(Военные мемуары. 1973-75 гг.)
П рошло более сорока лет после моей служебной командировки в Республику Экваториальная Гвинея. Сейчас казню себя, что не записал фамилии, имена и отчества тех, с кем мне довелось служить те два года. Но упущенного уже не вернешь…. Прошу читателя простить меня, если и события тех лет окажутся немного смещенными во времени. Также надо учесть, что я не был кадровым военным переводчиком, поэтому многое излагаю языком человека сугубо гражданского. Но, полагаю, кое - что кое - кому покажется интересным из моих воспоминаний, о тех временах и годах…
После четвертого курса несколько студентов переводческого факультета испанского отделения 1-го Московского государственного педагогического института иностранных языков имени Мориса Тореза, и я в их числе, поехали на год на Кубу как бы для языковой практики в академический отпуск, а в общем - то, подзаработать.Мы, несколько студентов одной языковой испанской группы и курса, волей судьбы были разброшены по Кубе в разные места. Я работал с несколькими однокурсниками Толей Чебурковым и Эдиком Вялимаа переводчиками на электростанции «Мариэль», что в 40 километрах от Гаваны. Мой близкий приятель Сергей Гончаренко работал в университете города Сантьяго де Куба, Валя Кучин в городе Ольгине на заводе по производству цемента, а Олег Островский в аппарате экономсоветника в Гаване.
Когда я вернулся с Кубы, начальник или замначальника отдела загранкадров Министерства энергетики и электрификации СССР предложил мне отчитаться о командировке, что я сделал в письменном виде, изложив свои предложения по улучшению работы переводчиков на электростанции. Кадровик на меня как - то так странно посмотрел, но ничего не сказал. На этом и расстались. Через год, окончив институт, я женился и решил еще раз съездить на Кубу на два года уже со своей супругой Мирославой по линии этого же Министерства. Пришел к тому же работнику отдела загранкадров со всеми документами на себя и свою супругу, со своей выездной характеристикой в капиталистические страны, которую нам давали в нашем политическом ВУЗе после прохождения выездной комиссии парткома. Толстопузый, красномордый кадровик покопался в картотеке, нашел мое дело годичной давности и сказал мне, что я не могу быть отправлен на Кубу, так как не отчитался еще за предыдущую поездку. Я очень удивился, напомнил ему, что я писал свой отчет о той командировке, но он оказался неумолим. Более того, он сказал, что моя жена не выездная вообще, так как имела несанкционированные контакты с иностранцами, и у КГБ к ней есть претензии. Я был шокирован, потому что знал, что моя жена с иностранцами не встречалась, что она дочь полковника, орденоносца, четырежды горевшего в танке, прошедшего всю Великую Отечественную войну. И она была очень осторожна, разборчива в знакомствах и не легкомысленная. Что делать? Мы рассказали об этом нашим родителям, что Мира, мол, не выездная. Иван Анисимович был взбешен и решил во всем разобраться. Не получилась поездка на Кубу, тогда я устроился на работу переводчиком английского языка в технический отдел проектного института «Гипрокоммунэнерго», где переводил статьи с английского языка об организованных свалках мусора и мусоросжигательных заводах за рубежом. А на английский переводил схемы энергосетей и заключения об исследовании почв в Мазари-Шариф и в Балхе, городах Афганистана, где наши специалисты эти сети устанавливали. Моя жена начала работать в обычной школе преподавателем английского языка по своей специальности. Как-то в разговоре с Толей Чебурковым, к сожалению, вскоре утонувшим в Никарагуа во время служебной командировки, я ему рассказывал, что хотел бы снова поехать на Кубу, но мне отказали по такой вот причине. Толя спросил у меня, сколько сертификатов я дал тому кадровику, когда вернулся год назад с Кубы. Я ответил, что ничего ему не давал. Толя постучал меня по голове карандашом:
- Я, лично, дал ему 120 сертификатов «в долг», конечно, без возврата, как делали все остальные. А ты пентюх!
Оказывается, это была такая взятка, откат, чтобы поехать в следующий раз. Я уж позже узнал, что этим кадровикам взятки чемоданами везли, чтобы снова потом поехать в загранкомандировку. А КГБ они просто запугивали командировочных. Я рассказал об этом своим родителям и родителям Миры. Я так и не знаю, куда писал или ходил на прием Иван Анисимович, но я помню, что он куда - то один раз ушел, надев все свои боевые ордена. Через некоторое время, он нам с Мирой сказал, что у КГБ претензий к его дочери, а моей жене, нет. И, что, при желании, я могу подать документы в Министерство обороны СССР для поездки военным переводчиком на Кубу на два года.
