Разгадка этой тайны - в "живой душе" народа, не запятнавшей на просторах России своей "первоначальной чистоты". Чтобы ее постичь, надо жить одной жизнью с народом.
Погружаясь в стихию повседневности, Блок создает и ряд стихотворений, который исследователи его творчества условно называют "Чердачным циклом" (1906): "Холодный день", "В октябре", "Ночь. Город угомонился...", "Я в четырех стенах - убитый...", "Окна во двор", "Хожу, брожу понурый...", "На чердаке" и др. Лирический герой цикла - представитель городских низов, один из многих "униженных и оскорбленных", обитатель городских подвалов и чердаков. Герой чердачного цикла при всей своей внешней непохожести на автора воспринимается именно как выразитель авторского "я".
Здесь проявилась существенная особенность лиризма поэта, которую он не только сознавал, но и активно защищал: " Писатель, может быть, больше всего - человек, потому-то ему случается так особенно мучительно безвозвратно и горестно растрачивать свое человеческое "я", растворять его в массе других требовательных и неблагодарных "я". Таким образом, самораскрытие лирического героя Блока в ряде случаев происходит через "растворение себя" в чужих "я", через "сораспинание" с этими чужими "я". Благодаря этому становится возможным обретение самого себя, обогащенное новым пониманием жизни.
В двух других циклах, "Снежная маска" и "Фаина" (1907), - стихии природы и повседневной жизни сменяются стихией хмельной, испепеляющей страсти. Однако из мира стихий, "бушующих лиловых миров", как определяет сам Блок период "антитезы", отраженный во втором томе, художник выходит не только с утратами. Новое мироощущение поэта отразилось и в венчающем второй том цикле с многозначительным названием "Вольные мысли" (1907), в котором звучат слова, предвещающие его переход к третьему, завершающему этапу "вочеловечения".
В лирике 1907-1916 отразился завершающий, высший этап трудного, подчас мучительного пути, пройденного Блоком. Это новая, высокая ступень осмысления реальности, отвергающая предыдущие и одновременно соединяющая в себе некоторые их черты. Один из самых значительных циклов этого периода - "Страшный мир" (1910-1916). Эта тема обычно трактуется лишь как тему обличения "буржуазной действительности". Но это не более чем фасад того, что именуется "страшным миром". Обитатель "страшного мира" испытывает его погибельное воздействие. Стихийные "демонические" настроения овладевают человеком, ниспровергая его в бездну губительных страстей. В орбите этих темных сил оказывается и лирический герой. Душа его трагически переживает состояние собственной греховности, безверия, опустошенности, смертельной усталости. В этом мире отсутствуют естественные, здоровые человеческие чувства. Нет любви, а есть лишь "горькая страсть, как полынь", "низкая страсть", бунт "черной крови". Утрата души трагична и страшна. Главный герой предстает то в роли лермонтовско - врубелевского демона, который страдает и несет гибель другим (в стихотворениях под названием "Демон"), то это "стареющий юноша" - двойник лирического героя ("Двойник").
Трагическое мироощущение, "угрюмство", свойственное большинству стихотворений цикла, находит свое крайнее выражение в тех из них, где законы "страшного мира" приобретают космические масштабы:
Миры летят. Года летят. Пустая
Вселенная глядит в нас мраком глаз.
А ты, душа, усталая, глухая,
О счастии твердишь, - который раз?
Роковой круговорот жизни, крайняя степень ее безысходности поразительно просто и ярко выражена в восьмистишии "Ночь, улица, фонарь, аптека..." (1912). Этому способствуют его кольцевая композиция, точные и емкие эпитеты ("бессмысленный и тусклый свет", "ледяная рябь канала"), наконец, необычная и смелая гипербола ("Умрешь - начнешь опять сначала").
Такой же обобщающий смысл несет и заключающее цикл стихотворение "Голос из хора" (1910-1914), в котором звучит мрачное, поистине апокалипсическое пророчество о грядущем торжестве зла во всем мире:
И век последний, ужасней всех,
Увидим и вы и я.
Всё небо скроет гнусный грех,
На всех устах застынет смех,
Тоска небытия...
И заключительные строки: "О, если б знали, дети, вы, / Холод и мрак грядущих дней!" По этому поводу Блок сказал следующее: " Очень неприятные стихи <...> Лучше бы было этим словам остаться несказанными. Но я должен был их сказать. Трудное надо преодолеть. А за ним будет ясный день".
Тему "страшного мира" продолжают два неразрывно с ним связанных небольших цикла - "Возмездие" и "Ямбы". Блоковское возмездие - это, прежде всего, суд собственной совести, изменившей священным обетам, высокой любви и человеческому предназначению. Расплата тому - душевная опустошенность, усталость от жизни, покорное ожидание смерти.
В цикле "Возмездие" страдает личность, поддавшаяся губительным ядам "страшного мира", тогда как в "Ямбах" возмездие грозит уже не отдельному человеку, а "страшному миру" в целом. Смысловой и ритмической основой цикла стал "гневный ямб". Это подчеркивает и эпиграф - изречение древнеримского сатирика Ювенала: "Негодование рождает стих".
Цикл "Итальянские стихи" (1909) может показаться чужеродным. Недаром Валерий Брюсов охарактеризовал их не более, чем "прекрасные строфы чистой поэзии". Однако именно в этом цикле Блок определяет позицию "чистого искусства" как "творческую ложь". "В легком челноке искусства" можно уплыть от "скуки мира", но подлинное искусство - "ноша на плечах", долг, подвиг. Другой вопрос, глубоко волнующий поэта и поставленный им в цикле, - вопрос о соотношении цивилизации и культуры. В современной цивилизации поэт усматривает бездуховное, а значит, разрушительное начало. Именно поэтому "цивилизованную" Флоренцию, забывшую о своей древней культуре, он называет предательницей:
Умри, Флоренция, Иуда,
Исчезни в сумрак вековой!
………………………………
Хрипят твои автомобили,
Твои уродливы дома,
Всеевропейской желтой пыли
Ты предала себя сама!
Подлинная культура, по Блоку, неразрывно связана со "стихией", то есть с жизнью народа. В стихотворении "Равенна" современный город рисуется кладбищем ("дома и люди - всё гроба"), но зато звучат надписи на старинных надгробьях: