Кто жертвы изнасилований? Женщины — любого класса, расы, образа жизни и возраста. Большинство изнасилований внутрирасовые: белые мужчины насилуют белых женщин, черные мужчины насилуют черных женщин. Самой молодой жертвой запротоколированного изнасилования была двухнедельная младеница30. Самой старой — девяностотрехлетняя женщина31. Привожу показания женщины, которую изнасиловали в почтенном возрасте.
Изнасилование — не теоретический вопрос для пишущей эти строки: не так давно (4 июня 1971 года) она, в свои поздние пятьдесят, стала частью растущей армии жертв изнасилования. Насильник разбил окно и влез в него, применил силу, сжимая руки на ее горле до синяков, а также ограбил ее.
Все эти обстоятельства тут же убедили полицию, что было совершено преступление (А также помогло то, что она была старой и непривлекательной сексуально…)
Прошло два или три дня, когда прошел шок, и суть произошедшего дошла до нее в полной мере. Она сильно сдала, и даже спустя почти три года не может восстановиться. Полиция сказала, что ей повезло, что ее не убили. Но в ее голове засел безответный вопрос. Простое убийство не сопряжено с ужасом, оскорбительным насилием над личностью, унижением, опустошительным посягательством на чужое достоинство и ощущением грязи на теле, которую не отмыть даже спустя время. И уж конечно оно не выльется в годы тревожного сна, когда просыпаешься от каждого звука; ощущение холодного пота от каждого шороха во тьме; покалывание сердца от грубого мужского голоса; ужасную застывшую перед глазами картину двух огромных мускулистых рук, сдавивших ее горло, и бурчащего голоса, обещающего убить ее, если она будет сопротивляться или кричать; невыносимую воображаемую сцену, как ее найдут на полу ее собственного дома, полуголую, мертвую, с неприлично раздвинутыми ногами.
Чему она радовалась, так тому, что все произошло под конец ее жизни. Какой пыткой должно стать для молодой женщины жить с этими воспоминаниями пятьдесят лет! Сердце этой старой женщины с ними 32.
Это были показания великой Элизабет Гулд Дэвис, авторессы «Первого пола», которая умерла 30 июля 1974 года, выстрелив в себя. У нее был рак, и свою смерть она планировала с большим достоинством, но я считаю, что к смерти ее привело изнасилование, а не рак.
Я могла бы читать все новые и новые показания, рассказывать истории одну за другой — в конце концов, в 1974 году было 607 310 таких историй, — но я не считаю нужным доказывать, что изнасилование преступление настолько жестокое и грозное, что нам следует рассматривать его как постоянную жестокость в отношении женщин. Все женщины живут в постоянной опасности, в виртуальной осаде. Так и есть. И все же я хочу без обиняков рассказать вам о наиболее мерзкой форме изнасилований, частота которых быстро возрастает. Это групповое изнасилование, когда одну женщину насилуют двое и более мужчин.
В исследовании Амира из 646 случаев изнасилования в Филадельфии целых 43 процента были групповыми (16 процентов — два насильника, 27 процентов — группа насильников)33. Я хочу рассказать вам некоторые детали двух случаев группового изнасилования. О первом говорится в «Против изнасилований» Медеи и Томпсон. Двадцатипятилетняя женщина с задержкой развития, ум который был подобен разуму одиннадцатилетней ребенки, жила одна в квартире в университетском городке. Она дружила с некоторыми мужчинами из братства в кампусе. Эти мужчины привели ее в дом братства, в котором ее изнасиловали примерно сорок мужчин. Эти мужчины также пытались заставить ее совокупляться с собакой. Они засовывали бутылки и другие предметы в ее вагину. А после они притащили ее в полицейский участок и обвинили в проституции, но пообещали снять обвинения, если ее поместят в спецучреждение. Ее поместили, она забеременела, а еще она была полностью эмоционально разрушена.
Мужчина, участвовавший в изнасиловании, похвастался об этом другому. Тот в ужасе сообщил об этом профессору. Университетский городок выступил против братства. Во-первых, обвиняемые признали, что совершили все инкриминируемые им деяния, но отрицали факт изнасилования, потому что, по их словам, женщина дала согласие на все совершенные сексуальные действия. Впоследствии, когда дело предали огласке, некоторые мужчины от него открещивались.
