Иногда можно еще услышать в учительской среде дискуссию: обязательно ли, чтобы каждый педагог любил детей? «А если я их не люблю? – щеголял своей оригинальностью один учитель. – Если от их галдежа у меня головная боль? Если я только и знаю светлые минуты, когда не слышу их и не вижу? Что же, прикажете оставить школу и переквалифицироваться?»
Ответ этому оригиналу может быть только один: да, надо оставить школу и приобрести другую специальность. Или же воспитать в себе любовь к ребенку – третьего не дано.
Ибо любовь к ребенку в нашей специальности – это плоть и кровь воспитателя как силы, способной влиять на духовный мир другого человека. Педагог без любви к ребенку – все равно, что певец без голоса, музыкант без слуха, живописец без чувства цвета.
Нельзя познать ребенка, не любя его. Все выдающиеся педагоги прошлого стали светочами педагогической культуры, человечности прежде всего именно потому, что они любили детей. Ян Амос Коменский, Песталоцци, Ушинский, Дистервег, Жан Жак Руссо, Лев Толстой, Крупская, Шацкий, Макаренко, Януш Корчак – эти имена всегда будут сиять нам, как вечный огонь мудрой человеческой любви. «Если учитель имеет только любовь к делу, он будет хороший учитель, – писал Л.Толстой. – Если учитель имеет только любовь к ученику, как отец, мать, он будет лучше того учителя, который прочел все книги, но не имеет любви ни к делу, ни к ученикам. Если учитель соединяет в себе любовь к делу и к ученикам, он – совершенный учитель».
Речь идет не об инстинктивной любви, не облагороженной жизненной мудростью, которая приносит иногда ребенку большой вред. Речь идет о мудрой ч е л о в е ч е с к о й любви, одухотворенной глубоким знанием человеческого, пониманием всех слабых и сильных сторон личности, – о любви, предостерегающей от безрассудных поступков и вдохновляющей на поступки честные, благородные. Любовь, которая учит жить, – такая любовь нелегка, она требует напряжения всех сил души, постоянной отдачи их.
Вместе с тем любовь к детям воодушевляет воспитателя, является для него источником, из которого он постоянно черпает новые силы.
NB. В чем же смысл педагогической любви к детям? Что это – природный дар или приобретенное качество? Можно ли научиться любить детей?
Трудно однозначно ответить на эти вопросы. Бесспорно одно – учитель не может любить детей так, как любят их родители. Каждый учитель любит их по-своему и выражается эта любовь в различных формах. Для В.А.Сухомлинского «педагогическая» любовь – это прежде всего уважение к личному достоинству ребенка, постоянная забота о нем, это сложный процесс понимания, изучения ребенка, открытия в нем человеческой красоты, на основе которой происходит формирование личности. Школа должна любить ребенка, тогда и он обязательно полюбит школу. Без любви и уважения к воспитанникам всякие разговоры о гуманности и человечности–пустой звук.
К сожалению, не все учителя одинаково относятся к детям и тем более любят их. Встречаются учителя, обладающие природным даром любви к детям, который выражается в высокой степени эмоционального положительного отношения к ученикам. Такое отношение порождает всегда ответную любовь детей. Есть учителя, дающие знания детям на высоком профессиональном уровне, не выражая при этом особенной любви к ним. И тем не менее они постоянно получают искреннюю детскую благодарность за свой труд. Думаю, что эти учителя также любят детей, но, в силу особенностей своего характера, эта любовь выражается не в эмоциях, а в заботе об их развитии, в стремлении как можно больше дать знаний на уроке. Но есть и еще одна категория учителей – равнодушных к детям. Время общения с детьми они сводят до минимума, выполняя свой служебный долг без воодушевлении и без большого старания.
Могут и должны ли работать в школе такие учителя? По большому счету– нет. Но, учитывая недостаток педагогических кадров во многих школах, приходится мириться с их присутствием. Можно ли их научить любви к детям? Думаю, что нет. Любовь к детям–это особое чувство самоотверженности, сердечной привязанности. свойство характера, качество личности. Если они отсутствуют у человека, то воспитать их практически невозможно.
