В испуганной девчонке с распахнутыми, полными слез глазами. Как будто только она могла защитить, успокоить. Научить жить в новом мире, где все по-другому — Тим еще не понимал, почему мир вдруг должен стать новым, но ощущение безвозвратно пройденного рубежа не мог перепутать ни с чем.
Пришедший, наконец, в сознание мальчишка, сидя на кровати, рассеянно поморгал, словно прислушиваясь к чему-то в себе — а потом поднял взгляд и уставился на растерянно мнущегося рядом с кроватью Мэтта.
— Что-то случилось? — негромко спросил он.
Ожидавший совсем других слов Уилсон, похоже, окончательно сбился с мысли. Мальчик смотрел на него, не отрываясь, как завороженный — и Мэтт, закусив губу, опустился рядом, машинально, не глядя нащупывая ладонью его пальцы.
Тиму показалось, что он почти физически чувствует, как Уилсона начало медленно отпускать исступленное напряжение последних суток, стоило ему взять этого парня за руку и посмотреть ему в глаза. Ожидание, неизвестность и страх, забившиеся в угол под слоем сто раз высказанных ими друг другу логических доводов — все растворялось в невесть откуда расползающейся, словно накрывающей их мягким покрывалом тишине, не нарушаемой даже потрескиванием огня в камине. Тимоти в жизни так не цепенел, как сейчас — от этой плотной, оглушительной, наполненной чем-то непроизносимо важным тишины между ними.
— Где мы? — почти беззвучно шевельнулись губы мальчишки.
Он все еще не отрывал глаз от лица Мэтта, и Тим невольно подумал, что любой нормальный человек на его месте обязательно спросил бы — где я?
Похоже, им достался не самый нормальный воспитанник…
А потом раздался нетерпеливый тарабанящий стук в дверь, на который все дернулись, как ошпаренные — и наваждение исчезло.
Мэтт заморгал и отвернулся, почему-то быстро отнимая ладонь, которую когда-то уже успели сжать чужие пальцы, дверь приоткрылась, и в комнату, как к себе домой, протопала сосредоточенная Вилена. За ней переминалась с ноги на ногу Маргарет — смущенная, растерянная и почти злая на своевольную девчонку. Весь ее извиняющийся вид словно говорил — ну, вы же знаете, если она упрется…
Судя по лицу Мэтта, он никогда не мог взять в толк, отчего никто не догадывается применить порцию хорошего ремня в ответ на ребяческое упрямство. Тимоти смутно предполагал, что, возможно, примерно поэтому Вилена и досталась Дэниэлу, а не им двоим.
— Привет! — не обращая на них внимания, выпалила девочка, забираясь с ногами на кровать. — Как тебя зовут?
Мальчишка в очередной раз хлопнул ресницами и покосился на Мэтта.
— Ричард, — усмехаясь, сказал он. — А тебя?
— Ленни! — предупреждающе подала голос Маргарет.
— Что? — обернувшись, нахмурила бровки Вилена. — Он — водный! Говорила я тебе, что по куколкам тоже видно?
Мэтт и Тим непонимающе переглянулись, и она, видимо, приняв это за признак интереса, завелась вещать. О том, что стихия — она в маге сразу есть, только идиоты могут думать, что надо окончания формирования дождаться, чтобы потом на цвет щита посмотреть, ее, если разобраться, даже по человеку наверняка можно определить, потому что — ну вот каким еще магом мог бы стать, например, Гарри Поттер? Варианты, что ли, какие-нибудь могут быть? Это же склад характера, и привычки, и — личность! Вот почему никто не берет в расчет личность? А между прочим, стихия выбирает именно…
— Стоп, — поймал Вилену за руку Ричард. — Ты сказала — Гарри Поттер?..
И Тимоти понял, что передозировка информации — это совсем не смешно. Особенно когда вызывает панику в глазах того, за кого ты — еще не понимая, почему, но уже зная точно, что это так — готов ввязаться в какие угодно конфликты даже с упершейся в свои идеи Виленой. Даже при условии, что за ее спиной не стоит сейчас Дэнни — единственный, кто хоть как-то способен воздействовать на этого ребенка одному ему ведомыми увещеваниями.
