*
ВРЕМЯ ПРОШЛОЕ ЕСТЬ ТО ЖЕ, ЧТО ВРЕМЯ НАСТОЯЩЕЕ/.
/ из восточной философии /.
Из трех составляющих времени – настоящее, само собою, является наиболее важным и реальным. Происходящее сегодня - волнует и занимает наше сознание. Каждый новый день - одна реальность уступает место другой. И новая реальность, по-прежнему, кажется нам наиболее важной. Однако, с возрастом, накопившееся прошлое начинает занимать чуть больше места и более частый взгляд назад может проявить интерес к нему. При благоприятном стечении обстоятельств оный становится глубже. В 20-м веке мы жили в стране с разорванной историей. Поэтому, когда появилась возможность, этот разрыв нужно было устранить. Хотя в семье и раньше знали немало о предках, но сейчас нить информации удалось протянуть до начала 18-го века. Значение этой информации, на первый взгляд, узкосемейное. Но история, это во многом, биографии людей. В любом случае - лучше знать, чем наоборот.
В данном очерке прослежено семь поколений двух разных семейств. Повествование не претендует на полноту информации – очень много её исчезло или утеряно невосполнимо и навсегда, итогом оставляя пустоту, словно никогда и не было тех людей и событий. /Событий, являвшихся для них тогда тоже наиболее важными./ Чем дальше в прошлое, тем её (информации) меньше. И сравнительно недалекий, в историческом плане, 17 век – это уже почти сплошное белое пятно, большой ноль. А ведь это время не менее интересно - видимо именно тогда кто-то из предков «переместился в пространстве» из центра страны на Урал, на новые, неведомые земли. И вряд ли это произошло из-за простого любопытства. Но из-за неразвитости общественных и гос.институтов в то время, искания в области генеалогии приходится прервать на этом периоде нашей истории, к сожалению (и не только в личностном плане). Итак, кому интересно, вперёд в прошлое...
...В октябре 1682 г. Верхотурский воевода Ларион Абрамович Лопухин получил от приказчика “отписку” о бегстве двенадцати семей оброчных крестьян “неведомо куды” (1). Среди перечисленных был упомянут Любим Фомин со своей семьей, с тремя сыновьями. Как и что сложилось дальше у этой семьи - неизвестно, но если более или менее нормально, то дети, став взрослыми, записывались “по бумагам” по отцу - “имярек”- сын Любимов. Чуть позже людей стали записывать не двумя, а тремя словами. В итоге фамилия сложилась, как и большинство других - от имени, в данном случае от имени одного из предков. Имя - Любим - встречалось в то время еще не редко, даже после запрета нарекать детей неканоническими именами.
…В начале 18-го века много вновь пришедших людей селились на среднем Урале и Зауралье, подальше от назойливого вмешательства в свою жизнь и пресса власти. Когда Демидов получил окрестных крестьян в пользование, многие из них, сначала подчинившись, потом пустились в бега. И не от него одного. С первого строительства Екатеринбурга, например, сбежали почти все. И т.д. Оскорбляло отношение к себе. Попытки закабаления и труд себе в убыток вызывали чувство несправедливости. Тяжелой же работы никто тогда не боялся. Зауральские земли вдоль рек Исеть, Теча, Миасс, осваивались, не в последнюю очередь, благодаря таким вот ”неорганизованным” поселенцам. Многие беглые, обосновавшись где подальше, всё же не очень долго оставались без внимания. Через какое-то время представители власти все же объявлялись и люди вновь становились приписными, т.е. опять платили налог. В пограничных острогах могли некоторых приписать в казаки и вместо налога вменяли тогда многие обязанности. Жилось на этих малозаселенных землях тогда весьма свободно. Но и более опасно. Небольшие поселения, расположенные вокруг острогов, находящихся здесь уже несколько десятков лет, во время больших набегов кочевников /однако не частых/ были обречены, если их жители не успевали укрыться за стены своих «метрополий». В Петровское время и позже участились и башкирские бунты. Несколько семей Любимовых проживали в те годы в Шадринском дистрикте /районе/. Можно упомянуть и деревню Любимово, недалеко от Шадринска, сожженную, в очередной раз, в 1736 г. Возможно, что оттуда родом был Савва, родившийся в 1725 г. Однако, его взрослая жизнь пройдет уже в другом месте - в Чебаркуле. История появления предков семьи на южном Урале тесно связана с проектом новой Оренбургской губернии и строительством первых поселений-крепостей в этой местности.
