Теперь перейдем к шапке.
На мой взгляд из шапки можно было бы убрать детектив, потому что текст скорее похож на триллер. Мне кажется, что преждевременно называть детективом произведение, в котором только одна смерть из трех может быть с уверенностью отнесена к убийству, да и та не находится в центре событий и упоминается только ближе к концу.
Кроме того, мне показалась необходимым добавить AU Шерлока Холмса и AU доктора Уотсона, так как автор представляет нам свою интересную версию характеров сыщика и его друга, которая во многих моментах противоречит классической шерлокиаде.
Анализ текста.
В Кусте автор пытается совместить сразу несколько литературных течений: романтизм, реализм, декадентство, мистицизм, символизм, и несколько литературных жанров и субжанров: классический детектив Конан Дойля, театральную драму, мистический триллер Эдгара Аллана По, полифонический роман и нуар.
Это стилистически плохо совместимые, а иной раз и противоречивые жанры. Так например в детективе событийность и внутреннее время повествование движутся назад, к разгадке; в триллере — вперёд, к катастрофе. Полифонический роман основан на противопоставлении идей и персонажей, а драма куста основана на единой порочности всего семейства Дроуэлл, на коллективной вине и ответственности, по словам Матильды. Крутой и грубый нуар является полной противоположностью классического английского джентльменского детектива.
В результате автору не удается привести разные стили и жанры к единому знаменателю, переработать их и превратить в свой собственный стиль.
Жанровый и стилистический коллаж иногда убивает текст, порой разрывает шаблон исторической эпохи, нарушает целостного восприятия формы и содержания «Куста». Если текст рассчитан на читателя от 15 лет, то автору следует облегчить, упростить и, возможно, сократить текст.
Рассмотрим теперь текст более подробно. С точки зрения применения литературных течений и жанров его можно очень условно разделить на несколько частей.
Первая часть представляет собой классические воспоминания Доктора Уотсона (Ватсона) о Шерлоке Холмсе. Эта часть написана в стиле реализма и в жанре классического английского детектива.
Она продолжают традиции шерлокиады (или холмсианы) и тему воспоминаний-мемуаров о Шерлоке, которую начал разрабатывать уже сам Дойль в «Мемуарах Шерлока Холмса», а потом продолжили все от Тим Саймондса до Марвина Кейя.
Часть поражает бережностью и уважением к стилю Дойля, истинно английским духом в сочетании с хорошим знанием Викторианской эпохи.
Для примера позволю привести два отрывка, которые на мой взгляд наглядно подтверждают данное утверждение.
Автор: Весь вечер и последующий день после ее отъезда я упоенно предавался безделью, поедая заранее приготовленные мне обеды и ланчи, а когда на третий день я так и не дождался завтрака в постель и мне пришлось самому варить себе яйцо, я спасся бегством. Выбрав клуб местом реванша моего аппетита (у которого очень и очень возросли требования за полтора года супружества), я просидел там до вечера.
Дойль: «Но прежде чем осуждать, вспомните, до чего бесцельна была тогда моя жизнь и как мало было вокруг такого, что могло бы занять мой праздный ум. Здоровье не позволяло не выходить в пасмурную или прохладную погоду, друзья меня не навещали, потому что у меня их не было, и ничто не скрашивало монотонности моей повседневной жизни».
Согласитесь, истинное наслаждение переключаться с одного автора на другого, так и не заметив разницы в стиле письма.
В этой части на ряду с событийной композицией появляется описательная, есть интересные диалоги и POV членов семьи, оформленные в рамках классического нарратива.
Вторая часть, которая начинается приблизительно с пятой главы, является интересной попыткой написания семейной исторической драмы, в которой главным героем является не Холмс, а семья Дроуэлл. Сам сыщик только раскрывает характеры членов семьи, выступая в роли катализатора. Уотсон как рассказчик тоже отодвигается большим количеством POV героев на второй план.
Вторая часть написана еще в стиле реализм, но речь членов семьи Дроуэлл уже пишется в романтическом стиле с элементами театральной драмы и оформляется монологами.
Часть является буферной между первой и третьей. Она небольшая, но интересная и хорошо написана.
Третья часть, которую условно можно начать главой Воскресенье II, теряет особенности английского детектива, в ней остаются только его незначительные элементы. Его заменяет полифонический роман, мистический триллер и нуар, который, к слову, появился а двадцатых годах двадцатого века, а не в викторианскую эпоху.
