www.e-puzzle.ru
3. И. ВЛАСОВА
СКОМОРОХИ И ФОЛЬКЛОР
Научный редактор: д-р фи л. наук С.Н.Азбелев Рецензент: д-р фил. наук Т.Г.Иванова
ББК ШЗ(2=1Р) УДК 891.71.09 В 58
3. И. Власова
В 58 Скоморохи и фольклор. — СПб.: Алетейя, 2001. — 524 с.
ISBN 5-89329-382-7
Роль скоморохов в формировании и развитии народной культуры и «красного» устного слова давно и постоянно привлекает внимание исследователей в области общественных наук. Учет произведений фольклора с привлечением архивных и экспедиционных материалов, собранных в последние десятилетия, произведенный автором книги, позволил значительно расширить и углубить представления об искусстве скоморохов как чрезычайно своеобразном и огромном по своему значению и последствиям явлении национальной культуры.
В книге рассмотрена роль скоморохов в формировании и развитии фольклорных процессов, в становлении эпоса, сказки, календарной и свадебной обрядности с ее региональными особенностями, народной необрядовой лирики и устного художественного слова в целом.
ISBN 5-89329-382-7
Издание осуществлено при поддержке Российского Гуманитарного Научного Фонда (РГНФ), проект М 99-04-16106
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2001 г. © 3. И. Власова, 2001 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ
К читателю 5
Предисловие
Глава I. Скоморохи и обряд 21
Раздел 1. Скоморохи и календарно-обрядовый фольклор 21
Раздел 2. Скоморохи и волочебничество 53
Раздел 3. Скоморохи и свадьба (К вопросу об эволюции
отдельных моментов обряда) 70
Глава II. Скоморохи и эпос 127
К истории постановки проблемы 127
Древние эпические певцы, их типы.
Появление скоморохов 146
Киевский цикл былин в переработке скоморошьей среды«! 167
Иван Годинович 174
Вольга и Микула 177
Добрыня 179
Алеша Попович 187
Чурила Попович
Соловей Будимирович 98
Ставр Годинович 203
Василий Игнатьевич и Батыгач в 209
Новгородский цикл былин 213
Садко 216
Василий Буслаев 220
Хотен Блудович 227
Былины о скоморохах 233
Вавило и скоморохи 234
Терентий-гость 241
Московский цикл XVI века 247
Кострюк 252
Старина о большом быке 274
Приложение 1 301
Приложение 2 303
Глава III. Скоморохи в песнях и сказках 310
Раздел 1. Скоморохи и песня. 16
1.Образ скомороха в песнях 316
2.Следы скоморошьего репертуара 329
3.Антиклерикальные мотивы 341
4.«Удалые» песни 352
Усы»
«Поп Емеля»368
5.Глум бытовой375
Раздел 2. Скоморохи и сказка 403
1.Изображение скоморохов в сказках 413
2.Сказка в репертуаре скоморохов 429
Раздел 3. Ерш Ершович. Возможные истоки образа и мотивов 61
Заключение485
Литература. 489
Список сокращений 519
К ЧИТАТЕЛЮ
Неиссякающий интерес к скоморохам ставит вопрос об их значении в народной культуре прошлого, в частности в фольклоре. Установить надежные критерии для выявления следов художественного репертуара скоморохов, определить его границы непросто.
Скоморошество, многократно описанное в разных аспектах, как художественно-историческое явление остается трудноопределимым. Оно менялось в веках вместе с условиями народной жизни, становилось все более противоречивым и в новых культурных условиях менее приемлемым — настолько, что слово «скоморошество» стало служить определением для недостойного кривлянья и грубой шутки.
Скоморохи выделились как социальная группа артистов-ремес- ленников с ростом и изменением древних культурных традиций. Это «всех скорбей знатоки». Они питались соками национальной культуры, специализировались в различных ее видах. Происходил процесс «окультуривания» ими самобытного фольклорного материала, его тщательный отбор, придавалось определенное качество — для большего эффекта в выступлениях. Отсюда пословица «Всяк спляшет, да не как скоморох». От их исполнительства могли возникнуть выражения «играть песню», «играть свадьбу».
С ростом в обществе художественных вкусов и требований возрастал и уровень мастерства народных артистов. Скоморохи не могли не оказывать влияния на культурные процессы своего времени. Созданное ими возвращалось в народ, усваивалось как нечто новое. Трудно уловить и выделить результаты этого сложного процесса, определить контуры его художественного влияния. Исследователь располагает сравнительно поздними записями. Понятия «скомороший репертуар», «влияние скоморохов» условны.