…Зима, декабрь 1735 г. Огромный обоз из 642 подвод, под охраной солдат, идет по бесконечной дороге уже много дней подряд. В пути почти не останавливаются, если только кормить и давать отдых лошадям. Все хотят побыстрее добраться до реки Яик, там есть русское укрепление и пристань. На санях везут хлеб для строящегося Оренбурга. Оттуда намечается освоение огромной территории, имя которой - степь. По бесконечной степи кочуют киргиз-кайсаки /казахи/, приходят джунгары /калмыки/, ногайцы и каракалпаки. Обычное состояние этих племен - ни мира, ни войны, междуусобицы или истребление более слабых племен или народов. В такой ситуации в 20 - 30-е г.г. оказались племена Младшего Жуза казахов, истребляемые джунгарами. Защиты от истребления они попросили у русской царицы. Не сразу, но “процесс пошел”. Так, на краю большой степи началось строительство крепости Оренбург. Снабжать же провиантом намечалось из Зауралья, где хлеба было с излишком.
Но, уже второй обоз не смог дойти до Верхнеяицкой пристани, т.к. часть башкир почти год находились в состоянии войны с русскими. От очередного бунта страдало местное население с обеих сторон. Этот /второй за год/ обоз был окружен воинами Юсупа Арыкова, немного не дойдя до цели… Эта неудача обрекла на голодную смерть сотни людей в новых укреплениях. В январе 1736 г. Верхнеяицкая крепость была сожжена, все люди перебиты.
Начальник Оренбургской экспедиции И. Кирилов и его сподвижники вполне быстро оценили ситуацию и среагировали на нее. Понятно было - чтобы наладить снабжение, надо построить укрепления на расстоянии дневного перехода друг от друга, где обозы могли бы безопасно делать остановки или располагаться на отдых. Укрепления эти дадут также возможность наблюдения за территорией, быстрой связи и оповещения, в конечном счете - обеспечат успех всего предприятия. Место для первой крепости было намечено давно - это район озера Чебаркуль, находящегося на половине пути между Верхнеяицкой пристанью и Теченской слободой. Сюда в марте 1736 г. прибыли сотни людей под общим руководством полковника Ивана Саввича Арсеньева, 14 апреля началось большое строительство. Вскоре на полуострове, вдающимся в озеро, вырос острог, а строительство продолжилось дальше. Мятежные башкиры не могли помешать этому, две роты солдат Тобольского и Енисейского полков /более двухсот человек/ отлично справлялись с охраной и участвовали в работах. Редкие, неблизкие нападения вызывали больше шума, чем вреда. К тому же, при походе к месту строительства, войска уничтожили несколько мятежных деревень вдоль Миасса. Старшины же мирных юртов сами присутствовали при строительстве крепости – со слов А.И.Тевкелева «своею волею»(2). И всё же, все чувствовали опасность такого подвешенного состояния. Судя по быстроте строительства, люди работали, как для себя, были заинтересованы в оном. Без дела никто не сидел, о чем упоминал в донесении “начальник” стройки - майор Яков Павлуцкий. Солдаты, новоприбывшие крестьяне, приезжавшие обозники, отряд местных башкир, их старшины: Кутукай, Уразай, Таймас, Кусямыш - все эти люди побывали здесь, участвовали в строительстве нового поселения и были первыми жителями оного. Местность вокруг была тогда для русских малоизвестной (и малозаселенной) и среди прочих дел началось обследование ближних земель, их картографирование. Карту 1736 г. «сочинил» прапорщик Михаил Пестриков, с охраной объезжавший окрестности. С весны до осени не затихала бурная деятельность, менялось начальство, сменилась часть людей. То, что намечалось, было сделано: ”…с Божьей помощью успели…”- сообщал А. Тевкелев в Екатеринбург В.Н. Татищеву. (Переписка меж начальством в тот период была весьма бурной.) В сентябре, шедший к реке Яик огромный обоз, 1882 подводы, разместился на отдых в Чебаркуле. Цель была достигнута, теперь нужно было обживаться...
Конечно, не все было так гладко, как сейчас звучит на бумаге. Например, еще 2 августа, встретившись с Татищевым, Уразай /Абызанов/ заявил ему, что «…крепость построена на моей земле. Мои хоромы разломаны и в крепость перенесены, все мои сенокосы взяты и ныне пристанища не имею». Многие башкирские старшины Сибирской дороги выступили против новых крепостей, «понеже оные построены на их землях». Часть их присоединилась к бунту-сопротивлению. Другие же, как, например, Таймас /Шаимов/, остались на стороне русских. Это привело в войне меж самих башкир. В сентябре не отказавшихся от борьбы старшин Сибирской дороги объединил Тюлькучура Алдагулов. Во главе тысячного отряда он пошел к Чебаркулю /но нападение, по-видимому, не состоялось/...