Композиция окончательно превращается из событийной в описательную. Шерлок растворяется в массе персонажей. Расследование смерти Корнелиуса Дроуэлла заменяется расследованием характерных особенностей членов семьи.
Текст третьей части стремится к катастрофе, и она происходит, принимая форму смерти Аманды.
Джон превращается в главного лирического героя, его речь – в поток сознания, который вливается в коллективный поток сознания героев.
С точки зрения графической связи текста надо отметить, что POV оформляются нерегулярно, пишутся и монологами, и диалогами, и нарративом, что нарушает смысловые связи, существенно затрудняет понимание и делает оформление «слепым».
Поток сознания Джона начинает пестрить «ну» и сниженной лексикой: «напичканный скелетами», «мордобой над могилами» «урыть при встрече», «прикиды», «заделитесь», «руками не лапать», «уминать пищу», «видать», «склеить ласты». Надо сказать, что это звучит «стёбно» во многих ситуациях, и на мой взгляд, если в шапке добавить стёб, то к тексту отпадут многие претензии.
Если рассматривать всю третью часть через призму интеллектуальной игры в расследование характеров, видеть в ней загадку, загаданную читателю, то для участия в поиске отгадки не хватает много.
При создании данной части автор не учитывает, тот факт, что разгадка характера каждого героя тоже должна писаться по правилам Рональда Нокса, которые автор фика призывает соблюдать в своих комментариях.
Иначе читатель не может проверить свое логическое мышление, так как он не вовлечен в процесс разгадки. Автор сознательно утаивает от него детали, устами Уотсона дает неверные характеристики персонажей, затрудняет ориентацию в фактах биографий, придумывая неожиданные и загадочные POV для Лив, Кристофера, Матильды, Сибиллы, Холмса, Долли, тогда как правила хорошего детектива гласят: не более одной тайны, не более одной неожиданности.
В произведении не должны фигурировать тайные знания, но у нас есть гадалка Матильда, предсказания Таро и привидение.
Непонятные действия героев с одной стороны, и чрезмерное растолковывание общих мест, с другой, тоже не способствуют игре в детективов и психологов.
Автор не оставляет для читателя намеков и указаний, которые бы позволили в нужный момент поворота событий воскликнуть: «Я же чувствовал! Я знал!»
В результате расследование провисает, отношения доверия-понимая между читателем и героями не появляется. И это очень жаль, так как текст имеет огромный потенциал, новаторские приемы и оригинальные идеи.
Кроме того, третья часть отличается самым большим количеством несоответствий текста викторианской эпохе. Можно сказать, что к третьей части автор создает свой собственный мир «Куста», уже не исторический, а фантастический.
Еще одной особенностью третьей части становится ухудшение качества текста. Нередко здесь можно прочитать и такое: «Все это было настолько премерзко, что я заерзал на своем месте и собрался уже порывисто встать, как вдруг Холмс сильно закашлялся, видимо стремясь загладить эту крайне неловкую ситуацию, которую он спровоцировал своим неуместным вопросом, а потому, вдоволь накашлявшесь, нарушил возникшее молчание наигранно-беспечным тоном. Молчание из напряженного и практически невыносимого прикинулось недоумевающим и раздраженным… Мерзкий завтрак я захлопнул за собой тяжелыми дверьми, чтобы заглушить омерзительное квохтанье двух самовлюбленных куриц».
На мой взгляд, это один из худших вариантов персонификации, которые можно найти.
Четвертая часть начинается в Четверг V. В ней нет декадентства и романтизма, остается немного нуара, вновь появляется реализм, в данном случае удачно дополняемый символизмом и мистицизмом.
Текст украшен упоминаниями о кольцах смерти, привидениях, чашах смерти, ведьмовстве, одержимости, фатализме, предначертанности, мести. И заканчивается предсказанной смертью Маркуса.
Теперь несколько слов о композиции « Куста».
Автора в равной степени использует и событийную, и описательную композиции, противопоставляет их одна другой и оставляет меня в некоторой эклектической растерянности.
С одной стороны, присутствует хронологическая событийность, хотя есть немногочисленные ретроспективы, например в деле о мартовских зайцах или в воспоминаниях Долли о своем отце.
С другой стороны, существенное место в тексте занимают описания переживаний Джона. Некоторые главы полностью подчиняются целям его изображения, описания его мыслей, впечатлений, чувств, картин, навеянных его переживаниями.
