— Никогда я не был карьеристом и не буду, — Николай бросает скомканную газету на пол.
— Ну, и дурак же ты!
— Что ж ты с таким дураком в Болгарию собралась ехать? Не из-за денег ли? Кстати, надо этот вопрос и с твоей матерью обсудить…
— Обсудим!.. А ты знаешь, что из-за этой Болгарии и из- за тебя я должна стать подстилкой. Вот ключи. И не от новой квартиры, а от квартиры нашего кэгэбэшника в Управлении.
— Да ну? — Глаза Николая расширяются, — Рассказывай!
— Вот тебе и да ну. Он меня шантажирует. И знаешь, чем? Твоими пьянками.
— Ты не знаешь, почему я пью? Мы с тобой в браке не один уж год, а вместе не живем и близкими людьми не стали. Как живут все нормальные люди и семьи. И все из-за тебя!
— А ты больше пей.
— Да я вообще не пил, но что толку. Это ж ты меня довела, что я стал пить.
— Успокойся! Я еще не все сказала. Он дал мне эти ключи, чтобы я к нему приходила и спала с ним. Иначе он, мол, сделает тебя, как алкоголика, не выездным. Он все о нас знает. И о нашей дочери. И почему мы, так скажем, не близки…
— Врет он все! Ничего он не знает! Ну, сволочь!! Я ему устрою! Давай сюда ключи! Договорись там у себя на вахте, чтобы меня завтра к вам пропустили. Охрану, говорю, предупреди.
— А что ты сделаешь? — Марина отдает мужу ключи, — Ты там поаккуратнее, а то навредишь нам.
— А что лучше спать с ним? Если бы захотела с ним спать, то ключи бы тебе не показала…. Я не девка распутная! И ты не лезь на рожон! Поговори сначала там со своими знакомыми из конторы, а потом уж иди. Или я сама ему ключи верну.
— Нет. Ты не сумеешь дать ему отпор. Он тебя задавит, заболтает. Сделаем так. Ты права. Я поговорю со своими приятелями. Что они мне посоветуют? Посмотрим, поэтому завтра я к тебе не приду, а пойду, когда буду готов к беседе. Тогда ты мне и организуешь пропуск, скажем, мол, я к тебе по личным, семейным неотложным делам. Договорились?
— Договорились! Я ложусь спать.
— Спокойной ночи!
Николай влюбленными глазами провожает жену, уходящую в спальню, и начинает раскладывать диван — кровать, стелить постельное белье и раскладывать подушки. Он долго не может уснуть, ворочается, бьет кулаком подушку. Видит на полу газету и рвет ее в клочья. Выключает, чуть не уронив, торшер. Шепчет еле слышно ругательства, скрежещет зубами…
Николай проходит мимо вахтера Управления торговли РФ, показав ему издали паспорт и сказав, что он идет к своей жене Марине Маркеловой. Николай легко взбегает на третий этаж. Идет по коридору, ища глазами дверь без таблички, и находит ее в конце коридора. Стучится. Слышен звук отрываемого дверного замка. Дверь распахивается и в ее проеме вырисовывается фигура здоровяка.
— Вы по какому вопросу? К кому?
Николай, который гораздо меньше по комплекцииЮ надвигается на здоровяка, толкая правой рукой дверь.
— Я муж Маркеловой.
Начальник Первого отдела слегка в замешательстве, но вида не подает и не уступает Николаю дорогу в кабинет. Толкает левой рукой дверь в обратную сторону. Николай снова нажимает на дверь. Петр Иванович удерживает дверь полуоткрытой.
— Ну и что?
— А ничего! Я могу и здесь тебе все высказать. Пусть все знают!
Петр Иванович, видя, как поворачивается дело, делает шаг в сторону, пропуская посетителя в кабинет и закрывая дверь, смотрит по сторонам на пустой коридор.
— Проходите, муж Маркеловой, располагайтесь. Он указывает ему на стулья около окна для посетителей, но Николай садится на стул перед хозяином кабинета.
