2 июня 1948 г. был принят Указ Президиума верховного Совета СССР, по которому было можно выселять крестьян в отдаленные районы страны по решению колхозных собраний. Впервые данный указ был обнародован В.П. Поповым в журнале «Отечественные архивы», 1993 г. № 2. К вопросу реализации данной меры обращались в своих работах Е.Ю. Зубкова[1], В.Ф. Зима[2], Р.Г. Пихоя,[3] Т.М. Димони и М.А. Безнин.[4] Анализ реализации данного Указа в Мордовской АССР изложен в работе В.А. Ломшина и Т.Д. Надькина.[5] В контексте изучения феномена «спецпоселенцев» в СССР о применении политики выселения по стране и некоторым регионам упоминает В.Н. Земсков.[6] Ряд документов по Указу в контексте целевой политики государства к «антиобщественным элементам» был опубликован при участии Е.Ю. Зубковой, Т.Ю. Жуковой.[7] Данная статья представляет собой попытку проследить применение Указа на примере отдельно взятого региона - Кировской области.
21 февраля 1948 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни». Инициатором принятия данного документа стал Первый секретарь ЦК КП(б) Украины Н.С. Хрущев. В своей записке на имя Сталина Хрущев так объяснял мотивы его принятия: «… во многих колхозах имеются еще отдельные лица, которые упорно не желают приобщаться к общественно-полезному труду, а живут тунеядцами на шее у честных колхозников. Отдельные паразитические и преступные элементы присосались к колхозам, пользуются льготами, предоставленными колхозникам, но никакого участия в работе колхозов не принимают. Подобные элементы, используя колхозы как ширму, занимаются спекуляцией, воровством, самогоноварением и совершают другие преступления… Такие элементы наносят значительный ущерб колхозам и государству. Кроме того, они разлагающе действуют на отдельных отсталых колхозников».[8]
Со 2 июня 1948 г. действие Указа распространялось на весь СССР кроме западных областей и Прибалтики. Причиной принятия данного Указа власти назвали стремление к повышению дисциплины труда, борьбу с лицами, уклоняющимися от работы в колхозе, ведущими «антиобщественный, паразитический образ жизни».
Ситуация в деревне после войны была достаточно тяжелой. На долю колхозов пришлось 30 % всех потерь народного хозяйства. А поскольку Указ имел значение в первую очередь по отношению к демографической ситуации в деревне, необходимо обратиться к трудовым ресурсам крестьян после войны.
Вплоть до начала 1950-х гг. вятская деревня испытывала значительные трудности: задолженность колхозов перед государством, отсутствие стабильной зарплаты у колхозников, низкая оплата трудодня (или неоплата вообще), острая нехватка продовольствия – в крестьянском рационе не хватало даже хлеба, не говоря о других продуктах. Продукция личного крестьянского подворья шла на оплату налогов, взимаемых подчас с каждого фруктового дерева. В мае 1949 г. в вятской деревне очереди у хлебных магазинов создавались затемно.
Крестьяне теряли какую бы то ни было заинтересованность в колхозном труде, что соответствующим образом сказывалось на их трудовых показателях, включая выход на работу. В 1946 году всего по СССР не выработали обязательного минимума трудодней 18,4 % общего количества трудоспособных колхозников, в тех областях, где ситуация с оплатой труда складывалась наиболее неблагополучно, соответственно была выше доля подобных «нарушителей»: от 31,1 % до 45,8.[9] В Мордовии в 1946 г. в 1385 (или в 85,3 %) колхозах республики из 1623 выдача хлеба по трудодням не производилась, кроме выдачи авансов по 50-150 гм. в счет 15 % отчислений от сданного колхозниками хлеба государству.[10]
Разразившийся в 1946-1947 гг. голод унес по стране до 1,5 млн. жизней.[11] Тенденция сокращения трудоспособного населения в колхозах была характерна и для вятской деревни: если в 1940 г. в колхозах было 284239 трудоспособных мужчин, то в 1945 г. – 109537 (или 38,5 %); даже в 1946 г. после окончания демобилизации мужчин в колхозах области было 168866 человек (или около 52 % от числа 1941 года).[12]
При уменьшении количества трудоспособных лиц в колхозах одновременно происходит увеличение задействованных в сельхозпроизводстве ресурсов. За 1944-1948 гг. в области произошло увеличение посевных площадей на 188 тыс. га, поголовье крупного рогатого скота за этот период выросло на 61 тыс. голов, овец и коз на 77 тыс., свиней на 38 тыс., государственный план 1948 г. был выполнен по КРС на 105,5 %, овцам и козам на 115 %. Соответственно, это вело к увеличению трудовой нагрузки на крестьян: средняя выработка трудодней на 1 колхозника в 1948 г. по области превышала 400 трудодней.[13] При этом если в 1950-1952 гг. прирост продукции сельского хозяйства составил 2,1 %, то население страны выросло на 3,5 %, в том числе городское – на 10,7 %.[14]
Поэтому неминуемо должно было происходить увеличение трудовой нагрузки на крестьян, все острее должна была ощущаться нехватка рабочих рук – соответственно, стремление властей заставить работать в колхозе любыми средствами было закономерно.
Тем не менее, сложно говорить о том, что не выход на работу в колхоз в Кировской области был к середине 1948 г. массовым явлением. За 1946-1948 гг. не выработали минимума трудодней по неуважительным причинам: в 1946 г. – 14134 колхозника (3 % от общего числа всех колхозников); в 1947 г. – 15399 человек (или 3,12 %), за 6 месяцев 1948 г. – 8131 человек (1,57 %).[15]
Нехватка рабочих рук в колхозах подтверждается и в письмах колхозников. Колхозники Какуевского сельсовета Кильмезского района Кировской области Корольков, Бабушкин и Бабушкина писали в 1947 г. на имя А.А. Андреева: «Дорогой товарищ Андреев! К Вам обращаемся мы от имени трудящихся Кильмезского района, Кировской области. Отечественная война закончилась победой на нашей стороне. Каждой деревней принесены колоссальные жертвы за честь, свободу и независимость нашей Родины.
Почти подряд в каждой деревне района из всего количества мобилизованных вернулись от 10 до 20 %, больше половины из них нетрудоспособные. Лошадей осталось мало, на фермах скота осталось 40-50 % и он подрасти не поспеет, годовалым сдаем государству. Почти ни 1 колхоз района не засевает земли, закрепленной за колхозом, посевы несвоевременные, при плохой обработке почвы (на личных коровах, женщинах, лопатой). Все это привело к низким урожаям, полученного урожая не хватает для сдачи государству. Необеспеченность семенами, не говоря уже о фураже или распределении по трудодням. Народ в колхозе питается летом травой, а остальное время года – суррогатами, которые раньше не применяли для скота. Куры наш хлеб не едят. Смертность народа и падеж скота стали обычным явлением … вместо 4-6 дней сева раньше, сейчас мы сеем 25-30 дней, уборка вместо 7-10 дней доколхозных сейчас убираем 30-40 дней. Причина – нет народа и лошадей».[16]
Колхозные собрания в роли общественных судов по указу выносили приговоры о выселении, которые должны были потом утверждаться райисполкомами. А если учитывать, что высылка по указу 1948 г. применялась во внесудебном, административном порядке, подобные лица вполне могли иметь проблемы с законом, а не только нежелание работать в колхозе. Высылали крестьян по решению общего собрания колхоза, без суда и следствия, что предусматривалось Указом.
