РАЗРУШЕНИЕ АДА И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЕГО

Л. Н. Толстой

Это было в то время, когда Христос открывал людям Своё Учение.

Учение это было так ясно и следование Ему было так легко и так очевидно избавляло людей от зла, что нельзя было не принять Его, и ничто не могло удержать Его распростране­ния по всему свету. И Вельзевул, отец и повелитель всех дьяволов, был встревожен. Он видел, что власть его над людьми кончится, если только Христос не отречётся от Своей проповеди. Он был встревожен, но не унывал и подстрекал покорных ему фарисеев и книжников как можно сильнее оскорблять и мучить Христа, а ученикам Христа со­ветовал бежать и оставить Его одного. Он надеялся, что приговор к позорной казни, поругания, оставление Его всеми учениками и, наконец, страдания и казнь сделают то, что Христос в последнюю минуту отречётся от Своего Учения. А отречение уничтожит силу Учения.

Дело решалось на кресте. И когда Христос возгласил: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил», – Вельзевул возликовал. Он схватил приготовленные для Христа оковы и, надев их себе на ноги, прилаживал их так, чтобы они не могли быть расторгнуты, когда будут надеты на Христа.

Но вдруг послышались с креста слова: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают», и вслед за тем Христос возгласил: «Свершилось!» – и испустил Дух.

Вельзевул понял, что всё для него пропало. Он хотел снять со своих ног оковы и бежать, но не мог двинуться с места. Оковы скипелись и держали его ноги. Он хотел подняться на крыльях, но не мог расправить их. Вельзевул видел, как Христос в сиянии остановился во вратах ада, как грешники от Адама до Иуды вышли из ада, как разбежались все дьяволы, как стены ада распались на четыре стороны. Он не мог более переносить это и, завизжав, провалился сквозь треснувший пол ада в преисподнюю.

 

 

Прошло 100, 200, 300 лет…

Вельзевул не считал времени. Он лежал неподвижно во мраке и тишине и старался не думать о том, что было, и всё-таки думал и ненавидел Виновника своей погибели.

Но вдруг он услыхал над собой звуки, похожие на топот ног, стоны, крики, скрежет зубовный.

Вельзевул приподнял голову и стал прислушиваться.

В то, чтобы ад мог восстановиться после победы Христа, Вельзевул не мог верить, а между тем топот, стоны, крики и скрежет зубов становились всё яснее.

Вельзевул поднял туловище, подобрал под себя мохнатые, с отросшими копытами ноги (оковы, к удивлению его, соскочили с них) и, затрепав раскрывшимися крыльями, засвистал тем свистом, которым он в прежние времена призывал к себе своих слуг и помощников.

Не успел он перевести дыхание, как над головой его раз­верзлось отверстие, блеснул красный огонь и толпа дьяволов, давя друг друга, высыпалась из отверстия в преисподнюю и, как вороны вокруг падали, расселись во круг Вельзевула.

Дьяволы были большие и маленькие, толстые и худые, с длинными и короткими хвостами, с острыми, прямыми и кривыми рогами.

Один из дьяволов, в накинутой на плечи пелеринке, весь голый и глянцевито-чёрный, с круглым безбородым, безусым лицом и огромным отвисшим животом, сидел на корточках перед лицом Вельзевула и, то закатывая, то вы­катывая свои огненные глаза, не переставая улыбаться, из стороны в сторону помахивал длинным, тонким хвостом.

 

– Что значит этот шум? – сказал Вельзевул, указывая наверх. – Что там?

– Всё то же, что было всегда, – отвечал дьявол в пелеринке.

– Да разве есть грешники? – спросил Вельзевул.

– Много, – отвечал глянцевитый.

– А как же Учение Того, Кого я не хочу называть? – спросил Вельзевул.

Дьявол в пелеринке оскалился так, что открылись его зубы, и между дьяволами послышался хохот.

– Учение Это не мешает нам. Они не верят в Него, – сказал дьявол в пелеринке.