Бесспорной удачей внешней композиции является метафоричный заголовок, который отражает основную идею текста и связывает воедино всех персонажей.
А вот неоднородные и лишенные подтекста названия глав Куста противоречат эмоциональному и психологичному содержанию фика. Хотелось бы предложить автору задуматься над названиями глав и сделать их более эксплицитными.
Поскольку текст фика не закончен, то приемы внутренней композиции мне не удастся разобрать в полной мере. Но считаю нужным остановиться на ее особенностях.
Пролог. Несмотря на то, что пролог оформлен отдельной главой, можно заметить, что настоящий пролог затягивается до обнаружения бездыханного тела Корнелиуса Дроуэлла. Именно с этого момента события начинают развиваться, а до того, на протяжении девяти глав, читатель только знакомится с главными героями, обстановкой, узнает в общих чертах о причинах, которые привили рассказчика и его друга в дом и о быте его обитателей.
Диалог. В «Кусте» достоверность характеров героев не подтверждена их лексической реактивностью на ситуативные проблемы. Диалоги редки и автор чаще всего применяет функциональный диалог, рассчитанный на передачу информации, а не на обыгрывание оттенков характера. Диалоги с Майклом в «Воскресенье I» является единственным, с моей точки зрения, стоящим внимания и поднимающий текст на очень высокий уровень эмоциональной правды. Это лучший пример общения героев и моментального раскрытия характера во взаимодействии. Характерной особенностью диалогов в тексте является стремление автора фика постоянно разъяснять смыл реплик. Такое недоверие к читателю кажется избыточным. Кроме того, такая лексическая опека ломает динамику повествования и, что самое неприятное, не дает читателю и глотка свободы, для создания своего собственного мнения.
Интерьеры и Пейзажи. Присутствуют в тексте, но играют вспомогательную роль и не представляют особого интереса при анализе. Единственное, что бросается в глаза, это пристрастие автора к дверям, коридорам, узким кроватям и калиткам, враждебно настроенным к человеку. С другой стороны, те описания, что присутствуют, подчинены цели нагнетания атмосферы катастрофы или созданы для создания предпосылок для разрешения загадки. Они имеют утилитарную, а не романтическую функцию. Весь текст обращается к разуму читателя, а иногда очень хочется отвлечься, чтобы прочитать что-то милое и доброе для души.
Портреты персонажей. Мне хотелось бы остановиться на каждом персонаже отдельно. Их всего семнадцать – одиннадцать главных героев (Уотсон, Лив, Аманда, Шерлок, Долли, Себастьян, Лив, Кристофер, Сибилла, Маркус, Майкл) шесть второстепенных, текстовое время которых ограничено, роль в повествовании незначительна или не до конца прописана (Матильда, Корнелиус, Энтони, мисс Блабрдок, дворецкий, Элорн Ховарт). Красивые имена, интересные судьбы, запутанные отношения, ясные коммуникативное задание, интересные сюжетные линии – вот что отличает персонажей «Куста».
Прежде чем перейти к анализу главных героев, я хочу отдельно отметить самое лучшее и самое краткое описание дворецкого, которое автор приводит в «Кусте» и которое мне доводилось когда-либо встречать: «дворецкий, научившийся слышать души, а не шум тел». Кто может сказать лучше?
Теперь несколько слов о самих персонажах.
Отмечу тот факт, что поскольку категория независимого источника информации в Кусте отсутствует большую половину рассказа, то становление характеров персонажей в голове читателя происходит постепенно, через череду личных открытий и догадок, основанных:
- на неверных рассказах Уотсона, про которого сам автор фика говорит в комментариях, что не надо ему доверять;
- на словах самих героев, которые чаще всего далеки от объективности, обусловлены обидами, ненавистью, ревностью, горем и другими негативными эмоциями;
- на поведении персонажей во время экшна или при взаимодействии друг с другом, но это затруднительно, так как обитатели «куста» практически не общаются, друг другом не интересуются, а событийность в кусте чисто английская - неторопливая.
Таким образом, при чтении возникает ощущение, что автор ведет читателя из одной зеркальной комнаты в другую, предлагая отгадать за каким из зеркал скрывается настоящий герой. Игра увлекательная, но очень трудная.
AU доктора Уотсона. В шерлокиаде Джон джентльмен и выпускник Лондонского университета. Это означает то, что он владелец или состояния, или земли и аристократ. В Кусте он плебей, стесняющийся своего положения (см. похороны Аманды).