— Ленни — это Элеонора? — бесцветно поинтересовался Ричард, пряча лицо в ладонях, когда Маргарет, наконец, утащила девчонку.
— Вилена, — поправил его Мэтт. — Она полька. Слушай, ты не молчи только — она тут наговорила выше крыши, так что ты лучше спрашивай, мы тебе все объясним.
Мальчик долго молчал, едва заметно покачиваясь — то ли обдумывал слова, то ли… Тим вдруг поймал себя на дурацком ощущении, что понятия не имеет о том, как именно мыслит водный маг. Что он чувствует. Может, и не слова вовсе…
— Сколько вас тут? — наконец глухо проговорил он.
— Пара сотен, — откликнулся Мэтт.
Ричард поднял голову. Почему-то у него были слегка покрасневшие глаза.
— У тебя будут неприятности? — непонятно спросил он. И тут же уточнил: — из-за меня. Из-за того, что ты сделал.
Уилсон ошеломленно моргнул и обернулся на Тима. Тот пожал плечами — а что он ему пояснит? Только то, что, собрав о магах информации больше всех в замке, и, может быть, даже в мире, самих магов они, похоже, совершенно не знают. Их логику, их мышление… то, как они представляют мир…
Как они вообще живут. В чем. Тимоти мог бы сказать это с уверенностью только о самом себе — да и то уже сомневался, что действительно хорошо себя понимает. Этот мальчик умудрялся вносить сумятицу и непонятки во все, к чему прикасался хотя бы взглядом. Как хаотический элемент.
Мэтт вздохнул и принялся что-то втолковывать Ричарду о школе, о магах, о Гарри Поттере — Тим толком не слушал, увлеченный разглядыванием оцепенело замершего мальчишки. Как тот покусывает губы, как рассеянно теребит край одеяла, как время от времени поднимает голову и бросает взгляд на него, Тима, и от этого взгляда почему-то каждый раз по спине пробегают мурашки, а воздух вдруг становится вязким и плотным настолько, что почти невозможно дышать.
Недавние бравирования Мэтта, все его заявления о том, как лихо они объяснят своему воспитаннику принятые в этой семье правила и научат жить, как удобно наставникам, начинали выглядеть все более нелепыми и смешными.
Ричард словно всеми силами старался занимать как можно меньше места в пространстве — это смущало. Он молчал почти весь вечер, уходя от разговоров, не воодушевился идеей немедленного знакомства с местными магами или просто замком, хотя рассказы внимательно слушал, а к ночи поставил Мэтта в тупик, категорически заявив, что ляжет спать на полу, ему так удобнее.
И без того, судя по всему, крепко сбитый с толку, Уилсон в конечном итоге махнул рукой. Тим, поколебавшись, улегся на привычное место — рядом с ним, хотя видеть, как мальчишка усиленно отводит от них глаза, оказалось так же не просто, как и обдумать вариант уйти ночевать к себе в комнату. Отчего-то казалось, что Мэтт прав: стоит только струсить сейчас, побояться сказать правду, которую Мерлин бы знал, как именно объяснить — и потом станет еще сложнее. Распутать все это и не запутаться самим.
Вообще, рассуждать в привычной манере почему-то становилось чертовски легко, как только Ричард переставал маячить перед глазами — или хотя бы просто замыкался и уходил в себя. Непонятное наваждение отступало, и события снова послушно укладывались в стройную схему, подкрепленную логикой и примерами. Тим выдыхал и расслаблялся, чувствуя, что лихорадочно цепляется за знакомый мир, трещащий по швам от одного присутствия этого мальчишки.
На третью ночь они проснулись — оба одновременно, едва не подскочив на кровати — от звуков сдавленных рыданий в углу комнаты. Едва успев переглянуться и понять, что происходит, они рванулись к свернувшемуся в клубок мальчику, с маху падая рядом и прижимаясь к нему, словно он магнитом притягивал к себе их обоих.
