Авторы
Поэзия
Ольга Студенцова
Родилась в Риге, в 1969 году. Долгое время жила в Санкт-Петербурге. Стихи пишет с 2009 года. Издала 4 книги. Публикуется в России и за рубежом. Мама, бабушка, жена, любимая: «Живу для тех, кто мне дорог».
***
Как хочется, чтоб ты меня нашла,
моя весна, волшебная и яркая.
Чтоб отложив заботы и дела,
нас одарила теплыми подарками.
Чтоб солнце ослепило, отобрав
остатки разума и логики упрямой;
ручьи запели, льдины разорвав;
и заиграла самой сочной гаммой
любовь-искусница. А где-то между звезд
нарисовал волшебник милый образ.
Потух горящий от обиды мост,
и замер на отметке счастья компас.
***
Плюс два с половиной. Шеркочет по крышам,
по голым ветвям, по раскисшей дороге.
Из тучи угрюмо дождь к городу вышел,
со снегом смешался тоскливо убогим.
Зима нос сосулькой повесила, тает.
Мороз возвращается ночью враскачку.
Взрыв солнца сметает от края до края
невзрачность, срывая природную спячку.
И в этих причудах природы внезапных
читаю портрет своего настроения.
Скользя по карнизу весеннего завтра,
шепчу: «Я люблю!..» – и ловлю удивление.
В СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД
Мир любит разбивать на До и После.
На то, что здесь и то, что там, у них.
Стоим с собакой у забора.
Возле
границы сада.
Смотрим на двоих
одно кино.
Терзает кость ворона.
А чей-то кот, переступив черту,
идет в сарай походкою барона,
являя миру шерсти красоту.
Для них границ еще не написали.
Не выдумали той большой черты,
что делит на своих-чужих.
Едва ли
начнут смотреть на клювы и хвосты.
Не то что люди.
Сравниваем, мерим.
Одежду, документы и родство.
Ограду выше
да замок на двери.
И не приходит в гости волшебство.
А как ему прийти сквозь сердца холод?
Печати штамп?
Запреты?
И забор?
Вот мир на княжества и нации расколот,
как будто бы сосед –
бандит и вор.
Идет с опаскою по свету Старый Новый
и Новый тоже убежать спешит.
Пока не сменится у нас любовь к заборам
на отторжение злословья и обид,
к нам волшебство навряд ли возвратится...
***
На ветках строк сомненья висли.
Под ветром стыла голова.
И стаи перелетных мыслей
твердили вслед: «Ты не права...»
Дождь дробь стучал по длинным лужам.
Мир барабанил по вискам.
Стоял прозрачен и простужен
осенний поднебесный храм.
И шаг за шагом по дорожке,
в траве, протертой октябрем,
неслышно брел на курьих ножках
мой сиротливый мокрый дом.
***
Малиной зарастает старый сруб.
Пронзают корни дерево.
Огрехи
скрывает зелень.
В середине куб –
печи останки.
Словно для потехи
улитки в ряд заводят хоровод.
Кипрей активно радует цветеньем.
Разруха временем безжалостно метет,
стирая след людей без уважения.
Но грусти нет в живом процессе том:
природа все, что взято, возвращает...
Пьянит малины сок под языком
с большой горячей чашкой Иван-чая.
***
Когда просыпается день, засыпает луна.
Спускаются звезды в свои неземные кроватки.
И щебетом птичьим взрывается ввысь тишина.
Такие минуты прекрасны, внезапны и кратки.
Когда просыпается день, он тревожит мечты,
спеша разбудить их своим непоседливым нравом.
А следом встают переезды, дороги, мосты.
Гудят пароходы. Врезаются в жизнь переправы.
И я оживаю, когда просыпается день.
За первым лучом ухожу на просторы планеты,
за тем, чтоб вернуться домой, где простая сирень
дыханьем своим в майский день наполняет рассветы.
***
Корою догорает лето
в камине.
Пламень бытия.
Не все плоды теплом согреты.
Не все освещены края.
Уже врываются морозы,
собрав листву в большой «сугроб».
Застыли сиротливо слезы
на ветках.
Подождало б чтоб
спешить осеннее ненастье
собой заполнить бренный мир,
в котором растеряли счастье,
что стал от злобы
слаб и сир.
Но неподкупна мать-природа:
остатки лета взяв в суму,
напоминает год от года,
что время есть свое всему.
ГРУЗ ВСЕЛЕННОЙ… АЛЬПЫ
Атланты.
Груз Вселенной.
Не дрогнув, не вздохнув,
вершат свой труд нетленный,
забыв смятенье чувств.
Отдав всю жизнь служенью,
делам, великим дням.
