– Значит, я заплачу за проезд, – сказала я тихо, зная теперь, что никогда уже не буду прежнего мнения о заклинателях демонов. Может быть, я теперь буду воспринимать их серьезно, а не отметать с порога как идиотов. Может быть, я не права была, когда кричала на Кери, будто она не знает, что делает.
Кери вздохнула, не зная о моих мыслях.
– Начинаем с начала, – сказала она, опустив глаза к блокноту. Оттуда на меня смотрела новая пара глаз, на этот раз отчетливо мужских.
– Значит, я заплачу за проезд Алу, – договорила я.
Айви дернулась, а Дженкс взмыл в воздух.
– Нет. Он тебя убьет, – сказал он. – Обманет и убьет. Ему нечего терять, Рэйчел.
Почему и должно получиться, подумала я, но вслух не сказала. Терять ему нечего, а приобрести он может – все.
– Дженкс прав, – сказала Айви. Я не видела, как она прошла по кухне и оказалась прямо надо мной.
У Кери на лице читалась неприкрытая тревога:
– Ты говорила, что Ал в тюрьме.
Я кивнула:
– Его арестовали снова, когда узнали, что я умею запасать энергию линий. Но заключать сделки он может. А я знаю его имя вызова и могу вызвать его оттуда.
Приоткрыв хорошенький ротик, Кери посмотрела на Айви, на Дженкса:
– Он же может тебя убить!
– А может и не убить. – Обескураженная, но не видя других вариантов, я отодвинула от себя блокнот с эскизами карт. – У меня есть нечто, что ему нужно, и держать это у себя мне не на пользу. Отдать ему – тогда, быть может, удастся освободить Трента.
Кери бросила на Айви умоляющий взгляд, и вампирша подтащила к себе стул и села.
– Рэйчел, – заговорила она тихим и полным сочувствия голосом, – ты ничего сделать не можешь. Я не больше твоего хочу, чтобы Трент там застрял, но нет стыда в отказе от битвы, которую тебе не выиграть.
Дженкс встал передо мной, усиленно кивая, но от его успокоенного вида я разозлилась еще больше. Они не слушали, хотя их можно понять. Боясь, как бы не взорваться, я провела по лицу ладонью.
– О'кей, – сказала я, и Дженкс отлетел, когда я встала. – Да. Вы правы. Не получится. – Надо отсюда убраться. – Забудем, проехали. – Я поискала взглядом куртку. В прихожей… наверное.
Я пошла к входной двери – без сумки, без кошелька, только с запасными ключами, которые сунула в сейф вместе с завещанием Айви на случай серьезной болезни – когда отключать аппараты. Машину мою мне пригнали домой, но сумку еще надо будет найти.
– Эй! – окликнул меня Дженкс со стола. – Куда это ты?
У меня забился пульс, каждый шаг отдавался в позвоночнике.
– В Иден-парк. Одна. Вернусь после рассвета. Если меня в безвременье не затащит, – добавила я сухо, язвительно и едко.
Стрекот летящих за мной крыльев заставил напрячься.
– Рэйчел…
– Пусть идет, – сказал тихий голос Айви, и Дженкс отлетел назад. – Она еще никогда не была в ситуации, где никак не победить. А я лучше позвоню Ринну, – добавила она, направляясь в коридор. – А потом по магазинам, запасаться, потому что потом они могут на время закрыться. В городе могут начаться беспорядки, пока власть на нижних этажах как-то установится. Неделя обещается трудная, и ОВ будет слишком занята, чтобы совать нос куда бы то ни было.
Идя через увешанное нетопырями святилище, я думала, что вряд ли это все увижу.
Глава тридцать вторая
Сидеть на спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, как я сидела, глядя из Иден-парка через реку Огайо на Низины, было холодновато. Солнце уже собиралось восходить, и над Низинами стоял розовато-серый туман. А я сидела и думала – то есть на самом деле ждала. То, что я здесь сидела, явно показывало, что время думать прошло – и надо что-то делать.
Вот я и сидела на спинке скамейки, дрожа от холода в короткой кожаной куртке и в джинсах. Ботинки тоже не слишком защищали от прохлады ноябрьского утра. Облачка пара от дыхания оживали своей жизнью и тут же таяли, как и мои короткие торопливые мысли обо всем: о папе и маме, Такате, Кистене, застрявшем в безвременье Тренте, Айви, которая верит, что я разберусь, Дженксе, желающем непременно участвовать.