Мы с женой обрадовались приятной новости и стали оформляться, собирать нужные документы, справки, характеристики с места работы, проходить выездные комиссии в Райкоме комсомола, в Райкоме партии, в ЦК КПСС, в ГУКе Министерства Обороны СССР. Получили направление на медкомиссию, где некоторых врачей удалось пройти только со второго раза, наученные горьким опытом, сделав им подарки, французские духи, галстуки, другие сувениры, купленные в магазинах «Березка» на сертификаты и, получив болезненные уколы под лопатку от кучи болезней. Такую же прививку мне делали дважды, в 1964 и в 1965 годах, перед поездкой в составе студенческого строительного отряда нашего института на целину в Казахстан. Получив медицинские справки, я пошел по кабинетам «Десятки». Так раньше называли отдел Генштаба министерства обороны, где оформляли за границу наших военных советников, специалистов и переводчиков. Со мной беседовали три полковника. Один мне не понравился, потому что у него была на пальце большая золотая печатка, на галстуке золотая заколка, а во рту золотые зубы. Я раньше наивно думал, что в Генштабе на себе столько золота не носят. Потом была выездная комиссия, в составе генерал - полковника, генерал-майора и двух-трех полковников, на которой мне сказали, что переводчики на Кубу не требуются и меня могут направить только в Африку, в Республику Экваториальная Гвинея, бывшую испанскую колонию, о которой я слыхом не слыхивал. Возможно, у меня, как у филателиста, были марки Испанской Гвинеи, Испанской Сахары, Ифни, Канарских островов, но это было так давно. Короче говоря, я дал согласие. Меня отправили в библиотеку Генштаба почитать то, что там было об этой стране, в бухгалтерию для получения наличных, командировочных, авиабилетов, на вещевой склад за одеждой для загранпоездки, и в паспортный стол получить загранпаспорта.
На складе кладовщик набрал с полок и положил передо мной черный костюм фабрики «Большевичка», яркий галстук в каких-то сказочных китайских или японских клыкастых, пестрых, извивающихся драконах и тоже черные, тяжелые полуботинки на микропорке, серую шляпу, белую хлопчатобумажную рубашку и коричневые, дешевые, хлопчатобумажные носки. Я представил, как я буду выглядеть в этом наряде в Африке и решительно отодвинул от себя эту кучу со словами:
- Я это не возьму! Что я, Петрушка, ехать в этом всем в тропики?!
Кладовщик взглянул на меня недовольно исподлобья, взял в охапку с прилавка эту стопку одежды и скрылся с ней среди стеллажей. Через несколько минут он вернулся уже с другой стопкой, в которой были светло-коричневый импортный костюм, белая капроновая или нейлоновая рубашка, вполне приличный галстук, французские темно-коричневые ботинки на коже, светлая фетровая шляпа и даже редкий тогда плащ «болонья».
- Переводчик что ли? - спросил меня кладовщик.
- Да, переводчик. Вот это совсем другое дело, - ответил я бойким тоном генеральского сынка. Я примерил все это на себе, упаковал в сумки, поблагодарил кладовщика и ушел. Уже потом в Экваториальной Гвинее я с усмешкой встречал наших новоприбывших советников и специалистов, одетых все как один в черное, как какие агенты «007». Шляпу, галстук и рубашку я подарил своему отцу. Остальное оставил себе, в чем и заявился в тропические страны.
Я не буду подробно описывать историю открытия острова и континентальной части страны провинции Рио-Муни в 1471 году португальским путешественником и мореплавателем Фернандо По (по-португальски Фернао де По), природу страны, ее географическое положение, население Экваториальной Гвинеи, так как сейчас это все можно легко найти в интернете. Отмечу только, что, когда мой отец узнал, что мы едем не на Кубу, а в неизвестную никому страну, он пошел в «Дом книги» на Новом Арбате и отыскал там для нас книгу путешественника Грина Лоренса «Острова нетронутые временем». В этой книге красочно описывались народные обычаи, деликатесные кушанья, которые можно там будет отведать: слоновое мясо, супы из черепах и акульих плавников, жареное мясо дикобразов и так далее. А потом в книге пошло такое... В ней рассказывалось, как шло открытие, освоение и завоевание этой страны сначала португальцами, потом англичанами, испанцами. Происходило это, вкратце, так. На нескольких кораблях приплывали на остров Фернандо-По, получивший свое название в честь его открывателя, колонисты португальцы. Вскоре, половина из них умирала от желтой лихорадки, малярии, от сонной болезни от укуса мухи це це, от укусов змей, от дротиков и копий местного населения, непокорного племени Буби. Выжившие португальцы убирались прочь. Спустя лет 70-100 на остров поочередно приплывали то англичане, то португальцы. Испанцы делали несколько попыток закрепиться на острове. И с ними происходило то же самое. Португальские, английские и испанские поселенцы в своем большинстве умирали от жутких болезней или их прогоняли аборигены. Непокорное, свободолюбивое племя Буби на протяжении веков вело борьбу с колонизаторами. Португальцы, стремясь захватить этот остров, искали в районе Гвинейского залива рабов. Фернандо-По одним из первых подвергся нашествию работорговцев. В общем, борьба за остров Фернандо-По, Рио-Муни, за остров Аннобон и другие между Португалией, Испанией и Англией велась веками с переменным успехом. Попытки высадится и закрепиться на острове заканчивались бегством колонизаторов, которые оставляли после себя обширные кладбища.