– Да ведь Учение Это спасает их от нас, и Он засви­детельствовал Его Своей смертью, – сказал Вельзевул.

– Я переделал Его, – сказал дьявол в пелеринке, трепля хвостом по полу.

– Как переделал? – спросил Вельзевул.

– Так переделал, что люди верят не в Его Учение, а в мое, которое они называют Его именем.

– Как ты сделал это? – спросил Вельзевул.

– Сделалось это само. Я только помогал.

– Расскажи, – сказал Вельзевул.

Дьявол в пелеринке, опустив голову, помолчал, а потом начал рассказывать:

– Когда ад был разру­шен и отец и повелитель наш удалился от нас, – сказал он, – я пошёл в те места, где проповедовалось То Учение, Которое чуть не погубило нас. Мне хотелось увидать, как живут люди, исполняющие Его. И я увидал, что люди, жившие по Этому Учению, были счастливы и недоступны нам. Они не сердились друг на друга, не предавались женской прелести и или не женились, или, женившись, имели одну жену, не имели имущества, всё считали общим достоянием, не защи­щались силой от нападавших и платили добром за зло. И жизнь их была так хороша, что люди всё более привлекались к ним. Увидав это, я подумал, что всё пропало, и хотел уже уходить. Но тут случилось то, что между этими людьми одни считали, что надо всем обрезываться и не надо есть идоложертвенное, а другие считали, что этого не нужно и что можно и не обрезываться и есть всё. И я стал внушать и тем и другим, что разногласие это очень важно и что ни той, ни другой стороне не надо уступать, так как дело касается служения Богу. И они поверили мне, и споры ожесточились. И те и другие стали сердиться друг на друга, и тогда я стал внушать и тем и другим, что они могут доказать истинность своего учения чудесами. Как ни очевидно было, что чудеса не могут доказать истинность учения, им так хотелось быть пра­выми, что они поверили мне, и я устроил им чудеса. Устроить это было нетрудно. Они всему верили, что подтверждало их желание быть одним в Истине.

Одни говорили, что на них сошли огненные языки, другие говорили, что они видели умершего Учителя и многое другое. Они выдумывали то, чего не было, и лгали во имя Того, Кто назвал нас лжецами, не хуже нас, не замечая этого. Одни говорили про других: ваши чудеса ненастоящие, наши настоящие, а те говорили про этих: нет, ваши ненастоя­щие, наши настоящие.

Дело шло хорошо, но я боялся, как бы они не увидали обмана, и тогда я выдумал церковь. И когда они поверили в церковь, я успокоился. Я понял, что мы спасены и ад – восстановлен.

 

– Что такое – церковь? – спросил Вельзевул, не хотевший верить тому, чтобы слуги его были умнее его.

– А церковь – это то, что, когда люди лгут и чувствуют, что им не верят, они, ссылаясь на Бога, говорят: ей-Богу, правда то, что я говорю. Это и есть церковь, но только с той особенностью, что люди, признавшие себя церковью, уверяются, что они уже не могут заблуждаться, и потому, какую бы глупость они ни сказали, уже не могут от неё отречься. Делается же церковь так: люди уверяют себя и других, что Учитель их, Бог, во избежание того, чтобы открытый им, людям, закон не был ложно перетолкован, избрал особенных людей, которые одни они или те, кому они передадут эту власть, могут правильно толковать его учение. Так что люди, называющие себя церковью, считают, что они в Истине не потому, что то, что они проповедуют, Истина, а потому, что они считают себя за­конными преемниками учеников учеников учеников и, наконец, учеников Учителя, Бога. Хотя и в этом приёме было то же неудобство, как и в чудесах; а именно то, что люди могли утверждать каждый про себя, что они – члены единой истинной церкви (что всегда и бы­вало), но выгода этого приёма та, что, коль люди сказали про себя, что они – церковь, и на этом утверждении построи­ли своё учение, то они уже не могут отречься от того, что они сказали, как бы нелепо ни было сказанное и что бы ни говорили другие.