Все тело в напряженьи.
Их профиль тверд, упрям...
А я держу Атлантов.
Невзрачная Земля.
Покрыты облаками речушки и поля.
Вся в рытвинах и ранах,
без пафоса и слов.
Купается в туманах
мой остов из песков,
торфяников и ила...
И так из года в год.
Ищу уют?
Постыла
мне жизнь?
Пускай не мед,
но должен молча кто-то
нести и этот крест.
Обычная работа.
Послание небес.
***
Обернись, подожди,
день осенний, пропитанный влагой,
насладись тишиной под рябиновым стройным кустом...
Наполняется щебетом дружным синичьей ватаги
двор с утра,
пожелтевший под долгим октябрьским дождем.
Разлетаются листья под ветром,
сбиваются в стайки,
над дорогою кружатся в вальсе и падают ниц,
устилаясь ковром под ногами природы-хозяйки,
что играет с погодой
безумный и красочный блиц.
Обернись, подожди,
обведи своим взором округу,
загляни в переулки домов и в глубины сердец!
Вдаль уходит тепло.
Облака следом мчат друг за другом.
День застыл на мгновенье и...
скрылся из глаз, наконец.
Юлия Коренная
«Меня зовут Коренная Юлия и я из города Луганск. Увлекаюсь поэзией с раннего детства. Мне на данный момент 15 лет».
ДЕТЯМ XXI СТОЛЕТИЯ
Шар летит стремительно в пространство,
Совершая свой обычный поворот.
И Земля в своем простом убранстве
Нам тревожные сигналы подает.
Все острей становится проблема,
Как источник чистый сохранить,
Как леса, что «легкие планеты»,
Безотказным фильтром одарить.
Как остановить озоновые дыры,
Таянье полярных ледников.
Чтоб дружили люди и дельфины.
Птиц, зверей кто защитить готов?
А планета, задыхаясь в дыме,
Руки протянула: «ПОМОГИ!»
А еще сберечь как человека,
Чтобы не исчез с лица Земли?
Дети двадцать первого столетья!
К вам сейчас летят мои слова:
Берегите землю, берегите,
Как частичку своего тепла.
Берегите землю, берегите,
Лучше нет ее, у нас она ОДНА!
МОЕМУ ЛУГАНСКУ
В краю шахтерском над Луганью,
Там, где седой равниной стелется ковыль,
Где терриконов рать туманной ранью
Хранит истории святую быль,
Из пепла, словно Феникс, возрожденный
Стоит мой город славный, трудовой.
В сражениях врагом непокоренный,
Ты, мой Луганск, всегда со мной!
Люблю осенний тихий шелест
Старинных улочек твоих,
Проспектов утреннюю прелесть
В убранствах парков золотых.
Тебя делами прославляли
Даль, Матусовский, Карл Гаскойн.
Живи, мой город над Луганью!
Цвети и славься, город мой!
Виталина Малыхина
35 лет, живет в сибирском городе Томске.
«В юности писала стихи и рассказы, недавно вспомнила об этом увлечении и стала писать снова - это мое хобби. Тема Природы и защиты природы близка моему сердцу. Природа вдохновляет, восхищает и наполняет меня энергией. Мне хотелось бы сохранить ее красоту и целостность, если мое творчество поможет в этом деле, я буду счастлива».
***
Ночь уходит походкой легкой,
Шлейф из сумрака подбирая.
День за ней пробирается ловко,
Звезды с небосвода стирая.
Птичьим щебетом мир наполняет.
И под эту музыку света
В акварель словно кисти макает
И наносит краски рассвета.
В предвкушении мир замирает,
Наблюдая оттенков смену.
И внезапно все вмиг засияет,
Когда солнце выйдет на сцену.
Возликует душа и с надеждой
Бросит взгляд в бесконечное небо.
И накинув, как крылья, одежду,
Полететь, словно птице, мне бы...
***
В темноте и холоде Космоса
Бьется сердце живое Земли,
Среди безмолвия звездного
Планета от боли кричит.
Была всем созданиям матерью
Жизнь дарила, пищу и кров.
А потом дитя неразумное
Стало нефть добывать - ее кровь.
Атмосферой, как покрывалом,
Все живое Она сохраняла,
А дитя ее неразумное
Озоновый слой разрушало.
И лесами своими, как легкими,
Позволяла созданьям дышать.
А дитя ее неразумное
Стало леса вырубать.
Планета водою щедро делилась
И красоту везде создавала.
Но дитя ее неразумное
Все загрязняло и разрушало.
Земля сердилась и содрогалась,
К детям в гневе, плача, взывала.
Но дитя ее неразумное
Как будто не понимало.