Потом все же Португалия договорилась с Испанией, и в 1778-ом году Испания признала за Португалией южную часть Бразилии, получив взамен Фернандо-По и Аннобон и право на торговлю в Гвинейском заливе.
В книге говорилось, что столицей острова Фернандо-По был город Санта-Исабель, потом переименованный в Малабо. Этот остров был известен издревле не только не здоровым климатом, но там бывали и эпидемии холеры, чумы… Один испанский губернатор умер от лихорадки, сменивший его заболел малярией, но выжил, открыв в горах недалеко от Малабо, в Базиле, местечко с хорошим климатом, где переселенцы частенько спасались от эпидемий. Еще одно место, где был здоровый климат, европейская растительность и не было болезней, это на вершине горы в местечке Мокко у кратера вулкана горы Эль Пико.
Кстати, во время Второй Мировой Войны в Мокко, которое названо так в честь вождя племени Буби, который там жил, располагалась база немецких подводников, где они отдыхали и набирались сил для своей захватнической, варварской, преступной деятельности. Как я уже писал, попытки колонизации острова белыми поселенцами на протяжении нескольких веков терпели одну неудачу за другой. Вот что писал бывший британский консул в Санта-Исабели Хатчинсон «… за первые пять месяцев умерло 20% переселенцев из Испании. За короткое время на улицах появилось несметное количество мужчин, женщин, детей, которые едва передвигались и которых едва можно было назвать живыми существами. 50 человек уехали на теплоходе обратно в Кадис. Казалось, на судно грузили скелеты, обтянутые кожей, а не живых людей».
Но современной медицине удалось справиться с сонной болезнью, и ушли в прошлое времена, когда офицер командирского судна, отдавал своей команде приказ:
- Первому отряду - копать могилы, второму отряду - сколачивать гробы!
Долгое время остров Фернандо-По был местом ссылки борцов за независимость в странах Латинской Америки во времена испанской колонизации и революционеров с Кубы при проамериканских диктаторах.
Некоторые авторы, видимо не без основания, связывают зарождение национально-освободительного движения в испанских колониях с появлением в Рио-Муни республиканцев, которых стал ссылать туда Франко в ходе гражданской войны в Испании.
Когда при мне в Экваториальную Гвинею приехали кубинские военные, врачи и преподаватели, они жаловались на гвинейский климат. Говорили, что он намного хуже, чем на Кубе, что им здесь живется тяжело. А что же говорить о нас, о русских, прибывших из СССР. Известно, что в английском парламенте был в свое время принят закон, запрещающий принимать в члены парламента людей, находившихся в Африке, в тропиках, более двух лет, как людей уже физически и психически неполноценных. И вот в такую страну лежал наш путь. Чтобы родители, не дай Бог, не прочитали об этих ужасах и болезнях, которые, хотя и ушли в прошлое, но далеко не все и не насовсем. Бывало, что эпидемии возвращались, но на островах, принадлежащих Экваториальной Гвинее.
Я взял бритву, аккуратно вырезал все эти страницы с описанием болезней, порвал листки на мелкие кусочки и спустил в унитаз, а книгу дал жене и родителям, почитайте, мол, какие лакомства ждут вашего сына и невестку.