— Рик!.. — шепотом позвал Мэтт, осторожно отводя с его лба влажные волосы и пытаясь заглянуть в лицо.
До Тима только теперь дошло, что Ричард просто спит, вцепившись в подушку и вздрагивая, потерявшись в собственных кошмарах. Парализующий страх тут же рассеялся, сменившись чем-то другим — незнакомым и непривычным, Тимоти вряд ли с ходу придумал бы слово, чтоб как-то это назвать, он только знал, что никакая сила не оттащит его сейчас от хрупких дрожащих плеч, тонких запястий, от беспомощно всхлипывающего голоса. И еще — что отчего-то хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы всхлипы закончились навсегда.
— Ричи… — снова прошептал Мэтт — и в его голосе тоже мерцало что-то пугающе незнакомое… то самое, чему Тим не мог придумать определений.
Он не понимал, что это, но узнал бы, наверное, из миллионов. Мерлин бы подсказал, почему…
Ричард, вздрогнув, проснулся — плечи напряглись, дыхание стало громче и размереннее, и Мэтт молча притянул его к себе, позволяя прижаться, запуская пальцы в спутавшиеся волосы и касаясь губами макушки. Рик прерывисто дышал, успокаиваясь, и это означало, что все хорошо, все закончилось, и можно было выдохнуть и успокоиться тоже, уткнуться лбом в обнаженную спину, обнимая угловатые плечи.
— Тише… — беззвучно повторял Мэтт, ероша русые волосы, зарываясь в них лицом, зажмурившийся и сам отчего-то как будто потерянный.
— Я… — у малыша все еще сбивался голос.
— Ш-ш-ш… — шепнул Тимоти, машинально поглаживая его плечо. — Все хорошо. Все в порядке…
И они лежали так, целую тысячу лет, и от дыхания Рика, его постепенно расслабляющихся рук и влажной кожи кружилась голова, и Тим вжимался в него лбом, до дрожи боясь вспомнить его лицо, его взгляд — и подумать о том, что обнимает сейчас именно его, это именно он так доверчиво прильнул к Мэтту, цепляясь за них обоих. Боясь — и все равно думая. Хоть ты что с такой головой поделай…
— Я… — снова начал было Ричард.
Уилсон едва слышно шикнул — и Рик невесело фыркнул и замолчал, соглашаясь, наконец, с правом не давать объяснений. Они не уходили — оба, не сговариваясь — то ли не желая оставлять в одиночестве едва вынырнувшего из кошмаров мальчика, то ли боясь сами остаться одни, Тим не понимал. Просто чувствовал, что с каждой секундой знакомое до боли уже наваждение вновь медленно наползает на них, накрывая собой, растягивая мгновения, превращая звуки и полумрак в нечто пугающе, отчаянно, неприкрыто интимное, словно бы обнаженное. Нечто, чего Тим никогда не знал раньше. Даже не знал, что оно существует.
Рик шевельнулся, откидываясь назад и немного отодвигаясь от Мэтта — теперь он смотрел на него, и Тимоти мысленно возблагодарил Мерлина за то, что не видит сейчас его глаз. Он бы рехнулся, наверное, если бы Ричарду вздумалось посмотреть на него — так, как он умеет. Именно сейчас.
Ладонь сама собой улеглась на тихо вздымающуюся грудь мальчика, как будто всегда имела право быть там, находиться там, прикрывая собой маленькое бьющееся сердце, и отчего-то казалось, что Мэтт едва дышит, не отрывая взгляда от едва различимого в темноте лица.
— Спасибо… — тихо сказал Ричард.
И слегка потерся затылком о лоб Тима — как будто обращался и к нему тоже. Того мгновенно прошиб пот.
— Да не за что, — почти невозмутимо откликнулся Мэтт.