Остановись и прислушайся,
Человечество, мать твоя стонет!
Не будь как дитя неразумное,
Что мир губит своею волей.
Андрей Степанов
29 лет, проживает в Великом Новгороде.
«Признаться, я не учился профессиональному стихосложению и не думал участвовать в конкурсах, пишу, как диктует душа».
***
А дождь совсем не значит лужи,
Он может каплей на губах,
Он может музыкой средь ночи,
Когда душа летит во снах.
Бывает дождь, как в знак протеста,
Играет рябью на воде,
И не находит в небе места,
И шелестит в густой листве.
Бывает, в лужах видишь небо,
И веришь вновь простым словам,
Ведь жизнь не только то, что бренно,
В ней место есть и чудесам, –
Когда на землю сходят жизни,
В роддоме слышен детский плач,
Когда бегут по лужам дети,
Когда они гоняют мяч.
А дождь порою словно лекарь,
В сухих глазах прольет слезу,
И в небе радугу начертит,
Заполнив краской пустоту.
Быть может, дождь – к приятной встрече,
И шанс на теплый разговор.
Быть может, шанс побыть всем вместе,
Быть может, просто чей-то вздор...
Галина Самусенко
Родилась 10 апреля 1958 в Коломне. Закончила энергетический факультет Московского института инженеров железнодорожного транспорта (МИИТ). Работает в «МАП № 2 Автоколонна 1417» филиал ГУП МО «Мострансавто» начальником колонны кондукторов автобусов городского и пригородного сообщения.
Автор 8 сборников стихов и рассказов, редактор-составитель 6 коллективных литературных сборников. Стихи и рассказы публиковались в российских и международных изданиях.
Член Московского областного отделения Союза писателей России.
ДОЖДЛИВЫЙ ОСЕННИЙ БАЛ
Воробей за окном
вспоминает ушедшее лето
и горюет о тёплых
сухих и погожих деньках.
Осень правит свой бал,
в разноцветное платье одета.
И сверкает дождинками
платья нескромный запáх..
Осень в вальсе кружит
в паре с ветром
по мокрым дорожкам.
Дождь им такты считает,
но, кажется, всё невпопад.
В вихре вальсовых па
растрепалась причёска немножко.
И срываются листья,
в промокшем саду – листопад.
Ветер шепчет слова
о любви, небывалой на свете.
И краснеют рябины,
румянец стыдлив у осин.
Осень правит свой бал,
кружит в танце листвы разноцветье
под признанье в любви
и дождя нескончаемый сплин.
СИРЕНЕВЫЙ ВАЛЬС
Бело-розовой пеной сирень
затопила родное село.
Пробуждая сверкающий день,
солнце в утреннем небе взошло.
За околицей звонкий простор.
Надышаться никак не могу.
Солнце, выскочив на косогор,
пьёт хмельную росу на лугу.
Я иду по селу, не спеша…
Здесь и воздух до боли родной.
Наполняется счастьем душа, –
я иду по дороге домой.
А сирени тугая волна
в палисадниках льёт через край.
Хороша ты, моя сторона,
деревенский сиреневый рай!
Исходи я хоть сотни дорог,
не порвётся с Отечеством нить.
Только здесь, где родимый порог,
мне дано и дышать, и творить!
ЗИМНЯЯ СИРЕНЬ
Снова свару затеяли птицы
на обмёрзлых, озябших ветвях.
Вот и ветру сегодня не спится –
донимает пичуг вертопрах.
Воробьёв хлопотливых ватага
обсуждает насущный вопрос:
разведут ли метели бодягу,
или пуще озлится мороз?
Что им делать с котом-шаромыгой,
что в сугробе недвижно затих –
видно, ждёт он удобного мига
подзаправиться кем-то из них?
Как добыть на снегу пропитанье,
как дожить без потерь до весны
под сердитое вьюг завыванье
и жестокие зимние сны?
И, хмелея в объятьях мороза,
к птичьим горестям жали полна,
как обильные тёмные слёзы,
рассыпает сирень семена.
И, сгибаясь от стылого ветра,
прячет птиц за сплетеньем ветвей.
– Что ж, весна, заплутала ты где-то?
– Поскорей приходи,
поскорей!
ПРИШЛА ЗИМА
Неужто наконец пришла зима!
Свершилось то, о чём мы так мечтали.
В пушистый снег закутались дома,
деревья в парке.
За рекою дали
открылись первозданной белизной.
Раскисшая земля чуть-чуть окрепла.
Похрустывает ломко под ногой
ледок.
И будто снежным пеплом
подёрнулись рябины угольки,
бурьян принарядился за канавой.
И осуждать теперь нам не с руки
сырую осень.
Пусть уходит, право.