Отобранный для работы материал разнороден по времени появления и жанровым формам. В сборности фактов есть свой недостаток, но он извинителен. Автор стремился не пропустить чего-либо существенного. Скоморошество в фольклоре полностью не понято, не прочитано; в чем-то не уловлено присущее ему своеобразие. Представителей скоморошьих профессий (их разновидйостей, по архивным данным, насчитывается более дюжины), зафиксированных по именам в писцовых и таможенных книгах, дошедших от XVI-XVII веков, насчитывается около пятисот. Надо учесть, что и книги сохранились не полностью, и древние акты не изучены с исчерпывающей полнотой, и не все скоморохи переписывались, т. к. безусловно стремились уклониться от обязательных повинностей и * пошлин. При относительной малочисленности населения городов и деревень влияние этих выразителей художественной культуры было, вероятно, значительным. Красота и богатство слова в памятниках фольклора, сохранившиеся и в речи крестьянства, оказавшие влияние на классическую литературу, — убедительное тому доказательство. Но как найти критерии для выявления доли творческого влияния скоморохов? Исследователь оказывается в положении героя сказки: «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что ».
Данная работа представляет лишь заявку на решение сложнейшей проблемы.
Автору приходится порой идти ощупью, вглядываясь, вслушиваясь, кое-где расчищая наслоения и пытаясь восстановить целое из крох, обломков, фрагментов. На этом пути неизбежна известная доля субъективизма, кое-где — излишней категоричности. Автор пользуется методом гипотетической реконструкции, которая не для всех может показаться убедительной. Неизбежны и допущения. Читатель вправе их принять или отвергнуть.
Тексты, использованные в работе, записаны через 150-250 лет после запрещения скоморошьей профессии. Многое дошло до нас в трансформированном виде. Менялись слова, понятия, ритмы речи, но сохранялась «поэзия факта». В фольклорном наследии утрачено больше, чем уцелело. Самая древняя из исторических песен — о Щелкане Дудентьевиче — представляет отголосок тверского восстания 1327 г. против татарского баскака Чол-хана; в ней ощутимы пропуски, произошла замена татарских понятий и слов: «хан» — «царь»; его «шурья» — «удалые Борисовичи»; кроме Костромы и Твери названия городов случайны.
А и деялось в Орде Передеялось в Большой:
На стуле золоте,
На рытом бархате,
На червчатой камке Сидит тут царь Азвяк...
(КД. № 4; Гф. № 253, 269)
Концовка песни про убийство Щелкана: «Тут смерть ему случи- лася, / НнГ на ком не сыскалося» — своеобразный запев, быстрый, веселый, меняющийся ритм, иронический тон, оптимистическое переосмысление событий в пользу восставших — все указывает на участие в создании песни поэтов из скоморошьей среды, на ее нередкое исполнение, благодаря чему песня и уцелела до середины XVIII века, когда был записан лучший и самый полный ее вариант Киршею Даниловым.
Предлагаемая вниманию читателей работа представляет несколько этюдов, объединенных поиском следов скоморошьего влияния в фольклоре, и не претендует на истину в последней инстанции. Если значительная роль скоморохов в фольклоре, выявить которую стремился автор, показана в какой-то мере убедительно, цель данной работы можно считать достигнутой.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Искусство скоморохов в его различных проявлениях как особая историко-культурная проблема привлекает все более пристальное внимание ученых в области общественных наук — историков религии и театра, искусствоведов, музыковедов и фольклористов, а также лингвистов с середины XIX в. и до последних десятилетий. Тщательно изучаются, комментируются упоминания о скоморохах в древних литературных памятниках, церковных и исторических документах. Изображение скоморохов во фресковой живописи Киевского собора вызывает неиссякаемый интерес, о чем свидетельствуют объяснения фресок с экскурсами в историю византийских календарных празднеств; оно считается древнейшим изображением скоморохов.[1]
Попытки выявить поэтический репертуар скоморохов из всего фонда произведений фольклора и оценить его значение в развитии устной народной поэзии и в общественном народном быту предпринимались неоднократно.[2]
Обратившись к наследию скоморохов, исследователь сталкивается с трудноразрешимыми проблемами. В сущности, наследия скоморохов как такового не существует. В то же время известно, что «скоморохи сочетали в своем искусстве мастерство исполнения со злободневным репертуаром, который включал шуточные песни, драматические сценки — “игрища”, социальную сатиру — “глу- мы”, исполняемые в масках и «скоморошьем платье» под аккомпанемент домры, сопели, волынки, сурны, бубна (и прежде всего — гуслей, чаще всего упоминаемых в песнях о народных празднествах и гуляньях. — 3. Б.)* Скоморохи непосредственно общались со зрителями, с уличной толпой, вовлекали в игру».[3]
Активное участие скоморохов в общественной и частной жизни народа длится восемь столетий. За этот громадный период происходили необратимые изменения в истории государства, в формировании нации и национальной культуры, в социальном устройстве общества. Эволюционные процессы коснулись самой народной жизни, которая претерпела коренные изменения в области традиционных обычаев и обрядов, во всей системе частных и общественных отношений. В течение столетий менялось общественное положение скоморохов, их социальный статус, сначала усиливалось их влияние на процессы формирования народной культуры, потом искусственно ограничивалась их роль во всех проявлениях обрядности. Целый ряд явлений в этой области можно объяснить лишь с учетом влияния скоморошьих традиций: кукольный театр, раешник, самодеятельные цирковые номера, выступления с дрессированными животными, возникновение народной драмы, сатирические элементы в эпосе, появление жанра скоморошин и небылиц и т. д. и т. п.