Я не могу себе представить, чтобы ребенок когда-нибудь надоел мне, чтобы я перестал любить его. Это невозможно, так как невозможно до конца познать человеческое в ребенке и сказать: все. В тебе нет больше ничего, чего бы я не знал. Холодок, взаимная неприязнь, а потом и отвращение (а бывает – и ненависть: к сожалению, R нашем самом гуманном в мире месте – в школе, и такое бывает) возникают тогда, когда учитель считает, что он уже знает ребенка, как свои пять пальцев). Представьте себе, что человек с завязанными глазами берется среди многих роз определить самый яркий, самый привлекательный для человеческого глаза цветок, – что может сказать такой мудрец? Воз таким мудрецом кажется мне и педагог, который считает, будто он уже знает ребенка до конца. Да на это и жизни не хватит! Когда за год до начала обучении в школе приходят шестилетние малыши и становятся моими воспитанниками, меня поражает несходство детского восприятия мира. Вглядываюсь в черные, синие, голубые, серые глаза, и кажется, что каждый ребенок открыл сейчас свое маленькое оконце в мир и смотрит, очарованный, па небо и землю, солнце и месяц, цветок и птичку. И каждое оконце – неповторимо, своеобразно. Один воспринимает мир через музыку природы вслушивается в пение птиц и гудение шмеля, в шепот травы и шелест листьев. Перед другим мир открывается в красках и оттенках. Один видит явление как единое целое, а другой всматривается в детали. Вот мы пошли в лес. Одного ребенка захватывает вся величавая красота жизни, цветения, а других поражает какой-нибудь маленький стебелек; один изумлен многоголосым пением птиц, а другой – не может оторвать глаз от муравья, который тянет груз, в несколько раз тяжелее его самого.
Чем больше познаешь эти тонкости детского мировосприятия, тем больше любишь каждого ребенка. Если бы я не познавал многогранности человеческого в ребенке, если бы каждый день не открывал передо мной что-то новое в каждом ребенке, вес дети казались бы мне похожими друг на друга – я не видел бы ребенка. А тот, кто не видит ребенка, не может и полюбить его. (От ред.: Очень важно: один из способов полюбить человека — это постараться узнать его, понять и желать этого знания искренне, без лицемерия, учиться и стремиться познавать его таким, какой есть он, а не твое представление о нем. Отсюда, и я в этом убежден, назидание о «познавании Бога» в вопросах любви к Нему. Возлюбивший Творца не сможет не возлюбить и Его творения).
Любовь учителя к детям рождается в горении, в борьбе за человека, нередко – в муках. Было бы наивно представлять себе дело так, что все дети, которые приходят в школу, – красивые розы; и учителю не остается ничего, лишь только любоваться ими. Есть розы, а есть и чертополох. Сколько приносят дети с собой уродливого, сколько бывает такого, когда сердце детское – как гнойник, как язва, корпи которой уходят в глубину тех дней, когда перед ребенком только открылось оконце в мир. Бывает, смотрят на тебя не чистые, честные, откровенные, а наглые, лицемерные глаза. Разве можно это все любить? Я люблю ребенка не таким, какой он есть, а таким, каким он должен быть. И когда удастся очистить сердце детское от гнойника и язв, когда в глазах ребенка сияет одухотворенность красотой, а не блуждает лицемерная усмешка, я люблю этого настоящего человека, ибо в нем – частица моей души.
Наверное, самое страшное из всего того уродливого, что приходится иногда находить в детской душе, – детский цинизм. Он является порождением тех семейных условий, где унижается человек. Никогда не забуду семилетнего Станислава К. Трудно поверить, но это действительно так: семилетий ребенок-циник. На его глазах в семье порочилось, извращалось, выставлялось на свет в зловонной грязи все, что есть светлого и дорогого в человеке. Для ребенка не было в жизни ничего святого. Он не знал, что такое материнская ласка и что вообще в мире существуют сердечность, душевность, чуткость. Мальчик не представлял себе, что один человек может отдавать свои духовные силы во имя блага другого человека. Он видел в семье прямо противоположное: все делалось только для личной выгоды.
Лишь отвращение, брезгливость вызывало то уродливое, что было и душе мальчика. Но ведь это был человек. Он должен был стать прекрасным! Искусство нашей профессии состоит в том, чтобы. ненавидя зло. не переносить ненависть на того, в чьей душе живет оно.
На мой взгляд, подавляющее большинство конфликтов между учителем и «неисправимыми», «безнадежными» школьниками как раз и возникает там, где ненависть ко злу учитель переносит и на ребенка. Однако ребенок есть ребенок (От ред.: а новоначальный прихожанин, даже украшенный сединами, не редко и есть «ребенок» в вопросах церковности и тем более духовности, для него эти сферы неизбежно новы и неизвестны, порой даже таинственны, по этому не понятны), и в том, что зло укоренилось в его сердце, виноваты взрослые. В моей педагогической практике существует правило: каким бы страшным ни было зло в детской душе, надо видеть в этой изуродованной душе прежде всего человека, который ждет, чтобы ему помогли – излечили от зла. Я обращаюсь не к голосу зла, а к голосу красоты человеческой. которая в ребенке обязательно есть, которую не заглушить ничем.