Пусть заберёт с собою гнёт тоски,
свинцовых туч и мо́кряди простудной.
Я вовсе не о ней пишу стихи.
Искрится снег,
и вечер чудный…
УЛЕТАЮТ ЛИСТЬЯ
Из красок – всюду охра да жжёная сиена,
немного виридоновой зелёнки травяной.
И улетают листья, как бабочки, из плена
увядшей с летом жизни,
где сок бродил хмельной
по гибким сильным веткам,
по лиственным прожилкам,
где радовался солнцу
развёрнутый листок,
где птицы на рассвете
зорю встречали пылко,
и где сверкал росинкой поу́тру лепесток.
Богатою палитрой
был каждый день раскрашен,
сверкающих оттенков
обрушивался шквал.
Уютный тихий дождик
там был совсем не страшен,
а сильный свежий ливень
прохладу лишь давал.
Но вот погасли краски.
Под тусклым небосводом
всё охра да сиена, да зелени чуть-чуть.
И улетают листья шуршащим хороводом.
И загрустила осень.
И лета не вернуть.
Проза
Виталина Малыхина (стихи см. выше)
ЗАКАТ (из цикла «Созерцай»)
Приближалось время заката. Я хотела провести его в одиночестве, наедине с морем, ветром и небом. Я шла вдоль косы по галечным камням и ракушками, за долгий день они вобрали в себя жар солнечных лучей и теперь прогревали и массировали мои стопы. Волны лизали берег, оставляя на нем пузырьки пены, всего в полуметре от меня, ветер доносил до моей кожи их прохладные брызги, наполнял мой нос солоновато-горьким ароматом. А перед глазами простирался восхитительный вид предзакатного неба, бирюзы и синевы, перламутра, багрянца и золота.
Огромный солнечный шар поменял свой цвет сначала с ослепительно белого на теплый, желтый, а затем стал алым, и уже почти касался поверхности воды. Море бликовало. В воде растворились тысячи маленьких солнц, они резвились и танцевали.
Я села на берегу, поближе к воде, позволила прохладным волнам целовать мои ноги. До меня доносился их неспешный шелестящий разговор, перекаты камешков, крики чаек, вдох-выдох Мирового океана. А перед моим взором происходило священнодействие.
Небо раскрасилось в самые причудливые цвета, небесный художник, как всегда, творил с вдохновением, смело смешивая краски. Широкими мазками был покрыт этот природный холст: розовый переходил в лиловый, голубой в фиолетовый, золотой в кремовый, все больше становилось алого и ярко оранжевого, а редкие перистые облака светились изнутри мягким, приглушенным светом, отчего казались бежевыми.
Море тоже ежесекундно преображалось. Из синего оно превратилось в изумрудно-зеленое, солнечная дорожка, стала золотисто-алой.
И вот край солнца коснулся воды! Этот поцелуй светила и планеты всегда заставлял мое сердце биться чаще, но на море он был особенно нежен и красив. Я затаила дыхание.
Бордовое солнце катилось за горизонт, погружаясь все больше и глубже. Небосвод темнел, море алело, мир затих. И только Мировой океан дышал: выдох-вдох.
Солнце спряталось уже наполовину, в красках неба стало все больше фиолетового, в воде все больше малинового.
И вот оно закатилось. Вспыхнув в последний миг на прощанье, солнце ушло спать. Оно просто нырнуло в море и исчезло. Но небо и волны еще какое-то время хранили его розовый след. Кремовые облака стали фиолетово-серыми, море опять наполнилось синевой, день закончился!
Пришли сумерки, а с ними и первые звезды, скоро взойдет Луна. Мир наполнится тайнами ночи.
А где-то сейчас рассвет...
А ВЫСМОТРЕЛИ СЕГОДНЯ НА НЕБО?
Странный вопрос, правда? Мы видим небо каждый день, или нам так только кажется? Часто ли мы поднимаем взгляд ввысь, туда, где летают птицы и плывут облака?
Мы смотрим на небо, чтоб узнать, не собирается ли дождь, а зачастую целый день ходим, опустив глаза, погрузившись в мысли о работе, проблемах в семье или иных заботах.
Между тем над нами прекраснейшая из картин Жизни из облаков и верхушек деревьев, красок заката и россыпи звезд. Мы не замечаем это чудо природы, мы не поднимаем глаз, мы не радуем свое сердце созерцанием.
Небо все время меняется, ветер гонит облака образуя причудливые образы, солнце расцвечивает горизонт от нежно-розового до золотого, сумерки делают его таинственно фиолетовым с темным узором ветвей, звезды рисуют созвездия, а луна наполняет серебристым светом.