За сезон была сделана огромная работа: острог - и строилась новая крепость вокруг него, казармы, склады, небольшая церковь Сретения, дома первопоселенцев, множество хоз.построек, оборонительная фортификация. Впереди была первая зимовка, скучать было некогда. Разорённые войной башкиры тоже думали о предстоящей зиме. Активные и жестокие действия войск привели к тому, что многие из них решили подчиниться, прекратить бунт. С повинной многие пришли к А.Тевкелеву, как к бывшему своему единоверцу, которого боялись за его жестокость. За 4 тысячи человек своих соплеменников пришел просить Юсуп Арыков. Они вернули пушки и ружья, захваченные в Верхнеяицком укреплении. Тевкелев оставил двух предводителей – Юсупа и Сабана - под арестом в Чебаркульской крепости. Остальных отпустил. Юсуп и Сабан, от своего имени, рассылали письма по всей зауральской Башкирии, чем привели в успокоение многих своих соплеменников. /Юсуп был старшиной Кара-Табынской волости, владел большими угодьями, был авторитетным человеком среди башкир./ Дальнейшая судьба заложников различна (3). В то время все подчинялись и уважали только силу, жестокость же, при конфликтах, была обоюдной. С приходом тепла многие обедневшие башкирские воины объединялись и вновь шли воевать себе добычу. /До восстания – местное башкирское население было очень зажиточным./ Но вблизи крупных крепостей было вполне спокойно. В 1737 г., майоры Шкадер, Дурасов, поручик Матвеев, стали массово записывать крестьян зауральских деревень в казачье сословие. Набирали, в основном, в ближних дистриктах - Шадринском и Окуневском (запад Курганской; с/в Челябинской обл. сейчас). По слухам, по рассказам обозников и других людей, побывавших в новых поселениях, люди как-то делали свой выбор и записывались - кто куда желал: в Миасскую, Челябинскую, Эткульскую (так говорили) или Чебаркульскую крепости. /Постепенный процесс переселения растянется на много лет./ Новоявленные казаки занимались обычными, как и прежде, делами. В крепостях люди получали со складов казенные семена, начинали сев. Некоторые переселенцы разбирали на старом месте свои дома по бревнам и перевозили на новое место жительства. /Это освобождало от тяжелой работы по рубке и обработки леса на новом месте, не нужно было сушить лес, заново делать плотницкую работу./ Другие продавали имущество на прежнем месте жительства и переселялись «налегке» (4). Вообщем, кто как…
От других поселений Чебаркуль выгодно отличался настоящим природным изобилием. Это значительно облегчало жизнь людей здесь. В 37 г. продолжалось большое строительство: изба провинциальной канцелярии для «начальства», две избы /гостиницы/ для приходящих башкир, спиртная лавка, новые жилые дома и многое другое. Прибыло подкрепление солдат. Дел много, людей не хватало и воевода образованной в этом году Исетской провинции - Иван Н. Татищев -(брат знаменитого) добивался, чтобы переселяли еще монастырских Долматовских крестьян. К юго–западу от Чебаркуля крепости строить не стали (как планировали ранее). По просьбе местных башкир, новую дорогу стали прокладывать южнее. К тому же, ранее сделанные карты местности имели заметные погрешности. Их частично устранили (точная карта близлежащих земель появится лишь в 1742 г.) - Чебаркуль оказался севернее, чем считалось ранее. Проложив новую дорогу, наметили и новые укрепления – будущую Уйскую линию. Однако, зимний путь на Яик остался прежним – через Чебаркуль.
1738 г. был, как и предыдущие два года, трудным и неспокойным. С приходом тепла увеличивалась нагрузка на людей - бесконечные работы и служба. Правда, земли набрали - кто сколько хотел, без ограничений. Но, из-за многих служб, взрослые мужчины часто отсутствуют, и часть работ делается женщинами и детьми. На полевых работах людей приходится охранять тем же казакам или солдатам. По другому пока нельзя. Из донесения: “..10 апреля напали воры на посланных из Чебаркульской крепости для заготовки леса солдат. Солдаты, защищаясь, у воров убили трех человек, а воры отшибли 4-х лошадей…”. Подобные донесения были из Челябинской и других крепостей /есть упоминание о нападении на эти крепости/. Летом 38 г., после нескольких крупных боев, наступило затишье, осенью предводители бунта приходили с повинной. В подавлении, на этот раз, участвовали и казахи “Малой Орды”, их хан – Абулхаир – воспользовавшись ситуацией, попытался стать, фактически, ханом башкир, чем создал новую проблему для русских властей. После того, как В.Татищев дипломатично “выставил” его в степь, его батыры напали на Оренбург. Абулхаиру тогда запретили кочевать возле границы. Запрет этот был номинальным, однако, в районе новых крепостей больше года длилось относительное спокойствие.