Итак, мы летим в Республику Экваториальная Гвинея до этого называвшуюся Испанской Гвинеей, которая получила название Республики 12 октября 1968 года, когда Испания предоставила этой своей колонии независимость. Летим в город Малабо, бывший город Санта-Исабель, на остров Фернандо-По, «где гуляет Лимпопо», как писал Корней Иванович Чуковский. В дорогу мы взяли три больших чемодана, которые можно было смело назвать «мечта оккупанта» или «смерть носильщикам», и несколько вещевых сумок. Нам предстояло проработать, а точнее, прослужить, прожить два года в Африке с января 1973 по январь 1975-го года с перерывом на месячный отпуск. Хотя из-за задержки приезда моего сменщика нам пришлось пробыть в Гвинее немного подольше. В то время прямого авиасообщения Москва-Малабо не было. Мы летели по маршруту Москва-Лагос-Дуала-Малабо сначала самолетом «Ил-18» Москва-Лагос, затем французской «Каравеллой» Лагос-Дуала и затем испанским «ДС» или «Дуглас-3» Дуала-Малабо. Конечно, даже мне уже летавшему на Кубу, такое путешествие представлялось довольно опасным и волнительным. Но мы свои опасения от родителей умело скрывали, все превращали в шутку. Было большим плюсом, что моя жена с детства, ездившая со своей семьей военнослужащего по различным военным гарнизонам, в различные республики Союза, привыкла к тяготам переезда, смене места жительства и коллективов. Была не избалована и хорошо знала английский и французский языки. Я потом был крайне удивлен, когда точно таким же маршрутом к нам в Малабо прилетела жена одного нашего военного специалиста с двумя маленькими детьми, не знающая ни слова на иностранном языке. Русская женщина она такая! Не только лошадь на бегу остановит, но и одна до Малабо доберется. Мы прилетели в Лагос, и в аэропорту сразу чуть было не попали в неприятную историю. Когда я грузил вещи в автобус, следующий в гостиницу, а жена рядом караулила горы наших чемоданов и сумок, кому-то из нас хватило ума дать одному грязному негритенку попрошайке, конфеток и несколько монеток. Сразу автобус и нас плотно окружила толпа таких же наглых, настырных оборванцев, которые тянули к нам руки, хватали за одежду, чуть ли не лезли к нам в карманы и сумки, требуя еще денег. В такой потасовке нам с Мирой удалось все же разместить багаж в автобусе и в его багажном отделении без потерь. Взвинченные, потные, злые, мы сидели в автобусе, наблюдая, как за окнами беснуется толпа негритят, прыгая и стуча кулачками от негодования в окно автобуса. Но вот в автобус вошла встречающая советских людей представительница «Аэрофлота» в форме стюардессы. С опозданием на полчаса она проинструктировала нас никому ничего не давать ни детям, ни взрослым, а иначе ограбят, разорвут на части, и никто нас не спасет. Спасибо, конечно, но в этом мы и сами только что убедились. С этой грубоватой Ларисой, стройной, конопатой девицей, нам пришлось еще не раз столкнуться. Нам рассказали, что она работает в группе «встречи-проводы» уже много дольше, чем положено в такой командировке незамужним, а все потому, что не отказала ни одному из членов экипажа наших самолетов или представителям «Аэрофлота». В смысле была всем доступной. За эту легкость в общении ее и держали на этой не особо трудной работе. Тогда ведь наши люди в Африку толпами отдыхать не летали. К слову, когда мы летели в отпуск, то попали в гостиницу с клопами, и нам долго пришлось уговаривать, даже припугнуть Ларису возможной жалобой ее начальству, если она не переведет нас в более пристойный отель.
А в этот первый раз, заселившись в отель, мы первым делом перекусили в номере тем, что у нас было с собой. Затем я заставил входную дверь, на всякий случай, чемоданами и сумками, и мы с женой от усталости провалились в беспробудный сон до утра. На следующий день мы пошли гулять по городу, удивляясь изобилию товаров в супермаркетах и душистым запахам в них, делая мелкие покупки, типа, халатика, нижнего белья, комбинации, плавок, купальника, плавок, лекарств и так далее. По длинной, пыльной улице мы направились на местный рынок в надежде купить там статуэтку из черного дерева, бусы какие экзотические. Ведь глаза горели в первый раз, попав в Африку, но увидев впереди 20-30 негритят, сразу повернули обратно, боясь оказаться снова как в ситуации в аэропорту. И правильно сделали, потому что эти ребятишки рванули, было, к нам бегом, но мы тоже с женой побежали, взявшись за руки, и успокоились, только когда выбежали на одну из центральных улиц города, таким образом, избавившись от преследователей. Еще один день мы гуляли по городу, а потом сели в самолет с еще семью пассажирами и полетели в Дуалу, в Камерун. Мы видели, как нам на встречу идет большой, черный грозовой фронт с молниями и турбулентностью. И пилот, заломив круто пике влево, стал густые облака обходить стороной. Миновало.