Наследие скоморохов исчезло, растворилось в общем фольклорном репертуаре, оставив на поверхности лишь отдельные сюжеты, мотивы, фрагменты, относящиеся уже к позднему этапу существования русского скоморошьего искусства. Об их роли и значении в более ранние периоды истории сохранилось мало свидетельств. Дифференцированность подхода при отсутствии достаточного количества бесспорного и надежного материала трудноосуществима. Поэтому представляют несомненный научный интерес любые попытки выявить уцелевшие, хотя и трансформировавшиеся с течением времени произведения, представляющие уже не столько наследие скоморохов, сколько его отзвуки, следы. Важно пересмотреть также сюжеты былин, песен, сказок, которые сохранили следы творческой обработки, художественного вмешательства в процессе исполнения их скоморохами. Выработка критериев для выявления в массе устно-поэтических произведений скоморошьих традиций имеет существенное значение для выяснения того, как скоморохи влияли на формирование общерусского фольклорного фонда и его специфические качества. Их роль в народной жизни касалась процессов формирования праздничной обрядности, свадебной, родильно-крестильной, похоронной, календарной. При изучении данной проблемы важно иметь в виду не только тексты, но учитывать и напевы в песенных видах устной поэзии. Попытки их выявления имели место в науке. Ряд скоморошьих напевов предположительно выделил Н. Д. Финдейзен в указанной выше работе. В наше время этот вопрос изучала О. Б. Панич-Соломонова (Панич-Соломонова. С. 66— 78).
Определение художественных критериев не может быть произведено сразу. Оно требует максимально полного учета материала и обстоятельного изучения, а также тщательного исследования этого феномена русской народной жизни. Русское скоморошество в ходе своего исторического развития претерпевало различные эволюционные процессы. Постепенно эволюционизировала и профессиональная специфика, определявшая художественные приемы скоморошьего искусства и характер творчества и репертуар.
Но и содержание репертуара влияло на исполнительство, обе эти стороны скоморошества были органичны в своей взаимосвязи. Ка- кие-то черты скоморошьего мастерства определились в глубокой древности, в период существования синкретического искусства. Данные о генезисе такого явления, как скоморошество, слишком скудны даже для эпохи античности. Еще меньше данных для выяснения вопроса о происхождении русских скоморохов. В XIX в. были высказаны две точки зрения: скоморошество — явление самобытное: различные типы потешников, «веселых» существовали всегда; другое мнение: скоморохи представляют собой захожий элемент, лишь закрепившийся на русской почве и проникший во все сферы общественной и даже частной жизни. Возможно, что зашедшие на Русь византийские скоморохи и европейские шпильманы встретили здесь родственные им по профессии группы потешников, объединились с ними и приняли от них загадочное название «скоморохи»; для объяснения смысла этого слова существует множество гипотез, которых мы не будем касаться в данной работе, но кратко рассмотрим историю русских скоморохов. Исторический обзор судеб русского скоморошества даст возможность выделить регионы, где наиболее интенсивно проявлялась деятельность скоморохов, и объяснить из1 менения, которые претерпело их искусство в ходе многовековой борьбы с церковными и государственными запретами.