Вот типичный пример выселяемого с терминологией того времени: Кикнурский район Кировской области – собрание колхозников сельхозартели от 28 января 1949 г. обсудило выселение Зайцева Алексея Александровича. Выступил колхозник Глушков Павел Варфоломеевич, он одобрил Указ, выдвинув кандидатуру Зайцева – он не трудится в колхозе с 1934 года, работает в других колхозах кузнецом на «вымогательских условиях». Совершенно не участвовал в колхозных работах и своими антиобщественными действиями разлагал колхозную дисциплину, «рвачески» относился не только к своему колхозу, но и к другим колхозам». По данной кандидатуре выступило 10 человек. Все выступающие были проникнуты ненавистью к паразиту Зайцеву, который не только вел околоколхозный образ жизни, но занимался воровством колхозного имущества (шестеренки к молотилкам, колеса и др. предметы) и этому же колхозу продавал по спекулятивным ценам. Зайцев избивал маленьких детей, родители которых обвиняли его в паразитическом образе жизни и воровстве.[17] Здесь можно поставить вопрос – а что мешало ранее властям привлечь Зайцева к уголовной ответственности за побои детей, неужели родители молчали – и не является ли подобное обвинение надуманным, так сказать, для пущей неприглядной картины.
В тоже время, не все предварительно намеченные к обсуждению кандидатуры подлежали выселению. Так, в августе 1949 г. в Рожкинском районе был оформлен материал на 31 человека колхозников и единоличников, ведущих неподобающий образ жизни в 12 селениях района. При рассмотрении списков и материалов, представленных на выселение лиц, обком в 1948 г. разрешил провести собрание по выселению только 1 Заварзина Ильи Липатовича из колхоза «Сотрудник» Захватаевского сельсовета. Общие собрания колхозников по вопросу укрепления трудовой дисциплины проводились в колхозах в 1948 и в 1949 г., на которых предупреждали отдельных нерадивых лиц, что если они не будут приобщаться к общественно-политической жизни, то к ним будут приняты меры вплоть до выселения за пределы района. В итоге некоторые из работавших плохо ранее, меняли свой образ жизни. В подобном подходе и проявилась функция устрашения людей возможностью попасть в список выселяемых.
Хотя некоторые исследователи говорят о «второй волне раскулачивания», в вятской деревне указ имел скорее цель кары отдельных колхозников, а не массовых репрессий. Ситуация в деревне по сравнению с 1930 гг. изменилась: колхозный строй сложился, трудоспособных рук не хватало, а потому и выселять особенно было некого.
По данным Е.Ю. Зубковой, все население колхозов в целом по стране (с учетом возвратившихся по демобилизации) к концу 1945 года уменьшилось на 15 % по сравнению с 1940 годом, а число трудоспособных — на 32,5 %. Особенно заметно сократилось количество мужских рабочих рук в колхозах (с 16,9 млн. в 1940 году до 6,5 млн. к началу 1946 года).[18]
Кроме того, по данным райкомов, обкома, МВД и МГБ активно Указ применялся в первые месяцы после его издания, когда о его выполнении надо было отчитываться вышестоящим властям – это время примерно до зимы 1948/1949 гг.