В Дуале все прошло спокойно. Помогло, что Мира объяснялась по-французски. Здесь мы тоже слегка отоварились, купили необычное лекарство «Алька Зельцер» с запасом на всякий случай и еще разных лекарств. Вкусно, от души, ели в отеле и пили, немного конечно, в барах. Пили разное неизвестное вино и пиво, покуривали неизвестные нам американские и французские сигареты. В общем, наслаждались жизнью. Зашли на благоустроенный, чистый рынок. Мире очень понравились небольшие наручные квадратные часы, нарочито с грубой станочной обработкой и толстым стеклом вообще без цифр только со стрелками и без какого-либо клейма производителя. Стали торговаться с продавцом европейской внешности. Сбили цену в два раза. Продавец понял, что мы русские. Он тоже оказался русским, и был так рад и счастлив увидев редких соотечественников прямо из самой Москвы, ведь в Дуале не быдло даже нашего консульства, хотя был, наверняка, сыном какого-нибудь белогвардейца, бежавшего в свое время из России. Продавец довольно прилично, хотя и с акцентом говорил по-русски, готов был долго с нами беседовать и в итоге, на радостях, отдал нам часы почти бесплатно, поняв, что у нас с наличными командировочными деньгами не густо. Не понятно чьего производства были часы, а послужили нам верно и безотказно, как в тропической, влажной Африке, в стране в 4 градусах от Экватора, так и потом десятки лет в Москве пока куда-то не подевались. А жаль. Ведь они были бы такими раритетными теперь.
Из Дуалы, где мы быстро освоились и почувствовали себя европейцами, на «Дугласе-3» испанской авиакомпании, забитого пассажирами, мы быстро прилетели в Малабо.
Самолет остановился у кого-то сарая, как оказалось, международного аэропорта столицы государства Республики Экваториальная Гвинея. Нас встретил мой коллега военный переводчик на машине «ГАЗ-69». Разместили нас в доме в центре города, на втором этаже в комнате с едва работающим кондиционером.
. 
Мирослава у нашего дома в Малабо
В соседней комнате жила семья нашего специалиста-артиллериста. Когда мы выходили в холл или на кухню, а дверь в их спальню была частенько открыта, то частенько видели жену этого специалиста, распростертую полуголой на кровати в подпитии от безделья. Ее муж оказался хорошим, спокойным мужиком. Я с ним работал некоторое время по обучению гвардейцев расчетам стрельбы из пушек с закрытых позиций навесным огнем. Через 3-4 месяца они уехали, и мы наконец-то переселились в их спальню с хорошим кондиционером, потому что в той комнатушке, где мы жили первые месяцы, было трудно существовать. Маленькая, темная, с окошком, где-то под потолком, душная. Мы прозвали ее «музыкальной шкатулкой». Если вы вспомните фильм «Судьба резидента», то там нашего разведчика изматывали, пытали постоянной музыкой или однообразными звуками, действующими на психику. Мы переживали что-то подобное, когда с вечера субботы до утра понедельника, да и в будни по каким-то дням, за стеной в соседнем дворе играл местный оркестр. Видимо, там была танцплощадка. И этот «Там-Там» с барабанами и электрогитарами не давал нам спать и просто изводил нас непонятной нам раздражающей музыкой. Приходилось терпеть, закладывать в уши вату. Что меня в этом доме развлекало, так это молоденькие негритянки, которые ранним утром выходили из соседнего дома к фонтану во дворе голенькими. И в фонтане они мылись, резвились, бегали друг за другом, играли, выискивали и вычесывали друг у друга в волосах блох или вшей, заплетали друг другу длинные многочисленные косички.
Прилетели мы в четверг в первой половине дня, и нам сразу же сказали, что по четвергам еженедельно в посольстве в 19:00 часов проводится общий сбор всех советских работников, находящихся в Малабо, для политинформации и добровольно-принудительного просмотра художественного фильма. Телевизоров тогда, естественно, не было, по крайней мере, у нас военных, да и радиоприемники были далеко не у всех, а если и были, то маломощные. Союз они практически не ловили, и слушать по ним было практически нечего. Или африканскую, не привычную для нас музыку, или еще что-то с большими помехами. Батарейки в тропиках быстро садились, окислялись, а новые купить было негде.
