После этого Гвенди несколько дней лежит больная. Мистер и миссис Питерсон считают, что причина её высокой температуры и расстройства желудка - скорбь по Олив, но сама она знает, что это не так. Дело в шкатулке. Это цена, которую приходится платить за нажатие красной кнопки. Она услышала грохот осыпающихся камней, и ей пришлось бежать в ванную, чтобы проблеваться.
Она ухитряется принять душ и сменить мешковатые тренировочные штаны на что-то более приличное для похорон Олив в понедельник, но только после напоминания матери. Сама Гвенди ни за что не вышла бы из своей комнаты. Может, лет до двадцати четырёх.
Церковь набита битком. Здесь большинство учителей и учеников старшей школы; даже Фрэнки Стоун явился и ухмыляется в заднем ряду - и Гвенди ненавидит их всех за то, что пришли. Никто из них не любил Олив при жизни. Они её даже не знали.
«Можно подумать, я знала, - думает Гвенди. - Но я хотя бы что-то сделала. Уже кое-что. Никто больше не спрыгнет с этой лестницы. Никогда».
Когда она после службы возвращается с кладбища к машине родителей, кто-то её окликает. Она оборачивается и видит отца Олив.
Мистер Кепнес - невысокий мужчина с широкой грудью, румяными щеками и добрыми глазами. Гвенди всегда обожала его и чувствовала с ним особую связь, может быть, потому, что когда-то они оба страдали от лишнего веса, а может, потому, что мистер Кепнес - один из самых приятных людей, каких она знает.
Она неплохо держалась на погребальной службе, но теперь, когда отец Олив идёт к ней с распростёртыми руками, Гвенди не выдерживает и начинает рыдать.
- Ну-ну, детка, - говорит мистер Кепнес, заключая её в медвежьи объятия. - Всё в порядке.
Гвенди отчаянно мотает головой.
- Нет!
Её лицо перемазано слезами и соплями. Она вытирает их рукавом.
- Послушай меня. - Мистер Кепнес наклоняется к ней и заставляет посмотреть на него. Неправильно, чтобы отец утешал подругу - бывшую подругу, - но именно это он и делает. - Всё будет хорошо. Я знаю, что сейчас в это трудно поверить, но так будет. Понимаешь?
Гвенди кивает головой и шепчет:
- Понимаю.
Она хочет только одного - домой.
- Ты была её самой лучшей подругой, Гвенди. Может, через пару недель заглянешь к нам? Посидим, пообедаем, поговорим. Думаю, Олив была бы рада.
Это уже слишком, и Гвенди больше не может этого вынести. Она вырывается и бежит к машине. Родители с извиняющимся видом направляются за ней.
В последние два учебных дня уроки отменяют из-за трагедии. Гвенди проводит большую часть следующей недели на диване в гостиной, забившись под одеяло. Ей снится много кошмаров - в худших из них фигурирует мужчина в чёрном костюме и чёрной шляпе с блестящими серебряными монетами вместо глаз, - и она часто кричит во сне. Она боится того, что может сказать во время этих кошмаров. Ей страшно, что родители могут это услышать.
Наконец температура спадает, и Гвенди возвращается в мир. Почти все летние каникулы она работает в закусочной как проклятая. Когда Гвенди не на работе, она бегает трусцой по раскалённым солнцем дорогам Касл-Рока или запирается у себя в спальне и слушает музыку. Лишь бы голова была чем-то занята.
Шкатулка по-прежнему спрятана в кладовке. Гвенди всё ещё думает о ней - ещё как думает, - но она больше не хочет иметь с ней никаких дел. Ей не нужны ни шоколадки, ни серебряные монеты, ни тем более проклятые кнопки. Чаще всего она ненавидит шкатулку и всё, о чём та ей напоминает, и мечтает от неё избавиться. Расплющить её кувалдой или завернуть в одеяло и отвезти на свалку.
Но она знает, что не сделает этого. Вдруг кто-то найдёт шкатулку? Вдруг нажмёт на одну из кнопок?
Она оставляет её лежать в кладовке, собирать пыль и обрастать паутиной. «Да пусть эта чёртова штуковина хоть сгниёт там!» - думает она.
Гвенди загорает на заднем дворе, слушая Боба Сигера и «Силвер Буллет Бэнд» на магнитофоне «Сони», когда из дома выходит миссис Питерсон со стаканом воды со льдом. Мать подаёт стакан Гвенди и садится на край шезлонга.
- Ты в порядке, малышка?
Гвенди снимает наушники и отпивает глоток.
-В полном.
Миссис Питерсон выразительно смотрит на неё.
- Ну, может, не в полном, но мне уже лучше.
- Надеюсь. - Она сжимает ногу Гвенди. - Ты же знаешь, мы всегда готовы поговорить, если ты захочешь. О чём угодно.
