Поначалу сложно отдалиться от родных и знакомых, поэтому Морган забрал Майкла в чужие края. Там, он познакомился с Аластаром.
Вампир выдохнул, отправил все мысли на второй план, и сделал шаг вперед. Уровень воды стремительно поднимался. Сначала по колено, а после он почувствовал, как намокла его футболка, но глаз не опустил. Он не плывет, а просто погружается в воду, с каждым шагом, все глубже и глубже, и Ее голос звенит в его голове, словно осколки битого стекла.
Вода оставила саднящий след на его шее, и через несколько секунд коснулась губ. Он закрыл глаза лишь на мгновение, отказался от кислорода, и с головой погрузился в морскую пучину.
Вампир открыл глаза, нырнул рукой в карман джинс, и вытащил оттуда старые часы на серебренной цепочке. Их едва слышное цоканье отдавалось дрожью по руке. Он сжал часы в кулаке, а когда раскрыл ладонь то обнаружил, что стрелки на часах остановились. Тут, Морган услышал Ее голос в своей голове: "Он ждет тебя".
Вода содрогнулась, и в нескольких шагах от вампира образовалась белая светящаяся сфера. Она стала разрастаться, как губка, втягивающая в себя воду, и принимать форму вертикально-вытянутого прямоугольника - это был портал. Морган шагнул вперед, и вновь услышал Ее голос: "Не останавливайся, только не останавливайся". Юноша сделал еще шаг, и тогда, свет, исходящий от портала, стал ослепляющим. Морган на мгновение зажмурился, от непривычки, а когда открыл глаза, оказался посреди огромного зала.
Океан была права. Его ждали.
— Вот ты и здесь, — заметил Аластар, восседающий на золотом троне. — В последний раз ты был здесь перед подписанием договора. Что привело тебя в мои чертоги?
Морган сделал глубокий вдох. По телу прошлась дрожь. Он впервые ощутил холод. Его одежда была насквозь мокрой, а с волос на пол падали капли воды. Но, вампир не желал более попусту тратить драгоценное время.
— Мой друг был ранен Высшим демоном, — голос звучал на удивление ровно и четко. — Яд попал в кровь. И не одно из доступных нам средст не способно его исцелить.
— И, ты хочешь, чтобы я ему помог?
Морган искренне ненавидел такие моменты. Бессилие затопило его настолько сильно, насколько это было возможно. Он ненавидел зависеть от кого-то в принципе, тем более, из-за своей слабости. Ему претила сама мысль просить Аластара о помощи. И то, как сейчас предводитель хранителей смотрел на представшего в отчаянном положении Валентайна, было откровенным издевательством.
— Да, — процедил сквозь зубы вампир.
— Зачем мне это?
Вот и началось. Теперь, Морган должен доказать, что ему не просто нужна помощь Аластара, но еще и то, что он ее достоин. Вампиру казалось это немыслимо глупым, но стерпеть все от начала до конца он должен хотя бы потому, что Даррен сделал бы для него тоже самое, при всей своей лютой ненависти ко всем хранителям.
— Ты ведь хочешь знать, кто заточил в льдину твою драгоценную Суйдзин?
Губы Аластара дрогнули в едва заметной улыбке.
— Торговаться ты умеешь. Но, у меня уже есть догадки.
— Боюсь, Сицилия не распологает подобными навыками.
— Ты рубишь на корню, — хмыкнул хранитель.
— По-другому просто не вижу смысла, — справедливо заметил блондин.
Аластар поднялся со своего места, и спустился с невысокой платформы на пол.
— Кто твой друг?
— Даррен. Даррен Бейл.
Хранитель замер. Его глаза недобро сверкнули.
— Бейл, значит?! — голос прозвучал даже громче, чем вампир ожидал.
— Ты не ослышался, — только и ответил Морган.
— Тогда, ты понимаешь, что я тем более не должен его исцелять.
Валентайн с готовностью ринулся в омут шантажа.
— А мне кажется, что ты злоупотребляешь своим положением.
— Просвети меня, — заинтересованно попросил Аластар.
— Вы не защищаете людей от демонов, а по-прежнему выискиваете вампиров, нарушивших клятву договора. Думаешь, я не знаю?
— Слишком смелое предположение, для того, кто сейчас зависит от моего решения, ты так не думаешь?
Морган нарочито бойко фыркнул.
— У меня нет времени на предположении. В каждом сказанном слове я полностью уверен.