Цифры выселенных по Кировской области таковы: в 1948 г. было проведено 102 собрания, на них к выселению приговорено по разным справкам от 115 до 128 человек (в т.ч. женщин 19), предупреждено 123 человека (в т.ч. женщин 43). В 1949 г. в области было проведено 28 собраний (или меньше в 3,6 раза, на них приговорено к выселению 32 человека (в т.ч. 15 женщин), предупреждено 35 человек (в т.ч. 19 женщин).[19]
После начала применения Указа и проведения собраний в колхозах власти дружно рапортовали о повышении трудовой дисциплины среди колхозников: В Нагорском районе в колхозе «Сеятель» до собрания принимало участие в колхозных работах 35 человек, а после – все 72 трудоспособных колхозника вышли на работу. Районные власти рапортовали о том, что на работу выходят даже нетрудоспособные, престарелые, инвалиды и женщины с малолетними детьми: «Проведенные собрания и сельские сходы оказали исключительное влияние на поднятие трудовой дисциплины. В ряде колхозов сразу же после собрания все колхозники полностью вышли на уборку сена и работали до поздней ночи. На второй день бригадирам не пришлось оповещать каждого колхозника, большинство их явились на работу задолго до звонка. Весть о проведенных собраниях быстро облетела окружающие колхозы и в большинстве близлежащих колхозов работало значительно большее количество колхозников и работа длилась до позднего вечера. В колхозе «Волковицкий» Мурашинского района после проведенного собрания вместо 60 человек, которые раньше выходили на работу, вышли 98, то есть все колхозники, включая нетрудоспособных. Например, Басалаев и его жена (обоим по 67 лет) вышли на работу и до завтрака скосили по 15 соток каждый. 83 летний инвалид Грехнев пришел в правление и просил дать ему какую-нибудь работу». Указ вызвал и рост желающих вступить в колхоз единоличников – за лето 1948 г. по области было подано около 200 таких заявлений.[20]
Подчас активность по выселению зависела от районных и областных властей. Так, в 1949 г. по Фаленскому району собраний по вопросу выселения вообще не проводилось, по Халтуринскому району за 1948-1949 гг. было проведено только 2 собрания, на которых вынесено 2 приговора по выселению и 2 по предупреждению.[21]
В 1948 г. в большинстве случаев выселяли из колхоза 1-2 наиболее «неприятных» жителей деревни, как правило, имевших проблемы с законом, замеченных в хулиганстве, воровстве, злоупотреблявших алкоголем, а остальных стремились предупредить. Кроме того, зачастую выселяли не всю семью, а отдельного ее представителя, после чего рапортовали о повышении трудового энтузиазма среди близких родственников выселенного.
Бывали случаи, когда родственники приговоренного к выселению пытались добиться отмены приговора – жена, взрослые сын или дочь, брат сестра и другие родственники ходили по деревне с целью сбора подписей об отмене решения о выселении. И примечательно, что многие накануне или в этот же самый день голосовавшие за выселение - вечером подписывали ходатайство об отмене своего же решения. Так, 25 июня 1948 г. решением общего собрания колхоза «Красная Заря» Просницкого района был выселен Ворончихин Т.И., а на следующий день его жена Ворончихина А.П. ходила по домам колхозников и под ходатайством об отмене общественного приговора собрала 60 подписей. Милиция, узнав об этом и не разобравшись, арестовала родственницу Ворончихину М.И. – которая вследствие ареста совершила самоубийство.
Еще один пример ходатайств об отмене решения о выселении: 8 июля 1948 г. в Косогорском колхозе Яранского района в ответ на решение о выселении Кочкиной Е.С. ее родственники собрали 125 подписей колхозников под ходатайством об ее оставлении в Яранском районе.
Здесь, по-видимому, сказывался страх перед начальством во время голосования, понимание необходимости жить дальше бок о бок в одной деревне с родней выселенного, да и при наличии открытого голосования при выселении желающих голосовать «против» на виду у властей находилось не много.
В глазах части населения Указ остался слишком суровой мера. Колхозники колхоза «Щенята» Кичминского района Голубцов И.Ф. и Полушкин А.Г. на собрании заявили: «применяется сразу очень строгая мера, это неправильно. Нужно было сначала колхозникам разъяснить Указ, а затем уже применять его».
На практике не обошлось и без «перегибов». В Вятско-Полянском районе были приговорены к выселению Шаймардинов Ш. и Гильмутдинова З., имеющая двух детей-инвалидов 2-й группы и под действие Указа не подпадающая. В Мухинском районе из числа 6 кандидатур, намеченных к выселению, ни 1 не подпадала под Указ по состоянию здоровья, но колхозник С.А. Васильев еще до собрания был задержан и доставлен в райотделение, хотя в 1948 г. выработал трудодней больше минимума, был инвалидом 2 группы и к моменту выселения работал на фабрике, дававшей ему положительные отзывы по работе.
В Кичминском районе был назначен к выселению Ведерников Степан Иванович 28 лет, женатый, с 3 детьми младше 6 лет. Он прибыл в колхоз из армии по ранению, занимался отходничеством. В колхозе «Дружба» Зуевского района был намечен к выселению Жуйков Л.И., который к работе относился честно.