- Знаю.
- Просто ты всё время молчишь. Мы беспокоимся.
- У меня… есть о чём подумать.
- Ты ещё не готова позвонить мистеру Кепнесу?
Гвенди не отвечает, только качает головой.
Миссис Питерсон встаёт с шезлонга.
- Ты только помни об одном.
- О чём?
- Тебе станет легче. Так всегда бывает.
Это почти то же самое, что сказал отец Олив. Гвенди надеется, что это правда, но у неё есть сомнения.
- Мам...
Миссис Питерсон останавливается и оборачивается.
- Я люблю тебя.
Как выясняется, мистер Кепнес был неправ, а миссис Питерсон - права. Гвенди не становится хорошо, но становится легче.
Гвенди знакомится с парнем.
Его зовут Гарри Стритер. Ему восемнадцать, он высокий, красивый и остроумный. Он новичок в Касл-Роке (его семья переехала пару недель назад, потому что отца перевели сюда по работе), и если это не классическая Любовь с Первого Взгляда, то что-то очень похожее.
Гвенди стоит за прилавком в буфете, отпуская посетителям стаканы с попкорном, конфеты «Лаффи Таффи» и колу, когда входит Гарри с младшим братом. Она сразу замечает его, а он - её. Когда подходит его очередь, между ними проскакивает искра, и оба начинают заикаться и мямлить.
Гарри возвращается на следующий вечер, на сей раз без брата, хотя в кино всё ещё идут «Ужас Амитивилля» и «Фантазм», и снова встаёт в очередь. На этот раз, кроме маленькой порции попкорна и содовой, он просит у Гвенди её телефон.
Он звонит на следующий день и в тот же вечер заезжает за ней на ярко-красном «Мустанге»-кабриолете. Со своими светлыми волосами и голубыми глазами он выглядит как кинозвезда. На первом свидании они идут в боулинг и ужинают пиццей, на втором - катаются на коньках на катке Гейтс-Фоллз, и после этого становятся неразлучными. Пикники на озере Касл-Лэйк, поездки в Портленд по музеям и магазинам, кино, прогулки. Они даже на пробежки выходят вместе и бегут нога в ногу.
К началу учебного года Гвенди уже носит школьное кольцо Гарри на цепочке на шее и пытается придумать, как начать разговор с мамой о контрацепции. (Этот разговор произойдёт только два месяца спустя, но когда он наконец состоится, Гвенди с облегчением увидит, что мама не только будет готова её поддержать, но и запишет её на приём к врачу - браво, мама!).
Есть и другие перемены. К огорчению тренеров и подруг по команде, Гвенди решает в этом году не заниматься футболом. Ей просто не до того. Кроме того, Гарри не спортсмен. Он всерьёз увлекается фотографией, и так они смогут больше бывать вместе
Гвенди, наверное, никогда не была так счастлива. Шкатулка по-прежнему иногда всплывает в её мыслях, но всё это кажется уже каким-то сном из детства. Мистер Феррис. Шоколадки. Серебряные доллары. Да было ли всё это?
Но от бега она отказываться не собирается. Когда в конце ноября начинается сезон кросса в помещениях, Гвенди готова приступить к делу. Гарри сидит на трибунах на всех соревнованиях, фотографирует её, болеет за неё. Несмотря на то, что Гвенди тренировалась все лето и осень, она приходит всего лишь четвёртой на соревнованиях округа и впервые за всю старшую школу не выходит на уровень штата. Более того, в декабре она приносит домой табель с двумя четвёрками. На третье утро рождественских каникул Гвенди просыпается и плетётся в ванную пописать. Закончив свои дела, она правой ногой вытаскивает весы из-под трюмо и встаёт на них. Ощущения её не обманули: она набрала шесть фунтов.
Первый порыв Гвенди - бегом по коридору, запереть дверь в спальню, выхватить шкатулку, дёрнуть за рычаг и проглотить волшебную шоколадку. Она почти слышит у себя в голове хор: «Гудиер! Гудиер! Гудиер!».
Но она не делает этого.
Вместо этого она опускает крышку унитаза и садится на неё. «Ну что ж. Я завалила сезон кросса, схватила пару четвёрок за полугодие (одну с натяжкой, хотя родители об этом не знают) и прибавила в весе (на целых шесть фунтов!) впервые за годы - и всё равно счастлива как никогда».
«Мне это не нужно, - думает она. - А главное, я этого не хочу». От этой мысли душа её поёт, а сердце взмывает ввысь, и Гвенди возвращается в спальню упругой походкой, с улыбкой на лице.
На следующее утро Гвенди просыпается на полу в кладовке.