— Вот возьмите свои ключи, — Николай кидает их на стол Петра Ивановича, — Я снял с них слепок. Так что, если что, это будет в суде у судьи.
— Как мои ключи оказались у Вас? Я их обыскался. Вы у меня украли или Ваша женушка? Мы за это с Вас спросим и очень строго спросим. Вы знаете, где вы находитесь?
— И очень хорошо. Бред какой-то. Я у него или моя жена у тебя ключи сперли? Лучше ничего не придумал?
— От Вас пьяного можно всего ожидать.
— В общем так! Я поставил в известность определенных людей о Вашем нас преследовании и шантаже. И, если будете нам мешать, а ты не будешь нам мешать, потому что ты не дурак. Не перебивайте меня, а то хуже будет! Я свои проблемы знаю, но не вам ими заниматься. Другие занимаются. Вы можете вылететь в миг из своей конторы. Мои друзья, из Вашей же конторы, мне помогут. У меня достаточно порядочных и влиятельных приятелей из Вашей… Сами знаете: комсомол и госбезопасность — братья навек! И вас никуда на работу не возьмут, если я обнародую, как вы принуждали к сожительству мою жену. И поверят мне, а не вам! У вас ключи не своруешь. У такого деятеля. А вот свои полномочия вы превышаете чрезвычайно! Хотите скандала? Вы его получите! Прямо сейчас, прямо здесь. На все Управление, — Николай уже почти кричит, — Мы не поедем за границу, но и тебе здесь не работать!
— Вы, что, в психушку захотели?
— Я все сказал. Я, кажется, ясно выразился?
— С огнем шутите, Николай…
— Я люблю шутки с огнем!
Петр Иванович берет ключи и убирает их в карман. Молчит. Николай тоже молчит, смотря в переносицу шантажисту. Лицо Петра Ивановича сначала зверски оскаливается, потом оно расплывается в улыбке, но зловещей.
— Мне Ваша супруга понравилась своими деловыми качествами. И я хотел… обсудить с ней вопрос… проверить, так сказать, ее моральные качества. Они оказалась на высоте…
— Что бы Вы не хотели, у вас ничего не выйдет.
— Теперь я вижу, что она морально стойкий человек и может работать за рубежом. Вы тоже показали себя стойким и решительным человеком. У вас, уверен, хватит силы воли справиться с вашими слабостями. Я имею в виду Вашу пристрастие, тягу к спиртному.
— Уж как-нибудь решу это без тебя!
— Без Вас!
— Пусть будет без Вас!
— Согласен, что решите… Поэтому у меня к вам претензий нет. Никаких трудностей у вас с оформлением не возникнет. Езжайте себе с Богом!
— Спасибо. Уважили. Я атеист. Чего и Вам желаю!
— А я тоже атеист. — Смеется Петр Иванович, — Вот ведь совпадение!
Николай не знает, о чем больше говорить. Он встает. Немного постояв, не прощаясь, направляется к двери и уходит, хлопнув дверью.
Петр Иванович сначала усмехается, потом зло кривит губы.
— Вот стерва! Ну и черт с тобой!
Он углубляется в чтение служебных бумаг в папке. Потом набирает по телефону номер.
— Юрий Романович! Приветствую! Узнали? Записываю, когда у нас состоится совещание по вопросу подготовки к празднованию Великого Октября? Так. А где? Ясно. Хорошо. Спасибо. А как же? Конечно. Тогда до связи.
Он кладет трубку на аппарат. И говорит сам себе:
— И надо будет проверить опечатывание ксероксов на праздники…
Андрей звонит Марине:
— I just call to say: I love you! Это я! Андрей! Рад тебя слышать.
— Я узнала. Можешь не кричать! Слышу.
— Ты сегодня как. Свободна?
— Не совсем.
— В кино, может, пойдем?
— Вот в кино не могу.
— Жаль. А погулять?
— И погулять не получится?
— А что нового на работе?
— Ничего нового. Все по-старому.
— Так когда же я тебя, ласточка, увижу?
— Прямо-таки не знаю. Позвони через недельку.