Нахмурившись, я опустила глаза и стерла грязное пятно с ботинка. Папа приводил меня сюда от случая к случаю. Обычно это бывало, когда они с мамой ссорились, или когда мама впадала в меланхолию и на все мои вопросы, что с ней, отвечала только улыбкой и поцелуем. Сейчас я подозревала, что эти приступы депрессии были связаны с мыслями о Такате.
Я вздохнула, наблюдая за мыслью, уходящей от меня как пар дыхания и вливающейся в коллективное сознание. У мамы тихо поехала крыша в попытках отделить себя от реальности, в которой она родила детей от Такаты, находясь в браке по любви с моим отцом. Она любила их обоих, и каждый день видеть Такату в Роберте и во мне – было пыткой, которую она сама на себя навлекла.
– Никогда ничего невозможно забыть, – сказала я, глядя, как уходя слова в ничто. – И если даже получится, забытое всегда вернется неожиданной пощечиной.
Прохладный туман наступающего дня был влажным и приятным, и я закрыла глаза, подняв лицо к светлеющему небу. Очень уж долго я была на ногах.
Обернувшись на месте, я посмотрела назад, туда, на узкую ленту парковки между двумя искусственными прудами и широкий пешеходный мост, соединяющий их. За мостом проходила неровная лей-линия, которую не заметишь, если не вглядываться пристально. Я ее нашла в прошлом году, помогая Кистену драться с приезжей камарильей, которая пыталась похитить его племянника Одрика. Потом я про нее забыла, и только недавно почувствовала ее диссонансное звучание с помощью Биса. Линия слабая, но ее хватит.
Задумавшись кстати, как там маленький Одрик, я слезла со скамейки, похлопала по замерзшим в джинсах ногам и пошла через стоянку. Проходя мимо, погладила красную краску своей машины. Она мне дорога. Если все получится, я успею ее забрать до того, как ее эвакуируют.
Медленными шагами я прошла через мост, поглядывая вниз, нет ли ряби от Шарпса – это мостовой тролль, живущий в парке. Но либо он прятался на глубине, либо его опять выгнали. Слева от меня была широкая бетонная площадка на закруглении верхнего пруда. Там стояли две статуи, а между ними как раз пролегла вот эта линия. Чем ближе к восходу, тем слабее становилось красноватое сияние, видимое ментальным зрением. Но все же можно было рассмотреть, где она проходит – между волком с одной стороны и забавного вида мужиком с тиглем в руках с другой. Оба они держали среднюю точку линии, тянущейся от края до края парка. Она шла через мелкую воду, и потому имела столь жалкий вид. Будь пруд хоть сколько-нибудь глубже, линия не выжила бы вовсе. А сейчас из нее утекала сила так, что у меня кожу кололо, пока я искала чистое место на бетоне, чтобы сесть рядом с ней.
Взяв камешек, я наклонилась и кое-как нацарапала круг прямо внутри линии. Если даже взойдет солнце и разорвет мои чары, я все равно смогу говорить с Алом, если стану в линию, хотя он не будет тогда обязан оставаться и слушать. Но я не думала, что заставить Ала остаться будет проблемой.
Сердце колотилось, меня бросило в холодный пот, когда я прошептала:
– Джариатджекджунисджумок, вызываю тебя.
Мне не нужны были ловушки, чтобы форсировать его появление – нужно было лишь открыть канал. И вот он явился – воспользовавшись именем, которое я выбрала для себя.
Он возник из дымки в сидячем сгорбленном положении, и я не могла оторвать от него глаз в неприятном завороженности – потому что он выглядел грубой на меня пародией. Ноги скрещены в щиколотках, колени торчат, голые костлявые плечи сгорбились, покрытые красными царапинами с засохшей кровью. Лицо с отвисшей челюстью, глядевшее на меня в ответ, было моим, но без малейшего выражения или мысли. Вяло болтались рыжие волнистые пряди. А хуже всего были глаза – по-демонски красные, с козлиным разрезом, они таращились на меня с моего же лица.
Терпеть не могу, когда он показывается в моем виде.