* * *
Документы, фиксирующие борьбу со скоморохами на Руси, сначала были направлены на утверждение авторитета Церкви и христианских пастырей. Положение скоморохов в период утверждения христианства оставалось сначала незыблемым. В европейских церквах даже допускались песни и пляски во время праздника дураков. Решения Турского (843 г.) и Парижского (829 г.) соборов указывали лишь, что святым отцам не следует осквернять уста свои смехом, вызываемым «грязными играми шутов и скоморохов». На Руси аналогичный факт отмечен в «Житии Феодосия Печерского»: застав князя Святослава слушающим игру на музыкальных инструментах, Феодосий поник головой и сказал: «Тако ли будет на том свете? » Князь приказал прекратить игру и всегда прекращал ее при посещениях Феодосия.[4]
И в Европе, и на Руси еще не посягают на естественную живую стихию народного искусства, в которой самую активную роль играют скоморохи. В XIII в. появляются первые увещевания с осуждением их игр и зрелищ. Если митрополит Иоанн еще запрещает развлечения только «священству и мнихам», то Григорий Черноризец уже учит «бегать скомороха» всех верующих, а Рязанская кормчая осуждает их как «глумцов» и насмешников; митрополит Кирилл в поучении 1274 г. запрещает ходить на русалии, слушать там скоморохов и их «диавольские игры». С XIII в. Отцы церкви проявляют себя непримиримыми врагами скоморохов, однако в народе еще слишком сильна инерция стихийного сопротивления постепенно усиливающейся христианизации быта. В XIV в. в «Слове о житии св. Нифонта» вновь осуждается участие скоморохов в русалиях и само обрядовое празднество. Летопись сообщает под 1358 г., что новгородцы «хотят утвердиться крестным целованием», чтобы «иг- рания бесовского не любити», но все последующие документы о судьбах новгородского скоморошества свидетельствуют о том, что обет не был соблюден.[5]
В XV в. появляются первые территориальные запреты — жалованная грамота 1470 г. относительно монастырских вотчин, где не следует появляться скоморохам, — но в целом княжеская власть почти не вмешивается в действия их ватаг, предоставив церкви увещевания и проповедь. В XVI в. запреты становятся многообразнее, касаются уже не только монастырских, но и некоторых княжеских вотчин, а церковные деятели все более категорично требуют решительной борьбы со всеми народными празднествами. Таково известное послание игумена Памфила 1505 г. к псковскому наместнику, в котором требуется прекратить народные игрища в Иванов день. При этом рисуется их грандиозный размах: «Мало не весь град взмятется и взбесится» (АИ I. Доп. 18).
В уставных грамотах 1506, 1508 гг. выражены увещевания «не играти сильно», ослушников же высылать вон «беспенно» (без штрафа), полностью запрещается игра в «бобровых» деревнях. • Из пределов действий скоморохов исключается обширные монастырские вотчины (н&пример, жалованная грамота 1518 г. чухломскому Покровскому монастырю с запретом играть в волостях и селах Галицкого уезда). С 1520-х годов появляются указания «има- ти» играющих и «давати на поруки и ставити перед собою, великим князем» (см. грамоту от 1522 г., июня первого). В 1547 г. стариц- кий князь Владимир Андреевич вновь запрещает скоморохам, нарушающим предыдущие постановления, появляться в деревнях Тро- ице-Сергиевского монастыря, в 1554 г. запрещены их выступления в селах великокняжеских дворцовых: Афанасьевском и Васильевском. Целый комплекс запретов принимает знаменитый Стоглавый собор 1551 г., где многие вопросы 41-й главы касаются скоморохов: 16-й — запрещается «ходить перед свадьбою»; 19-й — необходимость принимать меры против больших скоморошьих ватаг, грабивших по дорогам; 23 и 24-й — запрещается участвовать в похоронных обрядах, в вечерних и ночных игрищах на Святках и «о Иванове дни»; там же запрещено переряживание, скоморошеские позорища ит. п.[6] Эти запрещения были проявлением слабости церкви перед великой народной силой традиции.
Отрицательное отношение к искусству скоморохов было выражено и в прославленном «Домострое» Сильвестра, наставника Иоанна IV. Проповеди, грамоты, «слова», поучения стремятся закрепить за искусством скоморохов репутацию «диавольского», их песни и игры — «бесовские», «сатанинские»; в то же время они отражают полнокровную жизнь народной обрядности, в которой скоморохи играют самую активную роль: ни одно «слово» или проповедь, направленные против общественных народных развлечений, не обходятся без упоминания скоморохов. Противопоставление их творческой стихии народной жизни в ее традиционных проявлениях, как это делают некоторые искусствоведы, представляется немо- тированным. Как явствует из дошедших до нас документов, именно скоморохи были наиболее активными выразителями и хранителями художественных обрядов и иных традиций, творчески их осваивая и развивая.