— Целую неделю ждать? А пораньше нельзя?
— Нельзя.
— У-у-у, ты какая! Строгая! А мне не терпится!
— Ничего потерпишь.
— Тогда… Прощайте, Марина.
— Пока! До скорой!
— До скоро-оо-й!
А кабинет Андрея заглядываем Марина.
— Здравствуй, а что Раисы сегодня нет?
— Здравствуй.
От неожиданности и радости Андрей вскакивает.
— Она уехала на недельку в командировку с замначальника.
— Ладно. Пока.
— Подожди, Мариночка,
Умоляет Андрей и пытается ее обнять. Но Марина ловко от него уворачивается.
— Давай поговорим!
— Нельзя! Некогда, некогда!
Отмахивается от него, кокетничая, Марина.
— Звони почаще!
Андрей печальный возвращается в свое рабочее место. Садится. Берет ручку, фломастер и начинает писать стихи в тетради, начальные буквы строчек выделяя разноцветными фломастерами:
М алиновая звездочка с поднебесья,
А ркою яркою свет прочертив,
Р ухнула в чащу зеленого леса
И в бурелом схоронила лучи.
Н аверное, спросишь, в чем смысл заключен.
Е й богу, не знаю. Я просто влюблен.
Андрей достает стихи, идет с листком в бухгалтерию и спрашивает ее начальницу:
— Можно взять у вас копию справочки с возвратом о поставках сливочного масла по месяцам за последний квартал? По районам. Для выверки. А то потом пойдут расхождения… Шеф вскипит!
— Так мы же вам давали даже с разбивкой по ассортименту!
— А ко мне она не попала. Раиса в командировку укатила, а Инесса Константиновна требует систематизировать. Дайте, пожалуйста?
Женщина копается в справках и дает ему несколько листков с цифрами.
— Огромное спасибо!
Проходя мимо Марины, Андрей, загораживая ее рабочее место своим телом, кладет ей между бумаг свой листок со стихами и уходит.
Андрей сидит на кровати в больничной палате. На нем майка, трусу и тапочки на ногах. Накидывает на себя байковый халат и говорит себе поднос:
— Ну, Маринка, спасай! Выручай!
Он глубоко вздыхает, встает и идет в операционную и входит в предоперационную комнату. Там на каталке лежит с белым лицом женщина под простыней.
— Скончалась? — Участливо спрашивает Андрей медсестру в операционной одежде и с марлевой повязкой на лице.
— Отходит после наркоза. Раздевайтесь. Одежду оставьте здесь.
— Совсем раздеваться?
— Совсем. Простыней прикройтесь пока.
Андрей стыдливо снимает с себя все, берет у сестры простыню, обертывается ее, как Патриций, и идет в операционную, где два врача и две медсестры готовятся к операции. Одна медсестра говорит Андрею:
— Ложитесь на стол.
Андрей ложится, натягивая на себя простыню. Но медсестра стягивает с него простыню и тут же накрывает его по горло холодной рыжевато-коричневой клеенкой. Другая сестра быстро крепит кожаными ремешками его руки в запястьях и ноги в лодыжках к краям операционного стола.
— Не туго?
— Нормально.
Андрея глядит на приближающуюся к его лицу операционную лампу. Хирург ощупывает лицо, шею Андрея, опухоль на шее.
— Вот здесь, справа? Да?
— Да.
— Вы пожелали под местным наркозом? На свою ответственность.
— Да под свою. Пожелал. Под местным.
— Зря. Есть риск повредить лицевой нерв, а под общим надежнее…
— Под местным.
— Хорошо. Под местным, так под местным. Приступаем.
Анестезиолог, пощупав щеку, делает Андрею четыре укола вокруг опухоли. Операция началась. Перед глазами Андрея мелькают: марля в крови, скальпель, пинцеты, зажимы. Он закрыл глаза. Через какое-то время слышит тревожный голос хирурга:
— Наркоз кончается, давайте быстрее. А то больше вколоть ему нельзя…
Андрею становится не по себе. Он напрягается, но ремни держат его крепко.