Проспект Гран Мола и Институт
Мы с женой, одевшись скромно, но со вкусом, пошли в посольство, которое находилось в 15-ти минутах от нашего дома и размещалось в бывшем испанском административном здании светло-голубого цвета. Забора или стены перед посольством не было. Окна первого этажа были закрыты чугунными решетками. Дверь открывалась электрическим замком дежурным, сидящим за столом при входе в здание посольство. Обычно это был новый молодой атташе посольства Игорь Дьяконов, ставший впоследствии дипломатом высокого ранга, или женами работников посольства. Справа от главного здания среди цветника находился небольшой домик, где размещалась бильярдная и бар с холодным вкусным испанским пивом долгого хранения. Конечно, лучше нашего «Жигулевского», кроме которого, мы тогда ничего и не знали. Я сначала зашел в небольшую комнатку, где находился штаб советских военных советников и специалистов, число которых в Малабо было где-то около пятнадцати. Да еще восемь человек были в городе Бата, в провинции Рио-Муни, в континентальной части Экваториальной Гвинеи. В штабе постоянно находились старший группы, полковник Смирнов Евгений Михайлович, командир танковой бригады из Алма-Аты, начальник штаба и кто-то из переводчиков. Старшим переводчиком сначала был кадровый капитан Баскаков, исполнявший на общественных началах обязанности бухгалтера нашей группы. Он ведал финансовыми делами нашей группы и отправлял ежемесячно финансовые отчеты в бухгалтерию Генштаба. Валютой, командировочными и билетами ведал полковник ГИУ ГКЭС Фирсов Александр Михайлович. Я представился своему шефу, старшему переводчику. Смирнов сказал мне завтра в 9:00 прибыть в штаб, чтобы сдать валюту и отчитаться за командировочные, сдать паспорта, пройти инструктаж и получить назначение и задание по службе. В штабе Смирнов Евгений Михайлович, когда проводил совещание, врубал мощный приемник, чтобы нас не подслушивали враги. Мы над этим его фокусом смеялись. Тоже мне, секреты полишинеля. После краткого знакомства в бильярдной со своими будущими коллегами, сослуживцами и братьями по оружию мы все вместе отправились в актовый зал. Мира ко мне в коридоре присоединилась, и мы с ней вошли в зал с небольшой возвышенной площадкой типа сцены. Все места, а их было около шестидесяти, оказались занятыми. Как потом выяснилось, за каждым было закреплено постоянное место. Так что мои сослуживцы расселись на свои места, а свободными оставались только два стула на первом ряду, на которых мы с Мирославой и расположились при молчании присутствующих. Проходит 15 минут. Еще 20 минут. Все ждут посла и его супругу, которые никогда не опаздывали на это мероприятие. Все переглядываются, шушукаются. Минут через тридцать в зал быстрым шагом входит высокий, лысоватый человек в белом льняном костюме, один, без супруги. Слышались голоса:
- А где Нонна Васильевна? А почему Аркадий Николаевич один?
А посол, поприветствовав всех рукой и кивком головой, сказал следующее, что врезалось в память:
- Товарищи, только что получено следующее сообщение. Прошу всех сохранять спокойствие и проявлять выдержку. Из Испании курсом на Экваториальную Гвинею вышел корабль с вооруженными наемниками для свержения законной власти Республики Экваториальной Гвинеи. Через 10-12 дней он может прибыть сюда. Наши гвинейские товарищи уже оповещены. К этому сроку вам следует запастись и иметь на всякий случай трехдневный запас воды, продуктов и лекарств, иметь под рукой документы. И не паниковать. Занимайтесь своими повседневными делами, а я буду держать вас в курсе событий. До свидания.
С этими словами посол ушел. Когда мы выходили в тишине из зала, кто-то нам сказал, что нехорошо занимать места посла и его жены. А мы-то откуда знали? Могли бы нас и предупредить. Мира пошла с нашими соседями и другими людьми, которые жили, как и мы в городе, по домам, а я пошел в бильярдную знакомиться со своими военными коллегами. Там офицеры сражались на бильярде, кто-то пил пиво из горла пузатых маленьких бутылочек. Оказалось, что это пиво специально длительного хранения и с хинином против малярии. Потом, нам в посольстве, в котором врача не было, женщина, умевшая делать только уколы, исполнявшая обязанности медсестры, выдала нам по упаковке французского лекарства «Делагил», эффективного от малярии, который надо было принимать постоянно ежедневно с перерывом 2 дня в неделю. Так мы и делали. В субботу и воскресение, мы «Делагил» не пили. В бильярдной я представился всем нашим военнослужащим. Общались все друг с другом исключительно по имени-отчеству. Один высокий, рыжий переводчик Жора, сразу сказал, что мне полагается проставиться на базе, где жили «холостяки», то есть выставить им выпивку:
- А хлеб черный привезли? - спросил он меня.
- Да, привез, - ответил я.