<...>
Вот и со Станиславом К. так было... Я старался говорить с ним таким тоном, с такой внутренней настроенностью своей души, чтобы мальчик почувствовал в себе человека, чтобы стал уважать прежде всего себя. Это чудодейственная живая вода, от которой заживают самые страшные гнойники и раны. Ведь сама природа детского цинизма – это полная утрата уважения к самому себе. Обращаясь к Станиславу К., я старался забыть – и мне удавалось достичь этого величайшим напряжением духовных сил, – что в его душе царит зло. И как только мне удалось забыть об этом, мальчик впервые в жизни почувствовал, что в эту минуту обращается человек к человеку. Мы рассматриваем цветы на маленькой вишенке, которая зацвела в теплице накануне Нового года. Восхищение красотой – вот что помогает мне забыть о том, что передо мною мальчик, в душе которого прочно укоренилось зло. Я вижу перед собой человека, с которым мне хочется поделиться своей радостью. И у мальчика исчезает настороженность – он забывает, что его воспитывают...
Удивительные чувства переживает в эти минуты Станислав. Это и смятение, и растерянность, и искреннее увлечение красотой. Я вижу перед собой ребенка: он предстает передо мной таким, какого я буду любить. До полного излечения от зла, конечно, еще далеко. Терпеливо, постепенно ищу все новые и новые дорожки к сердцу ребенка. Эти дорожки прежде всего наши общие духовные интересы — мы увлекаемся цветами, мы живем в мире игры красок, нас одухотворяет красота жизни; потом к этому увлечению добавляется еще и интерес к книге. Мы читаем интересные произведения о человеке, о его радостях и горе, о верности и преданности человека человеку. Постепенно, как великая тайна жизни, как удивительный мир подлинно человеческого, перед мальчиком открываются благородные человеческие чувства: ласка, сердечность, доброта. Сначала эти чувства ребенок узнает в других людях, потом они пробуждаются в нем самом. (От ред.: Интересно, что с атрицательными качествами не редко происходит аналогично. Например с грехом, Так Станислав начал жить по-новому, познавать человека сердцем.
Проходят месяцы, проходит год, второй, третий год школьной (церковной) жизни. Мальчик познает ласку и сердечность, доброту и сочувствие. Бесследно исчезает цинизм. Я с каждым годом все больше привязываюсь к мальчику. Я ни слова не говорил ему о том, что видел и видит он в семье. Я говорил с ним просто, как человек с человеком, и с того времени, как человек в нем пробудился, все доброе, что ожило в детском сердце, стало моим союзником, помощником в воспитании.
Дети по самой природе своей – оптимисты. Для них характерным является светлое, солнечное, жизнерадостное мировосприятие. Любить детей – это значит любить детство, а для детства оптимизм – то же самое, что игра красок для радуги: нет оптимизма – нет и детства. ( От ред.: Будьте как дети )
Но тут мы и встречаемся часто с серьезной бедой школьной (церковной) жизни: воспитатель (священник / духовник), бывает, сам не ведая, что творит, подрубает корни оптимизма, подрубает методически, безжалостно. Оптимизм – это будто волшебное цветное стекло, сквозь которое окружающий мир кажется ребенку великим чудом. Ребенок не просто видит и понимает, он эмоционально оценивает, он любит, увлекается, удивляется, ненавидит, стремится стать на защиту добра против зла. Нельзя отнимать у ребенка это волшебное стеклышко. Нельзя превращать его в холодного, рассудочного резонера. Вот мы пришли на луг. Предвечерняя тишина. Над цветами летают бабочки, в голубом небе поет жаворонок, на плесе вскинулась рыбка. Дети возбуждены, они бегают от цветка к цветку, прячутся в кустах, перекликаются. Все это – детский оптимизм, все это – свет сквозь волшебное стеклышко. Пусть насладятся дети чудесным видением мира сквозь волшебное стеклышко. Пусть набегаются и поиграют. Пусть каждый из них удивится и, затаив дыхание, смотрит на то, что его удивило. Не делайте ничего, что делают педагоги, которые не любят детства: они не дают расцвести этой детской жизнерадостности, скорее спешат собрать детей вместе, ставят их по двое в ряд, и начинается нудный «анализ»...