Женщины кампуса требовали, чтобы братство вышвырнули оттуда, чтобы показать, что университет не покрывает банды насильников. Но ни университетские власти, ни полиция не предприняли ничего против братства34.
Второй случай, о котором я хочу рассказать, изложен Робертом Сэмом Ансоном в статье «Это время чемпионов» в журнале New Times35. Он сообщает, что 25 июля 1974 года Университет Нотр-Дам временно отстранил от посещений как минимум на год шестерых черных футболистов, обосновав это «серьезным нарушением устава университета». Как выяснилось, восемнадцатилетняя белая ученица старших классов обвинила этих шестерых в групповом изнасиловании.
Адвокат жертвы, окружной прокурор, местный репортер намеренно замалчивали дело, все члены правления местной газеты были выпускниками Нотр-Дам и помогали замять дело об изнасиловании.
Университет Нотр-Дам, пишет Ансон, утверждал, что никакого преступления не было. Руководство университета решило, что футболисты были просто беснующейся старомодной бандой, а жертва — добровольной участницей. А отстранение от посещений было наказанием за то, что футболисты занимались сексом в своих комнатах. Президент Нотр-Дам Теодор Гизбург, известный либерал и филолог, католический священник, заявил, что изнасилование не имело места, и что при необходимости университет предоставит «десятки очевидцев». Я процитирую Ансона:
Выводы Гизбурга основаны на часовом разговоре с шестью футболистами и на расследовании под руководством начальника отдела студентов Джоном Мачека… бывшим университетским агентом по связям с публикой… Сам Мачека ни слова не сказал про расследование… Различные источники из кампуса, знавшие о деле, утверждают, что на протяжении всего расследования никто из руководства университета не говорил ни с девушкой, ни с ее родителями. Гизбургу это то ли неизвестно, то ли все равно. Он раздраженно сказал: «Это несущественно… Мне не нужно говорить с девушкой, я говорил с мальчиками» 36.
Ансон пишет, что если бы Гинзбург поговорил с «девушкой», он услышал бы следующее: 3 июля поздно вечером после работы она пришла в Нотр-Дам увидеться со своим парнем-футболистом. Они дважды занимались любовью на кровати в его спальне, он вышел из комнаты, она осталась одна, раздетая, закутанная в простыню, когда пришел другой футболист. Между этим парнем и ею была вражда и конфликт: от него забеременела подруга девушки, за аборт платить парень отказался, и она поругалась с ним из-за этого; в конце концов, он оплатил часть. Этот второй футболист вошел, они начали ругаться и он пригрозил, что если она ему не подчиниться в сексе, он ее выбросит из окна третьего этажа, а после изнасиловал. Остальные четверо футболистов тоже еёнасиловали. Во время группового изнасилования несколько футболистов входили и выходили из комнаты. Когда женщина, наконец, смогла покинуть спальню, она немедленно поехала в больницу.
И следователь полиции, и прокуратура поверили жертве, что шестью футболистами Нотр-Дам было совершено групповое изнасилование.
Все мужское руководство университета, расследовавшее групповое изнасилование, пришло к выводу, что жертва шлюха. К этому выводу все они пришли, основываясь на словах обвиняемых насильников. Зато прокурор, который вел расследование, охарактеризовал женщину как порядочную человеку. Тренер университетской команды футболистов перенес ответственность за групповое изнасилование на падение нравов женщин, смотрящих мыльные оперы. Гизбург, образчик морали во плоти, сказал: «Мне не нужно говорить с девушкой, я говорил с мальчиками». Начальник отдела студентов Джон Мачека после своего тайного расследования предложил выгнать студентов. Но Гизбург отменил наказание из того чувства, что мы называем «состраданием»: он заменил исключение на отстранение от посещений на год. Жертва изнасилования посещает университет в Мидвесте. По словам Ансона, ее жизнь была под угрозой.