Начало жестокого отношения к скоморохам положено «Приго- ворной грамотой» Троице-Сергиевского монастыря 1555 г., касающейся Присецкой волости. Грамота достаточно известна по многократному цитированию. Она поражает резкостью тона и жестокостью рекомендуемых наказаний: «У которого сотского в его сотной выймут скомороха или волхва, или бабу-ворожею, <...>, бив да ограбив да выбити из волости вон; а прохожих скоморохов в волость не пущать» (ААЭ. Т. 1. № 267).
Если до середины XVI в. скоморохи еще имели большое значение в народной жизни (документы показывают их живущими в городах и посадах, селах и деревнях, где они участвуют в свадьбах, похоронах, обрядовых братчинах, святочных увеселениях, а также развлекающими верхушку феодального общества — жили при дворах князей, входили в состав челяди у воевод, наместников, знатных бояр), то с середины века картина постепенно меняется. «Бога ради, Государь, вели их извести, кое бы не было их в твоем царстве», — писал митрополит Иоасаф Ивану Грозному, и это письмо цитируется в материалах Стоглавого собора (Стоглав. 1863. С. 311). Однако при Иване IV Грозном, несмотря на подобные категорические требования части духовенства, скоморохи еще находились в какой-то степени под защитой государственной власти, хотя свобода их действий и ограничивалась частично. В некоторых монастырских и церковных вотчинах преследования их также ужесточаются. Документы Стоглавого собора сообщали о появлении огромных скоро- мошьих ватаг, до шестидесяти и ста человек. Их организация, возможно, была ответом на усилившиеся притеснения.[7]
С начала XVII в. преследования скоморохов со стороны церкви начала активно поддерживать государственная власть. В борьбу включаются религиозные фанатики, раскольники, любители легкой наживы. Челобитная скоморохов, принадлежавших князьям И. И. Шуйскому и Д. М. Пожарскому, на приказного Андрея Крюкова, который «вымучивал у них деньги», убедительно показывает последствия церковного повеления «бити, ограбити, выбити вон» (АИ. Т. 3. № 92; ААЭ. Т. 3. № 264). Это лишь единичный факт, случайно отраженный документом, каких немного сохранила история. Мы не можем в действительности представить размеры преследования скоморохов со стороны властей и частных лиц (вспомним эпизоды столкновения с ними Ивана Неронова и протопопа Аввакума и др.).[8] О серьезности начавшихся преследований говорит статья
Судебника 1626 г.: «Государь указал тех людей имать и за ослуша- нье бити кнутом по торгом» (речь идет об участниках «безлепицы» за Старым-Ваганьковым). Патриарх Филарет в 1628 г. приказал «кликать по рядом и по улицам, и по слободам, и в сотнях», чтобы с кобылками не ходили и «на игрища б мирские люди не сходились» (АИ. Т. 3. № 92). Преемник Филарета патриарх Иоасаф в «Памяти» • 1636 г. называл надруганием над святым праздником «игры и ко- щуны бесовския, повелевающе медведчиком и скомрахом на улицах и на торжищах, и на распутиях сатанинские игры творити, и в бубны бити, и в сурны ревети, и руками плескати, и иная неподобная деяти» (ААЭ. Т. 3. № 264). Он запретил держать в домах музыкальные инструменты, следствием было их массовое изъятие, о чем сообщал и чему был свидетелем Олеарий. А. А. Морозов считал это не такой уж большой бедой, поскольку «гудебные сосуды» были примитивны и легко восстановимы, но это современный взгляд и современная оценка фактов, без учета экономики той эпохи. Надо учитывать и размеры штрафов, и стоимость изготовления инструментов. Бычий пузырь для волынки, большой и хороший, стоил «ох и дорого! Семь рублей», — говорит былина XVI в. Живучесть искусства скоморохов, как и вообще народных традиций, рассматриваемых церковью как проявление язычества, а государственными властями — как хранилище опасных тенденций и стремление к независимому поведению, доказывала лишь крепость и жизненность корней этого искусства. Если бы оно было чуждо народу, как считал А. А. Морозов, то не уцелело бы вплоть до начала, а кое-где и до конца XIX в. В. И. Даль знал крестьянина Нижегородской губернии, который в его время существовал за счет скоморошьего ремесла: содержал семью, исправно платил подати, зарабатывая игрой на волынке, сшитой «из цельной шкуры теленка, свища всеми птичьими посвистами, беседуя один за троих и пр.» (Даль. Т. 4. С. 203).