NB. Однажды В.А.Сухомлинский сказал: «Поменьше трескучих фраз о любви к человеку вообще, побольше конкретных дел, сердечного участия в жизни, в творении радостей», – и раз и навсегда сформулировал свое жизненное и педагогическое кредо. В действенной любви к детям, постоянной заботе о них – источник и педагогического новаторства, и жизненного подвига павлышского педагога.
В отличие от родителей учитель любит ребенка не только таким, какой он есть сегодня, но прежде всего таким, каким он видит его в будущем.
Научить учителя любить детей нельзя, а вот создать условия, позволяющие развить эти задатки (я уверен, что задатки любви к детям имеются у каждого человека), можно. Что для этого нужно?
Пересмотреть режим работы, учебной нагрузки учителя, освободить его от забот о хлебе насущном и других житейских проблем. Надо сделать все, чтобы учитель имел достаточно свободного времени для совершенствования своей педагогической культуры и мог больше общаться с детьми вне уроков. Нужны совершенно новые методы работы школы, не угнетающие детей уроками и домашними заданиями, позволяющие более полно использовать силы природы в воспитании ребенка.
В самих детях, в их оптимистическом мировосприятии – источник моей любви к ним. Мне хочется быть с детьми. Особенно сильным становится это желание тогда, когда по каким-то своим внутренним причинам я чувствую упадок духовных сил. Знаешь, что общение с детьми вдохнет бодрость, пополнит духовные силы, и потому в такие минуты больше, чем когда-либо, стремишься быть с детьми. Но... тут есть одна очень важная закономерность воспитания, о которой надо помнить. И если вы забыли о ней, то ни вы не будете любить детей, ни дети не будут любить вас. Эту закономерность можно сформулировать так: если все время, на протяжении которого учитель находится вместе со своими воспитанниками, считать единым целым, то две трети его должны быть непринужденным. товарищеским, дружеским общением, в котором дети забывают. что они – воспитанники, а учитель – их воспитатель. Это общение должно пронизывать деятельность, не связанную с обучением, усвоением материала, оценками, успеваемостью и т.п. В этом общении должно отступать на задний план то интеллектуальное неравенство, которое является результатом неодинаковых умственных возможностей. Здесь, в этом общении, все чувствуют себя равными, здесь каждый является прежде всего не учеником, а человеком. В таком общении каждый предстает перед вами, воспитателем, не таким, каким делает его оценка, а таким, каков он есть, когда раскрываются все его человеческие способности, задатки. Само это общение и является неисчерпаемым источником той радости, которая навсегда оставляет отпечаток в эмоциональной памяти учителя, благодаря которой дни и часы общения с детьми вспоминаются как счастливейшее время жизни. Выло бы наивным думать, что найти такое общение с детьми, в котором они уважали бы учителя, это значит учителю опуститься до уровня детей. Дети понимают, чувствуют интеллектуальное превосходство учителя, они стремятся подняться до его мыслей, жизненной мудрости. Но для того чтобы поднять детей до своего уровня, педагог должен глубоко понимать их духовный мир. А этот мир чрезвычайно многогранен, и его интеллектуальная основа не исчерпывается учебой, оценками.
<...>
Мудрая любовь к детям (чадам / прихожанам) – вершина нашей педагогической культуры, мысли и чувств. Сердечность, теплота, доброжелательность в отношении к ребенку – то, что можно назвать общим словом доброта, является результатом большой, длительной работы педагога над самовоспитанием чувств.
Создавая богатства своей эмоциональной сферы, учитель оберегает себя от эмоциональной стихии – так можно назвать состояние, которое овладевает им в часы неудач и разочарований. Если в ребенке вы не видите ничего светлого, радостного, если общение с ним не принесло в вашу эмоциональную память ни одного радостного воспоминания, тогда ребенок просто раздражает вас – и тем, что громко смеется, и тем, что молчит, и тем, что шалит, и тем, что приходит к вам с жалобами на шалунов... Учитель, которому недоступна радость общения с детьми, не понимает детских чувств и поступков. Жизнерадостное мировосприятие ребенка кажется ему умышленными шалостями, и он старается погасить детскую радость. (От ред.: И становится духовным убийцей. Тоже самое происходит и в церкви, когда новоначальный делится своими восторженными переживагниями от молитвы, от познания чего-то нового для него, глубокого, радостного, но не ясного. А в ответ на свои восторги слышит от якобы опытного священника, другого прихожанина, начитавшегося св. оотцов и сделав умозрительные выводы из прочитанного, что-то типа - «это все прелесть бесовская, ибо так писал святой такой-то». Но чаще всего, такие «знатоки-судьи» не имеют достаточного опыта, а порой совсем никакого, чтобы заключать столь бесцеримонно о том, что происходит в сердце другого, о том, как Бог действует здесь и сейчас на этого рождающегося христианина. И даже не понимают, что убивают всякую надежду, всякую радость в нем цитируя тех, до понимания которых еще не доросли).