Итак, эти две истории демонстрируют, что любую женщину может изнасиловать любая группа мужчин. Ее словам не будут доверять на фоне их коллективных показаний. Никто не будет проводить расследование как следует. Запомните слова Отца Гизбурга на всю жизнь: «Мне не нужно говорить с девушкой, я говорил с мальчиками». Даже если обвинитель признает, что изнасилование, как оно понимается мужской культурой, было совершено, насильника не будут преследовать по закону. Мужское руководство университета будет защищать неприкосновенные мужские институты — футбольную команду и братство, — несмотря на то, какую цену за это придется заплатить женщинам.
Причины этого ужасны и жестоки, но вы должны их знать. Мужчины привилегированный половой класс, превосходящий женщин. Одна из их привилегий это право насиловать, право на доступ к телу любой женщины. Мужчины считают, по закону, привычке и обычаю, что женщины шлюхи и лгуньи. Мужчины создают сообщества и связи, чтобы защитить интересы своего полового класса. Даже в расистском обществе мужская солидарность приоритетнее расовой.
Очень сложно расистскую или сексистскую патологию соединить, чтобы обрисовать в политическом плане, что на самом деле происходит. В 1838 году Анджелина Гримке, аболицианистка и феминистка, описывала американские институты как «систему сложных преступлений, построенную на разбитых сердцах и распростертых телах моих соотечественников в цепях и скрепленную кровью, потом и слезами моих сестер в оковах»37. Расизм и сексизм основа американского общества, производящие институты, законы, обычаи и традиции, а все мы наследники этой сложной системы преступлений. В случае в Нотр-Дам, например, можно утверждать, что обвинитель воспринял обвинение в изнасиловании женщины всерьез, потому что подозреваемые были черными. Таков расизм и таков сексизм. Никаких сомнений, что законы белых мужчин строже осудят черных за изнасилование белой женщины, чем какой-либо другой. Также можно утверждать, что когда дело в Нотр-Дам дошло до суда, репутация жертвы выглядела весьма сомнительно, потому что она встречалась с черным парнем. Таков расизм и таков сексизм. Мы также знаем, что когда насилуют черную женщину, черные ли или белые, ее изнасилование не расследуют, не замечают. Таков расизм и таков сексизм.
В целом мы видим, что жизни насильников ценнее жизней жертв. По мужским законам насильников защищают, а женщин наказывают. Запутанная система мужской солидарности поддерживает право насильников насиловать, низводя жизнь жертвы до абсолютного нуля. В случае в Нотр-Дам любовник женщины позволил своим друзьям насиловать ее. Это мужская солидарность. Когда ее насиловали, в какой-то момент женщина осталась одна — не подавая даже признаков, в сознании ли вообще — и в комнату вошел белый парень-футболист, спросил ее, не хочет ли она уйти. Она не ответила, а он просто ушел, не доложив об инциденте. Это мужская солидарность. Покрывательство и отсутствие нормального расследования со стороны белых мужчин в руководстве — это мужская солидарность. Все женщины всех рас должны осознать, что мужская солидарность приоритетнее расовой, кроме одного конкретного случая изнасилования: когда женщина рассматривается как собственность ее расы, класса или национальности, и ее изнасилование расценивается как акт агрессии против мужчин этой расы, класса или национальности. Элдридж Кливер в «Душе во льду» описал такой вид изнасилований:
Я стал насильником. Чтобы отточить свою технику и modus operandi, я начал практиковаться на черных девушках в гетто… и когда я счел, что я достаточно хорош, я пересек незримую черту, пожелав белой добычи. Я делал это сознательно, умышленно, добровольно, методически…
Изнасилование было бунтом. Оно открыло мне, что я стал выше законов белых мужчин, выше их системы ценностей, и я осквернял их женщин — и этот пункт, я думаю, доставлял мне больше всего удовольствия, потому что я был крайне возмущен тем, что исторически творили белые мужчины с черными женщинами. Это была моя месть 38.