– Симпатично, – сказала я, отодвигаясь от круга.
Пустое лицо осветилось вспышкой злости, и демона окутало дрожание безвременья. Он стал коренастее, увесистей. До меня донесся запах сирени, чистый аромат жатого бархата. Демон повернулся ко мне лицом, полный изящества и благородной утонченности, он сидел по-турецки на холодном цементе, с кружевами на манжетах, в начищенных до блеска сапогах, с чистым румяным лицом без следов синяков или ссадин.
– Я знал, что это ты, – сказал он, и от этого насыщенного ненавистью голоса меня пробрала дрожь. – Только ты знаешь это имя.
Я проглотила слюну, заправила прядь за ухо.
– Мне не нужно было твое имя. Я только хотела, чтобы ты оставил меня в покое. И какого черта ты не мог просто от меня отстать?
Он шмыгнул носом, лишь теперь оглядевшись с высокомерным презрением.
– И вот ради этого ты меня и вызвала в… – он еще раз огляделся, – в какой-то парк? Хочешь поменяться обратно? Боишься, что тебя с восходом солнца затянет обратно в безвременье? Знаешь, не без оснований. Мне самому в высшей степени любопытно.
У меня пересохло во рту, но ответила я храбро:
– Я не демон, и я тебя не боюсь.
Едва заметное напряжение в этом демоне стало сильнее – я видела, как вдруг чуть сжались его пальцы.
– Рэйчел, лапушка. Если не будешь бояться, долго ты не проживешь. – И тут же его манера сменилась на агрессивную и мрачную. – Ну вот, ты перехватила мое имя, – произнес он со своим идеальным и благородным британским акцентом. – Приятно ли тебе быть в чьей-то полной власти? По чужой воле сидеть в крошечном пузыре? И тебя еще удивляет, что мы пытаемся вас убить? – Приподняв бровь, он вдруг проявил проницательность: – Томасу Артуру Бансену удалось сбежать?
Я кивнула, и он понимающе улыбнулся.
– Послушай, – начала я, поглядывая на разгорающийся рассвет. – Верь или не верь, но мне жаль, что так вышло. И если ты сейчас заткнешься насчет бедного маленького обиженного демона и послушаешь, может быть, оба мы что-то от этого разговора получим. Или ты хочешь вернуться в свою уютную камеру?
Ал замолчал, потом наклонил голову:
– Я слушаю.
Я вспомнила, как остерегала меня Кери, как Дженкс хотел рискнуть жизнью для этой экспедиции, в которой нам не победить, как Айви знала, что только я могу себя выручить, и мучилась, заставляя себя мне не мешать. Я вспомнила, как сдавала в ОВ черных колдунов, жалея их за глупость, говоря себе, что демоны опасны, коварны и их не перехитришь. Но я сейчас и не пыталась их перехитрить, я пыталась в каком-то смысле вступить в их ряды.
Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох:
– Вот чего я хочу.
Ал невежливо хмыкнул и взбросил в воздух руку в кружевных манжетах, будто привлекая внимание несуществующей публики. Слабый запах жженого янтаря защекотал мне ноздри, и я не знала, это правда или моя память услужливо подсказывает.
– Я хочу, чтобы не трогали тех, кого я люблю, в особенности мою мать. Я хочу, чтобы Трента, целого и невредимого, отпустили без преследования за кражу эльфийского образца, – понизила я голос. – И вы все вместе от него отстанете.
Он слегка помотал головой, оглядел меня своими дымчатыми очками.
– Снова повторю: ты не стесняешься в запросах. Я не могу ограничивать чьи-либо действия, кроме своих собственных.
Я кивнула, ожидая этого замечания.
– И еще я хочу такой же амнистии за кражу твоего образца.
– А я хочу оторвать тебе голову к едреной матери, но, кажется, нас обоих ждет разочарование. Увы, – насмешливо пригорюнился он.
Я выдохнула, и выдох получился неровный. Посмотрела на восток, и у меня зачастил пульс. Он пытал маму – не со злости, а чтобы добраться до меня. Больше этого не будет. Никогда.
– Насколько бы ценно было для тебя, если бы я не только вытащила тебя из тюрьмы, но заставила бы извиниться тех, кто тебя туда засадил?