И опустил голову на подушку, подложив под нее локоть. Рик беспокойно зашевелился.
— Не надо, — странно попросил он. — Ребята, я… вы… Идите спать, я…
— Ш-ш-ш… — улыбнулся Уилсон. — Нам всем поначалу кошмары снятся. В одиночку с ними нереально справиться, это я тебе как маг со стажем говорю.
Тим мог бы поклясться, что Рик вспыхнул от смущения. Аж щеки заалели.
Какая разница, что щек он не видел?
— Да ерунда… — едва слышно произнес мальчик. — Просто… Не обязательно…
Нам приятно, невпопад подумал Тимоти. И еле успел прикусить язык, чтобы не брякнуть такое вслух.
— Нашел, чего стесняться, — буркнул Мэтт.
Тим отчаянно понадеялся, что это было не ему.
— Да нет, — медленно проговорил Рик. — Я же вижу, что вы… ну, вместе. Ребята, правда, не стоит…
Надо было что-то сказать — вот прямо сейчас, придумать какие-нибудь правильные слова, а еще умудриться не думать, не вспоминать о словах Уилсона — да мы запросто ему объясним, что для него так только лучше и будет, любой воспитанник предназначен для своего наставника, стихия не связывает просто так, мы же все ему разжуем, чего тут дергаться-то, все как дважды два здесь, мой дорогой друг, элементарно, вопросов наверняка не возникнет.
Не вспоминать тоже не получалось — потому что Тимоти, как никогда в жизни, был уверен сейчас, что не позволит никому, ни одной местной сволочи подойти к Ричарду ближе, чем на три фута, или предложить ему вот такое, вообще, заговорить с ним — об этом. Что он, наплевав на все, разобьет морду Уилсону, если тот однажды наберется наглости или тупости своей земной, беспросветной, логичной, и брякнет, вот хоть слово об этом пусть ему брякнет…
Привычный для них самих простой и прагматичный подход ко всему, что связано с сексом, в применении к мальчику теперь казался кощунством.
Мэтт завороженно молчал, как-то странно глядя на Рика. Неслышно поймав его ладонь, прижал к губам кончики пальцев — Тим невольно вздрогнул, словно целовали его самого, и еще отчего-то перестало хватать воздуха, это чертово наваждение, устав исподволь подбираться, наконец-то обрушилось на него всей своей мощью, туманя голову и вышибая способность мыслить, сбивая в бесформенный ком такой привычный и знакомый рассудок, пугая и неодолимо притягивая. Что ты делаешь с нами, маленький… — бессвязно подумал Тим, притягивая мальчишку к себе, чувствуя, как тот почти незаметно изгибается, прижимаясь — открыто и просто, доверчиво, как…
Как к своему. И не сводит глаз с Мэтта.
А потом отнимает руку и прикасается к нему — сам, скользит ладонью по щеке Уилсона, вынуждая того задохнуться и невольно зажмуриться. Тимоти чуть не взвыл от этого простого жеста, он и сам едва дышал, машинально касаясь губами спутанных волос на виске, и ушка, и теплой шеи…
— Маленький… — не удержавшись, выдохнул он.
— Я старше тебя, Тимми, — мягко усмехнулся Рик. — Почти на два месяца.
Он даже говорить умудрялся так, что проклятое наваждение только усиливалось — от его шепота, он завораживающих, теплых интонаций, от сбивающегося на словах дыхания.
— Извини, — Тим беспомощно уткнулся ему в шею, вдыхая дразнящий, пьянящий запах. — Каждый раз забываю…
Рик хмыкнул — и потянулся к Мэтту, медленно провел ладонью, снизу вверх, по груди, по плечу, словно пробуя каждый дюйм на ощупь, словно лаская. Уилсон тихо дышал, закрыв глаза, рука улеглась куда-то на талию Рика, Тимоти чувствовал пальцы, касающиеся где-то там их обоих, прижавшихся друг к другу, подрагивающие и… неуверенные? Он с ума нас сведет, мелькнула обрывочная мысль. Как он не понимает? Чего он хочет от нас, если — ведь это не секс, это совершенно не секс, что-то другое, Ричи никогда не стал бы…
Тим и сам не знал, откуда в нем взялась такая уверенность — что то, к чему они оба привыкли в постели, и Ричард далеки друг от друга, как две вселенные. Он просто знал это, наверняка. Убил бы того, кто заикнулся бы об обратном.