При таком изнасиловании женщин мнят собственностью мужчин, которые, из-за расы, класса или национальности, являются врагами. Женщины рассматриваются как движимое имущество этих мужчин-врагов. В этой и только в этой ситуации узы расы, класса или национальности ценятся выше, чем мужская солидарность. Признание Кливера прояснило, что женщин некой группы тоже воспринимают как движимое имущество, собственность, которую можно использовать по чьему-либо усмотрению в собственных целях. Когда черный мужчина насилует черную женщину, в этом нет агрессии против белых мужчин, и право мужчин на изнасилование не затрагивается. Важно помнить, что большинство изнасилований внутрирасовые — черные мужчины насилуют черных женщин, белые мужчины насилую белых женщин, — потому что изнасилование — сексистское преступление. Мужчины насилуют женщин, к которым у них есть доступ, чтобы показать свою маскулинность и отметить свою собственность. Негодование Кливера из-за того, «что исторически творили белые мужчины с черными женщинами» — гнев из-за кражи имущества, принадлежащего ему по праву. Точно также как злость южан на черных, которые спят с белыми женщинами, — гнев из-за кражи имущества, принадлежащего белым мужчинам по праву. В деле в Нотр-Дам мы видим, что интересы полового класса мужчин были удовлетворены, ведь ценность черной команды футболистов для мужской гордости (в данном случае это чемпионство футбольной команды Нотр-Дам) выше скромных притязаний белого отца на право владения своей дочерью. Это дело никогда и не рассматривалось, как преступление над конкретной женщиной.
Но я должна отвлечься от ужасов изнасилований. Мы, женщины, живем в обществе, которое относится к нам как к ничтожествам. Нас, как гендерный класс, считают шлюхами и лгуньями. Мы жертвы продолжающегося, злонамеренного и дозволенного насилия против нас — против наших тел и наших жизней. Наши личности поносят, как половой класс, так, что ни одной женщине в глазах закона и общества нельзя доверять. Наши враги — насильники и их покровители — не то, что уходят безнаказанными, у них есть влиятельные блюстители морали, высокие и почетные места в обществе, это священники, юристы, судьи, законодатели, политики, доктора, художники, администраторы компаний, психиатры и учителя.
Что же мы, бессильные по сути и по определению, можем сделать?
Во-первых, нужна эффективная организация, чтобы выявить симптомы этой разрушительной эпидемии. Необходимы кризисные центры для изнасилованных, курсы по самообороне, команды женских-полицейских, расследующих дела об изнасиловании, а также женщины-прокурорки.
Нужны новые законы об изнасиловании. Новые законы должны: 1) отменить требование дополнительных доказательств для признания вины; 2) отказаться от того, что жертва должна быть физически травмирована, чтобы ее признали изнасилованной; 3) устранить необходимость доказывать, что согласия не было; 4) определить, что согласием является «осмысленное и осознанное согласие, а не молчаливая уступка»; 5) снизить нереалистичный возраст согласия; 6) не считать допустимым доказательством прошлую сексуальную жизнь жертвы или прошлый секс по согласию с подозреваемым; 7) утверждать, что семейные отношения сторон не являются оправданием для суда; 8) рассматривать изнасилование как серьезный вред здоровью39. Эти изменения в законы об изнасиловании предложили в рамках юридической программы по правам женщин в Университете Нью-Йорка, вы можете ознакомиться с проектом закона об изнасилованиях в книге «Изнасилование: первый сборник материалов для женщин», написанной радикальными феминистками Нью-Йорка. Рекомендую ознакомиться с проектом, а после предпринять все возможное для его воплощения.
Также, чтобы защитить себя, мы должны отказаться от системы любовных отношений, в которой женщина оказывается в ситуации потенциального риска стать жертвой изнасилования. В системе любовных отношений женщины рассматриваются как пассивные удовлетворительницы для любого мужчины. Ценность женщины измеряется ее способностью привлечь и удовлетворить мужчину. Мужчины «ведут счет» количества любовных связей. Играя в эту игру, женщины вручают себя и свое благополучие в руки воображаемых или настоящих незнакомцев. Мы, женщины, должны проанализировать явные и неявные определения и ценности этой системы. Анализируя ее, мы увидим, как нас принуждают становиться секс-товарами.