Ал фыркнул:
– Если ничего конструктивного ты сказать не можешь, отправь меня обратно в безвременье и в мою камеру. У меня все было под контролем, пока ты не показала Миниасу, что умеешь накапливать энергию линий.
– Именно это и спасет твою шкуру! – огрызнулась я недружелюбно. – У меня есть идея, выгодная для нас обоих. Хочешь ее услышать?
Он скрестил на груди руки, и лицо у него задрожало:
– И что же это? Хочешь за путешествие в безвременье ради спасения Трента заплатить своей душой? – Он говорил издевательски, и у меня щеки стали гореть. – Так оно того не стоит. Через несколько часов меня изгонят на поверхность, мое имущество разыграют в лотерею, а комнаты отдадут другому – моя репутация погибнет. В данный момент моей ослепительной карьеры твоя голова устроила бы меня больше твоей души.
– Это хорошо, потому что ее ты не получишь. – У меня сердце стучало, пока я ждала, чтобы у него кончился сеанс жалости к себе. Ну и действительно, после пяти секунд раздраженного молчания он обернулся ко мне. И я очень слабым голосом спросила: – В системе есть место для обучения одного демона другим? Нечто вроде положения наставника?
Господи, помоги мне. Скажи мне, что я правильно все понимаю и гордость не затмевает мне взор.
Ал запрокинул голову и захохотал. Вода вокруг нас покрылась рябью, и эхо отразилось от стен новых домов на той стороне улицы.
– Уже пять тысяч лет не было демона, нуждающегося в обучении! – воскликнул он. – Меня вот-вот выгонят на поверхность, а ты хочешь, чтобы я взял тебя в ученицы? Учил тебя всему, что я знаю, бесплатно – вот просто так?
Я ничего не сказала, ожидая, пока он от моего вопроса дойдет до лежащих в его основе причин, и тогда всякое выражение сошло с его румяного лица. Выглянув поверх этих своих дурацких очков, он уставился на меня, и пульс у меня зачастил.
– Да. – Это слово он почти выдохнул. – В системе такое предусмотрено.
У меня дрожали руки, я сунула их под куртку.
– И если ты скажешь, что ты взял меня в ученицы, а не в фамилиары – благо я умею плести демонскую магию, – то никто тебе не сможет слова сказать, что ты научил меня запасать безвременье в собственном сознании.
Почти незаметно его голова мотнулась вниз-вверх, желваки напряглись на скулах.
– Ты можешь сказать им, что учил меня, а потом оставил, поскольку я большему училась в спорах с тобой, чем в безвременье.
– Но такого не было.
Голос у него был совершенно безэмоциональный, мертвый.
– Они же этого не знают, – возразила я.
Грудь Ала поднялась и опала в глубоком вздохе. Я видела, как его вдруг отпустило, и мне стало интересно, каково это – быть демоном и бояться. И сколько он мне даст прожить, зная, что я не только это увидела, но и знала ответ, который его спасет.
– Зачем тебе? – спросил он.
Я облизала губы:
– Мне нужен Трент. Если я твоя ученица, разве мне не положен фамилиар? Черт побери, я даже одного своего бойфренда сделала фамилиаром, пока ты не разрушил эту связь. – Я отводила глаза куда угодно, стараясь скрыть стыд, хотя я никогда не использовала никого как фамилиара. По крайней мере намеренно. – Трент взял на себя копоть, которая полагалась мне, – добавила я. – И сделал это добровольно. Собственно, это и делает фамилиар.
У него дергались пальцы в скрываемом оживлении, и он улыбнулся:
– И моя репутация будет восстановлена. – Демон глянул на восток и поправил очки, чтобы они закрывали глаза. – Там дураков нет, – сухо произнес он. – Скажут, что история сочинена к случаю.
Вот тут мы подошли к по-настоящему пугающему моменту. Я недавно поверила, что Ал предоставит мне ночь перемирия, но сейчас – совсем другое.
– Вот именно поэтому ты проведешь меня по линиям, чтобы я выступила в твою защиту, – сказала я, не показывая, как страх леденит сердце. – Потом ты сделаешь для меня то, что нужно, чтобы предъявить права на Трента как моего фамилиара.
– Трентон Алоизий Каламак несет на себе метку Миниаса, – быстро возразил он.