— Расслабьтесь, — нежно берет его за кисть руки сестра,— Спокойненько. Все идет нормально, — Успокаивает его ласковым голосом медсестра и заглядывает ему в глаза.
Андрей видит, как сестра вытирает тампоном и марлевой салфеткой пот с лица хирурга.
— Ну, вот и все.
Андрей хочет произнести «спасибо», но не может из-за наркоза и повязки на всю щеку, поэтому он только кивает головой в знак благодарности.
Руки и ноги Андрея отстегивают, усаживают на стол, накрывают его простыней. Потом, видя, что он в порядке, медсестры помогают пройти ему в предоперационную комнатушку и одеться. Затем дают ему несколько таблеток обезболивающего, сажают в кресло-каталку и везут в палату.
Андрей провожает из больницы на автобусной остановке свою сестру с маленьким сыном, которые его навещали. Сестра целуются с братом. Андрей целует в щечку мальчика. Подводит своих родственников к автобусной остановке.
— Если анализы будут хорошие, то через недельку выпишут. Повязку обещали снять через три-четыре денька. Потом пластырь наложат.
— Поправляйся скорее!
Подходит автобус. Начинается посадка.
— Спасибо, что приехали. Навестили. Счастливого пути. Я позвоню.
Автобус скрывается в снежной поземке, а Андрей идет к телефонной будке у магазина «Продукты». Набирает с нескольких попыток, потратив четыре двухкопеечные монетки, номер Марины.
— Алло? Этот ты, Марина?
— Да. Я.
— Привет.
— Привет!
— Как ты там поживаешь?
— Хорошо?
— Не заметила, что меня уже месяц нет на работе?
— За… — Марина заминается, — метила. Что?
— Знаешь, где я?
— Нет. За границей?
— Все мои товарищи знают. В больнице я? Вот где. Все знают, а ты нет…
— А-а-а? — равнодушно произносит Марина. А что?
— Мне только что операцию сделали…
— Да?
— А что ты не спросишь какую? Как я себя чувствую?
— Ну, какую?
Безразличным голосом произносит Марина.
— Под местным наркозом опухоль удалили. Что ты молчишь?
— А что я должна говорить?
— Я даже на операционном столе думал о тебе. Потому что люблю тебя, — Раздражается от ее бессердечности Андрей, — А ты так равнодушна.
— Ну, и как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Не хочешь меня навестить?
— Хочу, но некогда. Учеба… работа… Учеба, дочка…
— Которой мама твоя круглосуточно на даче занимается… До всего у тебя есть дело, только не до меня.
— А вот это не твое дело, кто кем занимается. Не устраивай мне сцен, пожалуйста.
— Какая ты бессердечная!
— Да я такая!
— Не ожидал от тебя такого отношения. После всего. Зачем же ты тогда?
Андрей пытается спиной защититься в будке без дверцы от вьюги. Трубка заиндевела от его горячего дыхания на морозе и покрылась инеем.
— Чего всего? Что тогда?
— А то ты не знаешь, что год по тебе скучаю, все время о тебе думаю. Хочу быть вместе с тобой.
— Я не виновата, что ты там себе придумал.
— Но ты, ведь, так мне симпатизировала, кокетничала, заигрывала! Ты меня совсем не любишь?
— Скажем так. Я хорошо к тебе отношусь.
— И все? Как ко всем?
— Пока все. Да, как ко всем.
— Тогда пока! Не ожидал такого от тебя! До свидания! Спасибо.
— Не за что!
— Не пожелаешь мне чего-нибудь?
— Поправляйся там.
Марина вешает трубку. В трубки гудки, гудки, гудки…. Андрей огорченно опускает трубку на рычаг аппарата и идет ко входу в больницу, закрывая от ветра и снега повязку на лице, чтобы не застудить щеку. Около арки он слышит сзади заискивающий, участливый, жалобный, просящий, нежный, умоляющий голос неизвестной женщины, видимо одинокой дачницы, истосковавшейся по мужчине:
— Проводили?
— Проводил.