Еще мы должны активно стремиться предать огласке нерасследованные случаи изнасилований и донести до женщин информацию о личностях насильников.
Есть также задача для мужчин, не поддерживающих право мужчин на изнасилование. В Филадельфии мужчины создали группу «Мужчины против изнасилований». Они работают с родственниками-мужчинами и друзьями жертв изнасилований, чтобы развеять миф о виновности женщин. Иногда насильники, испытывающие проблемы со своей постоянной агрессией против женщин, просят о помощи. Для этих целей есть обширные образовательные и консультационные возможности. Также в Лортоне, Вирджиния, осужденные насильники организовали группу «Заключенные против изнасилований». Они работают вместе с группами феминисток и отдельными людьми, чтобы изнасилования признали политическим преступлением против женщин и чтобы разработать пути противостояния изнасилованиям. Очень важно, что мужчины, желающие бороться с изнасилованиями, несмотря на невежество, презрение и злобу не усиливают сексистскую позицию. От таких утверждений как «изнасилование — преступление и против мужчин тоже» или «мужчины тоже могут быть жертвами изнасилования» больше вреда, чем пользы. Горькая правда: изнасилование становится видимым преступлением, когда один мужчина насилует другого. Горькая правда: мужчин можно привлечь на свою сторону, если рассматривать изнасилование как преступление «против мужчин тоже». Это слишком больно, чтобы пережить. Мужчины, желающие бороться с изнасилованиями, должны выработать строго антисекситскую сознательность и дисциплину, чтобы снова не превратить нас в невидимых жертв.
Мужчины верят, что демонстрируют сексизм только перед женщинами, и если они ведут себя откровенно шовинистически в присутствии женщин, это еще не значит, что они совершат преступление против женщин. Это ложь. Мужская солидарность такова, что мужчины чаще всего подвергают опасности жизни женщин. В мужской среде норма, что большинство мужчины участвуют в преступлениях против женщин. Например, у мужчин есть привычка и традиция обсуждать между собой интимные подробности секса с конкретной женщиной в ярких и красочных подробностях. Это превращает конкретную женщину в правомерную и неминуемую сексуальную добычу в глазах друзей мужчины и приводит к бесчисленным изнасилованиям. Часто женщин насилуют друзья друзей мужчины. Мужчины должны понять, что поддерживая привилегированные мальчишеские ритуалы, они ставят жизни женщин под угрозу. Изнасилование также одобряется мужчинами, которые домогаются женщин на улице или в публичных местах; которые описываютили говорят о женщинах, объективируя и принижая их; ведут себя агрессивно или презрительно по отношению к женщинам; которые шутят мизогинные шутки и смеются над ними; которые пишут книги или снимают фильмы, в которых женщин насилуют, и им это нравится; которые поддерживают или потребляют порнографию; которые оскорбляют некую женщину или всех женщин вообще; которые мешают или высмеивают женщин, стремящихся сохранять достоинство. Мужчины, делающие или поддерживающие такое поведение, враги женщин и замешаны в насильственных преступлениях. Мужчины, желающие поддержать женщин в стремлении к свободе и справедливости, должны понять, что нам не критически важно, чтоб они научились сострадать: нам важно, чтоб они прекратили преступление и насилие против нас.
Конечно, я описала экстренные меры, созданные, чтобы выжить посреди жестокости, льющейся на нас со всех сторон. Но как остановить саму жестокость? Несомненно, мы должны выявить первопричину изнасилования и изжить из наших социальных конструкций все определения, ценности и привычки, которые подпитывают и одобряют изнасилование.
В чем же первопричина изнасилования?