– Но отчего же церкви перетолковали Учение в нашу пользу? – сказал Вельзевул.

– А сделали они это потому, – продолжал дьявол в пеле­ринке, – что, признав себя едиными толкователями закона Бога и убедив в этом других, люди эти сделались высшими верешителями судеб людей и потому получили высшую власть над ними. Получив же эту власть, они возгорди­лись и большей частью развратились и тем вызвали против себя негодование и вражду людей. Для борьбы же со своими врагами они, не имея другого орудия, кроме насилия, стали гнать, казнить, жечь тех, кто не признавал их власть. Так что они своим положением были поставлены в необходи­мость перетолковывать Учение так, чтобы Оно оправдывало и их дурную жизнь, и те жестокости, которые они употребляли против своих врагов. Они так и сделали.

 

– Но ведь Учение было и так просто и ясно, – сказал Вельзевул, всё ещё не желая верить тому, чтобы его слуги сделали то, чего он не догадался сделать, – что нельзя было перетолковать Его. «Поступай с другим так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой». Как же перетолковать это?

– А на это они, по моему совету, употребляли разные способы, – сказал дьявол в пелеринке. – У людей есть сказка о том, как добрый волшебник, спасая человека от злого, превращает его в зёрнышко пшена и как злой волшеб­ник, превратившись в петуха, готов уже был склевать это зёрнышко, но добрый волшебник высыпал на зёрнышко меру зёрен. И злой волшебник не мог съесть всех зёрен и не мог найти то, какое ему было нужно. То же сделали и они, по моему совету, с Учением Того, Кто учил, что весь закон в том, чтобы делать другому то, что хочешь, чтобы делали тебе, они признали священным изложением закона Бога 49 книг и в этих книгах признали всякое слово произведением Бога – Святого Духа. Они высыпали на Истину такую кучу мнимых истин, что стало невозможно ни принять их все, ни найти в них Ту, Которая одна нужна людям. Это – их первый способ. Второй способ, который они употребляли с успехом более тысячи лет, состоит в том, что они убивают, сжигают тех, кто хочет открыть Ис­тину. Теперь этот способ уже выходит из употребления, но они не бросают его, и хотя и не сжигают уже людей, пытаю­щихся открыть Истину, но так клевещут на них, так отравляют им жизнь, что только очень редкие решаются обличать их. Это – второй способ. Третий же способ – в том, что, признавая себя церковью, следовательно непогрешимыми, они учат, когда им это нужно, противоположно тому, что сказано в Писании, предоставляя своим ученикам, как они хотят и умеют, выпутываться из этих противоречий. Так, например, сказано в Писании: один Учитель у вас – Христос, и отцом себе не называйте никого на Земле, ибо один у вас Отец, Который на Небесах, и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник – Христос, а они говорят: мы – одни отцы и мы – одни наставники людей. Или сказано: если хочешь молиться, то молись один втайне, и Бог услышит тебя, а они учат, что надо молиться в храмах всем вместе, под песни и музыку. Или сказано в Писании: не клянитесь никак, а они учат, что всем надо клясться в беспрекословном повиновении властям, чего бы ни требовали власти. Или сказано: не убий, а они учат, что можно и должно убивать на войне и по суду. Или ещё сказано: Учение Моё – Дух и Жизнь, питайтесь Им, как хлебом. А они учат тому, что если положить кусочки хлеба в вино и сказать над этими кусочками известные слова, то хлеб делает­ся телом, а вино – кровью, и что есть этот хлеб и пить это вино полезно для спасения души. Люди верят в это и едят эту похлебку и потом, попадая к нам, удивляются, что похлебка эта не помогла им, – закончил дьявол в пеле­ринке, закатил глаза и осклабился до ушей.

– Это очень хорошо, – сказал Вельзевул и улыбнулся. И все дьяволы разразились хохотом.

 

 

– Неужели у вас всё по–старому: блудники, грабители, убийцы, – уже весело спросил Вельзевул.