Традиционный доктор никогда не выступает на первый план, тогда как в Кусте он рассказывает о себе, о своих желаниях, переживаниях, ощущениях и оценках людей без фильтра большую половину написанного текста.
Кроме того, в комментариях автор анонсирует равенство интеллектов Уотсона и Шерлока и моральное превосходство Джона. Однако, по традициям шерлокиады, доктор оттеняет и подчеркивает сложность и неоднозначность Шерлока своей простоватостью.
Традиционный Уотсон - это опора для Холмса, олицетворение реального мира. «С вами всегда стоишь обеими ногами на земле», - говорит Холмс об Уотсоне в рассказе «Человеке на четвереньках». Уотсон - это добродетель, этика, порядок, система. Холмс - это мысль, творчество, хаос.
Уотсон «Тернового куста» совсем другой. Интересна эволюция его характера на протяжении тридцати трех глав.
В начале повествования – это практический традиционный Уотсон, у него все в меру. Это истинный середнячок, с которым читатель может себя идентифицировать без проблем и чувствовать себя как дома в его сопровождении, блуждая по колючим закоулкам тернового куста. Это верный и заботливый друг и соратник Холмса, несмотря на женитьбу и переезд.
Затем на первый план выходит неудовлетворенный доктор, накопивший в себе запасы раздражения, истеричности и непонимания доктор, который называет Шерлока «гадом». За что он обижается на детектива не понятно. Это Шерлок должен на него обижаться за женитьбу и «предательство».
Джон негативно воспринимает поступки, слова и даже интонации Холмса, которые часто ему «претят». Он мнителен, он домысливает за Шерлока окончания разговоров, принимая домысленную часть на свой счет в качестве упреков в недалекости. Просто очевидно, что у Джона развился комплекс неполноценности, тогда как традиционный Джон – это воплощение самоуверенности.
С момента прибытия в дом Дроуэллов, основным мотивом действий Джона становиться «не уступить» Шерлоку. «Терновый Уотсон» ищет слабости Шерлока, чтобы «пробудить в себе что- то мстительное», ждет «шанса… пронзить что-то в … друге и вытащить наконец-таки наружу то, чем он так возвеличивал себя над другими людьми. Если я не ошибаюсь, то именно так ведет себя Яго по отношению к Отелло. И мы все помним о том, что традиционный Уотсон руководствуется желанием «помочь» и «разделить» опасности с детективом.
Однако, иногда Джон испытывает вину перед Шерлоком и проявляет по отношению к нему огромную эмпанию, становясь предусмотрительным, внимательным, угодливым.
Необычно акцентировано отношение Уотсона к женскому полу. Начиная с дела о «мартовских зайцах» доктор показывает себя сексистом. Одно замечание о «миленьком фасаде» Аманды уже говорит о его озабоченности, выражение которой не допустимо для джентльмена при написании мемуаров, пусть и секретных.
В третьей части Куста Уотсон превращается в морального садиста: «Я не без удовлетворения заметил, что она хоть чуточку смешалась. Дабы подлить масла в огонь, которым я довольно грубовато растапливал ее лед…, как будто бы я замахнулся на нее, обезоруженную, мечом и вот-вот пронжу ее сердце. И, видит Бог, я хотел это сделать». И это он проделывает с девушкой сразу после похорон. А потом через день сам говорит о хрупкой и ранимой душе Долли и обвиняет Холмса во всех смертных грехах только за то, что тот назвал отца Долорес наркоманом. Не лицемерно ли это?
Еще одним примером лицемерия Джона становится его упрек Холмсу за то, что тот лезет в чужую жизнь и любит ворошить чужое грязное белье, тогда как в следующей главе доктор вдруг говорит: «я стал жаден до тайн».
Кроме профессии, усов и аппетита от традиционного Джона в Кусте не осталось ничего. В нем «клокочет какой-то бес, который грызет ему ребра и рвет глотку» и «по инерции говорит неправду». Он приобретает черты социопата, постоянно теряет над собой контроль, начиная с седьмой главы он на взводе, его характеризует поверхностное обаяние, артистичность и болтливость.
AU Холмса. Про Холмса в «Кусте» нам рассказывает Джон и два раза сам Холмс. Джон замечает про себя самого, что «в своем восприятии путает реального и выдуманного им Шерлока». Это ставит в тупик читателя, который теперь точно не знает, чему верить и как расследовать загадки «Куста». Если основной фокальный персонаж не знает разницу между вымыслом и действительностью, как же ориентироваться в расследовании читателю?