Надо было вставать и уходить на свою кровать, пока малыш со своими водными штучками не довел их обоих до нервного срыва, и Мэтт почти наверняка думал так же, вот только оторваться от Рика, от глубины, затягивающей, как медленный, сводящий с ума, останавливающий все раздумья водоворот…
— Мне так хорошо… с вами… — почему-то чуть ли не извиняясь, завороженно прошептал Ричард. — Так спокойно…
Ни черта он не понимает, пришла вдруг отрезвляющая, холодная мысль. Он думает, мы — это случайность, потому что мы… как он это сказал? — вместе, мы понимаем друг друга, а он здесь чужой, и для нас — тоже, и рано или поздно ему придется…
Руки сжались прежде, чем Тим успел хоть что-то придумать, и ладонь Мэтта дрогнула — они, видимо, и потянулись к мальчишке одновременно, в очередной раз без слов придя к одинаковой мысли, обнимая и прижимая к себе, потому что объяснить, сказать — все равно бы не получилось. Ни у одного из них.
Гоблина с два ты у нас теперь будешь спать на полу, устраивая голову Рика на своем плече, подумал Тимоти. Даже если это означает — остаться без секса совсем.
По рукам, решительно обхватившим их обоих, почему-то казалось, что Мэтт думает так же.
* * *
Мисс Панси улыбнулась ему поверх бокала. Все-таки непостижимая женщина, мелькнула уже почти привычная, но все еще ошеломляющая мысль.
Натан никогда не имел возможности общаться с ней так много — и так близко. Все-таки одно дело — занятия, работа и редкие встречи с учителем. И совсем другое — жить с ней бок о бок. Видеть ее здесь, среди людей. Каждый день.
Когда сам едва с ума не сходишь от непроходимой человечности окружающих.
— Знаешь, пожалуй, это была стоящая идея, — проговорила мисс Панси, задумчиво оглядывая полутемный зал ресторана. — Спасибо, что вытащил.
— Даже вам нужно отдыхать, — усмехнулся Натан.
Ею не получалось не любоваться — осторожно и исподволь, боясь спугнуть замерший миг красоты точно так же, как — глядя на законченную скульптуру или гравюру.
Или на оригинал, с которого они вырезались. Натан не мог понять, что на самом деле есть — красота, не мог подобрать к ней определений и найти все объясняющие необходимые и достаточные рамки из слов. Похоже, ее можно было только чувствовать — вот так, восхищенно и затаив дыхание. Осознавая, что она — везде, и нужно только увидеть. Только остановиться, открыть глаза — и увидеть.
И задохнуться от оглушающего, огромного — во весь мир — ощущения гармонии. Той самой, которой, по словам учителя, и хватало, чтобы Натан когда-нибудь понял, как именно сделать шаг от простого земного мага к целителю.
— А я и отдыхаю, — мисс Панси сидела, подперев кулачком подбородок, и внимательно разглядывала его через стол. — Просто не развлекаюсь.
Не то чтобы Натан пытался настаивать на развлечениях, как необходимой части отдыха. Но ему все отчаяннее хотелось, чтобы она улыбалась.
После того, какие — он видел — изнуряющие бои она выигрывала каждый день в Министерстве Магии, это казалось как минимум справедливым. Дать ей возможность улыбнуться. Расслабиться.
Даже здесь, так далеко от дома, где несколько дней кажутся прожитой вечностью.
— Что там твой котенок, кстати? — вдруг непринужденно поинтересовалась мисс Панси.