Дьяволы, тоже развеселившись, заговорили все вдруг, же­лая высказаться перед Вельзевулом.

– Не по-старому, а больше, чем прежде, – кричал один.

– Блудники не помещаются в прежних отделениях, – визжал другой.

– Грабители теперешние злее прежних, – выкрикивал третий.

– Не наготовимся топлива для убийц, – ревел четвёртый.

– Не говорите все. А пусть отвечает тот, кого я буду спрашивать. Кто заведует блудом, выходи и расскажи, как ты делаешь это теперь с учениками Того, Кто запретил переменять жён и сказал, что не должно глядеть на женщину с похотью. Кто заведует блудом?

– Я, – отвечал, подползая на заду ближе к Вельзевулу, женоподобный бурый дьявол с обрюзгшим лицом и слюня­вым, не переставая жующим ртом.

Дьявол этот выполз вперёд из ряда других, сел на корточ­ки, склонил набок голову и, просунув между ног хвост с кисточкой, начал, помахивая им, певучим голосом говорить так:

– Делаем мы это и по старому приёму, употреблённому тобой, нашим отцом и повелителем, ещё в раю и предавшему в нашу власть род человеческий, и по новому, церковному способу. По новому, церковному способу мы делаем так: мы уверяем людей, что брак состоит не в том, в соединении мужчины с женщиной, а в том, чтобы нарядиться в лучшие платья, пойти в большое устроенное для этого здание и там, надев на головы особен­ные, приготовленные для этого шапки, под звуки песен обойти три раза вокруг столика. Мы внушаем людям, что толь­ко это есть брак. И люди, уверившись в этом, считают, что всякое вне этих условий соединение мужчины с женщиной есть ни к чему не обязывающее удовольствие или удовлетворение гигиенической потребности, и потому, не стесняясь, предаются этому удовольствию.

Женоподобный дьявол склонил обрюзгшую голову на другую сторону и помолчал, ожидая действия своих слов на Вельзевула.

Вельзевул кивнул головой в знак одобрения, и женопо­добный дьявол продолжал так:

– Этим способом, не оставляя при этом и прежнего, упот­реблённого в раю способа запрещённого плода и любопытства, – продолжал он, желая польстить Вельзевулу, – мы достигаем лучших успехов. Воображая себе, что они могут устроить себе честный церковный брак и после соеди­нения со многими женщинами, люди переменяют сотни жён и так при этом привыкают к распутству, что делают то же и после церковного брака. Если же им покажутся почему-либо стеснительными некоторые требования, связанные с цер­ковным браком, то они устраивают так, что совершается второе хождение вокруг столика, первое же считается недействи­тельным.

Женоподобный дьявол замолчал и, утерев кончиком хвос­та слюни, наполнявшие ему рот, склонил на другой бок голову и уставился на Вельзевула.

 

– Просто и хорошо, – сказал Вельзевул. – Одобряю. Кто заведует грабителями?

– Я, – отвечал, выступая, крупный дьявол с большими кривыми рогами, с усами, загнутыми кверху, и огромными, кри­во приставленными лапами.

Дьявол этот выполз вперёд и по-военно­му обеими лапами оправляя усы, дожидался вопроса.

– Тот, Кто разрушил ад, – сказал Вельзевул, – учил лю­дей жить, как птицы небесные, и повелевал давать просящему и хотящему взять рубашку отдавать кафтан, и сказал, что для того, чтобы спастись, надо раздать именье. Как же вы вовле­каете в грабёж людей, которые слышали это?