Великолепно и грозовое небо с темными свинцовыми тучами, пронзенными стрелами молний и всполохами зарниц. Безмятежно и прекрасно предрассветное небо, когда мир погружен в тишину, солнечный диск еще не виден, но все уже предвкушает его появление, нежные розовые мазки и сиреневые облачка и птицы готовые петь. Даже когда небо сплошь затянуто облаками оно не статично, оттенки и формы все время изменяются, сквозь просветы пробиваются солнечные лучи, снежинки кружатся в танце или потоки дождя соединяют небеса с Землей.
Небо живет своей жизнью и может наполнить красотой нашу, стоит лишь почаще поднимать глаза ввысь...
Галина Самусенко (стихи см. выше)
КУЗЬКА
Кузькина жизнь сразу начала складываться как-то не очень удачно.
В подвале старого кирпичного дома кошка принесла четырёх разноцветных котят. Беленькая кошечка была очень похожа на мать, одному из котиков досталась чёрная шкурка, второму – рыжая, а Кузька получился серым с полосками.
Когда котята немного подросли, кошка привела их в подъезд. Подъезд был – не сказать, чтобы грязный, скорее неухоженный. В нём витал стойкий кошачий запах, перебивавший застарелый запах дешёвого курева. На подоконнике каждого лестничного окна стояла консервная банка с окурками, а на каждой лестничной площадке – пластиковая одноразовая тарелка и обрывки газет, на которых сердобольные старушки оставляли кошкам еду. И банки, и тарелки с газетами периодически выбрасывала сердитая тётка в чёрном халате и войлочных сапогах «прощай молодость», убиравшая в подъезде и собиравшая стеклянные бутылки, остающиеся после любителей пива. Правда, бутылки доставались ей не всегда. Иногда какая-нибудь пронырливая старушонка успевала их собрать раньше неё. В такие дни тётка была особенно сердита и на чём свет ругала жильцов, курильщиков и кошек. Последние, попав под горячую руку, получали хороший пинок или удар мокрой тряпкой по усатой физиономии. Поэтому с самого раннего детства Кузьке приходилось быть начеку. Два раза он вылетал с балкона четвертого этажа, когда из-за своей природной любознательности забредал в квартиру алкоголиков, всегда державших дверь открытою. Оба раза Кузьке везло, он приземлялся на мягкую вскопанную землю – жильцы первого этажа разводили под окнами цветы. Но носом он прикладывался очень чувствительно, потому что его большая, тяжёлая голова значительно перевешивала маленькое, тщедушное тельце. Особенно донимали Кузьку дети, любившие возиться с котятами, они не давали котятам покоя, тормошили их и почти всегда забывали покормить. Кузьку постоянно мучило чувство голода и боль от укусов блох, толпами бродивших в его мягкой шкурке.
Но однажды всё изменилось. Кузьку подманили кусочком колбасы, посадили в коробку, выстланную мягкой тряпочкой, и куда-то понесли. В коробке было тепло, мягко, плавно покачивало, и Кузька уснул. Когда он проснулся, коробка стояла на крашеном деревянном полу. Кузька выбрался из неё и отправился изучать местность. Вскоре он обнаружил миску с молоком и тарелку с мелко накрошенной колбасой. Подкрепившись, Кузька завалился спать на чей-то мягкий и тёплый домашний тапочек. Так у Кузьки появился дом.
Хозяйка Кузьку обожала, спал он в кресле на чистой простынке, с ним разговаривали, его ласкали, сытно кормили, вычёсывали шкурку. После водных процедур с душистым шампунем блохи пропали, и Кузька больше не вспоминал о них. Он подрос, потолстел и превратился в весёлого, смышлёного молодого кота. Очень быстро Кузька освоился и в доме, и во дворе, и в саду. Характер у него был миролюбивый, он играл с соседскими котами, устраивая беготню по всему огороду, но иногда горбил спину и шипел, или мяукал противным голосом, прогоняя со своей территории забредшего на неё чужого кота.
Освоив ближайшую территорию, Кузька стал уходить всё дальше от дома, он бродил по окрестным улицам, забирался в дальние огороды и даже пересекал оживлённое шоссе, по которому с рёвом носились автомобили. И однажды случилась беда, Кузька попал под машину. Ему и на этот раз повезло, его не размазало по асфальту, а только отшвырнуло в сторону, но он очень сильно ударился спиной о камень. Домой он приполз на передних лапах, задние волочились за ним по земле. С трудом добравшись до крыльца, Кузька стал жалобным мяуканьем звать хозяйку. Увидев его, та пришла в ужас. Немедленно был призван знакомый ветеринар, который, осмотрев Кузьку, заявил, что переломов нет, но ушиб очень сильный, и коту необходим покой и уход.
