Учебный год
Класс
1. Проанализируйте рассказ Л. Улицкой «Перловый суп».
Людмила Улицкая
Перловый суп
Почему ранняя память зацепилась трижды за этот самый перловый суп? Он был действительно жемчужно-серый, с розоватым, в сторону моркови, переливом и дополнительным перламутровым мерцанием круглой сахарной косточки, полузатопленной в кастрюле. Вечером, после запоздалого обеда, мама перелила часть супа в помятый солдатский котелок и дала его мне в руки. Я спускалась по лестнице со второго этажа одна, а мама стояла в дверях квартиры и ждала. Эта картина осталась у меня почему-то в этом странном ракурсе, сверху и чуть сбоку: по лестнице осторожно спускается девочка лет четырех в темно-синем фланелевом платье с клетчатым воротничком, в белом фартучке с вышитой на груди кошкой. Туфли на пуговицах немного скользят по стертым ступеням, и потому я иду младенческими приставными шагами, с большой опаской.
Внизу, под лестницей, в каморе, живет пара нищих, костлявый носатый Иван Семенович и маленькая старушка по прозвищу Беретка. Я их боюсь и брезгаю, но мама, как мне кажется, об этом знать не должна.
Под лестницей нет электричества, иногда у них горит керосиновая лампа, иногда совсем темно. Обыкновенно Иван Семенович лежит на какой-то лежанке, покрытой тряпьем, а Беретка, в вытертом бархатном пальто и серо-зеленой вязаной беретке, сидит у него в ногах. Я стучу. Никто не отзывается. Спиной я открываю дверь. Керосиновая лампа выдает мне Беретку, которую без головного убора я сначала не узнаю. Оказывается, она лысая, вернее, не совсем лысая: и лицо и голова ее покрыты одинаковыми редкими длинными волосами и крупными коричневыми родинками. Она жалко улыбается и суетливо натягивает на лысую голову берет:
- Ой, детка, это ты, а я и не слышу.
Я отдаю ей котелок, из кармана фартука вынимаю два куска хлеба и говорю почему-то "спасибо".
Беретка переливает суп из котелка в банку и бормочет что-то неразборчивое, похожее на "мыло, мыло".
Сухой, грязной рукой возвращает мне котелок. Старик кашляет. Беретка кричит ему:
- Иван Семенович! Вам покушать прислали, вставайте!
Пахнет у них ужасно.
С облегчением бегу я вверх по лестнице, мама стоит на свету, в дверном проеме и улыбается мне. Она в белом фартуке, даже с кружевной ленточкой на груди. Мама красивая, как принцесса. Одно только смущает: кажется, у принцесс белокурые волосы, а у мамы веселые черные кудряшки, подхваченные сзади двумя заколками...
Нищие исчезли незадолго до праздника, который я запомнила очень хорошо. Отец вел меня за руку по нарядному городу, и повсюду были выставлены косые красные кресты. Я начинала тогда разбирать буквы и спросила у отца, почему всюду написано "ХА-ХА-ХА...". Он раздраженно дернул меня за руку, а потом объяснил, что эти косые кресты означают еще цифру тридцать.
Вечером того же дня, уже лежа в постели, я слышала, как мама говорит отцу:
- Нет. Не понимаю, отказываюсь понимать, кому они мешали...
- Город к празднику почистили... - объяснил ей отец.
Во второй истории перловый суп не был главным действующим лицом, а лишь скромно мелькнул на заднем плане.
Воскресным утром в дверь позвонили. Один раз, а потом еще один. Дверь в нашу комнату была первой по коридору. Один звонок был общий, два - к нам, три - к Цветковым... восемь - к Кошкиным.
- Вероятно, это общий, - пробормотала мама. Коленями она стояла на стуле, а локтями упиралась в стол. Таблицы с синими, красными и взятыми в кружок цифрами лежали перед ней.