Вот что говорит про Холмса автор фика. «… социопат, наркоман, причем беспринципный, его реальная личность далека от того рыцаря без страха и упрека в "опубликованных" рассказах Уотсона. Человек, сломленный зависимостью - какие могут быть у него принципы! Упаси боже испытать на собственной шкуре расстановку приоритетов наркомана. Да и по ходу Куста Холмс демонстрирует не самые рыцарские качества. Начиная с Мартовских Зайцев, где он решает заняться не делом Мойры, а потешить свое самолюбие раскрытием другого дела, более "громкого", заканчивая тем, что он подсыпал Аманде снотворного, чтобы ей стало плохо - и за счет ее слабости стало возможным запустить руки в ее личные вещи».
А вот что говорит о Холмсе традиция: «Он был настолько бескорыстен – или настолько независим, - что нередко отказывал в своей помощи богатым и знатным людям, если не находил ничего увлекательного для себя в расследовании их тайн. В то же время он целые недели ревностно занимался делом какого–то бедняка. Как истинный викторианский джентльмен он обладал социальной моралью высокого уровня, являясь искуснейшим поборником правосудия своего времени».
Явно, что у автора и у традиции есть существенные расхождения в понимании поступков детектива.
Попробуем все-таки разобраться в характере нового Холмса - Холмса из «Куста».
Во-первых, он не замечает, как Джон изменился после женитьбы, что невозможно при его традиционной проницательности. «Наблюдательность – моя вторая натура» - кредо традиционного Холмса. Холмс из «Куста» не наблюдателен.
Во-вторых, приоритеты наркомана всем известны. Наркоман не может расследовать дела и применять метод анализа, так как его центр интересов смещен из-за аддикции, мозг имеет необратимые повреждения и логика дает сбои. Приоритеты Холмса из «Куста» – расследовать дело. Хотя надо отметить, что получается у него это очень плохо, вяло, непрофессионально. Но это скорее вина автора, чем наркотиков. Так как «энтузиазм», «решимость», «самопожертвование» Холмса подтверждает не только Джон, но и реальные события в фике.
Другое дело периодическое применение наркотических препаратов, что имеет место быть у Дойля и в классической шерлокиаде. Но об этом я подробнее написала в анализе контекста.
В-третьих, невозможно не согласиться с автором в том, что Холмс из «Куста» плохой сыщик. Традиционный Холмс – это маньяк своего дела, его интерес к расследованию всегда таков, что он не может спать, пока не раскроет дело. В «Кусте» Шерлок тоже не может спать, но только потому, что его мучают кошмары и воспоминания детства. На первом месте у «тернового» Холмса отношения с доктором и Долли.
В- четвертых, «терновый» Холмс иррациональный романтик. В своем втором POV Холмс говорит об отношении к доктору и находит Уотсона «совершенно особенным» и «удивительным». Это искреннее чувство, не предназначенное для показа, недоступное в состоянии привыкания к морфию, но доступное при наличии любви к Джону. Холмс из «Куста» смотрит на мир вокруг него, как на ожившую картину, очарованно и восхищенно. Он не устает обращаться к Уотсону: «Смотрите!» На что последний только чертыхается, а обиженный на него Шерлок все чаще и чаще выясняет отношения с ним и Долли. Обижается настолько, что в Четверг срывается и превращается в банального среднестатистического неврастеника, который ставит свои личные обиды на первое место. Но за четыреста пятьдесят страниц текста – это единственный случай! То есть он не является показателем деформации характера, а скорее спровоцирован поведением Джона.
В-пятых, классический Холмс явно страдает синдром Аспергера. При всех своих талантах, он не может социально взаимодействовать ни с кем, кроме доктора Ватсона, Лейстрейда и Майкрофта. Холмс из Куста «удивляет» Джона танцами, флиртом, шутками, социализацией. Вряд ли такие перемены можно объяснить наркотиками. Но тогда чем? Тем, что перед нами самозванец?
В-шестых, несмотря на утверждения автора о социопатии, у Холмса из «Куста» хороший самоконтроль, отсутствует раздражительность, у него нет сниженной активности, его реакции адекватны, он старается защитить Долли, чувствует перед ней вину, присматривает и заботится о Джоне, его никак нельзя назвать безответственным. Уотсон говорит 15 мая о его «сердечных переживаниях, которые он испытывал за каждое человеческое существо, имевшее несчастье, чтобы обратиться к нему за помощью. И оттого он так тяжело переживал каждый свой промах». Разве скажут такое о социопате?