И просыпается она, любовно обнимая шкатулку. Большой палец правой руки покоится в полудюйме от чёрной кнопки.
Едва сдержав крик, Гвенди отдёргивает руку и по-крабьи выползает из кладовки. Уже в комнате, на безопасном расстоянии, она встаёт на ноги и голова у неё идёт кругом: деревянная панелька шкатулки выдвинута. На ней - шоколадка в виде крошечного попугайчика с безупречными пёрышками.
Гвенди так и подмывает выбежать из комнаты, захлопнуть дверь и никогда больше не возвращаться, но она понимает, что это невозможно. Тогда что же?
Украдкой, на цыпочках, она идёт к шкатулке. Останавливается в нескольких футах от неё. В голове мелькает образ спящего в логове хищника. И мысль: «Шкатулка не просто даёт силу; она и есть сила».
- Я не буду, - шепчет Гвенди. Чего она не будет? - Не буду у неё на поводу.
Переборов страх, она резко наклоняется и хватает шоколадку с панельки. Боясь отвернуться от шкатулки, Гвенди пятится из комнаты, затем бежит в ванную, швыряет попугайчика в унитаз и сливает воду.
На некоторое время всё вроде бы налаживается. Может быть, шкатулка заснула, но Гвенди не обольщается: ведь даже если и так, спит она с одним открытым глазом.
Последний семестр старшей школы знаменуется для Гвенди двумя судьбоносными событиями: её заявка на поступление в Брауновский университет на отделение психологии удовлетворяется досрочно; она впервые спит с Гарри Стритером.
За последние месяцы они предпринимают несколько пробных попыток (о противозачаточных Гвенди в любом случае не забывает), но каждый раз она оказывается не готова, а неизменно чуткий Гарри не хочет на неё давить. В конце концов до дела у них доходит пятничной ночью в освещённой свечами комнате Гарри, отец которого что-то празднует на работе. Всё проходит в чудесной неловкости, как и ожидалось. В последующие две ночи они вносят необходимые коррективы на заднем сидении «Мустанга» Гарри. Тесновато, но получается у них всё лучше и лучше.
Весной Гвенди возвращается в беговую команду и в первых же двух стартах входит в тройку сильнейших. По предметам у неё сплошь одни пятёрки (правда, история опасно балансирует на грани пятёрки с минусом), а на весы Гвенди уже не становится с середины декабря - с этой ерундой она завязала.
Гвенди по-прежнему изредка навещают кошмары (самый страшный из которых - уже знакомый ей хорошо одетый мужчина с глазами-монетами). Она знает, что шкатулка не потеряла к ней интерес, но старается об этом не думать. И в основном у неё получается, благодаря Гарри и её «новой жизни». Гвенди часто фантазирует о возвращении мистера Ферриса, который захочет забрать у неё шкатулку и освободить от ответственности. Или о том, что шкатулка, наконец, забудет о ней. Посторонним не понять, но она верит, что шкатулка в некотором роде живая.
Только вот забывать о Гвенди она не собирается. И та окончательно в этом убеждается одним ветреным апрельским днём. Они с Гарри запускают воздушного змея на бейсбольном поле старшей школы Касл-Рока (когда Гарри зашёл за ней со змеем под мышкой, Гвенди пришла в восторг). Она замечает, как из-за деревьев на границе школьной зоны появляется что-то маленькое и тёмное. Поначалу Гвенди думает, что это какое-то животное - кролик там или сурок. Зверёк идёт прямо на них, и вскоре Гвенди видит, что никакой это не зверёк. Это шляпа.
Гарри стоит с катушкой в руках и с улыбкой смотрит на парящего в воздухе красно-бело-синего змея. Чёрной шляпы, которая несётся к ним против ветра, он не замечает. Не замечает, как шляпа сбавляет скорость, резко меняет направление и описывает полный круг почёта вокруг его замершей в ужасе девушки. А потом уносится и исчезает за трибунами у третьей базы.
Ничего этого Гарри не видит, ведь погода роскошная, он запускает змея со своей любимой девушкой, и вообще жизнь прекрасна.
Первая половина мая проходит в вихре уроков, контрольных и подготовки к выпуску. Примерка академических шапок и мантий, рассылка уведомлений, окончательный выбор места для выпускной вечеринки. Экзамены начнутся 19 мая, а выпускная церемония старшей школы Касл-Рок состоится на футбольном стадионе в следующий вторник, 27 мая.
Для Гвенди и Гарри всё уже решено. Когда церемония закончится, они переоденутся и поедут к Бриджет Дежардин на самую большую и лучшую вечеринку в школе. На следующее утро они отправятся в недельный поход в Каско-Бэй - только вдвоём. А когда вернутся домой, то будут работать: Гвенди - в кинотеатре, Гарри - в магазине стройматериалов. В начале августа - десятидневная поездка на море с семьёй Гарри. А потом - в колледж (Гвенди - в Браун, Гарри - в соседний Провиденс), к новой волнующей главе в их жизни. Им уже не терпится её начать.