У белоруссов сельский скрипач и в XIX в. назывался скоморохом (Брокгауз. Т. 55. С. 676-677). JI. С. Шептаев, справедливо полагая, что выступления скоморохов имели всегда громадный общественный резонанс, подтверждает это цитатой из «Слова Иоанна Златоуста о христианстве» (IV в.!): «Не токмо дивятся зряще, но и словеса их изучили» — чрезвычайно важное свидетельство того, что народ всегда не только сбегался очень охотно на зрелища, но и запоминал, заучивал скомороший репертуар (Шептаев. 2. С. 51).
Искусство скоморохов не было чуждо народу, оно стало чуждым и опасным для людей господствующего класса. Чем больше живучести обнаруживало искусство скоморохов, тем шире становился круг запрещаемых документами-«памятями» и грамотами явлений. Грамота 1648 г., сыгравшая роковую роль в судьбе скоморошества, известна по нескольким документам, отправленным в декабре в Белгород и в Шую, а в 1649 г. — в сибирские города, в частности в Тобольск, Ирбит и Верхотурье. В ней неоднократно говорится о скоморохах. Жителям прямо указано, чтобы «скоморохов с домрами и с гуслями, и с волынками, и со всякими играми <...> в дом к себе не призывали. А где объявятся домры и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды, <...> то все велеть выимать и, изломав те бесовские игры, велеть сжечь». Виновных же «бить батоги; а которые люди от такого бесчиния не отстанут и выймут у них богомерзские игры вдругорядь, <...> тех ослушников бить батоги».[9] В одной из грамот рекомендовалось «бить кнутом нещадно» и брать штраф пять рублей, который по тем временам, когда жизнь бедноты ценилась на полушки и на полденьги, был громадным. Грамоты рассылались для чтения «всяких чинов людем по многие дни», надо полагать, по всему государству, но сохранились в архивах отдельных городов лишь некоторые из них. Это были не те документы, которые хотелось бы даже и мелким чиновникам беречь и хранить.
Чтобы представить, насколько тяжелым и позорным было наказание, вспомним и примем к сведению, что кнутом по судебникам 1497 и 1549 гг. наказывали за очень тяжелые преступления против народа и страны: разбой, грабеж, укрывательство, участие в бунтах, а к битью батогами приговаривали по Уложению 1649 г. за мошенничество, крамолу, религиозные преступления, ябедничество.10
После 1643-1649 гг. скоморохи постепенно исчезли из центра страны. Оставшиеся же, видимо, должны были искать себе другое ремесло. Чем труднее становилось положение скоморохов, тем чаще встречаются они в переписных книгах рядом с различными мелкими ремесленниками. Они присоединялись к перехожим группам швецов, плотников, пимокатов, к бурлацким и рыболовным артелям, где их искусство еще получало признание и оплату, а называть профессию не требовалось. Они присоединялись и к движениям протеста, участвовали в действиях воровских и разбойничьих шаек и были не прочь обворовать простоватого хозяина, доверчивую старуху, поджечь с одного краю город и, пока народ был на пожаре, пограбить богатые дома, как это зафиксировано в документах XVII в. и рассказано в песнях и сказках. Следующий немаловажный в истории скоморошества документ — указ ростовского и ярославского митрополита Ионы приставу Матвею Лобанову. Это известная «Память» 1657 г. о запрещении скоморохам и медвежьим поводчикам промышлять играми. Документ интересен тем, что • направлен конкретно только против скоморохов и вожаков медведей. К этому времени скоморохи, видимо, нашли убежище на северных окраинах страны и на Урале. Они оседали в городских поселках при заводах и на посадах возле городов. В «Памяти» сказано: «Ехати ему (приставу Матвею Лобанову. — 3. В.) в Устюжский уезд, в Двинские во все станы и волости и к Соле-Вычегодской на посад и в Усольской уезд по всем волостем и по погостам», где «учинить заказ крепкой». В случае ослушания рекомендуется наказание «без пощады и отлучение от церкви божии» не только виновных, но и жителей, оказавших гостеприимство или хранивших музыкальные инструменты (ААЭ. Т. 4. № 98). Однако запретить талант нельзя. Следы творчества скоморохов обнаруживаются в записях устной поэзии на Урале и на севере и сто, и двести лет спустя. Ярчайшим доказательством тому служит известный сборник «Древние русские стихотворения» Кирши Данилова, составленный им для заводчика Демидова. Слух о сборнике, видимо, проник в среду ученых. П. А. Демидов, сообщая историку Миллеру про песню об Иване IV Грозном, добавляет: «Понеже туды всех разумных дураков посылают, которые прошедшую историю поют на голосу» (КД. 1901. С. 195). «Разумными дураками» были и скоморохи. Демидов называет их «сибирскими людьми», т. к. с начала XVIII в. Урал и Зауралье официально входили в состав Сибирской губернии, а топонимика сборника свидетельствует о его уральском происхождении.
