему мы должны останавливаться перед мнимыми трудностями пути?
Собравшись, девушка решилась продолжить свои размышления:
- Но я и правда не знаю. Здесь заключено препятствие, которое видится мне непреодолимым для моего разума. Если вы, уважаемый Пилигрим, знаете, просветите меня, это будет очень интересно знать.
Слова её дышали искренностью, и Лоуренс, понизив голос, ответил:
- Мудрость всегда проста, и даже в этом. Всегда ищи мудрости, и ты преуспеешь – ведь Небеса ждут мудрых и ведут лишь их. А раз так, то не останавливайся там, где разум не может пройти, и помни о мудрости. Это хороший урок.
- Так в чём здесь мудрость, где она?
Лоуренс улыбнулся:
- Она есть всегда, и всюду, и везде, ведь мудрость – это отсвет Небес на наших душах. И хотя ты её не видишь, она есть и здесь. Истина в том, что Небеса не есть место и не есть время, они не есть идеи, и даже корень существования идей не есть Небеса. Небеса – это то, что всегда стоит за явлениями, придавая им совершенство. Существуют мириады миров, и в каждом – свои Небеса, и Разумы восходят постижением их, но нет никого, кто достиг бы их в полной мере, как нельзя достичь совершенства, ведь всегда будет совершенство бОльшее, чем ты нашла. А раз так, то можно указать на качества Небес. Каковы они?
Пока он говорил, выражение лица девушки, да и присутствующих, всё более менялось – так Открытие удивляет человека.
- Они непостижимы, Они всегда в Тайне, Они нематериальны и даже не являются идеями, но выше. Небеса никогда не переставали существовать, Они были всегда и видимо будут, и все Разумы мира лишь исследуют Небеса, воплощая их в качестве своих деяний и идей, когда постигают красоту Их. Я думаю, Небеса можно сравнить с Движением, что дышит во всём, и в самом высоком Разуме также есть Они, как движение Его к совершенству… от малого до большого – всюду Небеса ткут свои смыслы через разумы, к красоте прикасающиеся. Небеса разлиты всюду, и всё же их нет, но есть отзвуки Небес в виде Красоты и совершенства, так представляется мне.
Она замолчала. Потрясённая тем, что ей открылось, а Пилигрим обвёл взглядом всех и спросил:
- Знает ли кто, как иначе ещё называют Небеса?
Сидящая рядом, совершенно потрясённая красотой произошедшего, Акара одними губами еле слышно сказала:
- Бог…
- Так и есть. А потому люди не знают Бога, но Он является их смыслом, ведь смысл – в поиске совершенства и красоты во всём, Акара. Заблуждались те, кто искал Бога в формах и в неформах, кто искал его здесь или там, кто вообще ограничивал Его хотя бы какими-то образами или идеями, потому что Он не может быть вмещён ни в одном из них, но всегда присутствует всюду, хотя лишь немногие могут осязать Его присутствие. «Движение» – так называли Его древние. «Красота» – так звали Его художники. «Непознаваемое, но вечно постигаемое в бесконечности» – так обозначали Знающие. И всё же среди всех людей были те, кто заблуждался относительно Него, и те, кто был прав, и между ними всегда проходил водораздел. Кто знает об этом?
Другая девушка, глядя перед собой куда-то вдаль, ответила:
- Принадлежность Небесам есть великое достижение. Кто от Небес – совсем иной и достичь такого не просто.
- Хорошо. Но как думаешь преуспеть?
- Думаю, что Истина и красота Знания и искусства есть лучший выразитель Небес, а раз так, то, постигая Истину и раскрывая глубины красоты Знания, можно преуспеть.
- Ты упустила…
Подумав, она добавила:
- И красота отношений, Пилигрим.
- Хорошо. О какой красоте ты говоришь?
- О той, что от Истины.
- Но как обозначить её?
- Можно дать много слов.
- Но можно и одно, и всё же быть правым.
- Братство?
