Одним из самых трудных поисковых предприятий нашего отряда была, конечно, работа в Ондозере. На северо-западном берегу большого, даже по карельским меркам, Ондозера прилепился небольшой посёлок под таким же названием. Возле него – ещё одно небольшое озёрко - Лаезеро, отделённое от Ондозера узкой полоской суши. Здесь в сентябре 1942 - го произошла трагедия Ондозерского десанта 85-й морской стрелковой бригады.
Десант был послан с целью разгрома гарнизона посёлка, уничтожения батареи противника и освобождения лагеря военнопленных, строивших шоссейную дорогу Ругозеро – Паданы. Трудно сегодня говорить о военной целесообразности этой операции, но одно её слабое место бросается в глаза: нельзя было высаживать десант в узком межозёрном пространстве, где его легко было подавить с двух сторон даже не очень крупными силами. Так и произошло. После быстрого разгрома нашими моряками слабого гарнизона противника в посёлке финские егеря миномётным огнём разбили лодки десантников, стоявшие у берега, а затем прочно заперли десант в узкой межозёрной горловине. Ни поддержки огнём, ни поддержки авиацией со своего берега десантники не дождались. Все 137 или 140 человек полегли там, отбиваясь до последнего, на болоте, прижатые к заросшему осокой берегу небольшого озерка. Бой продолжался, от момента высадки, чуть более 12 часов. В живых остались единицы. Один, матрос Мочихин, с простреленными руками, ушёл на рыбацкой лодке. Кто-то, по слухам – раненый, оказался в плену.
Когда мы появились в этих местах, с той давней трагедии прошло уже 44 года. Ещё в 1965 г. местные жители Ф. Неккоев, Н. Пономарёв, Г. Макаров, М. Луценко обследовали место боя и обнаружили на болоте, недалеко от озера, холм диаметром около 15 метров. На холме росли молодые берёзки. Здесь же было найдено захоронение. «Погибшие оказались наши, советские, - вспоминали ондозерцы. – Сразу же у первого нашли карту, она слежалась, но её высушили – на ней была вся эта местность… Карту отдали военкому… Нашли две ложки, на них были фамилии. Из одежды нашли бушлаты, телогрейки, ватные брюки, нижнее бельё… В каждом черепе – дырка». Останки семерых десантников были похоронены в п. Надвоицы.
Можно только пожалеть, что карта попал в военкомат, - и не потому что там работают равнодушные люди. Просто военные комиссариаты чаще всего хранение боевых реликвий не считают своей обязанностью. Естественно, и карта, и ложки с подписанными фамилиями пропали бесследно. Ещё одна попытка извлечь останки была предпринята за год до нас – местной учительницей Л.Ю. Ганевой и группой школьников. Достали останки ещё семерых участников десанта и сложили их в ящиках в сарае. Остальные погибшие продолжали лежать на болоте – для своих родных и близких они были «пропавшими без вести».
«…Поначалу в раскопе могли работать только двое. Яму заливало, воду надо было непрерывно вычерпывать. Грунт – песок, перемешанный с глиной и болотным илом. На глубине примерно 60 см на стенках раскопа чётко обозначилась тёмная полоса сгнивших мха и травы. Но едва раскоп углубился на 90 см, была найдена берцовая кость человека. Потом – череп, лежащий лицевой стороной на север, теменем – на восток. На черепе сохранились волосы» (из дневника экспедиции).
«Мама, почему нет от Вас долго писем? Я очень соскучился. Пишу Вам в тёплый, солнечный день. Мама, наступают самые решительные дни войны. Если это придётся пережить, до 1 июня, будет немного легче. До 1 июня мы вряд ли скинем лыжи, потому что солнце греет, а снег лежит – конца и края нет, не хочет таять, а в июне будет вода, болота – не пройти, ни проехать. Если буду жив, то буду писать обо всём. Мама, кормят пока ничего, обижаться не приходиться, сама знаешь, где я нахожусь. Напишите, сколько Вам за Вашу рассеянность прислали штрафа за электричество. Ещё прошу – напишите мне, получили ли Вы мои деньги, которые я Вам выслал в начале марта 1942 года. Мам, пишите про всех родных как можно больше, про то, как питаетесь. Толя (из письма домой Анатолия Полякова, краснофлотца, москвича, участника десанта).
«В 16 ч 30 мин Игорь Зайцев раскопал родник. Из него в яму ключом била вода, Яма уже расширена, ребята начали его углублять.
Там же, где череп лежал и где откапывали воду, оказалась грудная клетка. Через правое плечо- портупея. Судя по состоянию зубов, человек не так уж молод. Кто это? Военком Языков? Старший батальонный комиссар Барков? Они были, что называется, в возрасте – оба 1906 г. рождения, обоим – к сорока. Капитан-лейтенант Шипенков? Старший лейтенант Леонид Сапов? Вряд ли это командир десанта, карта, скорее всего, была у него; наверное, его и нашли в 65-м и тогда увезли в Надвоицы. А до конца нам всего этого никогда не узнать.