Не оглядываясь, грубо отвечает Андрей на призывный, молящий зов, понимая, что от него хотят, и быстрым шагом уходит по аллее к главному корпусу больницы…
Андрей звонит из дома Марине домой, но телефон не отвечает.
Марина садится в новенькую машину «Жигули» желтого цвета. «Копейку». Продавец говорит ей на прощанье:
— Не пожалеете, красавица! Отличная тачка. Только не газуйте первое время. Мотор, детали должны притереться.
— Спасибо.
Марина закрывает дверь машины и уезжает по направлению к дому.
Недалеко от дома среди припаркованных машин стоят две женщины-болтушки. Рядом с ними возится в земле маленькая, лет трех, девочка. Мать забыла о дочери, а дочь вышла на проезжую часть улицы между домами. Марина еле успевает затормозить, увидев прямо под колесами машины девочку. Мать слышит скрип тормозов, смотрит, а ее дочери нет. Она выбегает в панике на дорогу, выхватывает свою дочь буквально из-под колес машины и орет на ревущую и испуганную девчушку:
— Твою мать! Я тебе сколько раз говорила не выходить на проезжую часть улицы. Я тебе, где сказала стоять? А ты куда поперлась, паршивая?
И отвешивает ей шлепок по попе. Марина говорит ей из окна машины:
— Смотреть надо за дочерью!
— Сама за своей смотри, умница какая нашлась! Свою заимей и учи ее тогда!
Марина задумывается и уезжает. Паркует машину напротив своего подъезда, заходит в квартиру и звонит своей маме.
— Мам, я приехала. Дома уже. Купила. Желтую.
В это время она видит в окне, как ее машина проезжает мимо ее окна. Она в ужасе бросает трубку и выскакивает на улицу. Машины ее и след простыл. Марина вбегает в комнату и кричит матери в трубку.
— Машину мою угнали. Только что. Пока вот с тобой говорила. Запирала. Все. Звоню в милицию.
Бросает трубку на телефонный аппарат. Поднимает ее снова и начинает набирать номер милиции.
В отделе Объединения внешней торговли празднуют наступление Нового года. На столах бутылки, тарелки с закуской, банки с помидорами и огурцами. В общем, по- мужицки сервированный стол. Шестеро сотрудников веселятся и выпивают вместе со своим новым начальником отдела. Среди них и Андрей. Раздается звонок телефона.
Трубку снимает один из парней:
— А Николай Иванович! Что делаем? Гуляем! Отмечаем. Конечно, заходите. Я сейчас позвоню охране. Ждем!
— Кто это? — спрашивает новый начальник отдела.
— Наш бывший шеф Николай Иванович. Хочет к нам зайти. Повидаться. Присоединится. Можно?
— Конечно, пусть заходит. Но впредь надо у меня разрешения спросить.
— Понял. Непременно. Но Николай хороший человек. Порядочный, хороший товарищ. Не продаст.
Николай Иванович входит в отдел уже поддатый и пьяно обнимает за плечи нового шефа. Тот радостно улыбается под одобрительные кивки остальных ребят и демократично тоже обнимает бывшего начальника уже своего отдела:
— Добро пожаловать.
В руке Николая хозяйственная сумка. Он вешает на вешалку демисезонное пальтецо, достает из сумки апельсины и две бутылки водки. Его бывшие сослуживцы его обнимают, приветствуют, интересуются, как он, где он.
— В одно долбанном Совместном Предприятии. СП! Так. Купи-продай. Ничего интересного. Разборки с рэкетирами постоянно. То одни приходят, то другие. А вы-то как?
— Все по-старому. Вот знакомься. Наш новый начальник… Анатолий Григорьевич. А это Николай Иванович. Наш бывший начальник.
— Ушли меня отсюда, культурно говоря, — объясняет Николай. Я с Вами немного посижу? Можно? А то одному на Новый год… Скучновато…
— Конечно, Конечно…, — усаживает его за стол Андрей, — Нет проблем! Присоединяйтесь. Давайте все выпьем за нашу встречу. За нашу дружбу!