Гвенди знает, что ей придётся решать, что делать со шкатулкой, когда наступит время отправляться в колледж. Но до этого ещё не один месяц, и сегодня это не главная её забота. Сейчас Гвенди больше всего волнует, какое платье надеть на вечеринку к Бриджет.
- О господи, - с улыбкой говорит Гарри. - Ну выбери уже что-нибудь! Или иди в чём есть.
То есть в лифчике и трусиках.
Гвенди пихает его под рёбра и открывает следующую страницу в каталоге.
- Вам легко говорить, мистер. Ты наденешь джинсы и футболку и будешь выглядеть на миллион.
- Ты в белье выглядишь на триллион.
Они лежат на животах на кровати в комнате Гвенди. Гарри играет её волосами; Гвенди листает глянцевый каталог «Браун». Мистер и миссис Питерсон ушли поужинать к соседям и придут поздно. Час назад, когда Гвенди с Гарри пришли к ней домой, Гвенди удивилась незапертой двери. Причём не просто незапертой, а приоткрытой. А ведь папа Гвенди всегда за этим следит: говорит, Касл-Рок уже не тот маленький провинциальный городок, каким был когда-то. Но все мы иногда что-нибудь забываем, да и папа не молодеет. А поскольку головы их заняты мыслями о вечеринке, - не говоря уже о предвкушении получаса блаженства в её кровати, - они не замечают торчащих щепок вокруг замка. И следов фомки.
- Да ладно, - убеждает её Гарри, - выглядишь обалденно. И неважно, что на тебе.
- Я просто не могут решить, надеть ли мне что-нибудь элегантное, с открытым верхом, или что-то по-летнему воздушное. - Бросив каталог на пол, Гвенди встаёт с кровати. - В общем, сам выбирай. - Она подходит к кладовке, открывает дверцу… и в нос ей бьёт пивом, сигаретами и кислым потом.
Она поворачивается, чтобы позвать Гарри, но уже поздно: из недр развешанной одежды вытягиваются сильные руки и тащат её на пол.
- Гарри! - обретя дар речи кричит она.
Но Гарри уже спешит на выручку. Он бросается на противника, и они катаются по полу в ворохе вешалок и блузок.
Гвенди отползает к стене и в ошеломлении смотрит, как Фрэнки Стоун, одетый в камуфляжные штаны, тёмные очки и футболку (словно он вообразил себя солдатом на секретном задании), борется на полу комнаты с её парнем. Это уже плохо, но есть кое-что похуже: на полу кладовки, под кучей одежды, лежит россыпь серебряных долларов… и шкатулка. Фрэнки, должно быть, нашёл её, поджидая Гвенди. Или пока ждал, когда уйдёт Гарри.
Нажал ли он какую-нибудь кнопку?
Может, Африки уже нет? Или Европы?
Парни врезаются в прикроватный столик. Их обдаёт дождём из расчёсок и косметики. Очки Фрэнки-секретного-агента отлетают в сторону. Гарри, будучи тяжелее минимум на тридцать фунтов, пригвождает мелкого засранца к полу.
- Гвен? - Его голос совершенно спокоен. - Звони в полицию. Этот вонючий сукин сын никуда не…
И тут всё летит в тартарары. Фрэнки тощий, и с мускулами у него не очень, но ведь то же можно сказать и о змеях. Фрэнки извивается ужом, а затем бьёт Гарри коленом в пах. Охнув, Гарри наклоняется вперёд. Фрэнки высвобождает руку, растопыривает пальцы рогаткой и тычет Гарри в глаза. С криком закрыв лицо рукой, Гарри падает набок.
Гвенди успевает подняться на ноги, но Фрэнки бросается к ней, пытаясь схватить её одной рукой, одновременно вытаскивая что-то из кармана штанов. Но он не успевает даже дотронуться до неё: Гарри набрасывается на него, и оба падают в кладовку, по пути стягивая на пол всё больше и больше платьев, блузок и брюк. Поначалу Гвенди видит лишь одну сплошную груду одежды, которая почему-то дышит.
Из груды высовывается рука - грязная, с вытатуированной на тыльной стороне паутиной. Она бесцельно шарит по полу. И натыкается на шкатулку. Гвенди хочет закричать, но не может: горло не слушается. Шкатулка опускается углом вниз. Один раз… два… три. Первый удар по голове Гарри приглушается одеждой. Второй уже громче. На третий раздаётся тошнотворный хруст, и угол шкатулки покрывается кровью и волосами.