…Из воды показался кусок мягких тканей человеческого тела, видимо, часть бедра. Болото ведь… Мышечная ткань химически изменяется, но с виду остаётся прежней, пока не высохнет. А высохнет – рассыпается белым веществом вроде мела.
В 17.00 – рукав с костями руки. Мелкие кости кисти. Череп, пробитый в правый висок, выходное отверстие в темени…Сам стрелялся? Сапоги, ребра, ключица… клочки шинельного сукна, обрывок чёрной ткани, - может быть, морская форма? Рассказывают, моряки шли в десант в чёрных бушлатах, клёшах и в тельняшках, для маскировки – плащ-палатки. Обойма трехлинейных патронов. «Рубашка» от гранаты РГД – 33, рубчатая. Пробита осколком, наверное,? минным – от миномёта осколки стригут по самой земле. А «рубашку» снимают с гранатами в ближнем бою.
…В этот день мы достали семь черепов» (из дневника экспедиции).
Счёт найденным людям было удобнее вести по черепам – остальные кости трудно поддаются подсчёту.
«Родная мама, за меня не беспокойся, у некоторых ребят – москвичей есть мой адрес – в случае чего напишут. Маня, самое основное – береги себя и особенно маму, чтобы она меньше болела. Маня, неужели нельзя нигде купить дров? А мне эти леса уже надоедают. Целую крепко» (из письма Анатолия Полякова).
«Здравствуйте, уважаемая редакция! Вам пишет сестра Андрея Романовича Рыжихина, останки которого найдены в районе Ондозера отрядом московских студентов и школьников «Дозор».
Военная судьба брата в наших сердцах ныла незатухающей болью. Что мы знали о его последнем бое? Сразу после 3 сентября 1942 г. нам в разные концы страны (две из его сестёр и два брата так же, как и он, сражались за Родину) о его судьбе написал его товарищ. Мы узнали, что 1 сентября через Ондозеро на западный его берег был направлен десант морской пехоты, с ним в бой шёл и наш брат. Что сталось с десантом, неизвестно. Другой десант, высадившийся после первого на западный берег, не обнаружил каких-либо следов первого. «Светлые воды Ондозера приняли Вашего брата – так писал его товарищ. Семье сообщили, что он пропал без вести. Но мы поняли, что в живых его нет.
Если бы вы знали, кем был для нас Андрей! Мы все, оставшиеся сейчас в живых, моложе его по рождению. Отца у нас рано не стало. Младшей из нас было три года. Андрей был для нас и защитник, и воспитатель, и пример в жизни. Честный, бесстрашный, справедливый. Была я маленькой, слабой физически, а школа на другом конце села, и в наши снежные, морозные зимы мне тяжело было ходить с сумкой в школу. Андрей возил меня на санках на занятия. Сам он учился в четвёртом классе. Никто не смел меня обидеть, все озорники побаивались, да и уважали брата. Он рано научился ответственности за чужие судьбы» (из письма М. Рыжихиной в «Моск. Комсомолец»).
«В 10 ч 45 мин приступили к работе. Яма полна воды, до края осталось полметра. Место раскопа расширили на восток, и теперь оно достигло в длину 2,5 метра. Копать начали в одиннадцать, но всё ещё приходилось откачивать воду. В яме работали Миша Кострулёв и Эля Чернякова, на западной стороне – Ира Гущина и Саша Дудырев. С увеличением глубины раскопа сохранность мягких тканей увеличивается (из дневника экспедиции).
«Он нам читал. Читал он прекрасно. Был сам влюблён Сорви Голову, завидовал его боевым успехам. Даже игры с товарищами проводил под знаменем Сорви Головы. Конечно же, он сам был Сорви Голова. Тогда мы ещё не знали о Чапаеве и других героях. Шли 1930-1932 года. Душа Андрея и в войну осталась, как прежде, - сначала подумай о людях, потом о себе. Как же он мог не пойти с десантом, зная, на что они шли? Ему жаль было тех молодых, здоровых парней. Кажется, он и там хотел их защитить, наш Запевай, - такое прозвище у него было среди друзей детства и юности.
Вот и всё! М.Рыжихина.»
Из дневника экспедиции.
«29 июля 1986 г.
В 11 ч 30 мин. одному из работающих в яме стало плохо. Это первый случай.
В 11 ч 50 мин. найдена пряжка от ремня. Грунт изменился за счёт остатков мягких тканей тела. Глубина – 1 м 20 см от поверхности.
В 12 ч 30 мин. – магазин от автомата ППШ.