Изнасилование — прямое следствие огромной разницы между мужчинами и женщинами. Изнасилование согласуется с этой разницей, оно существует благодаря ей. Помните, изнасилования совершают не психопаты и не те, кому неведомы социальные нормы, — изнасилования совершают образцы социальной нормы. В обществе мужского доминирования мужчины считаются существами одного порядка, возвышающимися над женщинами — иными, противоположными, совершенно отличными существами другого порядка. Мужчины агрессивные, доминирующие, могущественные. А женщины пассивные, подчиняющиеся, бессильные. С точки зрения этих различных гендерных характеристик, сексуальная агрессия мужчин в отношении женщин — это их природа. Изнасилование имеет место, когда мужчина, доминирующий по определению, берет силой женщину, которая по определению мужчин и всей их культуры, существует на земле, чтобы быть использованной и ублажать мужчину. Изнасилование — логическое следствие системы, определяющей, что есть норма. Изнасилование не исключение, не отклонение, не случайность и не ошибка — оно воплощает сексуальность в том виде, как культура ее преподносит. До тех пор, пока эти убеждения не будут разрушены — что мужчина сексуально агрессивен, а женщина пассивная принимающая сторона, не имеющая права на неприкосновенность, — мужчины, образцы нормы, продолжат насиловать женщин.
В нашем обществе фаллическая агрессия — это норма маскулинности. Мужская сексуальность четко и строго завязана на фаллосе. Мужское самоопределение сосредоточено на его представлении о себе как о носителе фаллоса; ценность мужчины сосредоточена на его гордости из-за фаллического самоопределения. Главная особенность фаллического самоопределения в том, что ценность человека определяется исключительно наличием фаллоса. Поскольку другого критерия ценности и способа самоопределения у мужчин нет, все, у кого нет фаллоса, считаются недолюдьми.
Думая об этом, вы должны понимать, что это не вопрос гетеросексуальности или гомосексуальности. Мужская гомосексуальность не отказ от фаллического самоопределения. Гетеросексуалы и гомосексуалы в равной степени включены в фаллическое самоопределение. Они показывают это по-разному — выбирая того, кого мужчины именуют «сексуальным объектом», — но их общая оценка женщин непременно укрепляется их собственным чувством фаллической значимости.
Это фаллоцентрическое самоопределение делает возможным — более того, необходимым — для мужчин рассматривать женщин как низших существ. Мужчины искренне не ведают, что женщины — отдельные личности, значимые, волевые, восприимчивые, потому что их символ ценности маскулинность, а она относится к фаллическому самоопределению. Женщины по определению не могут претендовать на обладание правами и обязанностями личности. Замечательный Джордж Гилдер, на которого всегда можно рассчитывать, когда нужна печальная правда о маскулинности, выразил это так: «…в отличие от женственности, ослабляющей маскулинность до падения на дно, до вялой ничтожности… Мужественность в самой простой форме можно утвердить и выразить только делом»40. Что ж, вот какие дела утверждают и выражают мужественность: изнасилование, во-первых и самых главных это изнасилование, убийство, война, разбой, драка, империализм и колонизация — агрессия всех форм, мастей и видов. Все личное, психологическое, социальное и институализированное доминирование в этом мире берет начало в одном источнике: фаллическом самоопределении мужчин.
У женщин, разумеется, нет фаллического самоопределения, и поэтому мужчины воспринимают нас как отличающихся и неполноценных. Например, мужчины считают, что физическая сила прямо и косвенно относится к фаллическому самоопределению, и потому тысячелетиями крадут у женщин нашу физическую силу. Мужчины считают, что интеллектуальное развитие — особенность фаллической идентичности, и потому мнят женщин интеллектуально неразвитыми. Мужчины считают высокую мораль особенностью фаллической идентичности, и потому постоянно говорят, что мы бесполезные, злобные и безнравственные создания. Даже убежденность, что женщины существуют, чтобы их ебали — а насильники так думают по умолчанию — произрастает из особой точки зрения, что единственная существующая значимость — фаллическая: мужчины хотят или могут признать нас, лишь когда мы — приложение к их члену в сексуальном акте. Тогда и только тогда они признают нас настоящими женщинами.
Женщины, как существа без фаллоса, считаются подчиняющимися, пассивными и инертными. На протяжении всей патриархальной истории законы, обычаи и традиции видели нас неполноценными, потому что у нас нет фаллоса. А сексуально нас характеризует «мазохистская пассивность»: «мазохистская», потому что мужчины понимают свой систематический садизм в отношении нас, и «пассивность», не потому что мы и впрямь пассивны, а потому что наши цепи слишком тяжелы, и мы не можем пошевелиться.