- Захватите завтра обязательно. Традиция такая. Завтра вечерком после службы часиков этак в 20.00 будем вас ждать.
- Приду, - ответил я, - Обычаи знаю. Работал уже на Кубе.
Среднего роста, с крутым большим лбом и выпирающей нижней губой, полковник Смирнов Евгений Михайлович обратился ко мне:
- Владимир Георгиевич, как вы на счет шахматишек? Сильны? Вот, Наполеон говорил, что все великие полководцы хорошо играют в шахматы. Не окажете ли мне любезность?
- Играю, так, вроде ничего, по третьему разряду, - ответил ему я.
- Тогда, присаживайтесь, начнем.
Все, позабыв о пиве и бильярде, сгрудились вокруг нас. Ну как же, такое новое развлечение! Ведь было известно, что Смирнов всех обыгрывает, и не всякий решался и хотел с ним играть, разве чтобы не обижать и не раздражать своего шефа. Мы начали играть, и через 15 минут я поставил своему шефу мат. До шефа не сразу дошло, что произошло. Думал, развесив нижнюю губу, просчитывал, как ему так вдруг влепили. Потом перевернул доску:
- Давайте-ка еще одну партеечку!
Командиру не откажешь! И снова я у него выиграл в угрюмо нависшей угрожающей тишине. Что-то будет? Евгений Михайлович вскочил, вытер платком пот на лбу и на шее, краешки губ, хотя кондиционер работал хорошо:
- Н-е-е понял, - сказал он протяжно, - Еще играем!
Третью партию мы сыграли вничью, а четвертую я проиграл. На этом и закончили. Полковник с интересом оглядел меня с ног до головы и громогласно сказал:
- Всем завтра после занятий в 19.00 собраться на базе для инструктажа. Опоздавших строго накажу!
Пожал некоторым руку и мне тоже, раскланялся и явно расстроенный своим проигрышем в шахматы, ушел.
- Что вы делаете? - стали мне говорить мои новые сослуживцы, - Смирнов никому здесь почти никогда не проигрывал! Хотите нажить себе врага в лице командования?
А рыжий Жора мне шепнул:
- Тогда послезавтра, раз завтра собрание. В 20.00 ждем-с, как договорились». Я ему ответил:
- Раз договорились, значит договорились. Приду послезавтра.
Впоследствии я никогда не увиливал от игры в шахматы с шефом, но так уж получалось, что я больше никогда у него не выигрывал. Или ничья, или проигрывал. Наверное, или он все-таки играл лучше меня, или мой внутренний голос подсказывал мне, что выигрывать у шефа чревато.
Моя жена спустя несколько лет встретила в доме отдыха «Подмосковье» Министерства обороны СССР этого Жору. Он шел за министром обороны Грачевым. Они с Мирой узнали друг друга. Перекинулись парой слов, но он спешил, потому что работал с кубинской военной правительственной делегацией. Жора, выпала его фамилия из памяти, был отличным компанейским мужиком. Мы с ним дружили. Однажды, он стоял, облокотившись на бензовоз, который на жаре был окутан запахами и парами бензина и кури, сбрасывая пепел себе под ноги. Я подбежал к нему, вырвал сигарету у него изо рта, отбежал и бросил ее в кусты.
-Ты что? Взлетишь вмиг в воздух вместе с бензовозом!
До него дошло, как он рисковал, и долго меня благодарил.
На следующий день я получил задание от шефа в штабе, с кем работать, сдал паспорт, рассчитался по командировочным, мне выдали наличные деньги, и меня отвезли на машине к нашему артиллеристу, обучавшему гвинейских гвардейцев стрельбе из пушки.
Вечером было совещание на базе холостяков, где шеф рассказал нам о реальной угрозе захвата острова наемниками, так как национальная гвардия малочисленна и слабо подготовлена. Человек пятьдесят хорошо натренированных и вооруженных наемников при внезапном нападении могли легко гвардию рассеять и захватить остров. В случае высадки наемников мы в военных действиях участие не принимали бы. А дальше, как получится. Тут я понял, почему после посадки нашего самолеты в аэропорту Малабо на посадочной полосе сразу же расставили большие металлические бочки. Это делалось на случай высадки наемников с воздуха. Через день, я выставил «холостякам» на базе бутылку коньяка, бутылку водки, буханку черного хлеба, консервы с бычками в томатном соусе и голубцами. В общем, подружились. Могу сказать, что отношения в нашем военном коллективе были дружеские, нормальные, без скандалов, а тем более без драк. Пока не появлялся наш шеф Смирнов Евгений Михайлович. Вот он любил поорать, благо, умел перекричать грохот танков, поумничать. В общем, скучать и расслабляться он нам не давал. А скажешь что ему в ответ ему, иногда кричал, сжав кулаки:
- Отойдите от меня на три метра, а то ударю!