В 12 ч 50 мин. – термитный шар…
В 13 ч 45 мин. на северной стороне в полуметре от поверхности найдены позвонки и куски ткани гимнастёрки. Ткань заплесневела, но сравнительно хорошо сохранилась. Тут же найдены портупея и граната РГД – 33.
К настоящему моменту в яме с неровными краями найдены и подняты останки 35 человек.
30 июля 1986 г.
Утренняя смена раскопала 20 человек. К вечеру больше откачивали воду, чем копали. Всего за день подняли останки 28 человек. Уже несколько раз обваливались стенки раскопа. В этот день обвалился булыжник около метра длиной. Хорошо, никого не задел: работали осторожно. Самое важное было то, что нашли ложку с фамилией владельца Малеванчук 1.
31 июля 1986 г.
В 10 ч 15 мин. начала работать леспромхозовская помпа, через 15 мин. поломалась, пришлось откачивать воду вручную.
На островок постоянно приплывают местные – посмотреть на раскоп. Они рассказали, что в леске за болотом, в яме, тоже находили кости, патроны, бушлаты. Наши ребята ходили смотреть. По словам местных, у убитых, найденных там, были такие же ботинки, американские.
Нашли в нашем раскопе череп с длинными волосами. Офицер? Нашли ремень с петлёй, - видимо, людей стаскивали сюда с помощью ремней. Можно предположить, что на месте раскопа была траншея: здесь осталось особенно много убитых и поэтому финнам проще было всех с болота стащить сюда, чем хоронить отдельно».
Из рассказа Виктора Васильевича Марченкова, брата погибшего десантника»
«Один из погибших москвичей – краснофлотцев – мой брат, Николай Марченков. У меня сохранилась его фотография, которую нам из Карелии прислали вместе с извещением о том, что он пропал без вести.
Каким он был? Обыкновенным, как и все ребята в нашем дворе. Зимой ходил на каток, летом гонял голубей, играл в лапту, в «отмеряла», в «12 палочек». Вы, наверное, и не знаете таких игр, а наше поколение на них выросло.
Жили мы на Карачаровом поле, в посёлке завода «Стальмост». Двор был большим, дружным и шумным. По вечерам откуда-то притаскивали киноаппарат и прямо на стене показывали фильмы. А после кино до полуночи крутили патефон и танцевали под «Утомленное солнце» … Душными летними ночами мальчишки спали в сарае, а то и прямо на крыше, под звёздами. Коля был весельчак, балагур, смешно копировал людей, мог спародировать любого из нас, - словом был душой компании. Ребята его очень любили.
______________________________
1 в списке потерь бригады значится: Кирилл Малеванчук, главстаршина, призван из г. Фрунзе, 1922 г.р.
В семье было шестеро детей, жили трудно, и, закончив семилетку, брат пошёл на «Стальмост» делать мостовые краны и эскалаторы для метро. Работал и одновременно учился в инструментальном техникуме.
Младшие братишки и сестрёнки каждый вечер с нетерпением ждали Николая с работы, поминутно спрашивали, когда же придёт дядя Коля (так его называли не только дети, но и многие товарищи, выражая, таким образом, своё особенное уважение). Он приходил домой, сажал детей на колени и рассказывал им сказки, разные смешные истории.
А потом – война. У брата как у квалифицированного слесаря – лекальщика была «бронь»: нужно было быстро обучить профессии таких же молодых, как он сам, ребят. Но Коля от «брони» категорически отказался. Пошёл добровольцем на фронт. Ему тогда шёл двадцатый год, только начал с девушкой дружить, Олей звали» (Московский комсомолец. 1987. 14 окт.).
«Черепа лежали двумя группами, одна против другой. Может быть, людей укладывали в траншею «валетом»? По номерам: 1. Лицом вниз и вбок. 2. Лицом вниз. 3 Таз и бедро. 4. Череп на боку, пробит висок. 5. Лицом вниз, пулевая пробоина в лобовой кости. 6. На боку, лицом немного вниз. 7. Расколотый череп. 8. Череп на боку, стальные зубы. 9. Расколотый череп. 10. Лицом вверх. 11. Лицо разбито. 12. Лицом вниз. 13. Череп на боку. 14. На боку. 15. Лицом вниз. 16. Лицом вниз… 20. Разбитый череп. 21. разбитый череп.
В последний день работы во второй смене девочки в основном обмывали кости. Потом разложили ботинки вдоль места раскопа, стараясь подобрать, чтобы они подходили друг к другу. Поставили так, будто их владельцы выстроились в ряд, а затем по одному ботинку стали передавать в яму. Каждый ботинок проходил через все руки. Потом их обложили камнями и засыпали землёй. И каждый взял в руки лопату и со всех сторон стали кидать землю. Когда камни были засыпаны землёй, все оставили лопаты и почтили память павших минутой молчания.