Гора одежды вздымается и съезжает в сторону. Из-под неё вылезает Фрэнки со шкатулкой в татуированной руке. Он широко улыбается. За спиной у него лежит Гарри: глаза закрыты, рот раззявлен.
- Не знаю, красотка, что это за штуковина, но бьёт она знатно.
Гвенди проносится мимо Фрэнки. Остановить её он не пытается. Она падает на колени рядом с Гарри и одной рукой приподнимет ему голову. Вторую она прикладывает к его носу и рту, без всякой надежды. Обычно шкатулка лёгкая, но сегодня она пожелала стать тяжёлой. И Фрэнки Стоун раскроил ею череп Гарри Стритеру. Прижатая ко рту ладонь дыхания не чувствует.
- Ты убил его! Убил, сукин ты сын!
- Фиг его знает… Может быть, - Фрэнки нет дела до мёртвого парня; он глазами ощупывает Гвенди с ног до головы, и она понимает: Фрэнки сумасшедший. Шкатулка, способная уничтожить мир, в руках у безумца, мнящего себя то ли «зелёным беретом», то ли «морским котиком».
- Что это за штука? Не только же для хранения серебряных долларов… Сколько они стоят, Гвенди? И зачем эти кнопки?
Он касается зелёной, потом фиолетовой. Когда его грязный большой палец тянется к чёрной, Гвенди делает первое, что приходит в голову. Действует по наитию. Лифчик у неё с передней застёжкой, и она расстёгивает её.
- Тебе какие кнопки нравятся больше - те или эти?
Фрэнки лыбится, показывая зубы, от которых передёрнуло бы и самого бывалого стоматолога. Достаёт из кармана нож. Гвенди он напоминает нож Ленни, только на этом нет гравировки «Semper Fi».
- Ложись на кровать, королева бала. Трусики можешь не снимать. Я их срежу. И лежи смирно - а то оттяпаю чего-нибудь лишнего.
- Тебя послал он? - спрашивает Гвенди. Она снова сидит на полу, прижав колени к груди. Если повезёт, ублюдку кроме взгляда ничего не обломается.
- Мистер Феррис прислал тебя за шкатулкой? Он хочет, чтобы она перешла к тебе?
Судя по всему, так и есть, хотя поверить в это трудно.
- Кто? - Фрэнки хмурится.
- Феррис. Чёрный костюм. Чёрная шляпа, которая летает, куда ей вздумается.
- Не знаю я никакого мистера Ф…
Тут Гвенди делает выпад, снова действуя по наитию… хотя уже потом она засомневается: а не думала ли тогда за неё шкатулка? Фрэнки в ошеломлении выбрасывает руку с ножом вперёд. Лезвие входит Гвенди в ступню и выходит с другой стороны в бутоне крови. Взвизгнув от боли, она бьёт Фрэнки пяткой в грудь, отталкивая его в кладовку. Хватает шкатулку и жмёт на красную кнопку с криком: «Чтоб ты сгнил в аду!».
В июне 1984-го Гвенди Питерсон с отличием заканчивает Брауновский университет. Бегом она не занимается с той последней весны в старшей школе; в больнице в ножевую рану в ступне попала инфекция, и, хотя в конце концов её вычистили, часть ступни пришлось удалить. Гвенди всё ещё хромает, но уже почти незаметно.
После церемонии вручения дипломов она идёт с родителями в ресторан, где они неплохо проводят время. По такому случаю мистер и миссис Питерсоны даже прерывают своё долгое воздержание от алкоголя бутылкой шампанского. Они пьют за здоровье дочери, которая, возможно, пойдёт в аспирантуру Колумбийского университета или запишется на писательский семинар в университете Айовы.
- У тебя кто-нибудь есть? - спрашивает миссис Питерсон. Щёки у неё разрумянились, а глаза блестят от ставшего уже непривычным алкоголя.
- Пока нет, - с улыбкой качает головой Гвенди.
«И не предвидится», - думает она. Зато у неё есть шкатулка с восемью кнопками сверху и рычажками по бокам. Изредка Гвенди съедает шоколадку, а вот серебряных долларов не достаёт уже несколько лет. Те, что у неё были, она потратила, продавая один или два за раз, чтобы купить книги или заплатить за квартиру (Боже, как хорошо жить без соседей!). А ещё она поменяла «Фиесту» на «Субару-Аутбэк» (мама поначалу возмутилась, но потом успокоилась).
- Что ж, - говорит мистер Питерсон, - всему своё время.
- Точно, - улыбается Гвенди. - Времени у меня полно.