В 1739 г., в Чебаркуле, переселенческий процесс по-прежнему продолжался. Почти все новоявленные казаки всё еще платят налоги – подушные деньги /брали только с мужчин/. Или же - урожай с одной десятины земли, возложенный на десять человек, что было немного. В конце года и в начале следующего - в провинции провели перепись населения. На то время в Чебаркуле, за пределами укрепления, имелся 51 дом, где проживали 257 человек /284 по др. данным/. Таким образом, понятие “крепость” стало для Чебаркуля частично условным. В укреплении жили лишь офицеры и солдаты. Новопоселенцы, приходя, строилось за пределами крепости. Хотя, в первые годы, все жилье обносилось сплошным забором, а снаружи вкапывались ряды кольев. Есть смысл перечислить некоторые фамилии, известные по той переписи. Впоследствии, в Чебаркуле останутся не все, кто жил там первые годы. Некоторых переселят в другие, вновь построенные дальше к югу укрепления, от кого-то не останется продолжения или фамилии. Поэтому перечислены те, что сохранились там последующие 200 лет и лишь самые многочисленные: это: (5) Кошигины - 3 семьи /две из них – близкородственные/, Ильиных – 3 семьи, Рышковы, Мотовиловы – по 2 семьи. Семьи обычно по 5 – 6 человек. /Почти все переселенцы – семейные/ Шихов, Пустозеров, Золотухин, Красноперов, Сутормин, Попов, Пастухов, Портнягин, Пудовкин /фамилия трансформируется в – Пудовиков. Это нередко бывало, т.к. грамотных людей почти не было – напишет дьяк или писарь по-другому, так и будет писаться потом. К тому же, алфавит был немного другим, и разная манера скорописи представляла повод для разночтения/. Селенин (станет – Зеленин), Гордин (станет – Гординов). Югов, Батутин, Витязев, Кузнецов, Максимов и др.. Кроме того, в 39 г. еще многие новые люди записались на поселение в Чебаркуль в Шадринском дистрикте /районе/, но оставались на прежнем месте жительства до весны 1740 г.. C наступлением длинных, теплых дней переселение продолжилось. Вскоре много новых фамилий появилось в Чебаркуле: Малков, Запивалов, Токарев, Прахов, Лучевников, Рощектаев, Медведев, Колпаков, Воробьев, Пановых (ых-отпадет), Кононовых (ых-отпадет), Свяженин (ов-добавится), Упругин, Суханов, Шахматов, Салмин, Мурашев, Шустиков, Пичугов, Чернышев, Бурундуков, Новошинцов, Репников, Башарин и т.д. /Последние две фамилии издалека – Казани и Архангельской губ.. Однако, выходцев из дальних мест было очень немного/. Некоторые фамилии добавились повторно, например – Кузнецов, Сутормин. Видимо, однофамильцы, т.к. из разных мест. /Вообще-то, даже генеалогия не в состоянии проследить за всеми перепетиями людских пересечений. Ведь у каждого человека есть двое родителей, во втором поколении – предков уже четверо и далее идет такая же прогрессия – в пятом поколении – 32, в седьмом – 128 человек и т.д. И это только прямые предки-прародители, те, что есть у каждого человека. Так что – “Чем дальше в лес…”/.
**
…И, однако, за быстрою сменою лет, стёрся след, Словно год стал нулём, …Стёрся след, были нет. От неё не осталось примет. /Б. Пастернак/
В начале 1740 г. в столицу отправлены первые переписные листы чебаркульского населения. Излишне повторяться про большое строительство, которое продолжалось. C начала года все казаки и солдаты несут усиленную службу из-за новой вспышки войны в регионе. Так продолжалось до поздней осени. Отряды Павлуцкого и Путятина, выйдя из крепостей в мае, за пару месяцев «намотали» до тысячи верст по южному Уралу, не раз вступая в бои с восставшими, в т.ч. в р-не оз.Чебаркуль - 25 мая. Потом стало тихо… /Уже в 41 г. отряды служащих башкир впервые были посланы с казаками на охрану границы – и с каждым годом их число будет увеличиваться./ В 1741 г. в ведомости «сходцев» числилось по Чебаркульской крепости – из гос. крестьян 141, из монастырских крестьян 1, из купечества 3. Власти оценили выгоды содержания “нерегулярного войска”. С этого времени солдат в крепостях становится меньше, а казаков – больше. Последовал ряд Указов /Высочайший и Оренбургской канцелярии/ и многих солдат, лишних рекрутов, арестованных беглых и разных случайных людей, осевших в крепостях – зачислили в казаки. Так, на рубеже 41 – 42 г.г., только в Чебаркуле, было “сплавлено” из рекрутов в казаки 102 человека. Возможно, среди них был и первый “чебаркульский” Любимов.