Всего на месте раскопа нами было найдено 85 погибших. Четырнадцать было поднято до нас, - следовательно, всего 99 человек. Остальные, видимо, погибли в других местах побережья (из дневника экспедиции).
- Погоди, дай припомнить… стой!
Мы кричали: «Ура» …Потом
Я свалился в окоп пустой
С развороченным животом.
Крови красные петушки
Выбегали навстречу дню,
Сине-розовые кишки
Выползали на пятерню.
И с плеча на плечо башка
Перекидываясь, трясясь,
Как у бонзы или божка
Занесённого в эту грязь.
Мы эту грязь помнили, недаром неделю шарили в ней руками, доставая то, что осталось от тех, кто когда-то рухнул в неё.
Где-то плачущий крик «Ура» …
Но сошёл и отхлынул бой,
Здравствуй, матерь-земля, пора!
Возвращаюсь к тебе тобой.
У нас было право прочесть эти строки Павла Шубина как свои и от имени людей, чьи кости, бережно передавая друг другу, обмывали чистой озёрной водой как великую драгоценность. Мы это право заработали.
Ты кровавого праха горсть
От груди своей не отринь.
Не как странник и не как гость
Шёл я в громе твоих пустынь.
Я хозяином шёл на смерть.
Сам приученный убивать,
Для того, чтобы жить и сметь,
Чтобы лучшить и открывать.
Стихи легко ложились в наши души, там оставалось место как раз для них. Мы понимали человека, их написавшего, и понимали тех, о ком они были написаны.
Над рассветной твоей рекой
Встанет завтра цветком огня
Мальчик бронзовый, вот такой,
Как задумала ты меня.
И за то, что последним днём
Не умели мы дорожить,
Воскреси меня завтра в нём,
Я его научу, как жить!
Эти строки были нам как откровение – может быть, и впрямь воскресала в нас душа молодого десантника из 85-й МСБ. Так сливались прошлое и настоящее. Мы чувствовали, что пережили те, наши ребята, уже зажатые в смертном кольце и понимающие, что только минуты отделяют их от небытия.
И всё-таки не только кости десантников нашли мы в этой экспедиции. Мы нашли себя.
С самого первого дня работы в болотном раскопе определилось отношение жителей к нашим ребятам, делающим, по их мнению, «святое дело». С участниками экспедиции незнакомые люди здоровались на улице, нам в подарок несли рыбу, ягоды. В магазине ежедневно, без очереди, давали два ведра молока, и ни одного раздражённого или обиженного взгляда женщин у прилавка не было брошено в нашу сторону. А ведь эти женщины стояли в очереди за тем же молоком, которое сюда привозили…
Мы в свою очередь старались не оставаться в долгу. Специально выделяемые отрядом группы оформляли местную школу, помогали на сенокосе. В свободное время наши художники, студенты Московского художественно-промышленного училища, ходили на этюды, а потом устроили выставку своих рисунков в поселковом клубе.
После окончания раскопа и захоронения десантников отряд подготовил для местных жителей большой концерт. «Концерт я не скоро забуду, - пишет девятиклассница после экспедиции в Ондозеро. – Тогда, на генеральной репетиции, я вдруг поняла, что эти кости раньше были людьми, которые любили и ненавидели, смеялись и плакали и мало чем отличались от нас. Я раньше это знала, даже пыталась представить, но не получалось. А там…вдруг поняла, почувствовала, почти увидела их, как будто бы открылась какая-то дверца в прошлое». Юноша того же возраста тоже считает, что «без концерта раскоп не оставил бы такого глубокого следа. Концерт – это как кульминация всей нашей работы».
Наши ребята во главе со студентом МХПУ Женей Паком вырезали из огромного ствола старой сосны скульптурное изображение матроса и вкопали этот памятный знак в каменистый берег Ондозера на месте высадки десанта.
«Всё время думаю, каких хороших людей мы здесь встречаем», - писала об этом времени студентка педвуза Жанна Малашенко. На годы запомнятся все участникам экспедиции песни у костра на берегу ночного озера, когда приходила к нам местная молодёжь, ясные солнечные дни, запах свежей смолы и большой воды. Очень светлые и чистые отношения связывали всех участников экспедиции, а это были очень разные люди. Так что главным оказались не масштабы работы, а то, как в эти трудные дни высветились для ребят отношения друг к другу, отношения с окружающими людьми, отношение к делу ради этих других людей, вчера ещё незнакомых.
Ради них, живых и мёртвых, мы здесь жили, ради них, а не ради своего отряда мы здесь работали. Оказалось, что для большинства из нас из всего этого родилось ощущение счастья. «Меня поразило, как нас встречали: все были нам рады, все приглашали в гости», - рассказывала потом Юля Иванова.
(из книги Лишина О.В., Лишиной А.К. «Это нужно живым», 1990 год)