– А мы делаем это, – сказал дьявол с усами, величествен­но откидывая назад голову, – точно так же, как делал это наш отец и повелитель при избрании Саула на царство. Точно так же, как это было внушено тогда, мы внушаем людям, что вме­сто того, чтобы им перестать грабить друг друга, им выгоднее позволить грабить себя одному человеку, предоставив ему пол­ную власть надо всем. Нового в нашем способе только то, что для утверждения права грабежа этого одного человека, мы ведём этого человека в храм, надеваем на него особенную шапку, сажаем на высокое кресло, даём ему в руки палочку и шарик, мажем постным маслом и во имя Бога и Его Сына провозглашаем особу, помазанного маслом человека, свя­щенной. Так что грабёж, производимый этой особой, считающейся священной, уже ничем не может быть ограни­чен. И священные особы, и их помощники, и помощники помощников, все, не переставая, спокойно и безопасно грабят народ. При этом устанавливают такие законы и порядки, при которых даже и без помазания праздное мень­шинство всегда может безнаказанно грабить трудящееся большинство. Так что в последнее время в некоторых госу­дарствах грабёж продолжается и без помазанников так же, как и там, где они есть. Как видит наш отец и повелитель, способ, употребляемый нами, старый способ. Ново в нём только то, что мы сделали этот способ более общим, более скрытым, более распространённым по простран­ству и времени и более прочным. Более общим мы сделали этот способ тем, что люди подчинялись по своей воле тому, кого избирали, мы же сделали так, что они теперь независимо от своего желания подчиняются не тем, кого избирают, а кому попало. Более скрытым мы сделали этот способ тем, что теперь уже ограбливаемые, благодаря ус­тройству податей особенных, косвенных, не видят своих грабителей. Более распространён же по пространству этот способ тем, что так называемые христианские народы, не довольствуясь грабежом своих, грабят под разными предлогами, преимущественно под предлогом рас­пространения христианства, и все те чуждые им народы, у которых есть, что ограбить. По времени же новый способ этот более распространён, чем прежде, благодаря устройству займов: ограбляются теперь не одни живущие, а и будущие поколения. Способ же этот более прочным мы сделали тем, что главные грабители счита­ются теперь особами священными, и люди не решаются противодействовать им. Стоит только главному грабителю успеть помазаться маслом, и уже он может спокойно грабить того, кого и сколько он хочет. Так, одно время в России я, ради опыта, сажал на царство, одну за другой, самых гнусных баб, глупых, безграмотных и распутных, не имеющих, по их же законам, никаких прав. Последнюю же, не только распутницу, но преступницу, убившую мужа и законного наследника. И люди только потому, что она была помазана, не вырвали ей ноздри и не секли кнутом, как они делали это со всеми муже­убийцами, но в продолжение 30 лет рабски покорялись ей, предоставляя ей и её любовникам грабить не только их имущество, но и свободу людей. Так что в наше время грабежи явные, т. е. отнятие силой кошелька, лошади, одежды, составляют едва ли одну миллионную часть тех грабежей законных, которые совершаются постоянно людьми, имеющими возможность это делать. В наше время грабежи безнаказанные, скрытые и готовность к грабежу уста­новилась между людьми такая, что главная цель жизни почти всех людей есть грабёж, умеряемый только борьбой грабите­лей между собой.

 

– Что ж, это – хорошо, – сказал Вельзевул. – Но убий­ства? Кто заведует убийством?

– Я, – отвечал, выступая из толпы, красного, кровяного цвета дьявол с торчащими изо рта клыками, острыми рогами и поднятым кверху толстым, неподвижным хвостом.

– Как же ты заставляешь быть убийцами учеников Того, Кто сказал: не воздавай злом за зло, люби врагов? Как же ты делаешь убийц из этих людей?

– Делаем мы это и по старому способу, – отвечал крас­ный дьявол оглушающим, трещащим голосом, – возбуждая в людях корысть, раздор, ненависть, месть, гордость. И также по старому способу внушаем учителям людей, что лучшее сред­ство отучить людей от убийства состоит в том, чтобы учителям публично убивать тех, которые убили. Этот способ не столько даёт нам убийц, сколько приготовляет их для нас.