К 1742 г. поселение весьма разрослось: 125 домов-дворов вне укрепления /плюс десятка три домов отдельным поселком/ и еще новые строятся, есть почтовая станция, новые казармы, несколько кузниц, мельница, базарная площадь, над поселком начинает подниматься капитальное здание новой церкви, недалеко есть погост. По трактам проходит сообщение с Челябой, Екатеринбургом и на Оренбург. Для освящения строящейся церкви, в июне 42 г., приезжал из Тобольска архимандрит Сильвестр (6) – будущий митрополит, ярый борец с “раскольниками”. Затем он отправился в строящуюся Уйскую крепость. В конце июня, после многолетней сибирской экспедиции, останавливался в Чебаркуле академик - Иоган Г. Гмелин /на юг Урала он “завернул” с целью изучения нового края/. Поручик Блинов представил ему статистический отчет (7): cемей – 336, детей – 208, почти в каждом доме есть лошадь, корова, другой живности пока немного. Земельные наделы у многих находились далеко, 10 – 15 верст от жилья. В тот год было посеяно /казаками/ более 90 центнеров ржи, 26 ц. овса. В хороший год урожаи снимали в 10 раз больше посеянного – “самдесять”. Солдаты обеспечивались хлебом от казны, который, в виде налога, привозили сами исетские крестьяне. Казаков за тяжесть новой службы от налогов освободили, но и жалования не дали. Люди остались на самообеспечении, однако, порой, не имея достаточно времени на свое хозяйство. Летом 42 г., в Чебаркуле заметно явное перенаселение – ведь c новой сотней людей количество казаков увеличилось до 438. Но - ненадолго. К тому же – и приток новых переселенцев всё еще продолжался. Так, например, в 1742-43 г. в Чебаркуль переселилась еще одна семья Кошигиных – из дер. Кайгородова (что тоже под Шадринском). Вскоре многих людей отправили на новые места, ведь строительство на реке Уй требовало новых пополнений. В разное время, вероятно, было отправлено на южный рубеж несколько партий людей. Вряд ли были охотники идти туда добровольно, но об этом людей перешедших с вольных хлебов на службу, теперь не спрашивали. Так, среди основателей Уйской, Степной, Кичигинской /позже Санарской/ крепостей были и те, кто жил какое-то время в Чебаркуле…
В начале 1743 г. Чебаркульскую и другие крепости посетил новый начальник Оренбургской экспедиции – Иван Ив. Неплюев /свита – генерал фон Штокман и др./. Тогда же были намечены места, где вскоре началось строительство Троицкой, Магнитной и других новых крепостей. Также последовали некоторые административные изменения. Позже Неплюев ещё не раз будет останавливаться в Чебаркульской крепости, находясь в разъездах по краю. (Главным делом тогда ещё было военное усиление сибирской и уральской линий - «для обуздания кочующих орд и удержания их в подданической должности».) Большое начальство, и раньше бывшее здесь наездами, окончательно съехало из Чебаркуля в Челябу - там теперь стал центр Исетской провинции, т.е. – разместились войсковая изба, канцелярия, подушный сбор, а с 50-го года будет создано Духовное правление. Хотя и до этого еще – чебаркульский священник подчинялся челябинскому. В Чебаркуле же за начальство остались несколько человек сотников, есаул и атаман. У солдат гарнизона были свои офицеры, которые могли распоряжаться и казаками. Мужское население само выбирало для себя некоторых начальников, например – старосту /целовальник/. Он ведал всеми гражданскими делами в поселке: смотрел за порядком, судил мелкие проступки, решал споры и общественные дела. Информацию о событиях в стране жители нередко получали от священника на службах, ему же должны были отчитываться о своих действиях и помыслах, что, по разным причинам, делали не все. Вообще же, условия жизни и нравы того времени были тяжелыми и грубыми. За провинности наказывали кнутом, за серьезные преступления вырывали ноздри или отрубали правую руку, клеймили и ссылали на каторгу. За более тяжкие, например бунт, отрезали уши и носы, отрубали головы, вешали, сажали на кол. Большим зверством тогда это не считали, смерть вообще была заурядным явлением. Много людей умирало от болезней и эпидемий, особенно зимой. Цинга, оспа, чахотка… Но те кто выживали, часто жили потом до глубокой старости…
Строгость гос.законов не означала безусловного их выполнения всеми. При тяжелых условиях у многих людей и выбора не оставалось. Количество беглых – с уральских заводов, c центра страны – было значительным. В 1744 г. опять последовал Указ – зачислить беглых, ccыльных и прочих пришедших в крепости – в казаки же. В этом же году образована Оренбургская губерния, частью которой стала и Исетская провинция.