Мужики опорожняют в рот по полстакана водки и закусывают черемшой и кислой капусткой, беря ее пальцами ломтями из тарелки и проталкивая в рот.
Спустя некоторое время, за которое Николай успевает прилично набраться, он обращается к Андрею и заплетающимся языком предлагает ему выйти поговорить и покурить. Андрей отказывается. Николай настаивает.
— Боишься что ли?
— Я? Упаси господь! Много на себя берешь! Пошли!
Они выходят на лестничную площадку. Николай держит в руке бутылку и прихлебывает из горла, предлагая тоже самое сделать Андрею. Андрей отказывается.
— Я против тебя лично, чудак ты такой молодой, ничегошеньки не имею, — Пьяно выговаривает Николай, — Я сам виновный. И хочу тебе рассказать, почему и у тебя ничего с моей женой, бывшей, не получится. Ничегошеньки. Не малюсеньки. Нет. Не из-за ревности. Тебя просто жалко. Сохнешь, как лист капустный. Я вижу ж, что ты влюбился в нее, как и я в свое время. А теперь. Вот. Пью!
— Зачем?
— Ах, зачем? А потому что жизнь моя не сложилась. От безысходности… Хорошо. Расскажу, как на духу, как все было. Я соблазнил ее пьяненькую на комсомольском пикнике. Взял силой. Потом роды. С осложнениями. Лежала на содержании. Вернее, сначала осложнения… Потом роды. Тоже с осложнениями. Кесарево. Маринка свою дочь с тех пор и видеть не хотела с самого роддома. Я ее выхаживал с Маринкиной матерью. Отца-то у них давно нет. Убедил ее выйти за меня. Мать на нее давила-давила… Поженились. Но все равно ничего не исправишь. Как мы были далеки, так далеки и остались. Мы даже с ней ни разу не, ну, не спали. За столько-то лет… Муж и жена. Даже в Болгарии в командировке. Представляешь?
— Меня это не интересует.
— Заинтересует, если скажу, что у нее, не фригидность даже, а патологическое отвращение к мужчинам. Она играет в любовь. А на самом деле видеть никого не хочет и про тебя тоже говорит, — Вот ведь, — говорит, — навязался.
— Не ври!
— Зачем врать? Помочь тебе хочу.
— Себе сам помоги.
— Не могу. Как?
— Ну, хотя бы… Любовь любовью лечат. Влюбись.
— Андрюха! Пробовал. Не получается. Однолюб я…. Да и дочь я люблю. Я с ней и в зоопарк, и в обсерваторию, и в Театр Кукол… И гуляю. Она же дочь свою не признает. Практически. Мать ее знаешь, как переживает. Думала, что мы в Болгарии за три года приживемся. Куда там! Марише только развлечения. Я сам себе и готовил, и стирал. Дома спал на диване, а потом снял комнату у приятеля…. Так-то! Вот спиваюсь, а остановиться не могу. И в этом советско-германском совместном, сраном предприятии дела не идут. В общем, все плохо, друг.
— Конечно, за друга спасибо! Жаль, старик, что у тебя так сложилось. Но у нас с ней будет все по-другому. Мы с Мариной женимся.
— Это нереально.
— Ладно, это наше дело. Или будешь нам мешать?
— Нет. Мешать я Вам не буду. А у Вас ничего не будет!!! И сейчас тебе пытаюсь вбить тебе в твою дурацкую голову. Как ты попал в мой отдел?
— Чисто случайно. Совпадение.
— Странно. Бред какой-то! Такое совпадение! Маринка- она роковая женщина. Всем приносит несчастье! Мы с тобой вместе попали! Попомнишь мои слова! Ладно, за тебя! — Николай делает глоток из горлышка бутылки, — Допьешь? Или брезгуешь?
— Мне не нравится, что ты так о своей любимой говоришь.
— А что делать? Правда. Тебе добра желаю! Остынь! Пока не поздно. Для меня уже поздно! А Вам Андрей… сочувствую.