Жена у него, Лидия, была милая, приветливая, культурная, спокойная. Кажется, тоже, как и моя супруга, была учительницей. Моя Мира с ней нашла общий язык и подружилась. Но жить Лидии со своим Евгением, было, ой, как не сладко.
Познакомившись поближе с состоянием гвинейских вооруженных сил, я заключил, что они не способны на великие дела.
Парад в День Независимости в Малабо
Во-первых, они были плохо подготовленные. К технике относились с опаской, крестились перед тем, как залезть в «БТР-60-ПБ». А может, боялись змей, я не знаю. Не любили идти на прочесывание местности с инструктором и переводчиком даже в банановых или кофейных плантациях. Во-вторых, не знаю, чему их успели научить ранее испанцы? Внешний вид гвинейских военнослужащих на параде был странный: каска немецкая 40-ых годов, испанская тропическая форма, берцы неизвестного происхождения, советские автоматы "Калашников" и испанские карабины.
Марширует национальная гвардия
Наши люди на трибуне во время парада
И практики у них было мало, потому что они берегли технику, чтобы ее не запороть. Ведь чтобы чинить, надо иметь запчасти. А без практики какая может быть военная выучка? В общем, та еще была армия. Я как-то упустил и не поинтересовался, когда в Экваториальной Гвинее появились наши военные спецы и когда в Гвинею доставили нашу технику и вооружение. Наверное, года за 2-3 до моего приезда, но этого времени мало, чтобы подготовить боеспособную армию из людей, не имевших дело с техникой, а буквально совсем недавно, слезших с пальм. Чему их учили испанцы, не знаю. Интересно, что за весь мой год службы в Малабо там не проводилось никаких учебных стрельб. Это меня очень удивило. Гвинейская национальная гвардия состояла из выходцев племени «Фангов», населявших Рио-Муни. Они были верны Президенту, так как он тоже был фангом. А с острова гоняли колонистов отважные, дерзкие, непокорные племена «Буби», переселенцы в давние времена из Нигерии. Но они тогда считались более низкой расой, и им власть, по-моему, не доверяла.
Мы с Мирой решили эти 10 дней вещи не распаковывать, чтобы потом в спешке не собирать, в случае чего.
Уже потом, когда я работал в Перу в Представительстве Минрыбхоза СССР, у нас был заместителем представителя бывший ранее представитель этого Министерства в Чили. Он нам рассказывал, что там во время фашистского переворота, когда свергли Сальвадора Альенде, нашим людям путчисты не дали времени на сборы и гнали в самолеты сквозь строй солдат практически с тем, что они смогла взять и унести с собой на руках. Детей и кое-что из вещей. Мы были наслышаны, что бывало, когда в некоторых странах западной Африки нередко высаживались наемники для свержения действующего Президента и местной власти.Это были слухи, потому что о судьбе наших специалистов, попавших в такую ситуацию, в нашей стране в прессе умалчивалось. Если и страдали наши люди от наемников в те времена, то в незначительном числе, потому что за границей их было не так уж и много. А это легко и скрыть, засекретить. Рассказывали, что в одном случае, нескольких наших специалистов и членов их семей наемные десантники убили. А вот при перевороте в Гвинее Конакри, в дом нашего специалиста забежали наемники в пылу десантирования с моря. Их встретила испуганная жена нашего специалиста, а наемники спросили ее:
- Ты кто?
- Я русская, здесь с мужем. Он здесь работает…
- Слушай сюда, русская, дай нам поживей воды побольше попить!
Наемники напились и бросились на штурм Президентского дворца, никого из русских не тронув. Вот такие до нас доходили слухи. Кстати, после государственного переворота в Гвинее Конакри в порт Сан Карлос Экваториальной Гвинеи пригнали спустя несколько месяцев из Гвинеи Конакри сухой док для ремонта наших рыболовных судов. А потом прилетела прямым чартерным рейсом и наша первая ремонтно-подменная команда. Но это произошло позднее в 1974 году, когда мы с женой оказались уже в городе Бата на континентальной части страны.
Через неделю, мы пришли, в четверг, на очередное собрание, в посольство. На этот раз посол с супругой уже сидели на своих местах на первом ряду, и мы с Мирой уже не смогли занять их места и расположились где-то в уголке. Ровно в 19:00 Аркадий Николаевич встал, вышел на