Зачастую одного невыхода на работу и невыработки минимума трудодней оказывалось мало для выселения, во внимание принимались другие негативные качества личности: наличие судимости в прошлом, совершение правонарушений, подозрение в преступлении, пьянство, спекуляция, аморальное поведение (многоженство) «неблагонадежность по политической линии». Поэтому, данный Указ имел также и цель профилактики правонарушений. Применение Указа невольно способствовало выявлению лиц, имевших проблемы с законом. Так, Бюро обкома Кировской области в своем решении от 21 июля 1948 г. отмечало: «в ходе подбора кандидатур, подлежащих выселению, выявлено значительное количество преступных лиц, которые не были привлечены к уголовной ответственности в судебном порядке вследствие неудовлетворительной работы органов МВД, прокуратуры и суда».[22]
Примечательно, что сам Н.С. Хрущев в своей записке на имя Сталина в обоснование необходимости принятия Указа приводит примеры 5 колхозников – у всех из них кроме невыхода на работу были такие «грехи», как занятие спекуляцией, сотрудничество во время войны с немцами, кражи, судимости. Пример лица, которого, по мнению Хрущева надлежало выселить – Иваницкий Иосиф, 48 лет, в 1927 г. был осужден за кражу лошадей. После отбытия наказания вернулся в село, где продолжал заниматься воровством и в 1934 г. за кражу коровы был снова осужден на 8 лет. В начале войны он вернулся в село, в период немецкой оккупации был бригадиром общинного хозяйства. Теперь, состоя членом колхоза, пользуясь всеми льготами колхозника, он от работы уклоняется, а живет на нетрудовые доходы – скупает скот, спекулирует мясом и другими продуктами.[23]
Очень интересен статус выселяемых по Указу – официально выселение не было мерой уголовного наказания и юридической ответственности, все меры принуждения формально основывались только на общественном приговоре собрания колхозов, одобренном местными властями. Руководство МВД СССР разъяснило в своей инструкции, что высланных крестьян нельзя считать отбывающими наказание, так как никаких судебных решений в отношении них не было вынесено – они якобы переселялись не в наказание, а в результате особых государственных мероприятий. В соответствии с Конституцией спецпереселенцы включались на общих основаниях в списки избирателей, исправно платили налоги, покупали облигации восстановительного займа.[24]
Главной причиной принятия Указа, на наш взгляд, было устрашение колхозников, кнутом заставить их работать на колхоз. Но как только угроза репрессий к 1949 г. ослабевает, так сразу же крестьяне стремятся вообще уехать из колхоза. Например, в 1949 г. в Арбажском районе области многие колхозники жаловались на низкую оплату трудодней, были массовые случаи выезда колхозников из колхозов в города и рабочие поселки на производство, рабочей силы в колхозе оставалось мало.[25] Количество трудоспособных колхозников по СССР в 1949-1953 гг. уменьшилось на 3,3 млн человек.[26]
Первоочередными мерами властей за улучшение дел в колхозах были не повышение оплаты или улучшение бытовых условий, а административные методы. Например, обком партии писал в Богородский район в апреле 1949 г.: «… в колхозе деревни Гришки, Богородского сельсовета, колхозники на трудодни не получили ни хлеба, ни денег, поэтому настроение у колхозников из колхоза уйти. Колхоз к севу готовится плохо. Обком партии предлагает направить в этот колхоз работника райкома, проверить на месте положение дел в колхозе, провести собрание колхозников, мобилизовав их внимание на лучшую подготовку и проведение весеннего сева в сжатые сроки, с тем, чтобы добиться в текущем году получения более лучшего урожая и этим самым обеспечить выдачу хлеба на трудодни колхозникам, провести соответствующую работу и добиться закрепления рабочей силы в колхозе. Обяжите исполком райсовета оказать нуждающимся колхозам и колхозникам помощь за счет внутрирайонных ресурсов и возможностей».[27]
В целом Указ 1948 г., на наш взгляд, стоит рассматривать не только как исключительно меру репрессивной политики по отношению к крестьянству и «вторую волну раскулачивания», а еще как меру профилактики преступности, повышение трудовой дисциплины. Зачастую одного невыхода на работу и невыработки минимума трудодней оказывалось мало для выселения, требовались еще другие негативные характеристики личности.