Невыразимая тишина легла пологом над потрясёнными красотой происходящего. Казалось, гармония невидимых сфер опустилась на землю и сознания стали чувствительными к ней, как реальности. Тихо ответил Пилигрим, но в словах тех был гром нездешних миров:
- Нет ничего удивительнее и прекраснее этого слова. Когда в Славе Небесной двое или больше видят друг в друге присутствие Небес всегда – это и называется Братством.
Тишина вновь воцарилась, но в этот раз уже никто не спешил прерывать её своим неразумием, все стремились напитаться самой атмосферой происходящего, как священным напитком, Амритой Богов. Спустя несколько минут Акара промолвила тихо, чтобы не нарушить гармонию единства:
- Не могла себе представить, что возможно… такое… Такая беседа возможна...
- Но ведь нет предела совершенству, так?
От самого облика Лоуренса исходила гармония такая, какой её не знал никто, и хотя она не слепила глаза земные, но открытые сердца были поражены чистотой того, что произошло.
Лоуренс медленно встал и пошёл в отведённую ему комнату, для чтобы побыть в одиночестве, которое было так нужно ему в этот момент: гармония не любит внимания множества, и великий скульптор лепит душу в уединении.
Время шло к обеду.
Акара сидела на скамейке в тени дерева и смотрела вдаль. Обитель располагалась на холме, и вид был на многие горизонты, много выше обычного.
Зной лета был велик, но тень и ветерок на взгорье давали отдых от духоты.
Акара была всё ещё потрясена беседой. Казалось, ну что такого произошло? Поговорили, что-то поняли… Но весь её организм был потрясён тем Действом, при котором она присутствовала. И не она одна, а все, кто был там, были потрясены. Как такое может быть, что не только умы, сердца прикоснулись к глубине Мысли в считанные минуты, но даже сами тела полусотни человек узнали Потрясение! И это всё – во время… беседы на лужайке? Это не укладывалось в обычные представления. Раз было так сильно, значит нечто грандиозное и наитончайшее ушло из поля зрения, лишь коснувшись атмосферы людской. Но что? Что может быть настолько сильным, что потрясает до самой глубины, заставляя тело трепетать от величия, а ум и сердце – восхищаться в унисон? Должно же быть какое-то объяснение… И ещё – КАК ОН ЭТО СДЕЛАЛ?
Безусловно, мудрость Пилигрима видна. Но как могут простые слова, без пения и внушения, так потрясти не людей даже, а пространство, в котором находились они? Ведь всё было так просто и начиналось так легко… да и завершилось просто словами… но что так перевернуло всё?
Пытаясь понять это неуловимое нечто, Акара совершенно погрузилась в себя и не заметила, как прошло время. Ударили в гонг, время обеда настало. С неохотой поднялась она и пошла в Обитель.
Теургия
Лоуренс не пошёл на обед. Глубина мысли и атмосфера Высшего дают пищу не только Духу, но и телу, а потому оно отказывается от пищи в присутствии духовных даров.
Атмосфера той мысли, что так потрясла всех, всё ещё пребывала подле него и в нём, и совершенно не хотелось лишаться её, разменивая на мелочи дневной суеты. Можно ли назвать это состояние медитацией? Скорее блаженством от слияния с Истиной, которая есть дитя Богов, а потому и слияние с ней есть хотя бы и малая, но Теургия (божественная работа).
Никто в разуме не поменяет Солнце на светильню.
Никто не променяет Теургию на заботы дня.
Люди не знают, и Сёстрам Горы он не успел объяснить, что это потрясённое состояние Духа – лучшее время для общения с Высшим, когда оно открывается человеку в той степени, что может он воспринять. Духовные вопросы: цель Бытия, Беспредельность мироздания, разумность и обитаемость всех уголков Вселенной и многие другие вопросы – не просто разрешаются в эти минуты, но находят своё самое лёгкое достижение.
И если в обычном состоянии сознания человек может допустить существование беспредельности эволюции, то в моменты Теургии само Знание этой Беспредельности во всём своём величии овладевает душою.