Чтобы прекратить изнасилования и другое систематическое насилие в отношении нас, мы должны разрушить определения мужественности и женственности, мужчин и женщин. Мы должны уничтожить раз и навсегда такие описания персоналий как «доминантный-активный, или мужчина» и «подчиненная-пассивная, или женщина». Мы должны изжить их из социальных конструкций, уничтожить все институты, основанные на них, сделать их отсталыми, бесполезными. Мы должны разрушить культуру, какой мы ее знаем: искусство, храмы, законы; мы должны вырвать с корнем из сознания и памяти все изображения, институты и культурные установки, описывающие мужчин как насильников, а женщин как жертв по умолчанию. Пока мы этого не сделаем, изнасилование так и будет главной сексуальной моделью, и мужчины продолжат насиловать женщин.
Мы, женщины, должны начать работу на благо революции. Если изменимся мы, те, кто считает, что возвышается над нами, должны будут убить нас, измениться или умереть. Чтобы изменить все, мы должны отказаться от всех мужских определений, которые когда-либо усвоили; мы должны отвергнуть мужские определения и описания наших жизней, наших тел, наших нужд, наших желаний, нашей значимости — мы должны забрать себе право давать имена. Мы должны отказаться быть частью сексуально-социальной системы, построенной на нашем труде как низшего класса рабынь. Мы должны разучиться быть пассивными, как нас учили тысячи лет. Мы должны отучиться от мазохизма, которому нас учили тысячи лет. И самое главное, чтобы освободиться, мы должны отказаться имитировать фаллическую самоидентификацию мужчин. Мы не должны гнаться за их ценностями и повторять их преступления.
В 1870 году Сюзан Б. Антони написала подруге:
Я не прошу никакую персону и никакое сборище бесчинствовать, но я прошу, прямо и косвенно, о чем-то шокирующем, что привило бы женщинам этой страны самоуважение и заставило бы их увидеть всю унизительность их прежнего положения; что заставило бы их порвать свои хомуты и подарило бы веру в себя; что заставило бы их направить свою преданность на женщин в первую очередь; что заставило бы их увидеть, что мужчина не может ни чувствовать, ни говорить, ни вести себя с женщиной не как рабовладелец с рабом. Женщины в оковах, и тем хуже их рабство, что они не сознают его. О, заставь их увидеть и почувствовать, надели их смелостью и сознательностью, чтобы говорить и работать во имя своей свободы, несмотря на насмешки и пренебрежение, летящие им в лицо от всего мира 41.
Изнасилование — не то ли самое бесчинство, сестры? Может, пора?
Сексуальная политика страха и смелости[9]*
Моей матери
(1)
Хочу поговорить с вами о страхе и смелости — что они такое, как соотносятся друг с другом и какое место занимают в жизни женщины.
Когда я размышляла, что же мне сказать, я подумала, что могу поведать несколько историй из жизни очень храбрых женщин. У меня таких много, и они очень вдохновляют меня, и я думала, они могут вдохновить и вас. Но, пусть эти истории и дарят нам чувство коллективной гордости, они также заставляют нас мистифицировать отдельные проявления смелости и боготворить тех, кто ее проявил: мы говорим «о да, эта женщина поступила так, но я бы не смогла», «она необычная женщина, а я не такая». И я попыталась обдумать идею страха и смелости в другом ключе, аналитическом и политическом.
Я постараюсь обрисовать для вас сексуальную политику страха и смелости, где страх — выученная черта феминности, а смелость — красный символ маскулинности.
Я считаю, что все мы — продукты культуры, в которой живем. Поэтому для четкого понимания того, как формируется наш личный опыт, мы должны в первую очередь прояснить, как культура сообщает нам о реалиях окружающего мира и о том, как их следует воспринимать. Иными словами, культура, в которой мы живем, определяет для нас львиную долю того, что мы осознаем, как это воспринимаем, как зовем и какое значение придаем своему опыту, а также как и почему вообще себя ведем.