К концу 1949 г. в вятской деревне выполнение Указа спустили на тормозах, оставив в покое ранее предупрежденных. В 1949 г. было вынесено 28 приговоров о выселении (вместо 102 в 1948 г.) – снижение произошло в 3,6 раза. В целом по СССР в результате Указа было направлено на спецпоселение 33266 человек, за которыми последовали 13598 членов их семей.[28]
Тенденция уменьшения случаев применения Указа и снижения выселяемых по нему была характерна не только для Вятки, но и в целом для страны. В 1948-1952 гг. по данным В.Н. Земскова, по СССР на спецпоселение поступило 33266 выселенных по Указу (в 1948 – 27335, в 1949 – 4756, 1950 – 675, 1951 – 240 и в 1952 г. – 260 человек).[29] Как видно, пик выселения пришелся на 1948 год и в следующем году выселение пошло резко на спад – почти в 6 раз меньше.[30]
Кировская область воспринималась из центра как место ссылки, именно здесь существовал знаменитый ВятЛАГ, поэтому высылку из региона надо рассматривать не только как выселение в отдаленные районы (условия жизни в вятской деревне в это время были далеки от идеальных), а еще и с позиций отрыва выселяемых от семей, лишения их привычного жизненного уклада. Естественно, приводилось такое (по сути уголовное) наказание без суда, следствия, не предусматривалась возможность обжалования решения.
Причины принятие данного Указа надо рассматривать и с позиции подкрепления официальной точки зрения – что главные причины проблем в колхозах – это плохое, неэффективное руководство, безответственность и беспечность колхозников, плохая организация труда, малое количество выработанных трудодней. В официальных документах на уровне области и районов практически полностью отсутствует какой-либо намек на анализ экономических причин ситуации в колхозах 2-й половины 1940-х гг.
По нашему мнению, Указ от 2 июня надо рассматривать не только как устрашение, но и профилактику преступности, что может поменять некоторым образом представление исследователей о его последствиях и целях принятия. Стоит признать, что таких причин принятия Указа, как борьба с массовым невыходом на работу колхозников не было – количество систематически уклонявшихся от работы в колхозе колебалось в пределах 3 % от всего трудоспособного населения вятской деревни. При реализации указа не обошлось и без «перегибов», сведения личных счетов. По сути, уголовное наказание применялось за образ жизни (не возбраняемый уголовным кодексом) – при расплывчатой формулировке «антиобщественного, паразитического образа жизни». Примечателен и порядок вынесения приговора – вне суда, обществом при участии исполнительных органов.
В тоже время, Указ не имел серьезных последствий в плане уменьшения количества рабочих рук в вятской деревне благодаря высылке на спецпоселение – хотя бы потому, что после войны высылать было некого. После голода 1946-1947 гг. людей сложно было напугать чем-либо еще, включая высылку. Да и сама репрессивная политика государства могла существовать до определенного предела – как крестьяне стали вырубать кустарники на огородах чтобы не платить налоги, так они стали всеми возможными путями уезжать из деревни – лишь бы не работать бесплатно. Видимо, ограниченность репрессивной политики стали понимать и сами власти - не случайно с конца 1948 г. применение Указа было фактически сходит на нет.
В целом же, Указ 1948 г. является ярким примером административного нажима на крестьянство со стороны властей, преследовавших цели повышения трудовой дисциплины и профилактики преступности в деревне. Принятие Указа не остановило уменьшение рабочих рук в деревне.