Лето Гвенди хочет провести в Касл-Роке, поэтому, когда родители возвращаются в гостиницу, она заканчивает паковать вещи, засунув шкатулку на самое дно чемодана. Во время учёбы в университете Гвенди хранила жуткую вещицу в ячейке-сейфе в Банке Род-Айленда. Жаль, что она не подумала об этом раньше, но ведь она получила шкатулку ещё ребёнком - ребёнком, чёрт возьми! - а дети мало что понимают в жизни. Дети хранят ценности в тайниках под деревьями или подвалах, которые время от времени затапливает. Или в кладовках. Подумать только, в кладовках! В Колумбийском университете (или в Айова-Сити, если Гвенди примут на писательский семинар), шкатулка тут же окажется в другой банковской ячейке, и, будь на то воля Гвенди, останется там навсегда.
Перед сном она решает съесть кусок пирога и выпить стакан молока. Но не дойдя до кухни, она останавливается в гостиной как вкопанная: на письменном столе, за которым она занималась последние два года, рядом с фотографией Гарри Стритера, лежит маленькая чёрная шляпа. Гвенди уверена, что это та самая, которую она видела в последний раз, запуская с Гарри воздушного змея на бейсбольном поле. Какой же тогда был счастливый день. Может, последний в её жизни.
- Подойди сюда, Гвенди, - зовёт её из кухни мистер Феррис. - Посидим, почирикаем, как говорят на Юге.
Гвенди идёт на кухню, чувствуя себя посторонней в собственном теле. За кухонным столом сидит мистер Феррис в опрятном чёрном костюме. Не постарел ни на день. Перед ним кусок пирога и стакана с молоком. Гвенди он тоже не обделил.
Он оглядывает её с головы до ног, но, как и в день их первой встречи на вершине Лестницы самоубийц, без следа похоти.
- Какой же ты выросла красавицей, Гвенди Питерсон!
Она не благодарит его за комплимент, но за стол садится. Она давно уже ждала этого разговора. А мистер Феррис - вряд ли: у него явно своё особое расписание, которому он неукоснительно следует.
- Когда уходила, я дверь заперла. Как и всегда. И дверь была заперта, когда я вернулась. После смерти Гарри у меня вошло в привычку это проверять. Вы же знаете про Гарри? Если знали, что мне хочется пирога с молоком, то знаете и о нём.
- Конечно. Я много что о тебе знаю, Гвенди. А замки… - Мистер Феррис отмахивается от подобной мелочи.
- Вы пришли за шкатулкой? - с надеждой и неохотой спрашивает Гвенди. Сочетание странное, но ей не привыкать.
Он пропускает вопрос мимо ушей.
- Как я уже сказал, я много чего о тебе знаю, но я не знаю, что именно произошло в тот день, когда Фрэнки Стоун наведался к тебе домой. Со шкатулкой всегда так: неизбежно наступает некий перелом - эдакий момент истины - во время которого я теряю свою способность… видеть. Расскажи мне, что тогда случилось.
- А это обязательно?
«Тебе решать», - жестом показывает он.
- Я никому никогда об этом не рассказывала.
- Думаю, что и не расскажешь. Но вот он, твой шанс.
- Я крикнула, чтобы он сгнил в аду, и нажала красную кнопку. Я не имела этого в виду в буквальном смысле, но ведь он только что убил парня, которого я любила, и проткнул мне ступню ножом! Вот у меня и вырвалось. Не думала я, что он на самом деле…
А зря.
Гвенди замолкает, вспоминая, как лицо Фрэнки чернеет, как его глаза туманятся и вылезают из орбит. Как отвисает рот и развёртывается, словно измерительная рулетка, нижняя губа. Гвенди вспоминает его крик - удивления? агонии? всего сразу? - от которого зубы Фрэнки вылетают из гниющих дёсен жёлто-чёрной картечью. Как его челюсть отрывается, подбородок падает на грудь. Как с жутким треском разрывается шея. Как из разорванных разложением щёк вытекают реки гноя…
- Не знаю, сгнил ли он в аду, но сгнил он точно, - говорит Гвенди. Она отодвигает от себя пирог. Пирога ей больше не хочется.
- Что ты сказала людям? - спрашивает мистер Феррис. - Мне интересно. Тебе ведь пришлось молниеносно придумать объяснение.
- Не знаю, так это или нет. Мне часто казалось, что за меня думала шкатулка…
Не дождавшись ответа, Гвенди продолжает.
- Я закрыла глаза и снова нажала красную кнопку, представляя, что Фрэнки исчезает. Сосредоточилась на этом изо всех сил, а когда открыла глаза, в кладовке был только Гарри. - Гвенди задумчиво качает головой. - Сработало, в общем.
- Ну ещё бы, - говорит мистер Феррис. - Красная кнопка - она, скажем так… универсальна. Но за десять лет ты нажимала её всего несколько раз, что говорит о твоей сдержанности и силе воли. За это стоит выпить, Гвенди. - Что он и делает, подняв стакан с молоком в её честь.