— Раз так, то продолжай. Мне становится интересно, — заметил Аластар. — Что привело тебя к таким грустным мыслям?
— Моего друга ранил демон, напавший на человеческую школу, а не на вампирскую академию. И среди не состоявшихся жертв был один человек, которого вы должны были защитить от всей сверхъестественной лабуды, с которой он столкнулся. Но, вы, к моему удивлению и общему человеческому сожалению, так и не появились. В какой-то степени, мы выполнили и вашу работу также.
— Но, это вовсе не значит, что я должен вам помогать. Не моя вина в том, что вы вляпались в такую заварушку. Учись принимать на себя ответственность.
Морган цокнул языком. Он ощутил, как внутри него что-то начинает закипать.
— Хах! Кто бы говорил об ответственности?
— Мне кажется, что на этом нашу дисскусию можно закрыть. Уходи.
Отчаяние схватило Моргана за горло.
— В этой, как ты выразился, заварушке, погиб чистокровный вампир. Тоже из Бейлов. Ты хоть представляешь, что произойдет, когда правда выльется наружу? Начнется новая война. И в этот раз, никто не станет соглашаться на мирный договор. Всем все осточертело.
— Война не избежна, — безразличным тоном ответил Аластар, и заложив руки за спину, повернулся к вампиру спиной. — А теперь, уходи.
Морган понимал, что не мог уйти, не получив нужного ответа. Просто, не имел права. Он заставит Аластара, так или иначе, помочь.
— Если бы тот человек погиб, Она бы пробудилась.
Тут, Хранитель замер. Морган подавил рвущийся наружу смешок. Наконец, он почувствовал приток долгожданного воздуха. Теперь он стоит на земле твердо.
— Она бы не пробудилась из-за смерти одного человеческого ребенка.
— Она пробуждается каждый раз, когда предводитель не справляется. Мы оба отлично знаем, что ни для хранителей, ни для вампиров, это добром не закончится. Сейчас, мой народ ослаблен внутренними конфликтами, что на счет твоего?
Аластар обернулся, но не посмотрел на Моргана. Его взгляд сделался растерянным.
— Хранители полностью под моим контролем.
— Разве?
— Все, кроме Гора и Райдэн, — нехотя добавил Аластар.
— С начала твоего правления погибло пять хранителей. Ты ведь понимаешь, насколько велик будет Ее гнев, после пробуждения?
Аластар смягчился. Видимо, понял, что Морган загнал его в угол.
— Однажды нам уже удалось избежать этого. Нельзя допустить, чтобы Она вернулась, иначе все, чего мы добились совместными усилиями, пойдет прахом.
Морган ощутил, как его охватывает ликование. Он почти у цели. Еще немного, и он спасет Даррена.
— Я-то это понимаю. Давай заключим еще одну сделку?
— У нас уже есть одна сделка, к чему новая?
— Не беспокойся. Я по-прежнему буду беречь покой Райдэн. О существовании полукровки никто не узнает, — заверил хранителя, вампир, и собравшись с мыслями продолжил: — Суть новой сделки состоит в оказанных услугах. Моему другу нужна помощь, а твою Суйдзин нужно вытащить из льда, иначе она погибнет, и это станет весомым толчком к Ее пробуждению.
— Ты сможешь ее вытащить? — Аластар недоверчиво сузил глаза.
Морган хмыкнул.
— Она была заточена моими силами, и лишь ими же будет освобождена. Ты знаешь правила баланса сил.
Аластар нахмурился, но долго думать не стал.
— Хорошо. Пускай будет, по-твоему.
Валентайн с трудом сдержал довольную ухмылку, которая так и норовила растянуть уста. Он посмотрел на Хранителя, который не спускал с него своего проницательного взгляда, и быстро догадался, что тот пытается залезть в его голову. И судя по хмурому виду, получается у него неважно.
— Даже не пытайся.
— Как же я могу тебе доверять, если даже мыслей твоих прочесть не могу?
— Между прочим, люди так от самого рождения живут. И ничего вроде бы. Получше нас будут.
— Мы не люди, - с нажимом ответил хранитель.
— Тогда, посуди сам. Ты и не должен мне доверять. У нас общие цели. На данный момент этого достаточно.
Аластар вздохнул, и оставил свои попытки взломать вампиру мозг на второй план. Морган все еще чувствовал какое-то напряжение каждой клеточкой своего тела, но виду не подавал. Сейчас вампир был уверен, как никогда, что поступает, может и не совсем верно, но, если учесть, что другого выхода нет, то он, по крайней мере, все делает в правильном направлении. На данный момент, это именно то, что было нужно — с пользой выиграть время для наступления. Игра, в которую они заигрались, вот-вот достигнет своей кульминации.