Из Чебаркуля многих казаков стали отправлять теперь на уйскую “линию”, где они находились порой по-несколько месяцев, сменяя друг друга. Дел там для них всегда хватало. Мирные кочевники, при удобном случае, не упускали возможности напасть и пограбить, забирали людей и скот. Русские пленники ценились у них выше других. Реально воздействовать на степняков возможности не было. Слишком малочисленны были гарнизоны новых крепостей, чаще всего они лишь вели наблюдение за близлежащей территорией. Губернатор И.И.Неплюев максимум энергии прилагал к делу развития и укрепления новой губернии, стал заботиться не только о военной составляющей, но и развитии торговли, в т.ч. – с кочевниками. Крепости исетской линии стали теперь внутренними поселениями, многие люди прочно обжились в них, прирастая душой к своим домам, хозяйству и земле.
В 1745 г. над Чебаркулем возвысилась новая Преображенская церковь. Сделали в ней два престола – Преображения и Сретения. Новое название прижилось не сразу, многие продолжали именовать ее по-прежнему - Сретения /Встречи/. Службы в ней и зимой стало возможным проводить без проблем. С этого времени, на протяжении более полутора веков, жители ежедневно (всегда почти) слышали звон колокола, что вызывало у них определенные эмоции. А вокруг Чебаркуля стали строиться небольшие заимки: Караси – по северному тракту, Малково – по южному, Пустозерово. /В 44 г. Исетская канцелярия, среди других, издала Указ «О казачьих заимках для содержания скота и о помощи проезжим»./ У местных башкир-каратабынцев /точнее, их знати/ казаки взяли в аренду большие участки леса и несколько озер. Зимой, например, рыбный промысел очень помогал людям. “Никакая другая крепость не богата так рыбой, как эта…”- это еще И.Г.Гмелин отмечал. Чебаркуль был, пожалуй, самым благодатным местом из многих поселений в крае. И жилось здесь сытнее и лучше. Строились новые дома, мельницы. У некоторых “старожилов” появились излишки хлеба. Также хорошим местным товаром являлись деготь, смола, мёд, рыба, ткань из льна и конопли, которую бывшие крестьяне тоже выращивали. Жизнь была размеренна и неспешна, но чтобы жить более или менее сносно, нужно было всегда работать - часто на износ. В таких условиях большим семьям выжить было легче, создать крепкое хозяйство – тоже. К первому юбилею /10 лет/ жизни, на новом месте и в новых условиях, очень многие люди – все еще порой ощущавшие себя новопоселенцами – добились стабильного материального благополучия, наравне с ним увеличивая и свои семьи. /Вообщем - Доблестные трудящиеся Чебаркуля самоотверженным трудом и выдающимися свершениями радостно приветствовали мудрую политику Елизаветы Петровны, и благодарили местное руководство за проявленную заботу. /Шутка//.
Самое многочисленное семейство тогда – Кошигины. Раньше они жили в деревнях недалеко от Шадринска (8). Во время переезда в Чебаркуль, в трех семьях было более двадцати человек. В четвертой семье, прибывшей позже – еще несколько человек. За десять лет - семьи заметно увеличились. Даже после отъезда некоторых Кошигиных, это семейство продолжало оставаться одним из самых больших. Видимо, самая крупная их семья – Петровичи – разделилась, кто-то выделился отдельным хозяйством. В этой семье выросли и женились младшие сыновья – Сидор и Максим – “пошли” дети у них. Например, в 1741 г. родился Стефан Максимович. Семья Григорьевичей также увеличивалась /и со временем разделилась тоже/, дети рождались часто. Известно, что в 40-е годы родились Аммос, Агриппина, Влас, Михей, Терентий, Федор. Но кто в каких семьях – вопрос, отчества их неизвестны. К тому же, известны далеко не все, жившие в том веке. Вообще, информации /личной/ за 18 век – “кот наплакал”. /К сожалению/
Про маленькое семейство Любимовых известно лишь, что в 1747 г. родился Кондратий (9). Можно лишь повторить, что детей первого поколения поселенцев было больше, даже учитывая то, что большинство новорожденных умирали. Первое поколение коренных чебаркульцев росло и множилось, с раннего детства втягиваясь и помогая в работах по хозяйству, перенимая опыт родителей и рано взрослея…