Большее же количество давало и даёт нам учение о непогрешимости церкви, о христианском браке и о христианс­ком равенстве. Учение о непогрешимости церкви давало нам в прежнее время самое большое количество убийц. Люди, признававшие себя членами непогрешимой церкви, считали, что позволить ложным толкователям Учения развращать людей есть преступление и что поэтому убийство таких людей есть угодное Богу дело. И они убивали целые населения и казнили, жгли сотни тысяч людей. При этом смешно то, что те, которые казнили и жгли людей, начинавших понимать Учение, считали этих опасных для нас людей нашими слугами, т. е. слугами дьяволов. Сами же казнившие и жегшие на кострах, бывшие нашими покорными слугами, считали себя исполнителями воли Бога. Так это было в старину. В наше же время большое количество убийц даёт нам учение о христианском браке и о равенстве. Учение о браке даёт нам, во-первых, убийства супругов друг другом и матерями детей. Мужья и жёны убивают друг друга, когда им кажутся стеснительными некоторые требования закона и обычая церковного брака. Матери же убивают детей большей частью тогда, когда соединения, от которых произошли дети, не при­знаются браком. Такие убийства совершаются постоянно. Убийства же, вызванные христианским учением о равенстве, совершаются периодически, но зато когда совершаются, то совершаются в большом количестве. По учению это­му людям внушается, что они – равны перед законом. Люди же, ограбленные, чувствуют, что это неправда. Они видят, что равенство это перед законом состоит только в том, что граби­телям удобно продолжать грабить, им же это неудобно делать, и они возмущаются и нападают на своих грабителей. И тогда начинаются взаимные убийства, которые дают нам сразу иногда десятки тысяч убийц.

 

– Но убийства на войне? Как вы приводите к ним уче­ников Того, Кто признал всех людей сынами одного Отца и велел любить врагов?

Красный дьявол оскалился, выпустив изо рта струю огня и дыма, и радостно ударил себя по спине толстым хвостом.

– Мы внушаем каждому народу, что он, этот народ, лучший из всех на свете. Германия – выше всех. Франция, Англия, Россия – выше всех, и что этому народу надо властвовать над другими наро­дами. А так как всем народам мы внушали то же, то они, постоянно чувствуя себя в опасности от своих соседей, всегда готовятся к защите и озлобляются друг на друга. А чем больше готовится к защите одна сторона и озлобляется за это на своих соседей, тем больше готовятся к защите остальные и озлобляются друг на друга. Так что теперь все люди, принявшие Учение Того, Кто назвал нас убийцами, все постоянно заняты приготовлениями к убий­ству и убийствами.

– Что ж, это – остроумно, – сказал Вельзевул. – Но как же свободные от обмана учёные люди не увидали того, что церковь извратила Учение, и не восстановили Его?

– А они не могут это сделать, – сказал, выползая вперёд, матово-чёрный дьявол в мантии, с плоским покатым лбом, безмускульными членами и оттопыренными большими ушами.

– Почему? – спросил Вельзевул, недовольный са­моуверенным тоном дьявола в мантии.

Не смущаясь окриком Вельзевула, дьявол в мантии не торопясь уселся не на корточки, как другие, а по-восточному, скрестив безмускульные ноги, и начал говорить тихим, размеренным голосом:

– Не могут они делать это, оттого, что я постоянно отвлекаю их внимание от того, что они могут и что им нужно знать, и направляю его на то, что им не нужно знать и чего они никогда не узнают.

– Как же ты сделал это?

– Делал и делаю я различно по времени, – отвечал дья­вол в мантии. – В старину я внушал людям, что самое важное для них – знать подробности об отношении между Собой лиц Троицы, о происхождении Христа, об естествах Его, о свой­стве Бога и т. п. И они рассуждали, доказывали, спорили и сердились. И эти рассуждения так занимали их, что они не думали о том, как им жить. А не думая о том, как им жить, им не нужно было знать то, что говорил им их Учитель о жизни.