В-седьмых, Холмс не прикидывается нормальным, но кричит о своей исключительности в каждом коридоре дома Дроуэллов. Но есть ли у Шерлока черты социопатии или иного заболевания? Интерес к традиционному Шерлоку не угасает именно потому, что его балансировка на грани нормальности и ненормальности филигранна и гипнотически притягательна. У Шерлока из куста такой особенности нет, он банален.
В-восьмых, Холмс из Куста - фаталист. Нельзя остановить смерть! – вдруг вскричал Холмс. – Все равно придет и… заберет.
В- девятых, он - Менталист, в которого автор его превращает к главам Пятницы. Специализирующийся на дедукции и научном подходе, Холмс внимательно наблюдает за психологическими реакциями героев в ответ на провокации Уотсона и свои собственные и старается разгадать правду по выражению лиц, а не по собранным фактам. Выходит плохо и у Холмса, и у автора.
Таким образом Холмс из тернового куста написан автором как оригинальный персонаж, интересный, но имеющий мало общего с шерлокиадой.
Перейдем теперь к другим оригинальным персонажам фика.
Все взрослые члены семьи Дроуэлл имеют общие черты поведения и характера, словно проживание под одной крышей их отформатировало. Они одинаково рассуждают, употребляют одну и туже лексику и фразеологию, хотя имеют разную историю, учились, путешествовали, воспитывались по-разному. Иногда индивидуальность Кристофера, Себастьяна, Маркуса и Шерлока настолько стирается, что без отбивки их POV трудно понять, кому принадлежат те или иные слова, выводы и поступки. Их монологи и реплики прописаны на одном и том же интеллектуальном и эмоциональном уровне.
Элорн Ховарт – любящий брат, беззаботный внешне, полный трагических переживаний внутри, испытывает растущее чувство вины перед своей сестрой, скрытен и недоверчив, обладает аналитическим складом ума и критически настроен по отношению к обществу. Имеет большой потенциал, как персонаж, но забыт автором. Достоин отдельной сюжетной линии. Не приглашен на похороны своей сестры, что является нарушением погребального этикета последней трети XIX века.
Маркус/Энтони. Два персонажа в одном, один - эхо другого. Оба пьяняще красивые, с огнем внутри. Мотивация их поступков не до конца раскрыта. Персонажи не закончены. Богатый бэкграунд не показан, трудно позиционировать и того, и другого в системе моральных ценностей, определить их место в истории. Оба прожигатели жизни и бонвиваны, зависимы от женского начала, так как один находился в постоянном диалоге с Долли, другой с Сибиллой. Смерь обоих остается туманной.
Скорее всего оба мужчины были романтиками, «полными сил и дерзости, и откровенной дури, и страстей, которых не сломил, и еще не озлобил, и не загубил этот дом».
Характерной чертой Маркуса является то, что он уже заражен вирусом протекционизма и гиперопеки, готов начать новый виток изоляции в микросоциуме куста.
Аманда. Со слов брата – дурочка, распутница, сплетница, прожигательница жизни, охотница за состоянием. Она плохо воспитана. Это подтверждает Кристофер, но не ее приемный сын Маркус. Аманда красива, даже очаровательна, когда перестает жеманничать. Джон говорит о ней, что она не испытала чувств сама и не верит в чувства других. Потом выясняется, что она мелодраматически влюблена в Кристофера в течение двадцати пяти лет, живя с ним под одной крышей, не позволяя себе лишнего. Не вызывает никакого сомнения ее любовь к приемному сыну и его к ней ответная привязанность. Второе POV Аманды раскрывает ее как женщину полную горького меткого романтизма в духе Эдгара По: «найдешь отца на смертном одре как подарок под рождественским деревом!» Именно в этот момент читатель понимает, что перед ним вовсе не дурочка, не скучная сельская модель, а заживо погребенная молодая энергичная женщина, эмансипация которой опередила свое время.
Ей «легко жить со своей бессмысленностью», но тяжело жить в ожидании свободы.
После смерти мужа она ненадолго становится то «голосом» обитателей дома, выражая их мысли и чувства, которые те не смеют озвучить, то острячкой на равной ноге с Холмсом, то омерзительной курицей с писклявым голоском.
Интересы Аманды ограничены деньгами и Парижем, хотя с потенциалом ее характера автор мог бы отыгрывать такие интересные темы как адюльтер, деспотизм, женскую сексуальность, роль женщины в семье, соперничество.