С каждым годом на линейную службу отправляли все больше людей. К воинским навыкам люди привыкали не сразу. Исетский атаман, сотник Иван Севастьянов, выполняя наказ Неплюева, предписал атаманам крепостей - позаботится о молодежи, организовать обучение до того как состоится их выход на кордонную службу. Местное начальство само решало, кого послать, определяло очередь. Т.к. исетские казаки жалования не получали, на линию можно было посылать не более четверти из служащего состава людей. Но это не всегда соблюдалось и когда начальство требовало послать больше, отказать было трудно. В любом случае, людям, отправлявшимся в степь, оставалось лишь завидовать служившим “дома”, семейные переживали за оставленных дом-жену-хозяйство. Службой дома считались также любые не очень дальние наряды-командировки, типа валки и сплава леса от Аргазей до Челябы или охраны строящегося в 1747-48 г. Каслинского завода и т.п. - куда посменно отправляли по 1-2 десятка чебаркульцев. Да и на начавшееся строительство капитального, каменного Христо-Рождественского Собора в Челябинске – мастеров-умельцев собирали по всем крепостям. Весной 1748 г. более сотни чебаркульцев отправились на уйскую линию. Всего туда было направлено исетским воеводой Петром Бахметьевым – 444 человека (10). Вместе с казаками на линии /уже привычно/ находились отряды башкир. Осенью людей сменяла другая партия их земляков. Наряд на зиму был меньше по количеству людей, но тяжелым и мучительным по бытовым условиям и службе. Неизвестно, при каких обстоятельствах первые Кошигины обосновались в Уйской, позже в Кичигинской и Степной крепостях. Возможно, при строительстве еще, возможно - позже, можно только предполагать. В пограничных поселениях священники часто бывали неграмотные, и никаких записей тогда не велось. Пройдет еще много лет, прежде чем Консистория и Духовное правление сможет улучшить качество священнослужителей. Пока же, не только грамотных, но и вообще – священников – не хватало. Добровольно селиться в необжитых и опасных еще местах мало кто хотел… Из отчетов священников в эти годы видно, что многие люди в Исетских крепостях уклонялись от посещения местных церквей, не приходили на исповеди и не позволяли своим детям. Так в отчёте из Преображенской церкви в Духовное Правление сказано, что весной-летом 1748 года, в т.ч. в Петропавловский и Успенский посты, 195 местных жителей (взрослых и детей от 7 лет) не были на исповеди и Св. причастии (среди них: Широковские, Пановы, Ильиных, Воробьевы, Сутормины, Клычковы, Приданниковы, Репниковы, Золотухины, Банниковы, Салмины, Кадышевы, Бегуновы, Кашкины, Булановы и мн. другие.). По другим крепостям цифры были не меньше. Главным образом это было связано с понятием безусловного почитания собственных предков, их наставлений и обычаев /то - пресловутое старообрядчество, о коем споре меж людьми в то время мы теперь лишь сильно удивляемся/.
В 1750 г. из обжитого и спокойного Чебаркуля стали обустраивать тракт до Верхнеяицкой крепости, который использовался раньше только зимой. Видимо, разные специалисты бывали здесь. Кто-то нашел необычную глину, которой заинтересовались в Петербурге и позже стали отправлять туда для производства фарфора. /Сопровождая обозы, некоторые чебаркульцы совершали долгие-долгие «путешествия» по стране и бывали в столице. Можно представить потом их рассказы – о бескрайности России./ В поселке содержалась большая почтовая станция – “штат” лошадей, телег, cаней, склад овса, хозяйство. Рядом с Чебаркулем найдены залежи меди. Из родившихся в том году известен Козьма Ив. Кошигин.
В 1752 г. Чебаркуль посетил Петр Ив. Рычков – замечательный человек и в будущем - известный историк края. В своих записях он отметил только лишь одну церковь - Сретения /неофициальное, старое название/. Видимо, часовни в укреплении уже не было (разобрали?). Казаков, по спискам, было - 291, дворов “в крепости” – 300…/Здесь не всё ясно со статистикой – казаков меньше, чем дворов. Должно быть наоборот. Возможно, посчитаны лишь те, кто был тогда дома, «в наличии»./ В том же году появился на “cвет Божий” – Иван Сидорович Кошигин, который проживет 100 лет /и не он один/.