Потом, когда они уже так запутались в этих рассуждени­ях, что перестали понимать то, о чём говорили, я внушал одним, что самое важное для них – это изучить и разъяснить всё то, что написал человек по фамилии Аристотель, живший тысячи лет тому назад в Греции; другим внушал, что самое важное для них – это найти такой камень, посредством кото­рого можно бы было делать золото, и такой эликсир, который излечивал бы от всех болезней и делал людей бессмертными. И самые умные и учёные из них все свои умственные силы направили на это.

Тем же, которые не интересовались этим, я внушал, что самое важное – это знать: Земля ли вертится вокруг Солн­ца или Солнце вокруг Земли? И когда они узнали, что Земля вертится, а не Солнце, и определили, сколько милли­онов вёрст от Солнца до Земли, то были рады и с тех пор ещё усерднее изучают расстояния до звёзд, хотя они знают, что конца этим расстояниям нет и не может быть, и что число звёзд – бесконечно, и что знать им это не нужно. Кроме того, я внушил им ещё и то, что им нужно и важно знать, как произошли звери, червяки, растения, все бесконечно малые животные. И хотя им это так же не нужно знать и ясно, что узнать невозможно, потому что животных так же много, как и звёзд, они на эти и подобные этим исследования явлений материального мира направляют все свои умственные силы и удивляются тому, что, чем больше они узнают то, что им не нужно знать, тем больше остаётся неузнанного ими. И хотя очевидно, что по мере их исследований область того, что им удалось узнать, становит­ся всё шире, предметы исследования всё сложнее и приобретаемые ими знания всё неприложимее к жизни, это не смущает их, и они, уверенные в важности своих занятий, продолжают ис­следовать, проповедовать, писать, печатать и переводить с одного языка на другой все свои, большей частью ни на что не пригодные, исследования, а если изредка и пригодные, то только на потеху меньшинству богатых или на ухудшение положения большинства бедных.

Для того же, чтобы они никогда уже не догадались, что единое нужное для них – это установление законов жизни, которое указано в Учении Христа, я внушаю им, что законов жизни они знать не могут и что всякое религиоз­ное учение, в том числе и Учение Христа, заблуждение и суеверие, и что узнать о том, как им надо жить, они могут из придуманной мной для них науки, называемой социологией, состоящей в изучении того, как жили пре­жние люди. Так что вместо того, чтобы им, по учению Христа, постараться жить лучше, они думают, что им надо только изучить жизнь прежних людей, и что они из этого изучения выведут законы жизни, и для того, чтобы жить хорошо, им надо будет только сообразоваться в своей жизни с этими, выдуманными ими, законами.

Для того же, чтобы ещё больше укрепить их в обмане, я внушаю им, что существует преемственность знаний, которая на­зывается наукой, и что утверждения этой науки так же непогрешимы, как и утверждения церкви.

А как только те, которые считаются деятелями науки, уверяются в своей непогрешимости, так они про­возглашают за истины глупости, от которых они, раз сказав их, уже не могут отречься.

До тех пор, пока я буду внушать им уважение, подобострастие к той науке, которую я выдумал для них, они никогда не поймут Того Учения, Кото­рое чуть было не погубило нас.

– Хорошо. Благодарю, – сказал Вельзевул, и лицо его просияло. – Вы стоите награды, и я награжу вас.

– А нас вы забыли, – закричали в несколько голосов остальные разношёрстные, маленькие, большие, кривоногие, тол­стые, худые дьяволы.

– Вы что делаете? – спросил Вельзевул.

– Я – дьявол технических усовершенствований.

– Я – разделения труда.

– Я – путей сообщения.

– Я – книгопечатания.

– Я – искусства.

– Я – медицины.

– Я – культуры.

– Я – воспитания.

– Я – исправления людей.

– Я – одурманивания.

– Я – благотворительности.

– Я – социализма.

– Я – феминизма, – закричали они, теснясь перед лицом Вельзевула.

– Говорите порознь и коротко, – закричал Вельзевул. – Ты, – обратился он к дьяволу технических усовершенствова­ний. – Что ты делаешь?