В конце концов, уже после ее смерти, выясняется, что Аманда единственное простодушное, недалекое, порой раздражающее своей пустотой и глупостью, но радостное и игривое существо дома Дроуэлл. Но именно не женщина, в существо.
Недостаток характера Аманды в том, что автор так и не сумел создать ее индивидуальность, она эклектична, она– это все женщины, лишенные женского счастья.
Сибилла и Долорес являются зеркалом друг друга, героинями одного возраста, нельзя сказать, что они противостоят друг другу, так как Долли противостоит всей семье, а Сибилла - часть семьи.
Сибилла – абсолютно свободный человек нового поколения, свежая как Майкл. Единственный персонаж, который прописывается ситуативно, во взаимодействии с Маркусом, Уотсоном, Холмсом, Лив. Мстительная собственница, как и все Дроуэллы. Интуитивное, первобытное, природное начало Куста.
Долорес, Долли. Самая загадочная и долго скрываемая автором фигура. Тот факт, что эта молодая блудная дочь воспитывалась в приютах, но говорит, как женщина с классическим домашним аристократическим образованием, только добавляет ей загадочности. Когда к концу пятницы она, наконец, начинает выходить из тумана, мы видим типичного героя нашего времени, ту же мечущуюся, перегруженную мыслями и знаниями романтическую душу, которую злой рок авторского волюнтаризма не задержит с нами надолго.
Ее здоровый эгоизм, замеченный Шерлоком, превращается в печаль и «силу агонии». Долли провозглашает вендетту всем и вся, как смысл своих последних месяцев. По всей видимости болезнь прогрессирует очень быстро, так как еще в марте она пышет силой, а восемнадцатого мая, она хоть и походит на призрак, но только, по мнению компетентного доктора Уотсона, из-за белого платья, нервного напряжения и из за того, что она «всех боится и ослабляет свой организм отсутствием сна». Двадцатого мая Долорес настолько плоха, что даже Джон видит, что дни ее сочтены. Но она все равно резво бегает от Маркуса.
Тайна Долорес находит свое воплощение и в ее странных способностях общаться. В мае Джон говорит, что она не умеет общаться, и этим напоминает ему Холмса, но то же Джон рассказывает нам о ее эмансипированности и коммуникабельности в деле о мартовских зайцах.
Долли ни разу не прописана в реальном взаимодействии с героями, только в ситуациях пикировки с Уотсоном и Холмсом, как их женский альтер эго.
Долли – это мираж, мы ничего не знаем о ней наверняка. Даже ее описание Джоном как «эффектной, не страдающей худобой, сильной, жесткой, крепкой, грубоватой молодой женщины», не успев запомниться, уже через несколько страниц меняется на противоположное, данное тем же доктором. У нее то зеленые, то желтые глаза, то сильные, то тонкие руки, то исхудавшая, то плотная фигура.
Насколько можно судить из потока ее сознания, Долли причастна к смерти своего отца, или совершила его неосознанное убийство. Исходя из потока сознания Маркуса, можно сделать заключение, что это убийство отца было связано с инцестом.
Кроме того, непонятно, чем Долли занималась до появления в доме Дроуэллов. Как из цирка она сумела подняться до преподавания, ведь в викторианскую эпоху это разрешалась только обедневшим аристократкам? Кто подтвердил ее происхождение для получения разрешения на работу с детьми, если еще в марте она не знала своего настоящего имени?
Хочется пожелать автору, чтобы он доработал данного персонажа и сделал его менее противоречивым.
Дом Дроуэллов. Дом и поместье Дроуэлл – это мини вселенная всей истории и полноправный персонаж текста, который «врос вместе с корнями деревьев прямо в окраину леса, который стал крепостной стеной». Терновый куст, отсылающий нас к сказкам Джоэль Чандлера Харриса – это микромир скаредности, черствости, семейной чести, брезгливости и вины. Бабушка Матильда является мистическим зеркалом и персонификацией Дома. Дом и Матильда, как два хищных зверя, искореняют куст, «поедая своих новорожденных детенышей, если те больны».