Глава двадцать девятая.
Потолок был уже почти родным, но все таким же непривычным. В Сантьяго, первое время, - до того, как мы ввязались в клановый устой и межклановые вампирские передряги, - моя комната располагалась под крышей, вместо половины чердака, и Рональд, один из маминых ухажёров, оббил все досками, а потом покрыл их лаком. Мама говорила, что это больше походило на какой-нибудь модернизированный фермерский сарай и лишний раз старалась не заходить. Личное пространство, все дела. Мама вообще, несмотря на своеобразный характер, очень заморачивалась на теме личной жизни каждого отдельного человека, даже если эта самая личная жизнь включала в себя всего-навсего одиночество в собственном углу.
Зияющая в голове дыра, расползалась тишиной, пока я терзала себя попытками вспомнить все. Я жила у Бобби, который радушно принял меня, пока мама находилась в командировке. Но, почему-то, когда я думала о матушке, мне становилось не по себе. Мне казалось, что я должна что-то вспомнить. Что-то явно очень важное.
У Бобби я спала на раскладном диване в гостиной, потому что выгонять его из его же спальни мне показалось слишком наглым. Очень наглым. Безмерно наглым. Вполне в моем духе, но спать в чужой постели — это уж точно чересчур. Так что Бобби остался у себя, я — внизу, на другом этаже, с круглосуточным доступом к телевизору и еде в холодильнике.
Я вздохнула, перевернулась на бок, пытаясь разглядеть время на часах. Немного поздновато, но...
Бобби уже сидел на кухне, медленно потягивая чай. Что ж, логично — я после кофе даже с утра становилась невыносимой, а у него, наверное, вообще сносило крышу. На первых уроках так точно. Бедные школьники. И родители, с которыми он хотел поговорить об их успеваемости и неуспеваемости.
— Ну как, нашла себе уже друзей? — спросил Бобби, кивая на чайник на плите и холодильник, мол, что найдешь, то твое.
Говорил он как-то то ли смущенно, то ли скованно — насколько для такого человека, как Бобби, это в принципе возможно, — и я тоже почувствовала себя неуверенно. Тем не менее, «выпускать колючки» ни смысла, ни желания не наблюдалось.
— Без понятия, — ответила я, неопределенно передернув плечами. — Трэй милая, но, кажется, ее отцу меня жалко. Но Трэй все равно милая. Она всегда сажает меня обедать вместе. Ее компания звала меня в парк аттракционов два раза. Это довольно приятно.
Правда, второй раз я толком не помню, вроде как, вырубилась у гадалки, а очнулась только снаружи. Не скажу, что это было настолько отвратительно: Кристиан донес меня до машины на руках, точнее, на спине.
— Ну и отлично, — отозвался Бобби.
— Когда вернется мама? — заинтересованно спросила я.
— Совсем скоро. — Его голос дрогнул, как, впрочем, и всегда, когда разговор заходил о матушке. Я недоверчиво сузила глаза.
— А поточнее?
— Я же сказал, что скоро.
Я вздохнула. Туман пеленой окутывал все, что связывало меня с матушкой. Я не помню, как она уехала. Не помню, даже, из-за какой работы. И рада была позвонить, только, матушка не брала трубку. Глядя на свой телефон, я находилась в смятении. Меня накрывало чувство «дежавю».
— Тебя подбросить до школы?
Я покачала головой, поковыряла пальцем мороженое из морозилки, поддавшись какому-то непонятному порыву — никогда не любила особо мороженое, потому что от него сводило зубы, тем более вместо завтрака — и ушла в ванную.
Да, наши отношения отца и дочери оставляли желать лучшего. Впрочем, как и все мои отношения, пожалуй. Бобби был всего лишь очередным увлечением матушки.
Приехав в школу за полчаса до начала занятий, я упорно пыталась ни о чем не думать.
Со звонком на историю стало только хуже.
Уроки тянулись медленно и как-то нервно: то ли из-за того, что мысли заставляли нервно содрогаться, то ли из-за Себастиана и Ллойда, с которыми у меня совпадали почти все занятия и которые буквально прожигали меня своими подозрительными взглядами. Складывалось ощущение, что, по их мнению, я вот-вот вскочу на парту, начну шипеть и попытаюсь вгрызться кому-нибудь в глотку, при этом зачем-то абсолютно по-идиотски размахивая руками. В общем, случится что-то вроде того, что обычно происходит в любительских ужастиках — только ощущение голода притупилось, собственно, ровно также, как и желание убивать.