— Спасибо за подсказку. Сам буду решать. Давай сюда бутылку.
— О! Это по-нашему!
— Выпью. За тебя! Хотя ты так виноват…
— Я же по любви. Столько лет ее люблю и дочку свою обожаю!
— Я же выпью за тебя. Чтобы в Новом году у тебя все утряслось…
— Давай! Еще по глоточку. За нас, короче, мужики!
Они, допив бутылку, опускают ее аккуратно в урну и в обнимку, бросив окурки на лестницу, идут в отдел, напевая:
— Новый год настает! Он у самого порога!!!
— О! спелись уже? — встречают их коллеги.
— Спелись! — отвечает Андрей.
— Или спились, — добавляет, пьяно усмехаясь, Николай.
Андрей набирает на работе телефон Марины.
— Марин! Ты почему дома, а не на работе?
Марина практически здорова. Сидит за столом и пишет что-то. Звонит телефон. Марина берет трубку.
— Болею. Температурю.
— Сколько?
Марина деланно сопит, чихает, кашляет.
— 38.8
— Так я приеду к тебе немедленно и буду за тобой ухаживать.
— У меня мама. Не надо приезжать.
— Я все равно приеду!
Андрей кладет трубку, благодарит секретаршу и бежит на улицу искать такси и без приглашения приходит домой к Марине. Марина его впускает и проводит на кухню. Она в голубом спортивном костюме очень привлекательна и сексуальна. И здорова! И весела! И, главное, нисколько не стыдится своего обмана. И Андрей понимает, что Марина его обманула. Он злится, но не показывает этого, потому что хочет разобраться в их отношениях до конца. Андрей топчется на кухне, а Марина подметает пол щеткой с совком. Андрей отступает от надвигающейся на него щетки. Марина елозит щеткой под ногами у Андрея, как бы вытесняя его из дома, как бы хочет заставить его уйти, но сказать напрямую не решается.
— Марина, почему ты сказала мне неправду?
— А тебя никто не неволил. Сам приехал.
— Я хотел, как лучше, а оказалось, что я оказался в дураках. Зачем ты так со мной поступаешь?
— Так надо было.
— Кому?
— Мне! Кому?
— Зачем?
— Так было надо! Тебе какое дело?
— Ладно. Марина! Нам надо что-то решить.
— Что именно?
— Ты знаешь, что я тебя давно люблю. Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.
— Замуж? А у меня есть дочь от первого брака.
— Я ее усыновлю.
— Все равно я ничего тебе сказать пока не могу.
— А когда-нибудь скажешь. Почему не сегодня?
— Сегодня не могу. Мой бывший муж умер. Вчера.
— Он очень тебя любил. Соболезную. Очень. Хорошим человеком был.
— А ты… Ты-то откуда это знаешь? Ты с ним, что, был знаком?
— Знаю, вот… Да, был знаком.
— Ах, вот в чем дело! Тогда вот что. Не звони мне и не появляйся здесь больше никогда! Чтобы ноги твоей здесь больше не было! Понял? Отвали от меня! Так будет лучше для всех нас!
Она зарыдала и зовет к себе дочку.
— Светик, иди моя дорогая, любимая, к мамочке. Вот мы и остались с тобой без твоего папы! И нам никого-никого не надо. Правда?
— Правда! Мамочка. Уходи дяденька! А папа, мам, мой где?
— Он, Светик, вчера умер.
— Что значит, умер? — Спрашивает девочка, похожая на мать, — Это когда всему конец? Да?
— Не знаю, дочь. Для кого-то и конец, а для кого-то и начало… новой жизни. Та-а-ам! — она показывает пальцем в небо, — А здесь он в памяти нашей остался и… в фотографиях. Издалека. Моя любимая доченька! Ничего, мы с тобой пробьемся! Правда?
Дочь ей кивает.
— Ты у меня будешь учиться в лучшей школе. В лучшем университете. Это я тебе обещаю. Твой папа этого очень хотел. Но не дожил… Я его волю и желание обязательно выполню! Во что бы то ни стало.