Натан поперхнулся глотком. Котенок?.. Гм. Гм…
Он медленно опустил на стол почти опустевший бокал. Естественно, она улыбалась. Вот только глаза не смеялись.
— Царапается… — проворчал Натан и потер лоб, делая вид, что вовсе не пытается спрятаться за ладонью.
Алан. Теплый, родной, такой далекий и близкий, такой сложный, непредсказуемый, как заковыристая головоломка. И такой отчаянно, невообразимо — важный. Настолько, что временами, кажется — важнее целого мира.
Натан в стотысячный раз подумал, что соскучился по нему. Дико, до звериного воя.
Мерлин, как он соскучился…
Пальцы рассеянно сжали хрупкую ножку бокала.
— Жизнь с магами Огня — сама по себе подвиг, — задумчиво заметила мисс Панси. — Даже для меня, Натан.
Он вскинул на нее непонимающий взгляд.
— Я живу с Гарри Поттером, — непринужденно сообщила девушка. — Сюрприз.
— Да нет, я знаю, — Натан фыркнул, смешавшись. — Просто… вы уже столько лет вместе. Разве со временем не становится легче?
— Не-а.
Он мог бы поклясться, что, будь у нее длинные волосы — почему-то казалось, что это обязательно должны были быть легкие и светлые кудряшки — она бы слегка взмахивала ими, когда так вот качает головой. Как будто отмахиваясь от всех на свете неприятностей.
А еще представилось, что она сидит в кресле, в полутемной комнате, освещенной только мерцающим пламенем камина, поджав ноги и поставив на подлокотник маленькую фарфоровую чашечку, и точно так же подпирает кулачком подбородок, и в ее глазах бьется непривычная, теплая и молчаливая нежность. И грусть, которую она прячет за маской терпеливой, смешливой девочки.
Девочки, разрешающей себе мгновения нежности, только когда сидящий перед ней мужчина позволит — и неважно, имеет ли он данное человеческими обычаями право что-то ей запрещать. Потому что она воспитана — подчиняться. Заботиться. Улыбаться.
Волоча на себе непомерный груз бесконечных мелких хлопот, о которых не принято говорить. Всегда держа идеальный фасад, прогибаясь в нужную сторону, изящно скользя между житейских проблем, каковы бы и когда они ни были. Сколько бы их ни было — на ее плечах…
Натан поморгал, машинально запоминая картину — она стоила того, чтобы попытаться запечатлеть. Может быть, даже в цвете. И в движении — чтобы отблески от огня в камине, и трещины на каменных стенах, и силуэт сидящего перед мисс Панси мужчины с такой же фарфоровой чашкой в руках — стройного, собранного… Черт, красиво получится.
Алан опять будет хлопать глазищами, как будто ему настоящее чудо за просто так, бесплатно, показывают…
— Я имел в виду… — Натан запнулся и, подобрав слова, начал снова. — Если вы до сих пор вместе, значит, смогли прийти к каким-то правилам. Или договоренностям, потому что спонтанное взаимопонимание с огненными магами невозможно по определению.
— Нет, — мягко перебила его мисс Панси. Натан поднял голову — и увидел, что она улыбается, грустно и как будто сочувственно. — Все правила, к которым вы можете прийти, перестанут иметь значение, как только обстоятельства развернутся каким-нибудь другим боком. Мы смогли договориться до чего-то с Гарри, но это потеряло актуальность, когда началась вторая война и наши роли в корне изменились — даже внутри семьи. А потом — когда открывали школу… Когда количество учеников превысило десяток подопечных у каждого — и пришлось пересматривать организацию, и расписание, и графики работ, и обеспечение… Когда я решила завести ребенка. Когда родила. Когда начала работать в Министерстве. Это всегда меняется, и всегда нужно будет начинать заново. Все — и отношения в первую очередь.
Натан опустошенно молчал, переваривая. Долго молчал.