В следующем году жители края с удивлением, наверное, слушали оглашение Указа Елизаветы Петровны об отмене смертной казни. По обряду священникам полагалось петь потом “Многие Лета”- в честь Высочайших Особ. В Указе также говорилось – не отрубать правой руки осужденным на вечные работы. Императрица пыталась смягчить нравы, а на Урале уже пару лет происходили даже самосожжения людей, иногда - массовые. Тобольский митрополит Сильвестр рьяно исполнял Указ Сената /1750 г./ - о всеобщей проверке “раскольников”. А едва ли не половина уральского населения – являлись скрытыми или явными староверами. В Чебаркуле – явных было сравнительно немного, в отличии от соседних крепостей. Для многих религия - Вера – оправдывали страдания земной жизни, давали объяснения почти всем вопросам, возникавшим в ней и, как следствие, являлись жизненным стержнем в ней. Для многих, поменять обряды предков /поменять Веру/ было неприемлемо. А ведь заставляли… В результате лишь пустели многие села и земли, и без того малозаселенные. Лучшие, дальновидные люди из Оренбургского и Исетского руководства понимали вред репрессий, порой пытались саботировать и не исполнять распоряжения Духовных или центральных властей. Люди тогда, действительно, были главным богатством края. Не только в переносном, но и прямом смысле. Нападения кочевников были обычны, происходили совсем рядом – «в местных окрестностях». В 1754 г. П.И.Рычков подсчитал: за 10 лет из казахского плена, разным образом, освобождены 1394 человека /а сколько исчезло в плену навсегда – «Бог весть»/, в основном – башкиры, русские и калмыки. А в следующем году сами казахи нашли защиту за крепостями Уйской и других оборонительных линий, cпасаясь от калмыков /джунгар/. Говоря о том, зачем нужны такие номинальные подданные, которые не платят налогов, не несут рекрутской и др. повинностей и часто вредят мирным поселкам, П.И.Рычков отмечал, что психология кочевников изменится постепенно, в условиях мирной жизни и развития, чего не произойдет в результате войны. А пока – пусть без пользы – лишь бы меньше вреда от них. Для развития губернии нужна спокойная, мирная жизнь /для нормального развития по меркам своего времени/...
…В 1754 г. часть земель чебаркульских казаков передали крестьянам-переселенцам, после того в небольшой деревне Кундравы /18 верст от Чебаркуля/ началось теперь широкое строительство. За сезон появилось много новых домов, возводилась церковь. По прежнему, для безопасности было положено все жилье огораживать сплошным забором и “фортификацией”. Вскоре на картах появилось новое заметное обозначение. Вполне возможно, что чебаркульцы участвовали, разным образом, в этом процессе, шедшем изрядно еще несколько лет. …В 1755 г. спокойствие вновь было нарушено бунтом части башкир. Но, события 15-ти летней давности не повторились, бунт, без особой жестокости, был остановлен. Много башкир, боясь наказания, ушли в степь, где их пленили казахи Малой Орды /терминология того времени/. Русская администрация прилагала усилия для вызволения их из рабства /хотя здесь не обошлось без лукавства/. Эти события происходили, в основном, на Орской дистанции, но напряженность была повсеместной, что отразилось на “линейных” нарядах казаков. По всей Оренбургской линии еженедельно, как минимум, проходила почта /под охраной казаков/. Из-за большой отдаленности Челябы от Оренбурга, в Исетскую провинцию назначен свой войсковой атаман /Указ 54 г./ - П.М.Ивлев. Стали, по-немногу, выделятся деньги для жалования и содержания. Но, рядовые казаки его пока не получали. Обязанностей же на них возложили без всякой меры (нехватка людей сказывалась). Их могли привлечь к делам в крепости наравне с солдатами, они несли караул, сопровождали обозы, почту, людей, в неспокойные годы находились на полевых работах в окрестных поселках охраною, подолгу находились “на линии”, участвовали в строительстве. /Однако, не только чисто служебные мысли занимали высокое начальство - в 1758 г., например, казакам запретили носить бороды – чтобы внешне были более похожи на людей армейской службы./ Столь многие обязанности не способствовали быстрому росту собственного благополучия. “Двужильными” все быть не могли и когда на чрезмерное дерганье накладывался неурожайный год, кому-то бывало очень тяжко… В 1759 г., например, Урал постигла всеобщая засуха и неурожай. В Исетской провинции «едва сам посев назад возвращен» (11). Голода не было, но в такие годы цена хлеба значительно возрастала. Выручали прежние запасы /даже в такой год Исетская провинция осталась поставщиком хлеба/ и большое природное изобилие /например, в то время в обязанность казакам, помимо прочего, вменяли ещё и поставку битой птицы в Оренбург/.
…За время службы, однако, у многих людей нередко складывались особые отношения, братские по духу. Этому способствовали перенесенные совместно опасности и переживания - личная взаимопомощь становилась неотъемлемой чертой характера людей. При, казалось бы, полном служебном подчинении, казаки, выполняя разные обязанности, часто бывали предоставлены самим себе, очень подолгу находясь в полностью “автономном” состоянии - так возникала самоорганизованность людей и высокая степень внутренней свободы. В поселках, само собой, постепенно появились схожие традиции. Тем, кому в силу обстоятельств, становилось очень тяжело, оказывалась посильная помощь от казачьих старшин и общества, что помогало нуждающимся людям переносить трудное время, не падать духо<