Первые несколько дней Кузька почти не двигался, только лежал или на мягком кресле в доме, или на матрасике во дворе, куда его на руках выносила хозяйка. Он ничего не ел, только пил воду, и очень исхудал. Потом Кузька стал подтягивать задние лапки, попытался вставать на них и, наконец, пошёл, сначала нетвёрдо, а затем всё уверенней и уверенней. Недаром говорят, что кошки живучи. Вскоре Кузька совсем оправился и снова стал носиться с друзьями по саду и огороду. К шоссе он больше не ходил.
Жизнь шла своим чередом. Откружилось яркими бабочками лето, отплакалась дождями осень, в ослепительном, сверкающем уборе пришла зима. Кузька полюбил сидеть на теплом подоконнике и смотреть на улицу. Но и на дворе ему тоже нравилось, можно было носиться с соседскими котами по расчищенным дорожкам или сидеть на заборе, свысока одним глазком поглядывая на прохожих. С приходом весны Кузька стал забираться на окно с наружной стороны, разваливался на нагретом металлическом откосе и нежился на теплом весеннем солнышке.
Живя в окружении любящих его людей, Кузька потерял бдительность, мог приласкаться к незнакомому человеку, стал доверять людям и не ждал с их стороны подвоха. А зря.
Напротив дома Кузькиной хозяйки через улицу стоял такой же одноэтажный дом за высоким сплошным забором. Жили в нем трое: морщинистая старуха, её сорокапятилетняя дочь и недавно приобретённый муж дочери – лысый детина, зимой и летом щеголявший по двору в валенках, почему-то предпочитавший их всем другим видам обуви. Были они нелюдимыми, гости у них почти не бывали, соседи их недолюбливали. Изредка приезжал сын старухи с женой и тремя детьми. Чужие за калитку допускались очень редко, в дом – никогда. Дочка с мужем периодически принимались вести здоровый образ жизни, натягивали на лица капюшоны и бегали рыхлой трусцой вокруг улицы, или садились на велосипеды, но чаще всего разъезжали на машинах. Была у них ещё одна забава – пневматическая винтовка. В своём огороде за домом они постреливали по мишеням, нарисованным и живым. Не одна ворона лишилась жизни, пролетая над их двором.
Но Кузька об этом не знал и как-то, гуляя по окрестностям, забрёл в их огород. Земля была свежевскопанной, рассыпчатой, и Кузька присел, чтобы сделать свои нехитрые кошачьи дела. Вдруг его буквально подбросило над землёй, а внутренности обожгла дикая, раздирающая боль. Кузька взвился свечкой и, не помня себя, бросился к спасительному родному дому. Он не добежал совсем немного, упал под яблонькой-дикушкой, что росла перед окнами.
Стоял второй и последний в Кузькиной жизни май.
С горя хозяйка вызвала милицию. Милиционеры приехали, помялись, но заявление приняли. Был опрошен сосед. Сгоряча он признался, что стрелял, у него изъяли винтовку.
Кузьку похоронили в саду среди цветов, там, где он любил играть.
Прошло немного времени, соседи опомнились и попытались решить дело миром. Хозяйка не захотела с ними разговаривать. Тогда в ход были пущены связи и деньги, дело замяли.
Соседям вернули винтовку, и они снова постреливают в своём огороде.
По каким мишеням? Не скажу, не знаю.
МАЛЬЧИК
Пёс был белым с рыжими подпалинами, весёлыми карими глазами и большим чёрным, всегда влажным носом. Когда-то он был охотничьей собакой, даже породистой, но теперь об этом никто не помнил. Хозяин его постарел и уже не ходил на охоту, да и сам пёс был достаточно пожившим, хотя и звали его Мальчик. Он сидел на цепи у будки, стоящей в дальнем конце сада, и развлекался тем, что облаивал проезжающие мимо до́ма по дороге машины, проходящих людей и пробегающих бродячих собак. Но чаще всего он стоял возле забора, положив передние лапы на перекладину, и молча смотрел на дорогу. Что он там высматривал? Кто ж знает!
Девчонку он любил. Девчонка была смешной, голенастой, озорной, с вечно разбитыми коленками и заштопанным подолом платья. Она постоянно висела на заборах и деревьях, платье, как назло, цеплялось за все выступающие доски и сучья.
