В 1930 году окончились школьные годы. Вместо 9 класса учеников распределяли: либо в Череповецкий механический техникум, либо в Ленинград (в Ораниенбаум) – в лесной. Череповецкий механический техникум был основан еще в ХІХ веке, тогда он назывался Александровским техническим училищем и выпускал механиков. Теперь, когда индустриализация страны вдохнула новую жизнь, в его стенах стали готовить техников для лесной промышленности и электростанций. В этот техникум и поступил Амосов. Из вчерашних школьников создали отдельный класс, зачислили на второй курс. «Школьников» стали ускоренно обучать, чтобы те смогли догнать основных студентов‑«техников». Занимались по восемь часов: математика, физика, химия, механика, черчение, потом начались спецпредметы – паровые котлы, машины, турбины… Амосов писал: «Техника мне понравилась, читал по паровым турбинам, котлам, дизелям. Изобретал машину для укладки досок в стопы. Делал чертежи».
Учиться было тяжело, но интересно, к тому же начислили стипендию – целых 30 рублей! Богатство по тем временам.
Год учебы пролетел, но темпы индустриализации вносили коррективы. Требовалось ударно заканчивать пятилетку, студентов‑«техников» отправили на «ликвидацию прорыва» в лесопильные заводы на север, за Белое озеро, на Кемском заводе остро не хватало рабочих. Работа была тяжела и однообразна – отвозить доски на вагонетках и складывать в стопы. «Сначала было очень тяжело, – вспоминал Амосов, – к обеденному перерыву уже вымотан, а после еще четыре часа тянуть. В общежитие сначала приходил чуть живой. Потом втянулся. С ужасом представил: а если так всю жизнь? Понял, почему культурные рабочие шли в революцию – завидовали. И я бы пошел».
Но именно тогда определились основные приоритеты жизни будущего ученого: «Первым делом всегда была работа, вторым – страсть к выдумыванию, конструированию. К науке? Я всегда стеснялся называть себя ученым. Но всю жизнь создавал модели, рисовал схемы, чтобы понять суть системы. Началось еще там на первом курсе, на „прорыве“, в завшивленном общежитии уже выдумывал „автомат для укладки досок в стопы“. Потом за жизнь еще много было изобретений, малых и больших. Довел до практики только одно, но очень серьезное: АИК, аппарат искусственного кровообращения, но это было через 20 лет». На самом деле потом, уже став хирургом, Амосов спроектирует не только аппарат АИК, но и впервые в мире создаст и применит модель специального клапана сердца, а в последние годы в его работах большое внимание уделялось проблемам биологической кибернетики. Фактически Амосов как ученый стал одним из первых и самых активных и последовательных поборников кибернетизации медицины. Так «страсть к выдумыванию и конструированию» даст толчок новым направлениям в науке будущего.
После «прорыва» снова началась учеба. Амосов отмечал, что все как‑то очень и разом повзрослели. Досуг проводили на квартире его друга Леонида Тетюева, где собиралась молодежь, все приходили, вели разговоры, спорили, даже собрали струнный квартет.
С осени Амосова – одного из успешных «школьников» – перевели к «техникам»: их предполагалось выпустить досрочно, пятилетка требовала. Последний год учебы завершился практикой – полгода на лесопильном заводе в селе Луковец. Сразу после практики «техникам» объявили, что учение кончилось.
В 1932 году Николай Амосов был распределен в Архангельск на лесозавод имени Молотова. Как он сам подводил черту: «Юность закончилась. Счастливая? Пожалуй – да».
На электростанции в Архангельске Н. М. Амосов проработал механиком три года. Электростанция давала ток в общую сеть города и лесозаводов. Таких заводов было пятнадцать, их называли «валютным цехом страны» – доски пилились на экспорт. Тот, куда приехал Николай, был самым большим, «стройкой пятилетки». Амосова взяли на штатную должность сменного техника, иначе – сменного мастера, или сменного механика – командира над всей сменой, как вспоминал с иронией Амосов, «можно назвать и совсем пышно – „начальник смены“. до нас они все были из рабочих (вот были времена – начальник в 18 лет!)». В обязанности сменного мастера входило обеспечение выполнения графика нагрузок, чтобы электростанция исправно выдавала требуемую мощность.
Освоение профессии прошло успешно и довольно быстро. Парогенераторы электростанции работали на древесной щепе и опилках – отходах после распиловки бревен на лесозаводах. Щепа подавалась на станцию к котлам и на склад по ленточным транспортерам. Они тянулись через заводской двор на высоких столбах. Для работы на складе была команда из двенадцати девушек во главе с их «бригадиршей». И эта топливоподача доставляла больше всего хлопот. Топливо не экономили, щепа была в избытке, ею засыпали территорию поселка, весь завод и поселок стояли на щепе слоем больше двух метров.
Все проблемы коренились в неритмичности: даже если лесозавод простаивал, все равно энергию в сеть надо было давать, начинался аврал, особенно зимой в часы пик – утром и вечером. И после единственной недели стажировки вчерашних студентов‑«техников» поставили работать наравне со «взрослыми». Впрочем, молодежь втянулась быстро, Амосов потом вспоминал, что работа была ответственной, но не очень сложной, главное – не растеряться в критических ситуациях. Позже, уже будучи заслуженным хирургом, он писал о первой своей аварии на станции: «Помню первую аварию ночью. Лампочки начали ярко светиться, машинист кричит: „Сейчас вырубит!“ Это значит, наш участок сети отключился от системы, нагрузка упала, и срабатывает автомат, турбина отключилась. Тут начинается настоящий ад – свет гаснет, предохранительные клапаны на котлах травят пар под крышу со страшным свистом, дымососы останавливаются, пар, дым и искры заполняют всю котельную. Молодые рабочие убегали от котлов на улицу. А ты – командир, за все в ответе! Конечно, у каждого рабочего на такой случай инструкция, но нужно, чтобы они не растерялись, сделали все как положено. В первый раз я тоже испугался, толку с меня было мало, в полутьме заблудился на лестницах, но все обошлось – ребята дело знали. Потом уже не боялся. Если сравнить с кровотечением при операции на сердце, которые проводил спустя четверть века, такая авария – детская забава».
Амосов первую зиму в Архангельске вспоминал как адаптацию к быту, освоение профессии, человеческих отношений. Несмотря на дружный коллектив и хороших товарищей по работе, не хватало одиночества – жил он еще с тремя рабочими в комнате, тяготило то, что редко удавалось одному подумать, кто‑нибудь всегда разговаривал. И конечно, снова книги, книги, книги. На заводе была очень приличная библиотека.
К тому же в эту первую зиму Амосову доверили важное дело: заниматься с рабочими, готовить их к сдаче техминимума. Сначала он учил кочегаров, потом машинистов – они были молодые, с тремя‑четырьмя классами начальной школы, семилетка среди рабочих тогда считалась «образованием» и была чуть ли не редкостью. Учились у него с удовольствием, занятий не пропускали, комиссия принимала экзамены. Амосов писал: «Все волновались, я тоже. От кочегаров началось мое преподавание и на всю жизнь».