По изначальному образованию я – ветврач, вирусолог, прикладной математик. Остальные мои профессии выросли из обычных увлечений (фотоживопись, языки, поэзия). Если говорить в аспекте воздействия авторских творений на самого автора, то для меня мои авторские жанры и стили (муфтолингва, интраксенолингва, драконография, люменоскрипт, лингвогобелен) явились во многом средством аутопсихотерапии в нелегкие периоды жизни. Они стали во многом спасательными кругами, которые выносили меня на сушу, одиночный коралловый риф, где можно было отсидеться, подумать, не делая движения, чтобы удержаться на плаву какой-то жидкой среды. Благодаря этому мне удалось «перепрыгнуть» через жизненные обстоятельства, погружаясь во взаимоконтрастные области знаний.
Строительным материалом для моих авторских жанров являются языки и письменности. Мое творчество основывается на состыковке на первый взгляд несостыкуемого, на симбиозе контрастов. Так, на стыке фотоживописи и поэзии, фотоживописи и фрактальной стереометрии (многослойной фотографии) родился жанр люменоскрипта,,,
13 ©Вилли Мельников
Вглядываясь в зазерКальмиус,,,
Одну из версий перевода названия реки, протекающей по территории Дикого Поля и впадающей в Азовское море, предлагает Вилли Мельников: Кальмиус от сарматских «калемéх» и «меоссéд» – «неукротимо затопляет» или «то, через что не следует спешить переправляться»,,,
Вглядываясь в воды Кальмиуса в разное время года и суток, можно увидеть картины прошлого далёкого и не очень,,,
Для участия в этой рубрике приглашаются умеющие читать в рукописи рек, а также в зазеркалье истории. Принимаются самые немыслимые прочтения и идеи,,,
Редакция
Ло-грина
Стихотворения
***
Не мы – опавшие листья,
Немы осенние клёны,
Самовлюблётностью истин
Испе’пелёнаты кроны,,,
На обезл’истинность ткани
Утрамаринного неба
Роняет повести камень стих’отворённое лето,,,
И в прорас’танце ступеней
Мелькают ноги и лица
Огнерожденных взлетéней
Приговоренных к убийству,,,
©Ло-грина (стихотворения на с.14-15, рисунок)
©Вилли Мельников (люменоскрипты на с.15)
тебе, куда возвращаться? Тот, кто уходит – уходит, чтобы не возвращаться, несмотря на то, что он может попытаться сделать это. Но что толку? В той истории, которую рассказали тебе Демоны, Поэт, когда ему сообщили обо всем, ничего не сделал, он просто переночевал и снова отправился в путь. Скажи мне, почему он ничего не сделал?
– Не знаю, — ответил Флейтист.
– Будешь ли ты знать, что делать в таком случае?
– Нет.
– И он не знал. Так не является ли, тогда, последней мудростью то, что мудрости больше нет? Не является ли последним знанием то, что знания уже нет? Не является ли признаком этого отсутствия растерянность, которая охватила Поэта, когда он узнал то, что он узнал? Но имело ли это все хоть какую-нибудь ценность? Вот поэтому, предательство — высшая добродетель. Вот, что рассказали тебе Демоны.
– Благодарю тебя, Мудрец, — ответил на это Флейтист. И в благодарность он заиграл на Флейте. Мудрец слушал. А когда музыка смолкла, заговорил снова:
– И есть ли, тогда, смысл у твоего пути? Зачем тебе куда-то идти? Оставайся вместе со мною, и будем вместе предаваться созерцанию, чтобы иметь смелость совершить хотя бы один поступок: спокойно и бесстрастно умереть.
Флейтист пожал плечами и ответил:
– Не знаю.
– Тогда — иди дальше, — сказал Мудрец, — ведь ты все равно вернешься.
Флейтист поблагодарил Мудреца и отправился в путь.