Дом кротовых коридоров, запустения, пыли и охотничьи угодья смерти должны пасть, по предсказаниям Матильды. Вот только обидно, что восемь старших арканов таро так и остались без объяснения, и после смерти Аманды и Маркуса Матильда никак не объясняет свои пророчества. Кто из восьми взрослых Дроуэллов стоит за Опрометчивостью (Аманда?), Безумием (Маркус?), Предательством (Лив?), Воздержанием (Себастьян?), Жаждой (Кристофер?), Самоотречение (Сибилла?), Разрушение (Лив?), Искуплением (Долли?). Слава, интересные слова гадания, брошены в пустоту и гибнут в пучине POV и экзальтации Уотсона.
Корнелиус. «Суровый мужик», по мнению автора, домашний тиран, по мнению домочадцев, страшилище, по словам Уотсона, патетичный старик, безосновательно внушающий страх, по моему мнению. Почему все считают его страшным? Это не понятно и подозрительно. «Не было ему в жизни счастья – пришлось злобой прикрываться». Вот слова о нем его верной прислуги. Кроме этой фразы нет ни одного факта, намека или сплетни о том, почему вся округа трепещет по его поводу. Таким образом персонаж патриарха – ключевой фигуры фика - не раскрыт автором ни в начале рассказа, ни после его смерти.
Лив Дроуэлл считает себя манипулятором, продуманной актрисой, режиссером и постановщиком своих спектаклей. Но актриса она плохая, так как даже Джон читает по ее лицу и может « отличать грубую лесть от заинтересованности».
Ее письмо к Холмсу оставляет после себя послевкусие письма служанки, впечатление небрежности, торопливости, недалекости, хотя ведь было 3 черновика, послание должно было быть образцом стиля и интриги. Однако, в ее фокале сразу после письма мы наблюдаем совсем другой стиль, демонстрирующий осторожный, тонкий ум, наблюдательность, силу характера и выдержку. «Не обращать внимания на помехи жизни – вот секрет счастья». Одна эта фраза характеризует Лив как мудрую женщину. В монологе от двадцать первого мая она предстает как злобная и мелочная, но уже совсем не мудрая, а скорее глупая, и в диалогах ведет себя как лицемерная пустышка. По мнению доктора Уотсона, Лив то женщина со скрытым нервным расстройством, то «истинная леди, которая не может не цеплять за живое», то «омерзительная квохчущая курица». Такие шатания характера персонажа обращают на себя внимание и огорчают, потому что именно с Лив связаны самые красивые, с литературной точки зрения, места в фике.
Я считаю, что первый РОV Лив – это одно из самых сильных и удачных мест Куста. Уединенный монолог Лив во время погребального обеда очень удался и по динамике, и по стилистике, и по ритму текста. Традиционно отлично написан POV Лив в Пятнице II. Только не совсем понятно, почему она кардинально изменила свое отношение к мужу. В своем первом POV она клянется защитить его и Майкла, а в данном монологе ненавидит Себастьяна и явно хочет от него избавиться, одержимая ревностью за то, что между отцом и сыном существует искренняя привязанность и глубокое взаимопонимание. В POV Лив в Пятнице II автор дает читателям понять, что речь может идти о возможных инцестуальных связях между Корнелиусом, Себастьяном и Майклом. Это уже не первый намек автора на подобные отношения в семье, и не только по мужской линии.
Кристофер Дроуэлл. Кредо Кристофера может быть выражено его собственными словами: «пожертвуем этой фигурой в единочасье, и раскаянье и сожаления не настигнут нас». Таким образом перед нами холоднокровный, насмешливый, одинокий персонаж,. У Кристофера есть схожие черты с Маркусом. Он, соответственно, не равнодушен к оружию, и является представителем семейства в обществе. Он сентиментальный стратег, меломан, переживший травматизм крымской войны, коллекционер, как и его отец, понимает по-русски, читает Чехова и Бальзака, наиболее близкий по духу Шерлоку. Радуется, что отомстил брату, но так и не понятно за что и каким образом. Не любим своей матерью. В письме к Энтони проявляется как чуткий и понимающий человек, в разговоре с Матильдой - как отвергнутый сын, глубоко травмированный отношением матери к нему. Но автор оставляет этот персонаж «голым», причин его поступков читателям не рассказывают, говоря только о следствиях. Это приводит к утрате интереса к персонажу, хотя, возможно, автор, наоборот, стремится поднять интерес к Кристоферу, но добивается противоположного эффекта.
Себастьян. Человек, чьих глаз никогда не видно. По мнению Аманды, он бесчувственный, лишенный дерзости и ненависти, одержимый любовью к отцу (инцестуальной?), которого он «всю жизнь добивался». По мнению Уотсона, С