Андрей мнется на месте. Растерянно стоит. Потом бочком выходит, бледный и потерянный, с кухни в прихожую и одевается. Никто его не провожает. Он заглядывает на прощанье в кухню:
— Я пошел тогда. Пока Светик! Всего Вам доброго.
И уходит из квартиры, тихо прикрыв за собой входную дверь. Марина качает на руках дочку на диване в кухне, утирая платком слезы…
Аудитория в Академии Внешней торговли. Андрей сидит среди почти шестидесяти слушателей в ожидании лекции. Очень часто то у одного, то у другого внешторговца их иностранные часы издают сигналы времени популярными в то время музыкальными мелодиями, отмечающие время, установленное их владельцами. Многих это раздражает. Это говорит о престиже и статусе владельцев таких часов. И они ими фасонят друг перед другом. В аудиторию входит, покачивая бедрами, высокая, статная, женщина. На ней черная, кружевная, узорчатая цветами кофточка, через которую явно, нагло, вызывающе просвечивает белый дорогой лиф, белая выше колен юбка и выше колен белые сапоги-ботфорты. Она подходит к столу. По аудитории разносится мужицкий вздох восторга. Все устремляют взоры на лекторшу. Слышатся возгласы.
— Ух, ты!
— Ба! Ну и баба!
— Дива!!
— Ничего себе!
— Ну-у-у!
— А можно с Вами познакомиться поближе? — с переднего стола обращается к лекторше смелый и наглый слушатель в пижонистом костюме. — А как Вас зовут?
Лекторша индифферентно, явно подчеркивая, что присутствующие ей не чета, раскладывает на столе свои бумаги и материалы для лекции и слышит мелодии часов у слушателей. То у одного, то у другого. Андрей равнодушен к звонкам и только мельком глянул на лекторшу. Он углублен в свои мысли.
— Надо что-то решать. Я так больше не могу, — Бормочет он себе под нос.
— Это ты мне? — спрашивает сосед справа.
— Нет. Это я себе лично.
Лекторша встает:
— Здравствуйте. Меня зовут Леонорой Михайловной. Всех, кто хочет слушать мою лекцию, попрошу отключить музыку своих часов. Я жду. Минуту!
Мужики засуетились и стали отключать свои часы.
— Все?
Слушатели покорно кивают головами.
— Отключили.
Раздается еще один запоздалый звонок с мелодией из кинофильма «Крестный отец».
— Я вижу, не все.
— Все! Все!
А соседи толкают локтями запоздавшего.
— Давай, вырубай свои часы!
— Сейчас, сейчас.
Нервно оперирует со своими часами солидный, пузатый мужчина лет 45-ти в очках с позолотой.
— Принимать зачет буду по моим лекциям. Так что, будьте добры, посещайте и конспектируйте. Больше материалов по теме нигде не найдете. Наш курс называется «Внешнеторговые связи СССР».
Андрей идет после лекции по набережной Москва-реки. Грустно смотрит на темную воду. Наклоняется через ограждение.
— А не бултыхнуться ли? И все! И не мучится больше?
Мимо едет «Волга-ГАЗ-24». В ней два парня. Машина притормаживает. Один крутой парень снимает темные очки и спрашивает Андрея:
— Что топиться надумал? Может, помочь?!
Андрей приходит в себя от дурных мыслей.
— Пока нет.
— А то скажи. Могем и пособить.
И машина уезжает.
В метро напротив Андрея села голубоглазая девушка в простеньком крепдешиновом платьице в горошек, нейлоновом шарфике на шее, голубым браслетиком на запястье и дешевенькими золотыми сережками в мочках ушей. Девушка открывает книгу и углубляется в чтение. Андрей, чувствует, что не в силах оторвать от нее глаз. И что его удивляет, так это ее коротко подстриженные ногти… Врач или медсестра? Ему вдруг стало весело и легко. Он устремляет свой взгляд на девушку и, не стесняясь, начинает петь ей песню:
— В этом городе, шумном городе на смене дня… Взгляд твой искренний, взгляд твой пристальный нашел меня.