Если размышления человека приводят его к пониманию населённости других миров, то во время Теургии он постигает, какие миры кем заселены и как, и настолько глубоко подчас, что становится способным понимать особенности эволюции этих миров и их историю, нахождения и трагедии. И в этом сопереживании им самоуглубляется ещё более прежнего: тайны для него перестают существовать не потому, что становятся понятными, но потому, что его сознание возвышается настолько, что нет ему более имени среди людей.
Зная это, древние Теурги уединялись ото всех и надолго, если опыт их познавания требовал много времени для долгих познаний.
Также постижение миров Высших и все тайны их сообщались Теургу в таком небесном состоянии, и Пилигрим знал это.
Но знал он также и то, что состояние это не бывает лишь субъективным и оказывает влияние на всю природу, живую и неживую, что была кругом. И звери, и птицы, и люди чувствуют на себе присутствие божественного, выявленного из своего сокрытого существования, и иногда настолько сильно, что присутствие такое может принести как избавление от болезней, так и смерть всему организму от сильнейшего потрясения. Часто сильнейшие теургии сопровождались ярким светом или даже явлениями жителей Высших миров, что обитали в тех мирах, куда Теург достигал. Но для такого и сам он должен был быть подготовлен, иначе и его хрупкая оболочка сгорит.
Нет, Лоуренс лишь едва касался областей, которые занимали его в последние дни, и находил им разрешение.
После обеда Акара решила нарушить покой Пилигрима. Подойдя к дверям его комнаты, она ощутила то же Присутствие, что потрясло её во время утренней беседы. Неужели он ещё в том же состоянии? Но как потревожить его? С одной стороны, она понимала, что тревожить не стоит. Но с другой, вопросы её духовного естества так и остались неразрешёнными, и сила их заставляла искать, где можно получить ответы. Легко постучав, спросила: «Можно?» В вопросе была мольба и жажда, и Лоуренс не смог отказать: «Да».
Осязая напряжённую неведомым Огнём атмосферу комнаты, она зашла тихо, боясь спугнуть. Сев на край стула, так и застыла с прямой спиной, положив руки на колени.
Лоуренс стоял у окна и, заложив руки за спину, смотрел вдаль – куда и она смотрела не так давно.
- С чем пришла?
Пауза повисла как гильотина – а и правда, с чем? С вопросами? Но ведь давно известно, что приходить с вопросами глупо – надо явить своё понимание, а его как раз и не было вообще. Но просто так зайти и не сказать ничего в ответ – ещё хуже. Переборов себя, Акара начала:
- Мы многое можем, многое знаем, и жизнь наших сестёр полна трудов, и… люди знают нас как мудрых… Но сегодня ты показал, что все наши знания – ничто в сравнении со всеиспепеляющим чувством, что ты вызвал. И не только во мне, но все так поняли… Это поразительно, как простая беседа могла стать такой… потрясающей… и не словами, но… что это было?
- Но ведь ты поняла идеи, о которых мы говорили?
Акара с жадностью ухватилась за возможность ответить на вопрос, который ей казался понятным:
- О, да! Идея тонка, прекрасна, удивительна и так проста! Но мы и ранее обсуждали и приходили к открытиям, которые воодушевляли нас! Но здесь… Кажется, что торжественность стала воздухом и Истина – светом дня, и эта очевидность непостижимого ранее… Но как? Как ты это сделал и почему даже сейчас воздух так торжественен и зовёт к уединению и созерцанию? Почему?
Лоуренс по-прежнему смотрел в окно, стоя вполоборота к ней, и его профиль был спокоен и почти недвижим эмоциями – как из камня высечен.
- Бывает, что Истина процветает в сознании. А бывает, что человек прорастает в Истине. Бывает, что Небеса одаривают человека, а бывает, что человек весь соткан из небесных идей и посмотришь – человек. А приглядишься – Небеса. Так уж повелось, что сначала мудрость живёт в человеке. А потом – человек в мудрости. И напряжение атмосферы действительной мудрости можно создавать, как добавляют дров в костёр. Не нужны сложности и призывы там, где мудрости Престол, Пресветлая сестра.