— Я просто, видимо, не представляю, как вообще можно договариваться с огненными магами, — наконец сказал он. — Если они в любую секунду способны нарушить любую договоренность. Как только у них меняется настроение, все предыдущие доводы перестают иметь для них значение, а если еще и обстоятельства в расчет принимать, как вы говорите…
Он пожал плечами. Он действительно этого не понимал. Никогда.
— Ты пытаешься установить четкую систему правил и научить его жить в ней? — мисс Панси хмыкнула и потерла лоб. — Натан, это не сработает. Потребность жить в рамках у Алана никогда не появится — даже Гарри носит их, как фестрал намордник. Полезность понимает и признает, но чтобы вот прямо нуждаться в них… — она покачала головой.
— Мистер Поттер куда более рассудителен, — с горькой иронией отметил Натан. — На порядок, я бы сказал… Так что параллели тут вряд ли… уместны.
Рядом возник безмолвный официант и начал неслышно, незаметными движениями палочки расставлять на столе тарелки.
— То есть, ты думаешь, с Гарри легче, потому что он менее вспыльчив? — тонкая бровь мисс Панси насмешливо изогнулась.
Натан бросил на учителя быстрый взгляд. Любой другой на ее месте сейчас мог бы и издеваться, но она просто так разговаривала. К этому рано или поздно привыкал каждый земной маг в школе.
— Ну да, — осторожно согласился он. — К тому же, мистер Поттер всегда способен признавать свои ошибки.
Мисс Панси фыркнула и негромко рассмеялась, усталым кивком отпуская официанта.
— Ты — прелесть, — честно призналась она, берясь за вилку и нож. — Попробуй — предполагается, что это вкусно.
Вкуса Натан почти не ощущал, машинально пережевывая кусок за куском. Эта женщина кого угодно умела поставить в тупик. И не только на уроках.
— Но как-то же вы уживаетесь, — помолчав, упорно заявил он. — И я не думаю, что вам самой при этом не важны рамки.
— Важны, — спокойно кивнула мисс Панси. — Ты не с той стороны заходишь. Есть и другая.
— Какая?
В конце концов — разве есть что-то плохое в том, чтобы поговорить о личном с учителем? Это даже поощряется школьными правилами — в случае, если маг не способен разрешить свои проблемы самостоятельно. А Натан действительно не был способен их разрешить… никогда, если так разобраться, не был…
Вот только смутное ощущение, что он сейчас скользит по грани предательства чего-то, слишком хрупкого и значимого для них с Аланом, тоже не проходило. Оно появлялось каждый раз, стоило ему хотя бы попытаться заговорить об этом.
Или даже просто задуматься о подобной возможности.
С другой стороны — говорить о них с Прюэттом «мы» даже в мыслях до сих пор толком не получалось. Как и весь последний год, Натан чувствовал, что выдает желаемое за действительное, пытаясь относиться к ним, как — к «ним». Потому что не было никаких «их». Был непонятно почему остающийся рядом мальчишка, с которым все еще не получалось находить не то что общий язык, но порой и просто — темы для разговора.
И уж точно — не получалось быть «вместе». Только «рядом».
Мисс Панси молча поставила локти на стол, сцепив пальцы в замок. Теперь в ее взгляде мелькнуло нечто, больше похожее на неодобрение.
Натан решил, что ему показалось.
— Не сочти это за указание, — медленно заговорила она. — Просто… совет. Ты совершаешь ту же ошибку, что и я в свое время. Ум, собранность, организованность, прагматизм, отстраненность и прочие наши качества — не высшая ступень мироздания. Это просто качества земных магов, Натан. И в отрыве от тех качеств, которых мы не имеем, они — убоги. Выбрось тебя в реальную боевую ситуацию — через сколько часов ты рехнешься мыслить с необходимой скоростью?
— Я… — Натан почти было собрался оскорбиться.
В реальную боевую ситуацию. Его. Она так шутит или в кои поры на самом деле позабыла анкетные данные из досье собственного ученика?