Она спрыгнула со стула и, все еще неся напряжение мысли на круглом умном лобике, пошла открывать.
Огромная темная женщина стояла в дверном проеме. На ней был длинный военный плащ до полу, ярко белел пробор на круглой толстой голове. Мама смотрела на нее выжидающе, и тетка не обманула ожидания: она распахнула плащ и предъявила огромное голое тело.
- Погорельцы мы! Все-все погорело... как есть... - сказала женщина немосковским мягким голосом и запахнула лик своего тела.
- Ой, да вы заходите, заходите, - пригласила мама, и женщина, озираясь, вошла.
Прихожая нашей многосемейной квартиры была заставлена сундуками, корытами, дровами и шкафами.
- Я сейчас, сейчас, - заторопилась вдруг мама. - Да вы сядьте, - и мама сняла ящик с венского стула, который был втиснут между Цветковским сундуком и тищенковской этажеркой.
Мама кинулась в комнату, вытянула нижний ящик шкафа, села перед ним и стала выбирать из старого белья подходящее для погорелицы. Две длинноногие пары дедовых кальсон бросила она на пол и побежала на кухню. Разожгла примус, поставила на него кастрюлю и снова метнулась в комнату.
Женщина сидела на стуле и все разглядывала рогатую вешалку Кудриных, на которой висели ватник и шинель. А мама выбросила все с полок шкафа и быстрыми пальчиками перебирала свои тряпки.
Сосед Цветков высунулся в коридор.
- Погорельцы вот, - сказала ему мама виноватым голосом, но он быстро захлопнул свою дверь.
Мама налила большую миску переливчатого перлового супа, отрезала кусок серого хлеба и вынесла погорелице.
- Вот покушайте пока, - попросила мама тетку, и тетка приняла миску.
- Ой, да так неудобно, - всполошилась мама и притащила газету. Постелила ее на покрытый сине-красным ковром Цветковский сундук, усадила женщину как бы к столу.
- Дай тебе Бог здоровья, - сказала женщина и принялась за суп. А я наблюдала сквозь щель неплотно прикрытой двери, как лениво она ест перловый суп, бросая в него кусочки хлеба, скучно водя ложкой в миске и посматривая по сторонам. Зубов у нее не было. "Видно, и зубы сгорели, - подумала я. И еще: - Она тоже не любит перловый суп". А мама засовывала в узел шелковое трико лососинового цвета с луковыми заплатами и говорила тихонько не то мне, не то самой себе: - Господи, ну надо же такое, чтоб прямо голой, на улицу... А женщина доела суп, поставила миску на пол... встала, распахнула плащ... глаз я не могла отвести от ее странных тихих движений. Наконец мама выволокла узел в коридор: - Вот собрала... Да вы оденьтесь, оденьтесь. У нас ванная комната есть, - предложила мама. Но женщина отклонила предложение: - Детки меня ждут. Мне бы деньжонок сколько-нибудь... - А мама уже вынимала сложенную в четыре раза тридцатку. - Спасибо, век вашу доброту не забуду, - поблагодарила женщина скороговоркой, и мама закрыла за ней дверь. Потом, собирая с полу разбросанные вещи, мама говорила мне в некотором недоумении: - А штаны сразу могла бы надеть, правда? Я не сразу ответила, потому что мне кое-что надо было обдумать и понять. - Штаны холодные, - сообразила я наконец, - а ковер теплый.
Было солнечно и снежно, с детьми в такую погоду полагалось гулять. - Может, погуляешь сама под окошечком? - извиняющимся голосом предложила мама, кося на свои таблицы. Я согласилась великодушно. Меня снарядили, подвязали поясом желтую плюшевую шубу, сшитую бабушкой из старого покрывала, желтую шапку из того же самого покрывала застегнули под подбородком, дали лопату и синее ведрецо и вывели на улицу... Прямо перед нашей дверью лежала разворошенная куча маминых вещей. И бедные отвергнутые трико лежали сверху. - Ой, что же это... - пролепетала моя маленькая мамочка. Я же тебе говорю, штаны-то холодные, а ковер теплый... - все пыталась я объяснить маме положение вещей. - Да какой ковер? - наконец услышала меня мама. - Тот, что на сундуке лежал... Она его на себя надела, - объяснила я несмышленой маме. И тогда мама вдруг всплеснула руками и захохотала: - Ой, что же я наделала! Ну, Цветкова меня убьет!...