Приложение
Пример отчета областных властей о применении Указа
«По состоянию на 8 июля собрания проведены в 54 районах, в 51 колхозе были общие собрания колхозников и 5 сельских сходов. На собраниях присутствовало 4831 человек, они прошли с большой активностью присутствующих и организованно, выступало от 6 до 20 человек. Все выступающий единодушно одобряли Указ Президиума ВС СССР, считая его своевременным, необходимым, направленным на организационно-хозяйственное укрепление и поднятие общественного хозяйства колхозов, на укрепление трудовой дисциплины.
Выступающие благодарили правительство за новую заботу об укреплении колхозного строя и обещали ответить на это новым производственным подъемом. Выступающие высказались за применение Указа к лицам, ведущим антиобщественный, паразитический образ жизни и единодушно поддерживали предложения о выселении их за пределы Кировской области. На указанных выше собраниях было намечено к выселению 68 человек. Все намеченные к выселению общественными приговорами общих собраний были утверждены и на одном собрании в колхозе «Светлый путь» Макарьевского района колхозники дополнительно предложили выселить жену намеченного к выселению Зыкова, Зыкову Марию Николаевну, которая во время войны укрывала у себя дезертира, занималась кражей колхозного добра, с 1939 г. в колхозе не работает, живет вместе с мужем на хуторе. Зыкова на собрании угрожала колхозникам, говоря: «Придет время и ваша деревня сгорит». Колхозники единодушно решили выселить ее вместе с мужем.
Кроме того, собрания предупредили 66 человек, которые проявляли недисциплинированность, плохо работали в колхозах».[31]
Пример биографии выселяемого по Указу от 2 июня 1948 г. в Кировской области - Машкин Василий Степанович, житель деревни Красный Ключ Комлевского сельсовета Буйского района Кировской области. Справка за подписью секретаря райкома Булатова.
«Машкин В.С. рождения с 1914 г., женат, сын Машкин В.В. 1932 г.р., учится в Сернурском районе Марийской АССР. В 1935 г. Машкин был призван на действительную службу в Красную Армию, где прослужил до 1937 г. после службы жил в городе Комсомольске-на–Амуре, работал бухгалтером, откуда был снова призван в 1942 г. в ряды Красной армии. В 1943 г. в августе прибыл домой в деревню красный Ключ, без документов, как дезертир. В конце апреля 1944 г. был задержан следственными органами и направлен на медицинскую комиссию, после чего был признан годным и призван в Красную Армию.
Живя в деревне с 1945 г. по июнь 1948 г. Машкин занимается спекуляцией. В июне 1948 г. он подал заявление для принятия его в колхоз «Победа» Комлевского сельсовета. 23 июля 1948 г. был принят в члены колхоза. В колхозе Машкин ведет паразитический, антиобщественный образ жизни. С момента вступления в колхоз по настоящее время он работал всего 5 дней. Вместо работы занялся агитацией против колхозного строя, заявляя среди колхозников, что сколько не работай в колхозе, а хлеба на трудодни не получишь, умрешь с голоду, новые нормы выработки и расценки оплаты труда в колхозах применять не следует и т.д. наряды бригадира и правления колхоза систематически не выполняет, самовольно уходит в другие районы и города с целью спекуляции. В период реализации нового займа в мае 1948 г. Машкин участия не принимал. Уплату обязательных платежей государству срывает, на 8 сентября имеет задолженности: по мясопоставкам – 67 кг, по молокопоставкам – 84 л., по яйцепоставкам – 101 яйцо, по выполнению шерсти – 1280 гм, по сельскохозяйственному налогу – недоимку 112,53 рубля.[32]
Пример обязательства предупрежденного по Указу от 2 июня 1948 г.
«Я, Стрельцов Василий Ильич, являясь членом колхоза «Красный пахарь» № 1 Лисинского сельсовета, Санчурского района Кировской области, допускал неправильное отношение к колхозу, не вырабатывал установленного минимума трудодней, отказывался от выполнения нарядов, вступал в ссоры с правлением колхоза – этим заслужил суровое наказание. Но я признаю свою ошибку, обязуюсь впредь не допускать их. В дальнейшем обязуюсь ежемесячно вырабатывать не менее чем по 30 трудодней, не допущу ни одного случая отказа от нарядов. Буду беспрекословно выполнять все распоряжения руководителей колхоза, бережно хранить колхозную собственность, аккуратно рассчитываться с государством по налогам.