Сохранением былинного эпоса на Урале, на севере и в Поволжье история обязана скорее всего именно скоморохам, обогатившим фольклор местного населения не только эпическими сюжетами, но и веселыми скоморошинами, затейливыми плясовыми песнями- небылицами, озорными припевками и веселыми присказками, а сказки — рифмованными сказочными формулами, которые потом передавались из поколения в поколение, постепенно забываясь, искажаясь и разрушаясь. Регионы, где нашли убежище скоморохи, своевременно не были обследованы. Случайные записи на Ваге в районе Шенкурска, сделанные Никифором Борисовым и Андреем Харитоновым, приславшими П. В. Киреевскому около трех десятков былин, считая вместе с вариантами, не менее случайные записи Языковых в Поволжье, записавших в своих имениях, расположенных в Симбирской и Оренбургской губерниях, более двухсот текстов, полностью до нас не дошедших щ-за печальных превратностей в судьбе собрания П. В. Киреевского, говорят о присутствии в этих краях скоморохов. Замечательный вариант былины-скоморо- шины «Терентий-гость» с ее классическим определением скоморохов: «Вы много по земле ходоки, Вы много всем скорбям знатоки» — записан П. М. Языковым 25 мая 1838 г. в селе Головино Симбирской губернии. Еще и в наше время записанные некоторые тексты из Оренбургской и Симбирской губерний, бывших ареной действия вольных ватаг, сохраняют следы поэтических традиций скоморохов.
С
Хорошо сохранившиеся баллады с достаточно древними сюжетами, эпические духовные стихи указывают на существование в Новгородском крае разножанровой эпической традиции. На Валдае П. В. Киреевский записал балладного типа былину «Иван Гостиный сын» с типичным скоморошьим запевом. О следах былой деятельности скоморохов говорят и вкрапления небылиц в игровых и) плясовых песнях, драматизированные диалоги шуточного содержа- \ \ ния. Следы влияния скоморошьего искусства можно проследить в святочных игровых песнях, детских потешках, частушках, отличающихся большим разнообразием напевов и ритмических типов.
Ученые О. Ф. Миллер и В. Ф. Миллер, А. М. Лобода и др. не раз высказывали предположение, что Урал в прошлом был хранилищем богатой эпической традиции. Можно полагать, что богатая эпическая традиция, записанная и отраженная работавшим на уральских заводах Демидовых их мастеровым Киршею Даниловым, была занесена на Урал, как и на север страны, странствующими ватагами скоморохов, продолжавших здесь некоторое время свои выступления. Следы богатой эпической традиции есть в позднейших записях разных лет. П. Н. Рыбников записал от крестьян-пермя- ков побывальщину про Ермака, близкую по мотивам к песне из сборника Кирши Данилова. В с. Сива сохранилась живая традиция гудошной игры.[10]
М. Г. Китайник в конце 1940-х гг. взял на учет все известные тогда записи былин на Урале, сделанные в XIX и первой четверти XX в. К этому времени было записано около 30 былинных текстов, при этом большая часть записей была сделана в заводских поселках: на Богословском, Нижне-Сергинском демидовском и в Михайловском заводе Красноуфимского уезда пели старины про Святого- ра, Илью Муромца и Алешу Поповича, Добрыню-змееборца, Доб- рыню и Маринку и Илью на Соколе-корабле. Прозаический пересказ былины о Святогоре записал участник семинара П. С. Богословского Ф. С. Шемякин в дер. Емельяновой, сказку об Илье Муромце и кн. Владимире — Д. К. Зеленин.[11]
Не был своевременно обследован обширный район Прикамья с территориями Пермской, Оренбургской областей и Камско-Воткин- ского округа. Там В. Н. Серебренников записал два отрывка былины про Добрыню в с. Покровка и дер. Желнята Оханского уезда, песню о свадьбе Ивана Грозного, а также сюжет Кострюка в наговорах дружки и весеннюю хороводную песню с мотивом выкупа из татарской неволи.[12] В 1962 г. в поселке Завод Михайловский Чайковского района Пермской области записан^фрагмент «Старины о большом быке» в 140 стихов.[13] Можно считать, что в XX в. окончательно доказано уральское происхождение сборника Кирши Данилова, в защиту которого в конце XIX в. выдвигались два основных аргумента: 1) сборник составлен в горнозаводских владениях Пор- фирия Демидова, т. е. на Урале; 2) топонимика сборника указывает главным образом на уральские владения Демидовых и Строгановых. Пермский краевед А. А. Дмитриев сопоставлял песню «Ермак взял Сибирь» с уральскими преданиями, которые уясняют истоки песни.[14] П. С. Богословский на широком сравнительном материале доказал, что песня «Усы, удалые молодцы», самый полный и совершенный вариант которой представлен в упомянутом сборнике, возникла в среде Камской вольницы, поддерживавшей связь и с волжскими «воровскими» казаками, и с горнозаводским крестьянством, и создана на материале местных топонимических преданий.[15] Окончательно подтвердили уральское происхождение сборника разыскания А. А. Горелова, обнаружившего имя Кирши Данилова и упоминаемого в сборнике Ивана Сутырина в списках мастеровых Тагильского завода П. А. Демидова,[16] и позднее — И. Н. Шакинко.