Моя мама был биохимиком, и любовь ее к восхитительно стеклянной науке происходила, вероятно, из того же милого женского корня, откуда произрастает любовь к стряпне. Как мне нравилось в детстве бывать в маминой лаборатории, разглядывать на высоких столах штабеля пробирок с разноцветными растворами, стройные, с птичьими носами бюретки, толстые темные бутыли. И как же ловко мама управлялась со всем этим сверкающим стеклом... Готовила мама тоже преотлично. И соуса, и пироги, и кремы... Дался же мне этот перловый суп! Не так уж часто мама его варила. Но в тот день был как раз перловый... С колючим шарфом на шее я сидела в кухне на маленькой скамеечке и смотрела, как мама что-то химичит. Еще две соседки копошились у своих столов, мелко гремя посудой, звякали ножами. И тут в кухню вошла Надежда Ивановна. Странная была старуха, вся в разноцветных заплатах. И на одном глазу, тоже вроде неуместной заплаты, сидело бельмо. Молча потянула она маму за рукав, и мама, бросив морковку и вытирая на ходу руки, мелкой своей походочкой пошла за ней, встревоженно спрашивая: Что? Что? С Ниной?
Нина была дочь Надежды Ивановны, взрослая девушка, тяжелая сердечница с ракушечными голубыми ногтями и синими губами, плохо закрашенными красной помадой. Я было двинулась за мамой, но она прочти грубо махнула мне рукой: - Сиди здесь. И я осталась сидеть, обиженно перебирая кисточки кусачего шарфа. Соседки, на минуту оторвавшись от хозяйства, снова застучали и загремели. Я сидела довольно долго, успела сплести все кисточки в одну перепутанную косичку.
А потом мама и Надежда Ивановна вернулись. Что-то переменилось. Они шли медленно. Мама, взявши соседку за плечо, усадила ее на табурет. Лицо Надежды Ивановны было неподвижное, белое, казалось, что у нее не одно бельмо, а два. В руках она держала картонный футляр от градусника. Мама ей тихо говорила:
- Мы сейчас валерьянки... валерьяночки... Надежда Ивановна...
- А если "скорую", так ведь увезут... - не меняя неподвижного лица, говорила соседка. И совсем невпопад: - А я думаю, спит-то как спокойно...
- Сейчас, сейчас... Позвоним... все сделаем, Надежда Ивановна, - торопливо говорила мама, громко капая в рюмку. А соседка в коридоре кричала в телефон: - Это тебе не отдел снабжения, Шура, ты имей в виду... Пусть заявку пишет, от меня не дождетесь!
Надежда Ивановна отвела мамину руку с протянутой рюмочкой и с лицом, как будто вдруг проснувшимся, сказала маме:
- Марина Борисовна, налей-ка ты мне тарелку супчику...
Мама заметалась, вытащила из-под меня скамеечку, потому что красивые тарелки стояли на верхней полке и она до них не доставала. Налила в белую фаянсовую тарелку серебристого и переливчатого перлового супа, поставила тарелку на край кухонного стола. Вытерла серебряную ложку с тонким черенком свежим полотенцем и подала соседке.
- И ты поешь со мной, Марина Борисовна, - попросила Надежда Ивановна, и мама протерла еще одну ложку и, придвинув вторую табуретку, села рядом с одноглазой старухой и запустила ложку в ту же самую тарелку.