- Один раз - уже много, - говорит Гвенди. - Из-за меня случился Джонстаун.
- Не приписывай себе чужие заслуги, - резко возражает мистер Феррис. - Джонстаун - вина Джима Джонса. Так называемый Преподобный был безумнее крысы в дождевой бочке. Зацикленный на мамочке параноик с чудовищным самомнением. А ещё я знаю, что ты всегда винила себя в самоубийстве твоей подружки Олив, но уверяю: ты ошибаешься. У Олив были ПРОБЛЕМЫ. Ты сама их так называла.
Гвенди ошеломлённо смотрит на него. Подглядывал ли он так за всей её жизнью, словно извращенец (вроде Фрэнки Стоуна), копающийся в ящике с её нижним бельём?
- Одной из таких проблем был её отчим. Он… как бы это сказать… баловался с ней.
- Вы серьёзно?
- Серьёзнее не бывает. А про юного мистера Стоуна ты и сама всё знаешь.
Она знает. Полиция подозревала его ещё по меньшей мере в четырёх изнасилованиях и двух попытках в окрестностях Касл-Рока. Возможно, убийство с изнасилованием в Кливз-Миллз тоже было на его совести. В последнем полицейские не так уверены, но у Гвенди сомнений нет.
- Стоун годами был на тебе помешан и получил по заслугам. Именно он, а не шкатулка, убил твоего мистера Стритера.
Гвенди едва его слышит. Она вспоминает то, о чём старалась не думать все эти годы, но иногда видела во сне.
- Я рассказала полиции, что Гарри не дал Фрэнки меня изнасиловать, что произошла драка, в которой Фрэнки убил Гарри и сбежал. Наверное, он всё ещё в розыске. Шкатулку и монеты я спрятала в ящике комода. Подумывала обмакнуть туфлю на шпильке в кровь Гарри, чтобы объяснить… повреждения… но не смогла себя заставить. Да это и не имело значения: полицейские посчитали, что Фрэнки забрал с собой орудие убийства.
Мистер Феррис кивает.
- Тут, конечно, не скажешь «хорошо то, что хорошо кончается», но ведь могло быть и хуже.
Гвенди горько улыбается, отчего выглядит гораздо старше своих двадцати двух лет.
- Вы меня преподносите в таком выгодном свете. Эдакой святой Гвенди. Но это не так. Если бы вы не дали мне шкатулку, всё обернулось бы иначе.
- А если бы Ли Харви Освальда приняли на работу в Техасское книгохранилище, Кеннеди спокойно закончил бы свой президентский срок. Все эти «если бы да кабы» тебя до добра не доведут, девочка моя.
- Как ни крути, мистер Феррис, но если бы вы не дали мне шкатулку, Гарри всё ещё был бы жив. И Олив тоже.
Мистер Феррис обдумывает сказанное.
- Гарри? Возможно. Возможно, заметь. Олив же была обречена. В её смерти ты точно не виновата, уж поверь. - Тут он улыбается. - Но давай о хорошем! Тебя примут на писательский семинар в Айове! А твой первый роман… - Улыбка становится шире. - В общем, сама увидишь. Скажу лишь одно: получать награду ты придёшь в лучшем своём платье.
- Вы о чём? - Но Гвенди даже немного противно от того, насколько её обрадовала эта новость.
Он снова взмахивает рукой: мол, оставим это.
- Я и так уже сказал достаточно. Рассказав больше, я изменю твоё будущее, поэтому, пожалуйста, не искушай меня. Ведь я могу и поддаться, Гвенди, потому что ты мне нравишься. Шкатулкой ты распорядилась просто… изумительно. Я знаю, какая это была тяжёлая ноша, словно полный камней рюкзак у тебя на спине, но ты понятия не имеешь, сколько добра ты совершила. Сколько бедствий предотвратила. Если пользоваться ею с недобрым умыслом, чего ты не сделала ни разу - даже с Гайаной ты поэкспериментировала из обычного любопытства, - шкатулка способна творить невообразимое зло. Оставь её в покое - и она действует во благо.
- Мои родители шли верной дорогой к алкоголизму, - говорит Гвенди. - Теперь, оглядываясь назад, я в этом почти уверена. Но они бросили пить.
- Да, и кто знает, сколько ещё больших ужасов она предотвратила, будучи в твоих руках? Даже я не знаю. Массовые убийства? Бомба, оставленная в грязном чемодане на Центральном вокзале Нью-Йорка? Убийство государственного лидера, из-за которого могла вспыхнуть Третья мировая? Конечно, она предотвратила не всё - мы с тобой читаем газеты, - но вот что я тебе скажу, Гвенди. - Наклонившись вперёд, он взглядом приковывает её к месту. - Не всё, но многое. Очень многое.