Гипотеза Н. Е. Ончукова и А. Д. Григорьева, предполагавших, что хранителями и распространителями эпоса были скоморохи, подтверждается локальным распределением остатков эпоса в тех краях, которые служили последним убежищем для гонимых представителей народной художественной интеллигенции, как очень верно определил значение скоморохов в народной общественной жизни А. В. Марков, известный собиратель и исследователь русского былинного эпоса (Марков. С. 440-471).
Именно поэты-скоморохи могли украшать былинные сюжеты поэтическими картинами русской земли, исхоженной ими вдоль и поперек. Пространственные представления о родине выражены в былинах с высокой степенью таланта и искренней любовью. В них — восхищение раздольем Руси, величием и красотой Волги, конкретные черты отдельных ее городов:
Ай, чисты поля были ко Опскову,
А широки раздольица ко Киеву,
Реки-то, озера ко Новугороду,
Мхи-то, болота — ко Белоозеру...
Далее не без веселой иронии упомянуты щегольство ярославцев, «тертые калачики» на Валдае, широкие подолы пудожанок и пр. Позднее, видимо, каждый певец добавлял к этой характеристике родины свои впечатления, появлялись упоминания новых городов, какими были тогда Москва и Петербург: «А церковно-то строенье в каменной Москве... / А сладки напитки во Питере». В зачине одной из песен прямо указана эта особенность репертуара скоморохов, умевших «сказати про все города»:
Благослови, сударь хозяин, благослови, господин,
Поскакати, поплясати, про все городы сказати...
(Соб. Т. 6. № 44)
От веселых и ироничных характеристик и оценок, данных скоморохами отдельным селам и городам, пошла, вероятно, давняя песенная традиция давать в песнях этнически меткие прозвища деревням и поселкам вблизи уральских заводов и вдоль северных рек, выразившаяся также в бурлацких волжских и камских песнях. В бурлацкой песне про Волгу даны характеристики всем населенным пунктам от Астрахани до Рыбинска, различающиеся по вариантам.[17]
На Урале существовали и прозаические «сказы про все города». Образец одного из них был записан на р. Чусовой от 83-летнего Ф. Б. Верещагина: «Преславноечудо: небо украшено звездами, земля цветами, Петербург господами, Москва церквами, Дон казаками, Казань татарами, Вятка слепнями, Оренбург башкирами, Крас- ноуфимск черемисами, Екатеринбург торгашами, Верх-Исетский • мастерами, Шарташ варнаками <...> Невьянский голубятниками, Нижний Тагил хохлами, Верхний Тагил кошелями <...> Пермь сигами, а мы, братья, здесь добрыми делами».[18] Несколько вариантов длиннейших песен с перечислением деревень и их прозвищ записаны в районе р. Чусовой.[19]
Веселое искусство скоморохов помогало сохранить живой душу народа. В устойчивости их традиций, в способности к трансформации убеждает использование творческого опыта скоморохов в различных видах искусства в XIX в.: в театре Петрушки, народной драме, в эпическом наследии, свадьбе, песнях и сказках. Влияние скоморохов в отдельных жанрах фольклора будет рассмотрено в главах этой книги.
Глава I
СКОМОРОХИ И ОБРЯД
В широком смысле обряд есть просто условное действие, символи<