Мудрая человеческая любовь к ребенку и детству – чувство, одухотворенное глубоким раздумьем, богатством мысли. Духовная пустота никогда не пробуждала и не питала подлинной любви. Вам, наверное, приходилось наблюдать не один пример холодного равнодушия, какой-то странной отчужденности в отношениях между учителем и учениками. Ученики не могут сказать, любят или не любят они учителя: он только приходит на урок для того, чтобы пересказать очередной раздел учебника, спросить, поставить оценки. Он не раскрывается перед ними, как живое воплощение человеческой культуры. Это одно из самых досадных явлений, с которым можно еще, к сожалению, встретиться в наших школах. Такой педагог приносит зло своей безликостью, тем, что в душах своих воспитанников он сеет пустоту.
Стать подлинным воспитателем детства, отрочества и юности можно только тогда, когда учителя и его воспитанников объединяют общие взгляды, помыслы, стремления. Без души и помыслов высоких нет пути от сердца к сердцу, – эти слова великого Гете заставляют глубоко вдуматься в характер взаимоотношений педагога и воспитанников. Возьмите учителя, который не пользуется у школьников авторитетом, которого не любят дети, и проанализируйте: о чем говорит он с учениками? Какие мысли и чувства передает он своим воспитанникам, а какие они – ему? Этот анализ вызовет у вас большую тревогу. Вы придете к выводу, что смысл обращения такого учителя к ученикам всегда заключается в пересказывании чужих мыслей, а ученики никогда бы и слова не сказали своему воспитателю, если бы не нужно было отвечать урок, чтобы получить оценку.
Ни о каком чувстве любви тут и речи быть не может, поскольку нет элементарного уважения человека к человеку. Такой учитель не знает души своих воспитанников. Несколько подобных учителей (или священников) в педагогическом (церковном и/ или воскресной школы) коллективе – и школьное (церковное) обучение превращается в мертвую зубрежку, не раскрываются индивидуальные силы, способности, задатки детей. Чтобы любить своих воспитанников, надо создавать у них культуру мышления, пробуждать живую, собственную мысль. Чтобы воспитанники любили учителя, они должны видеть в нем живое воплощение культуры человеческой мысли. То, что мы вкладываем в понятие любовь учителя к детям, любовь детей к учителю, начинается, на мой взгляд, с удивления, с благоговения одного человека перед духовными богатствами другого и прежде всего перед богатством мысли.
Как же практически достичь того, чтобы в отношениях учителя с учениками царили помыслы высокие?
Прежде всего нужно, чтобы в тех мыслях, которые доносит учитель до сознания школьников, он выражал самого себя, чтобы к сердцу детскому прикасались не холодные истины, а живая, страстная личность педагога. Это зависит от того, насколько знания, которые преподает учитель ученикам, стали его личными убеждениями, вошли в его душу. Это зависит и от общей культуры, эрудиции, широты научного горизонта учителя. Искра, которую бросает учитель в сознание ребенка, способна зажечь костер только тогда, когда, образно говоря, она не только что высечена, а горела не один день и не один год в его мыслях. Иными словами, костер живой мысли в сознании своих воспитанников зажжет только тот педагог, который знает в сто раз больше, чем того требует обязательная программа. Если у учителя есть это богатство, то его интеллектуальное общение неминуемо выходит за рамки урока и приобретает индивидуальный характер: интеллект педагога и интеллект отдельных учеников связываются десятками нитей – это и есть живые дорожки от сердца к сердцу.
Интеллектуальное общение с детским коллективом и особенно с отдельными воспитанниками – такой же богатый источник радости, как и одухотворенный труд. Формы этого общения самые разнообразные. Это прежде всего живой, страстный, волнующий разговор о науке, о книге – разговор с группой или с отдельными школьниками. Трудно предвидеть и заранее определить, о чем будет идти речь. Это не какие-то консультации или дополнительные занятия, а передача от сердца к сердцу тех искорок, из которых разгорается пламя мысли воспитанника.
#Духовенство #Духовничество #Формирование_личности #Религиозные_заблуждения #Педагогика #Психологическое_насилие #Строительство_любви
Педагог-гуманист Василий Сухомлинский
«Педагогика доброты и человечности»