Девчонка пса обожала. Приезжая к деду, она первым делом бежала к Мальчику здороваться. Пёс скакал вокруг неё, клал лапы ей на плечи и норовил лизнуть в нос. Девчонка увёртывалась и хохотала. Им не было скучно вдвоём. Она поверяла ему свои девчачьи секреты, он внимательно слушал, склонив голову набок и смешно задрав ухо. Иногда они гуляли. Тогда девчонка снимала с Мальчика тяжёлую цепь, одевала старый брезентовый ошейник, привязывала верёвку вместо поводка, и они шли гулять по посёлку. Правда, гулять с Мальчиком было сущим наказанием. Пес заглядывал под каждый куст, тянул верёвку в разные стороны, и чтобы удержать её, девчонке приходилась напрягать все свои силёнки. Часто пёс срывался и убегал. Обидевшись, девчонка приходила домой одна. Но Мальчик, набегавшись, возвращался, снова прыгал вокруг неё, снова норовил лизнуть её в нос, и они мирились.
Летом бабушка брала их с собой на луг на дневную дойку. Они шли мимо садов, в которых зрели на кустах ягоды, наливались соком плоды на деревьях, пестрели цветы, и свинарника, где в грязи валялись толстые флегматичные свиньи и тянуло особым «свинячьим» запахом. Бабушка несла ведро и складной стульчик, девчонка – большую алюминиевую кружку, а Мальчик бежал налегке, обнюхивая дорогу и обочину чутким носом. Луг встречал их головокружительными запахами нагретых солнцем луговых трав и цветов, жужжанием насекомых, разноцветьем бабочек. Корова Милка, завидев хозяйку, протяжно мычала. Бабушка садилась на стульчик, подставляла ведро, и длинные звонкие молочные струи били в дно и стенки ведра, рикошетили и вспенивались. В алюминиевую кружку нацеживалось молоко, и девчонка пила его, горячее и пенящееся. От молока на губах оставались белые «усы». Мальчик тоже получал свою долю молока из широкой кружки, лакая его ловким длинным языком. На обратном пути бабушка несла тяжёлое ведро с молоком, девчонка – складной стульчик и кружку, а пёс бежал впереди, уже никуда не сворачивая, и помахивал хвостом. Вечером, стоя как обычно у забора, Мальчик весёлым лаем встречал возвращающееся с выпаса стадо, бабушка вела Милку в хлев, а девчонка шла рядом, гладя тёплый, пахнущий молоком и навозом, коровий бок.
Особая радость охватывала друзей, когда их брали ворошить сено на дальнюю лесную полянку. Идти туда надо было долго по узкой тропинке, бегущей мимо садов за невысокими заборами, широкого поля, оврага, заросшего травой и цветами, и питомника плодовых саженцев. Девчонка рвала цветы, а пёс, как настоящая охотничья собака, всё время спугивал какую-нибудь дичь: то птичку, то лягушку, то бабочку. На обратном пути обязательно заглядывали в овраг, где на склонах зрела луговая клубника, и лакомились солнечной душистой ягодой.
Рядом с девчонкой Мальчик забывал о своём возрасте, он казался себе молодым энергичным псом. А девчонка просто об этом не думала, в её жизни Мальчик был всегда.
Однажды, приехав к деду, девчонка обнаружила пустую будку, рядом на земле валялась цепь, Мальчика нигде не было. Девчонка обегала весь посёлок, а нашла пса рядом с домом. Он лежал, забившись в стог сена. Девчонка бросилась к нему, гладила его по голове, называла по имени, но Мальчик не выскочил, как обычно, не стал прыгать вокруг неё, не пытался лизнуть в нос, просто смотрел на неё карими глазами и тяжело вздыхал. Когда девчонка попыталась вытащить его из стога за лапы, Мальчик оскалил клыки и несильно прикусил ей руку. Девчонка испугалась. Она никогда не видела своего друга таким. Заплакав, она ушла.
Утром ей сказали, что Мальчик умер.
Это была первая потеря в её совсем ещё короткой жизни.
МУСЁК И ТИМОХА
Стояла промозглая, сырая поздняя осень.
Котёнку было очень страшно. Он отчаянно мяукал. Лапки скользили по мокрой глине. Из последних сил котёнок пытался выбраться из глубокой ямы, куда его снова и снова сбрасывали безжалостные руки. Мальчишки развлекались.
Мимо шёл мужчина. Малолетние садисты получили по затрещине и разбежались, большая, сильная рука подхватила котёнка и сунула за пазуху. За пазухой было тепло, мягкий пушистый свитер напоминал мамину шкурку, перенервничавший котёнок согрелся и уснул. Мужчина дошёл до железнодорожной станции, сел в электричку. Ехал недолго и вскоре уже открывал дверь в квартиру. Котёнок очутился на жёлтом паркете в малюсенькой прихожей, состоящей, казалось, из одних дверей. Напротив входной двери находились двери в туалет и ванную, по бокам от неё – двери в комнаты, откуда немедленно выскочили две шустрые девчонки восьми и пяти лет и стали вопить от радости. Была ещё одна дверь, ведущая в кухню, оттуда вышла молодая женщина – хозяйка, очень серьёзно и внимательно посмотрела на мужа и котёнка, думая, выгнать их обоих на улицу, или всё-таки оставить. Решила оставить. Котёнок был накормлен и уложен спать. Детям строго-настрого запретили прикасаться к нему, поскольку он был невообразимо грязен.
На следующее утро в ларьке был куплен шампунь от блох. Несмотря на протестующие вопли котёнка, его тщательно вымыли и завернули в пушистое махровое полотенце. После таких треволнений котёнок снова уснул. Проснулся он уже полноправным членом семьи. Котёнка осмотрели со всех сторон, решили, что это девочка и назвали Мусей.
Муся очень быстро освоилась в семье, полюбила всех домашних. Хозяйку она считала вожаком стаи, ведь она всех кормила, поэтому уважала её и слушалась. Муж хозяйки бывал дома только по вечерам и в редкие выходные дни, но никогда не забывал погладить Мусю и угостить чем-нибудь вкусненьким, кошечка любила спать у него на коленях. Девчонки Мусю обожали и часто устраивали шумные игры, бегая из комнаты в комнату с длинной верёвкой, на конце которой была привязана шуршащая бумажка. Муся с восторгом бегала за ними. По вечерам она устраивала «охоту». Пряталась где-нибудь за мебелью, а потом неожиданно нападала на девчонок, хватая их за ноги. Девчонки визжали и бросались ловить её, а она довольная пряталась под диваном.
Муся оказалась кошкой ласковой, но с характером. Если не хотела сидеть на руках, то удержать её было невозможно, вырывалась до тех пор, пока не отпускали. Но, если считала нужным, приходила сама, забиралась на колени, уютно устраивалась и довольно мурлыкала. С хозяйкой они выработали целый утренний ритуал: как только хозяйка вставала с постели, Муся подходила к ней, вставала на задние лапы, а передние вытягивала вверх, хозяйка брала её на руки, Муся обхватывала шею хозяйки лапками, утыкалась в неё мокрым носом и урчала. Хозяйка гладила Мусю и говорила ей нежные слова. Посидев на руках у хозяйки несколько минут, Муся высвобождалась, и обе расходились по своим делам.
Быстро пролетели осень, зима и весна. Наступило лето. Муся выросла и превратилась в красивую пушистую чёрную кошку с желтыми глазами.
На время летних каникул детей отправили к бабушке в другой город. У бабушки был свой дом с небольшим участком, на котором росли яблоня, грушевое дерево, несколько кустов смородины и крыжовника и клубника. На маленьком огородике бабушка выращивала зелень и овощи.
А ещё у бабушки был маленький котёнок – серый пугливый Тимоха. Муся немедленно взяла над ним шефство. Она вылизывала его, играла с ним, учила премудростям кошачьей жизни.
На улицу Мусю не пускали во избежание всяческих неприятностей, а если брали с собой в сад, то одевали на неё шлейку с длинным поводком и привязывали к яблоне.
Но вот в один прекрасный, а может и не очень, день вдруг выяснилось, что Муся это совсем даже и не Муся, а самый настоящий Мусь, или, скорее, Мусёк. С этого дня всё круто изменилось. Муська выпустили на улицу, и кот пропал. Пришёл он через два дня грязный, ободранный и голодный. День он отсыпался, а потом снова ушёл. Мусёк изучал окрестности и завоёвывал территорию. Он оказался настоящим бойцовым котом: дрался со всеми заходившими на его территорию котами, и частенько можно было слышать его утробный вой, когда Мусёк разбирался со своими соперниками. Но Тимоху он никогда не обижал и не давал в обиду другим котам. За лето Тимоха здорово подрос, оформился в серо-рыжеватого полосатого котика с мягкой гладкой шкуркой. Мусёк и Тимоха были неразлучны. Они повсюду ходили вдвоём. Спали, привалившись друг к другу, на кухонном диване, ели из одной миски, ходили с бабушкой собирать с грядки свежие огурцы, причём первый снятый огурчик бабушка поровну делила между котами, и они с громки хрустом тут же его поедали. Правда, они могли сходить за огурчиками и без бабушки. Тогда Мусёк залезал на грядку и отгрызал огурец от плети, а потом обязательно делился с Тимохой. Надо сказать, что Мусёк оказался настоящим ворюгой. Видимо сказывались гены предков, вынужденных добывать себе пропитание на улице. Ему ничего не стоило залезть на стол и скинуть на пол батон колбасы, которую хозяева привезли с собой, или вытащи<