Зато Себастиан не тыкал мне в спину ручкой — это плюс. Правда, это потому, что я специально заняла себе место в другом конце класса, исключая любую возможность посягательства на мои лопатки, но... кому какое дело?
Перед обедом вместо Трэй меня выловил Кристиан.
— Хэй о!
— С тобой все хорошо? — спросил он, как-то подозрительно — как Ллойд и Себастиан, черт их побери — меня разглядывая.
Иногда я мечтала родиться в другой семье и от других людей — людей! — чтобы быть ванильной и нежной девой. Серьезно. И желательно сравнительно глупее исходного варианта — мне и сейчас можно было пожаловаться на мозги, но их хватало на то, чтобы замечать столько странных взглядов в свою сторону, — чтобы жить себе спокойно в мире розовых коней и ни о чем не беспокоиться. Но, увы-увы...
— Да что с вами всеми сегодня, блин, такое?! Ни «привет», ни «ты чудесно сегодня выглядишь»! У меня на лбу маркером что-то написано? Джинсы на заднице порвались? Кто-то привесил мне на спину лист с тупой надписью? — с каждым словом я, вопреки логике, начинала говорить все тише, постепенно «сдуваясь». — Нет, серьезно! Вчера все было нормально, а сегодня... Я в порядке. Почему вы все на меня так смотрите? Почему ты на меня так смотришь?
Я от самой себя этого не ожидала, но в голосе прозвучала самая настоящая обида. О Господи, и месяца не прошло, а я начинаю все драматизировать, хотя никогда так не делала. Не хватало только еще какой-нибудь высокопарной фразы в стиле любовных романов, где каждое слово, каждая фраза имеет смысл. Ну, любая страница более-менее стоящей книги, как правило всегда говорит что-то вроде: «Вот, глянь, подобные философские трактаты есть в голове у каждого человека, даже у того придурка, который пытался выплюнуть жвачку тебе в волосы, но никто и никогда этого не будет проговаривать вслух. Вместо этого ты всю свою бессмысленную жизнь будешь разговаривать о неважных мелочах, спрашивать, как дела, и тратить попусту время. И ничего с этим поделать нельзя, смирись». И иногда подобное смирение, свойственное каждому человеку, будто ударной волной сносит: раз — и следа не осталось. И тогда хочется, чтобы любой звук, любое действие было наполнено смыслом; чтобы люди читали все в глазах друг друга; чтобы понимали нужные вещи молча.
Народа в коридоре было не так много, но Кристиан, как-то изменившись в лице — опять и не в лучшую сторону, — очень проворно огляделся по сторонам и потащил меня к двери в ближайшую кладовку. Я даже слова сказать против не успела, только ойкнуть — мою руку будто в тиски зажали, и разве что кости не захрустели.
Вэйланд аккуратно подтолкнул меня к полкам с моющими средствами, а сам спиной загородил дверь. И это было бы даже романтично, если бы я не боролась с желанием кинуть в него чем-нибудь, а он не смотрел на меня как-то растеряно и не сжимал руки в кулаки.
Внезапно в помещении запахло чем-то еще — таким знакомым, и очень приятным, но режущим обоняние. Жажда вспыхнула неожиданно резко, даже быстрее, чем я успела осознать. Я начала вертеть головой, забыв, что не по своей воле оказалась в кладовке, но так и не нашла ничего подозрительного, что могло бы так... пахнуть и потому снова перевела взгляд на Кристиана. Тот все еще стоял у двери, в той же позе, и... тут до меня дошло, что пахло кровью, потому что с его кулаков капало что-то вязковатое и темное — явно не грязь или нечто подобное.
— Я понятия не имею, что происходит, и все это дико странно, хотя я в другое время была бы не против оказаться с тобой наедине в кладовке или где-нибудь еще. Не то чтобы мы до этого не оказывались наедине, но ты, наверное, понял. Или не понял. Не важно.
Я усилием воли заставила себя перестать тараторить. О да, слова, которые имеют смысл — это не про меня.
— У тебя, похоже, что-то с руками. — Мне пришлось продышаться перед тем, как снова подать голос. — Что-то не то.