- И что теперь?
- А теперь, будь добра, верни мне шкатулку-пульт. Ты своё дело сделала. Но впереди у тебя много других дел, много историй, которые ты захочешь рассказать людям… а люди захотят услышать. Ты будешь развлекать их, а это величайший дар для любого человека. Ты заставишь их смеяться, плакать, удивляться, думать. К тридцати пяти годам ты будешь печатать на компьютере, а не на машинке, хотя и то, и другое - тоже своего рода пульты, не находишь? Ты проживёшь долгую жизнь…
- Насколько долгую? - спрашивает Гвенди со знакомой ей смесью жадности и неохоты.
- Этого я тебе не скажу. Скажу лишь, что умрёшь ты в окружении друзей. На тебе будет красивая ночная рубашка с голубыми цветочками на подоле. В окно будет светить солнце, а напоследок ты увидишь стаю летящих на юг птиц. Эдакое прощальное напоминание о красоте этого мира. Будет немножко больно. Совсем чуть-чуть.
Откусив пирога, он встаёт.
- Очень вкусно, но мне пора на следующую встречу. Шкатулку, пожалуйста.
- Кому она теперь достанется? Или этого вам тоже нельзя говорить?
- Пока не знаю. У меня на примете один парнишка в городке Пескадеро, где-то в часе езды от Сан-Франциско. Ты никогда его не встретишь. Надеюсь, Гвенди, что он окажется таким же хорошим хранителем, как ты.
Он наклоняется и целует её в щёку. Гвенди чувствует прилив счастья, совсем как от тех шоколадных зверюшек.
- Она на дне чемодана. В спальне. Чемодан не заперт… хотя, думаю, вам без разницы, - смеётся Гвенди, но быстро серьёзнеет. - Просто… я не хочу больше к ней прикасаться. Даже смотреть не хочу. Иначе…
Он улыбается, но глаза его серьёзны.
- Иначе тебе не захочется её отдавать.
- Да.
- Тогда посиди тут. Доешь пирог. Он правда вкусный.
И он уходит.
Гвенди сидит. Ест пирог маленькими кусочками, потихоньку запивая молоком. Слышит, как со скрипом откидывается крышка чемодана. Как с таким же скрипом она закрывается. Как защёлкиваются замки. Слышит, как мистер Феррис подходит и останавливается у входной двери. Попрощается ли он?
Нет, не прощается. Открывается и закрывается дверь. Мистер Ричард Феррис, с которым она впервые встретилась на верхушке Лестницы самоубийц в Касл-Роке, ушёл из её жизни. Гвенди сидит ещё минутку, доедая пирог и размышляя о будущей книге: обширной саге о маленьком городке в штате Мэн, очень похожем на её собственный. Саге, полной любви и ужасов. Пока Гвенди ещё не созрела, но уже скоро: через пару лет, максимум через пять. И тогда она сядет за печатную машинку - за пульт, если хотите, - и примется за работу.
Наконец она встаёт из-за стола и идёт в гостиную чуть ли не вприпрыжку. С каждым шагом ей становится легче. Маленькой чёрной шляпы на столе уже нет, но кое-что Гвенди оставили: моргановский доллар 1891 года выпуска. Она берёт его, вертит его так и сяк, чтобы его не бывшие в обращении грани поймали свет. А потом со смехом кладёт его в карман.
Об авторах
Стивен Кинг - автор более пятидесяти книг, ставших мировыми бестселлерами. Среди недавних его работ - трилогия о Билле Ходжесе, «Лавка дурных снов», «Возрождение», «Доктор Сон» и «Под куполом». Его роман «22/11/63» вошёл в десятку лучших книг 2011 года по версии «Нью-Йорк Таймс» и выиграл главный приз от «Лос-Анджелес Таймс» в категории детектив/триллер. В 2014 году Кинг был награждён национальной медалью США в области искусств, а в 2003-м - медалью Национального книжного фонда за вклад в американскую литературу. Живёт в Бангоре, штат Мэн, с женой Табитой, также писательницей.
Ричард Чизмар публиковался в десятках изданий, включая журнал рассказов «Эллери Куин» и множество ежегодных выпусков «25 лучших детективных историй». Дважды лауреат Всемирной премии фэнтези, четырежды - премии Международной гильдии ужасов, а также премии Ассоциации писателей в жанре ужасов. Его третий сборник рассказов «Долгий декабрь» был обласкан критиками таких изданий как «Киркус», «Буклист» и «Энтертейнмент уикли». Произведения Чизмара переведены на множество языков, а их автор - неизменный участник конференций в качестве инструктора по писательскому мастерству, приглашённого оратора и почётного гостя.