- Но почему она так сильна, что… и сердце трепещет от этих нагнетений? Как может быть, что мудрость из области идей переходит в мир материи? Разве такое бывает?
- Ты снова учишься…
Всё находится в движении, и мудрость также проходит стадии эволюции, если есть тому причины. Но даже явленное сегодня не сложнее падения пера птицы, ведь мудрость проста… Когда наши деды сражались за мудрость в тисках периода Кали, и даже самый ум их был тисками для них – кто знал о мудрости? Ныне же мы подобны жнецам, а мудрость – колосьям, и это – хлеб каждого дня. Так же будут и о нас думать: «Они теснились в рамках мудрости, а мы растим себе крылья», - воистину, так будут думать о нас, сестра.
Я знаю то, что знают не всегда, и будущее для меня так же открыто, как и прошлое. Я знаю, КАК будут мыслить через периоды, невообразимые для нас, и, тем не менее, в цикличности сфер всё идёт тем чередом, который можно понять, если есть сродство к тому. Тебе покажется странным, но иногда становятся теми, для кого нет тисков: не просто тела или материи – но даже времени и пространства, и даже удалённость звёзд не преграда для сообщений, и даже удалённость эпох не преграда для сотворчества с ними. И кто знает, кто осеняет художника – близкий или далёкий дух? Пойми, что границ нет, и красота правит там, где оканчивается земная стеснённость…
Пока он говорил, волна широты сознания окатила Акару, и беспредельность миров стала реально ощутимой. Но она не успела изумиться этой перемене, как ещё бОльшее знание нахлынуло на неё: действительно, преград нет, есть лишь возможности! Это знание ворвалось в сознание с такой силой, что она не поверила своим чувствам. Казалось, ум расширился до пределов Вселенной и стремился расшириться ещё больше, и эта рвущаяся сила была неудержима. Ошарашенная ещё больше прежнего, Акара перестала понимать, кто она и где она…
Она перестала существовать...
Звёзды, галактики пели свои неслышные гимны, в которых слава Небесам была основой, а опыты и подвиги - мелодией, но величаво и невообразимо красиво, не по-земному красиво. Здесь нет такого.
Смыслы Движения и существований мириад жизней, самый смысл вообще всего сущего - всё это стало простым и понятным, но в этом знании не было её, Акары, но лишь удивительная величавость существования ВСЕГО. Не было тела. Не было формы представлений и не-формы, не было знания и познавания, было одно единое и цельное – ВСЁ… И это Знание обожгло её своим совершенством, к познаванию которого её душа была ещё не готова. Она встрепенулась и пришла в себя. Ей казалось, что прошла целая вечность, но, глядя на Пилигрима, она поняла, что прошло лишь несколько мгновений.
- Что это было?
Лоуренс улыбнулся:
- Ты снова познавала, но теперь твоё познание было настоящим. Но тебе хватит – даже самое лучшее лекарство бывает ядом, если дать много.
И тут же сон накатил на неё настолько сильно, что она едва не упала на пол. Кровать оказалась на её пути, и сон окончательно смежил ей веки.
Настоятельница
Понимая, что Акаре после всех этих потрясений требуется отдых, Пилигрим решил прогуляться, но только он открыл дверь, как увидел стоящую за ней немолодую уже женщину, в спокойном, терпеливом ожидании перебирающую чётки. Видно было, что уже несколько минут она стояла здесь и ждала, пока он выйдет, - в том, что он вот-вот появится, она не сомневалась. Одеяния простые, как и у всех сестёр, но отпечаток мудрости на лице, достоинство в осанке, уверенность в движениях и сама неторопливость их — всё это уявляло в ней не простого человека. Подняв на Пилигрима глаза, она просто сказала:
- Пора бы нам и познакомиться. Настоятельница Радегунда.
Лоуренс, все ещё пребывающий где-то далеко, отрешённо смотрел сквозь неё. Но, понимая необходимость предстоящего общения, усилием заставил себя вернуться:
- Хорошо. Выйдем на улицу.
Так они и пошли — прямой, как стрела, Пилигрим и вслушивающаяся в него Настоятельница.