Глава 4
Ангелы
Когда достиг Флейтист Подножия Вершины Горы, то встретились ему Ангелы. И с ними начал Флейтист говорить о мудрости и предательстве. Но Ангелы лишь недоуменно пожали плечами:
— Что нам до мудрости? И что нам до предательства? Возможно, мудрость заключена в предательстве, возможно — предательство заключено в мудрости. Быть может, мудрость заключена в предательство, а может быть — предательство заключено в мудрость. Но что нам до того? Зачем ты пришел, странник, смущать нас своими вопросами? Мы — дети стихий, мы — дети Природы. Мы резвимся, играем, смеемся. Мы весело проводим время. Что нам до людских проблем? Действительно ли существуют люди или же это все — мираж: для нас все это не имеет значения, ибо все это лишено смысла. Мы делаем то, что велят нам Боги, а до всего остального нам и дела нет, ибо все остальное лишено смысла.
– Вы — не мудры, Ангелы! — воскликнул Флейтист.
– Да, мы не мудры, — согласились Ангелы, — мы не лукавы. Но что пользы нам от мудрости, которая опутывает своими лукавыми сетями всякого, кто приближается к ней? Что проку ему от того, что он все начинает видеть в истинном свете? Разве не приносит это одно лишь беспокойство? Разве не нагоняет тоску? Так какая же польза, какая же радость от познания добра и зла?
Плюнул на эти рассуждения Флейтист, и зашагал дальше.
– Благодарю тебя, Поэт, — сказал на это Флейтист.
И ушел, оставив Поэта предаваться созерцанию Прекрасного мира и Прекрасного в мире в столь любимом им одиночестве.
Глава 3
Мудрец
Недолго в одиночестве брел Флейтист, поднимаясь на Вершину Горы после того, как он покинул Поэта. Через некоторое время увидел он человека, сидящего на траве, который, по всей видимости, предавался созерцанию. Не хотел он тревожить последнего, и поэтому сел в глубоком молчании рядом с ним и сам предался созерцанию. Когда время созерцания якобы завершилось, то спросил Флейтиста тот, кого встретил он на своем пути:
– Кто ты и зачем пришел сюда?
– Я — Флейтист, — начал отвечать пришедший. — Я оставил людей, чтобы достичь мудрости.
– Только ли людей ты оставил?
– Не только: я покинул очаг и любимую женщину.
– И это все, чтобы достичь мудрости?
– Да.
– Знай же, что мудрость недостойна таких жертв. Посмотри на меня: я был таким же, как ты, когда пришел сюда, чтобы достичь мудрости. Я хотел достичь ее через созерцание, и вот, после многих лет созерцания, я достиг ее.
– И в чем же она?
– Последняя мудрость заключается в том, что мудрости вообще нет.
– Так почему же ты до сих пор здесь? Почему ты до сих пор продолжаешь предаваться созерцанию?! — воскликнул Флейтист.
– По привычке, — последовал незатейливый ответ. — В силу своей естественной склонности, которую я искусственно взрастил в себе.
– Ты мудр, ибо ты судишь себя непредвзято, — сказал на это Флейтист.
– Да, — согласился Мудрец.
После некоторого молчания Мудрец опять спросил Флейтиста:
– Расскажи, что видел и что слышал ты, поднимаясь сюда; с кем встречался и что они говорили тебе.
И Флейтист рассказал Мудрецу о том, что он встречался с Демонами. Он рассказал Мудрецу историю, которую ему поведали Демоны, он рассказал о Поэте. Потом они еще немного помолчали. И наконец Мудрец заговорил.
– И Демоны, и Поэт говорили тебе: «Ты увидел форму, но не заметил содержания». Как думаешь ты, просто ли так они говорили все это? Нет, они проверяли твою подготовленность к содержанию. Когда они говорили о форме и содержании, еще нечего было замечать, ибо содержания-то еще не было. Не было мудрости, которую они тебе потом давали. Не родилась она еще к тому времени. С той истории, которую тебе рассказали демоны, и начинается твое настоящее восхождение на Гору. Но стал ли ты от этого действительно мудрее? Ты, как и герой, покинул очаг и любимую женщину. Что обнаружишь ты, вернувшись к ней? Да и сможешь ли ты теперь действительно вернуться? Будет ли теперь
Вилли Мельникову
Бере’гаммы полнолужия
Измерениями проткнуты,,,
Отра’жертвы объек’тиграми
На люменоскрипты согнаны,,,
Навод’небия притянуты
Зерка’лакомыми лужами,
И в закадр сюжета вглянуты
Облакамни обнар’ужином