Мне очень хотелось сказать этой старухе, что мамочка моя никакая не Марина, что ее зовут Мириам, но сказать я не могла ничего, потому что они ели из одной тарелки, и слезы текли по лицу Надежды Ивановны, и не только из живого, но и из белого, неживого глаза, и по маминому лицу тоже текли слезы.
- Вкусный ты суп варишь, Марина Борисовна, - сказала Надежда Ивановна. - И чего ты в него ложишь?
Она последний раз облизнула ложку и положила ее рядом с тарелкой:
- Спасибо тебе. Отмучилась моя доченька.
... Давно никого нет. Нины, Надежды Ивановны. Мамы уже двадцать лет как нет. И перловый суп я никогда не варю.
Вопросы:
1.1. Как развивается и понимается тема памяти и мотив воспоминания в рассказе?
1.2. Дочь и мать в рассказе.
1.3. Охарактеризуйте композицию рассказа и объясните ее.
1.4. Как в рассказе проступает историческая эпоха?
2. Этот герой известен всем уже три века. В.Г. Белинский так писал о нем: "Вот молодой человек, сын великого царя, наследник его престола, увлекаемый жаждой знания, проживает в чуждой и скучной стране... Вернувшись на родину, этот принц становится убийцей - вольным или невольным - матери, отчима, возлюбленной, ее отца, брата. Этот герой, кроме того, стал постановщиком пьесы "Мышеловка". Назовите его имя. Какова его судьба в русской классике?
3. Л.Н. Толстой заметил, что уже на первых страницах «Преступления и наказания» Достоевский все высказал в намеках, параллелях и т.д., а последующие главы – это повтор и разжевывание уже написанного. Проиллюстрируйте мысль Толстого.
4. Штольц находит у Обломова книгу «Путешествие в Африку» и говорит: «Страница, на которой ты остановился, заплесневела…» Какой смысл в этом упоминании? Эта деталь – скрытая цитата. Кого (что) цитирует Гончаров? Укажите «первоисточник».
5. «Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шесть детей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, смешная, по-глупому работающая на других бесплатно, - она не скопила имущества к смерти. Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы…». О какой героине размышляет автор? (Назовите также автора и произведение). К какому типу людей он ее причисляет?
6. А.А. Фадеев в письме М. Алигер пишет: «Сижу в Переделкине и переделываю молодую гвардию на старую». Прокомментируйте эту реплику Фадеева.
7. Во вступлении к поэме «Братская ГЭС» («Поэт в России – больше, чем поэт») Е.Евтушенко «смиренно просит помощи» у великих русских поэтов. Соотнесите свойства, особенности поэтического языка, гражданской позиции с именами поэтов. (В тексте на месте фамилии поэта – прочерк).
| Дай, ______, мне свою певучесть, свою раскованную речь, свою пленительную участь - как бы шаля, глаголом жечь. Дай, ______, свой желчный взгляд, своей презрительности яд и келью замкнутой души, где дышит, скрытая в тиши, недоброты твоей сестра - лампада тайного добра. Дай, _______, уняв мою резвость, боль иссеченной музы твоей - у парадных подъездов и рельсов и в просторах лесов и полей. Дай твоей неизящности силу. Дай мне подвиг мучительный твой, чтоб идти, волоча всю Россию, как бурлаки идут бечевой. | О, дай мне, ____, туманность вещую и два кренящихся крыла, чтобы, тая загадку вечную, сквозь тело музыка текла. Дай, _______, смещенье дней, смущенье веток, сращенье запахов, теней с мученьем века, чтоб слово, садом бормоча, цвело и зрело, чтобы вовек твоя свеча во мне горела. ______, дай на счастье нежность мне к березкам и лугам, к зверью и людям и ко всему другому на земле, что мы с тобой так беззащитно любим. Дай, _________, мне глыбастость, буйство, бас, непримиримость грозную к подонкам, чтоб смог и я, сквозь время прорубясь, сказать о нем товарищам-потомкам... |