Наверное, надо было сказать, что ему неплохо было бы заглянуть в травмпункт к медсестре. Не то чтобы меня прельщала роль Капитана Очевидности, но иногда, волей-неволей, приходилось примерять его образ на себя.
— Уже прошла неделя с последнего нападения, — вкрадчиво произнес Кристиан; голос у него стал ниже и звучал как-то рычаще. — Что происходит? Это план такой? Притворяться, будто ничего не было?
— Какое нападение? — не поняла я и нахмурилась.
— Ты не помнишь? А как же Верховный демон, Лорд-повелитель и призраки?
— Что? — я окончательно растерялась.
— Разве твой друг, Даррен, не был ранен? Как он?
Мне стало тошно. В голове возникла пульсирующая боль.
— Какой Даррен? Кристиан, о чем ты?
Вейланд сделал глубокий вдох.
— А, что на счет того крашеного блондина? Его звали Морган, кажется.
«Морган», — почему-то это имя показалось мне знакомым, но в то же время я точно знала, что никогда прежде не встречала людей с таким именем.
— Эй, ты что, под наркотой? Когда только успел? — Меня разобрал нервный смех, и я сделала несколько шагов к нему. — В глаза мне посмотри. Ну, давай! Уж я-то знаю, как выглядит человек под кайфом.
Вообще-то, я понятия не имела, как выглядит человек под кайфом, но как-то раз, напившись, мой лучший друг, — из Центрального Вампирского Клана, — Эйри, мне это в подробностях расписал, на случай, чтобы я не выпила крови человека под наркотой. Откуда он это знал? Эйри, как-то, рассказал, что умер от передозировки. Из-за этого он обратился раньше положенного времени. И, к тому же, один вампир, принявший его за бездомного бомжа, и укусивший его, как раз за несколько секунд до пробуждения, несколько дней не мог выйти из транса и преследовал бедного мальчика с утра до вечера. Так, что он профи в делах о наркоте и довольно неплохо разбирается в ядах и всех прочих опасных химикатах. Без понятия, почему мне запомнилось именно это — наверное, потому что он потом еще тридцать минут распинался, что может сделать человек в неадекватном состоянии, пока его сестра не увела его спать, буквально приказав на утро этот разговор не вспоминать.
На самом деле, я не надеялась что-либо определить, тем более по глазам, но попробовать стоило. Зачем-то. Было какое-то предчувствие, что это будет верным решением. И будто это решение приняла не совсем я. Точнее, не приняла, а... будто кто-то мне это посоветовал, а я согласилась. Впрочем, в тот момент мне было не до подобных рассуждений.
Глаза у Кристиана буквально светились. И, нет, это не было поэтическим преувеличением. Они реально светились. Желтым. Не зеленым.
Я отшатнулась и помотала головой, а потом громко и нервно засмеялась.
— Эй, с тобой точно все хорошо?
Вэйланд сделал шаг ко мне и схватил за плечи.
— Сицилия!
— Отпусти меня! — Мой голос прозвучал чуть ли не на ультразвуковых частотах, и я все еще продолжала смеяться, хотя мне было уже совершенно не смешно. — Отпусти!
Если несколько мгновений назад я думала, что Кристиан решил оторваться в школе и накурился или надышался чем-то, то теперь грешила на себя. Мне показалось, что вместо рук у него были лапы. Или не так — вместо ногтей выросли огромные когти.
Стоило Вэйланду меня отпустить, я тут же забилась в угол и закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание и унять начинающуюся истерику. Мне это только кажется. Примерещилось. Больное воображение — и все.
Когда мне хватило храбрости вновь вернуться в реальный мир, то есть, открыть глаза, все было нормально. Кристиан сидел на полу у соседнего стеллажа, и кровь с его рук никуда не капала.
Наверное, мне стоило обратиться к психологу после такого. Я расслаблено вздохнула.
— Прости. Кажется, меня нехило накрыло глюками. Может, тут воняет чем-то, от чего мерещится всякое, а? Или только около двери... Надо было просто посидеть в сторонке, и все стало нормально. Секунда — и все!
В подтверждение своих слов я щелкнула пальцами, и широко улыбнулась.
— Твою мать, Сицилия, — прошептал Кристиан, глядя на меня с какой-то тоской и печалью. — Ты действительно не понимаешь, о чем я?
— Ага, — подтвердила я.
И так день за днем. Я понимала, что что-то не так. Понимала, что, если очень постараюсь, то пойму все. Просто нужно кое-что вспомнить.
Только вот, осталось понять, что именно?