— При всем моем необъятном уме, Натан, интеллектуально Драко превосходит меня, причем с легкостью. Он просто объективно знает больше о большем, хотя и не с той степенью глубины, какую способен прокопать земной маг. Если бы финансированием школы занималась я, в условиях послевоенного обвала галлеона мы все передохли бы с голоду — я просто ни за что не успела бы сориентироваться и вычислить, когда и какие акции скупать, а что и по какой цене продавать, причем срочно.
Натан пожал плечами. Можно подумать, здесь кто-то ставил под сомнение таланты воздушных магов.
Достаточно было хоть раз поиграть в шахматы с Домиником, чтобы признать его феноменальную способность действительно неординарно мыслить, причем в нескольких плоскостях. Хотя и не настолько глубоко в каждой, как мог бы сам земной маг, да.
— Есть вещи, справиться с которыми в состоянии только Гарри.
— Не сомневаюсь, — Натан попытался примиряюще улыбнуться, но лицо мисс Панси оставалось непроницаемым.
— Ты не понял, — качнула она головой. — Тебе никогда не успеть распознать ситуацию, в которой забиваться в угол и отдавать все бразды правления Алану будет уже просто необходимо. Земные маги в таких вопросах всегда слишком долго раздумывают, полагая, что их рассудительность — панацея, защита от любых бед. Но правда в том, что в этом парне есть что-то, чему ты никогда не научишься — и не должен будешь учиться — и только это однажды, возможно, спасет вам жизнь. Или вас, как пару. И все, что ты можешь сделать — признать, что есть вещи, в которых он изначально, неоспоримо и безоговорочно, лучше тебя. И отдать ему эту сферу ответственности целиком, забрав себе то, в чем не разбирается он.
Натан едва удержался, чтобы не скрипнуть зубами. Помогла разве что природная выдержка.
— Вы не правы, — упрямо сказал он. — Вы судите по мистеру Поттеру, но его уровень развития нельзя даже сравнивать с уровнем… Алана.
Мисс Панси снова пренебрежительно фыркнула.
— Вообще-то, ты — никто, чтобы оценивать его уровень, — отчеканила она. — Не потому, что ты плох или недостаточно развит сам — ваши таланты лежат в слишком разных областях, чтобы подобные оценки имели какой-либо смысл. А по оценкам Гарри, кстати, Алана в школе сейчас превосходит только Кэтрин Томпсон. Потенциально же он, пожалуй, как бы даже не выше ее.
Это был серьезный удар. Натан откинулся на спинку стула и задумался.
— Плохо же у нас в школе с огненными магами… — констатировал он наконец. — Вы утверждаете, что я должен признать его способность нести ответственность, так? Но это означает… — он запнулся, — означает, что я должен…
-…Доверять ему, — мрачно закончила за него мисс Панси. — Именно так. Не оценивая, не заглядывая через плечо и не проверяя. Просто отдай ему право решать за вас обоих, как вам жить и куда. Это — его прерогатива, Натан. Поверь мне.
Он поднял на учителя тяжелый, словно окаменевший мгновенно взгляд. Пожалуй, на этот раз она точно над ним издевается. В виде исключения решила изменить собственным привычкам.
— Как и куда… жить? — неверяще переспросил он. — А дальше что?
— Дальше — делать, как он скажет, — тут же снова превратившись из жесткого мага в непринужденную смешливую девушку, пожала плечами мисс Панси. — И никогда не ставить под сомнение его интуицию, Натан. Ты хотел понять, как я уживаюсь с Гарри? Получите рецепт от учителя и распишитесь. Единственный для земного мага способ ужиться с огненным — признать за ним право быть идеологом, а собственные таланты прикладывать исключительно на детальное и четкое воплощение его идей. У таких, как мы, это обычно здорово получается.
— Вы способны на большее, чем быть исполнителем! — не задумываясь, машинально возразил Натан. — Даже — идей Гарри Поттера.
— А я и не исполнитель, — ухмыльнулась мисс Панси. — Будь я им, тебя бы здесь не было.
— Почему?
— Потому что Гарри был против твоей поездки в Лондон.