Сегодня 28 мая 1949 г. общим собранием колхозников я предупрежден о том, что если вторично буду нарушать трудовую дисциплину в колхозе, то буду выселен из колхоза в отдаленные районы Советского Союза сроком на 8 лет».[33]
28 мая 1949 г. В.И. Стрельцов
[1] Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999.
[2] Зима В.Ф. «Второе раскулачивание» (Аграрная политика конца 40-х – начала 50-х годов) // Отечественная история. 1994. № 3. С. 109-125.
[3] Пихоя Р.Г. СССР. История великой империи. Под знаком Сталина. М, СПб, 2009. С. 70-72.
[4] Безнин М.А., Димони Т.М. Социальный протест колхозного крестьянства (вторая половина 1940-х – 1960-е гг.) // Отечественная история. 1999. № 3. С.
[5] Ломшин В.А., Надькин Т.Д. Деревня Мордовии в послевоенные годы. Саранск 2006. С. 31-40.
[6] Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930-1960. М., 2005. С. 157-158.
[7] На «краю» советского общества. Социальные маргиналы как объект государственной политики. 1945-1960-е гг. /авт.-сост. Е.Ю. Зубкова, Т.Ю. Жукова. М., 2010. С. 455-504.
[8] Политбюро ЦК ВКП (б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. М., 2002. С. 251.
[9] Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999. С. 60-61.
[10] Надькин Т.Д. Социальный протест крестьянства Мордовии во второй половине 1940-х годов // И.Д. Кузнецов – ученый, педагог, человек, переживший репрессии 30-40-х гг. ХХ века: Сборник статей Всероссийской Научной конференции историков. Чебоксары, 2006. С. 337.
[11] Эллман М. Голод в СССР в 1947 г. в свете проблемы «доступа к продовольствию» // Экономическая история. Ежегодник. М., 2005. С. 342.
[12] Государственный архив социально-политической истории Кировской области (далее – ГАСПИКО). Ф. 1290. Оп. 20. Д. 32 Б. Л. 2.
[13] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 20. Д. 32 А. Лл. 1-2.
[14] Рогалина Н.Л. Власть и аграрные реформы в России ХХ века. М., 2010. С. 149.
[15] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 20. Д. 32 Б. Л. 6.
[16] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 13. Д. 330. Л. 174.
[17] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 21. Д. 56. Лл. 176-176 Об.
[18] Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М.:, 1999. С. 60.
[19] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 20. Д. 48. Л. 160 Об.
[20] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 20. Д. 32. Лл. 96-97, 130.
[21] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 21. Д. 59. Лл. 48, 54.
[22] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 20. Д. 48. Лл. 208-213.
[23] Политбюро ЦК ВКП (б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. М., 2002. С. 251.
[24] Зима В.Ф. «Второе раскулачивание» (Аграрная политика конца 40-х – начала 50-х годов) // Отечественная история. 1994. № 3. С. 114.
[25] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 21. Д. 56. Л. 3.
[26] Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999. С. 67.
[27] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 21. Д. 56. Л. 35.
[28] Зима В.Ф. «Второе раскулачивание» (Аграрная политика конца 40-х – начала 50-х годов) // Отечественная история. 1994. № 3. С. 115.
[29] Земсков В.Н. Спецпосленцы в СССР, 1930-1960, М., 2005. С. 157.
[30] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 20. Д. 32 А. Л. 4.
[31] ГАСПИКО, Ф. 1290. Оп. 20. Д. 32. Лл. 95-96.
[32] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 21. Д. 56. Лл. 84-85.
[33] ГАСПИКО. Ф. 1290. Оп. 21. Д. 58. Л. 102