– Я внушаю людям, что чем больше они сделают вещей и чем скорее они будут делать их, тем это будет для них лучше. И люди, губя свои жизни для произведения вещей, делают их всё больше, несмотря на то, что вещи эти не нужны тем, которые заставляют их делать, и недоступны тем, которые их делают.

– Хорошо. Ну, а ты? – обратился Вельзевул к дьяволу разделения труда.

– Я внушаю людям, что так как делать вещи можно скорее машинами, чем людьми, то надо людей превратить в машины, и они делают это, и люди, превращённые в машины, ненавидят тех, которые сделали это над ними.

– И это – хорошо. Ты? – обратился Вельзевул к дьяволу путей сообщения.

– Я внушаю людям, что для их блага им нужно как можно скорее переезжать с места на место. И люди, вместо того, чтобы улучшать свою жизнь каждому на своём месте, проводят большую часть её в переездах с места на место и гордятся тем, что они в час могут проехать 50 вёрст и больше.

Вельзевул похвалил и этого.

Выступил дьявол книгопечатания. Его дело, как он объяс­нил, состоит в том, чтобы как можно большему числу людей сообщить все те гадости, которые делаются и пишутся на свете.

Дьявол искусства объяснил, что он, под видом утешения и возбуждения возвышенных чувств в людях, потворствует их порокам, изображая их в привлекательном виде.

Дьявол медицины объяснил, что их дело состоит в том, чтобы внушать людям, что самое нужное для них дело – забота о своём теле. А так как забота о своём теле не имеет конца, то люди, заботящиеся с помощью медицины о своём теле, не только забывают о жизни других, но и о своей.

Дьявол культуры объяснил, что внушает людям то, что пользование теми делами, которыми заведуют дьяво­лы технических усовершенствований, разделения труда, путей сообщения, книгопечатания, искусства, медицины, есть нечто вроде добродетели и что человек, пользующийся этим, может быть доволен собой и не стараться быть лучше.

Дьявол воспитания объяснил, что он внушает людям, что они могут, живя дурно и даже не зная того, в чём состоит хорошая жизнь, учить детей хорошей жизни.

Дьявол исправления людей объяснил, что он учит людей тому, что, будучи сами порочными, они могут исправлять пороч­ных людей.

Дьявол одурманивания сказал, что он научает людей тому, что вместо того, чтобы избавиться от страданий, производимых дурной жизнью, стараясь жить лучше, им лучше за­быться под влиянием одурения вином, табаком, опиумом, морфином.

Дьявол благотворительности сказал, что он, внушая лю­дям то, что, грабя пудами и давая ограбленным золотниками, они – добродетельны и не нуждаются в усовершенствовании, он делает их недоступными к добру.

Дьявол социализма хвастался тем, что во имя самого вы­сокого общественного устройства жизни людей он возбуждает вражду сословий.

Дьявол феминизма хвастался тем, что для ещё более усо­вершенствованного устройства жизни он, кроме вражды сословий, возбуждает ещё и вражду между полами.

– Я – комфорта, я – моды! – кричали и пищали ещё другие дьяволы, подползая к Вельзевулу.

– Неужели вы думаете, что я – так стар и глуп, что не понимаю того, что коль скоро учение о жизни ложно, то всё, что могло быть вредно нам, всё становится нам полезным, – закричал Вельзевул и расхохотался. – Довольно. Благодарю всех, – и, всплеснув крыльями, он вскочил на ноги. Дьяволы окружили Вельзевула. На одном конце сце­пившихся дьяволов был дьявол в пелеринке – изобретатель церкви, на другом конце – дьявол в мантии, изобретатель науки. Дьяволы эти подали друг другу лапы, и круг замк­нулся.

И все дьяволы, хохоча, визжа, свистя и порская, начали, махая и трепля хвостами, кружиться и плясать вокруг Вельзе­вула. Вельзевул же, расправив крылья и трепля ими, плясал в середине, высоко задирая ноги. Вверху же слышались крики, плач, стоны и скрежет зубов.