– Но на нем моя копоть, которую он взял на себя по собственной воле, – напомнила я, и Ал отклонился назад, задумчиво поджав губы, пока не наткнулся спиной на пузырь и не дернулся вперед.
– Мне придется выкупать метку твоего фамилиара у Миниаса, – подумал он вслух. Приподняв брови, он сделал рукой жест – дескать, это возможно. – Но это я смогу сделать.
– Потом мы с Трентом возвращаемся сюда, и дальше все идет нормально.
– О святая невинность! – фыркнул Ал. – А мое имя? – спросил он, скорчив сомневающуюся рожу. – Я хочу его получить обратно.
Я выдержала его взгляд – здесь я сдавать позиции не собиралась.
– Ты выйдешь из тюрьмы, хватит с тебя.
У него сузились глаза.
– Ты мне вернешь мое имя. Оно мне нужно.
Я вспомнила, что говорила Кери о том, как он зарабатывает на жизнь. Если я верну Алу имя, буду ли я ответственна за тех, кого он заманит в рабство? Логика подсказывала, что нет, но эмоции твердили, что я должна его остановить, если есть возможность… Ага, а самой попадать в круг вызова, как у Тома? Мне не хотелось повторения.
– Может быть, – прошептала я.
Он сделал медленный вдох, не сводя с меня глаз, и я не знала, что сейчас он выложит.
– Рэйчел, – сказал он, и от этого простого звука у меня кровь застыла в жилах. Было в нем что-то, чего не было раньше, и напугало это меня до потери пульса. – Перед тем, как дальше с тобой договариваться, я должен знать одну вещь.
Я почуяла ловушку, отодвинулась, скрипнув джинсами по цементной крошке.
– Ничего бесплатно говорить не буду.
Его лицо не изменилось.
– О нет, не бесплатно, – произнес он с опасной монотонностью. – Заглянуть в чужие мысли – это никогда бесплатно не бывает. За это платишь самыми… неожиданными способами. Я хотел бы знать, почему ты в ту ночь не вызвала Миниаса. Я видел, что ты решила меня отпустить, и хочу знать почему. Миниас меня бы посадил в тюрьму, и у тебя была бы еще одна свободная ночь. Но ты меня… просто отпустила. Почему?
– Потому что ни мышь, ни демона не позову на помощь, если могу справиться сама, – сказала я – и запнулась. Не в этом было дело. – Потому что я думала, что, если дам тебе ночь покоя, ты мне ответишь тем же.
Господи, какая же я была дура. Только тупица могла ожидать от демона уважения к великодушию.
Но он улыбнулся медленной улыбкой глубокого удовлетворения и задышал быстрее.
– Вот так это едва заметно начинается, – прошептал он. – По-дурацки умная и нежизнеспособно доверчивая. Только что это сомнительное шоу мысли спасло тебе жизнь, ведьмочка. – Улыбка Ала стала светлее. – И ты теперь будешь жить, хотя, быть может, об этом пожалеешь.
Я поежилась, не зная, спасение я сейчас обрела или проклятие. Но я буду жива, а это сейчас главное.
– Ты теперь моя протеже? – спросил он, будто примериваясь.
У меня закружилась голова.
– Только номинально, – выдохнула я, опираясь рукой на холодный цемент для равновесия. – Ты меня оставишь в покое. И моих родных тоже. К моей маме близко не подходи, сукин ты сын!
– Бесподобно, – издевательски сказал Ал. – Нет. Если я тебя беру в ученицы, ты будешь здесь. В безвременье. Со мной.
– Абсолютно исключено.
Ал вздохнул, наклонился вперед, морща лоб, будто хотел впечатлить меня весомостью своих слов.
– Ты не понимаешь, ведьма, – сказал он, сделав сильное ударение на последнем слове. – Очень давно уже не было возможности учить кого бы то ни было, которая стоила бы больше, чем соль из крови ученика. Если мы хотим играть в эту игру, в нее надо играть всерьез.
Он отклонился назад, и я вспомнила, что надо дышать.
– Я не могу объявить тебя ученицей, если ты не будешь со мной, – сказал он, бурно жестикулируя. Прежняя серьезная манера сменилась его обычной театральной. – Будь разумной – я же знаю, что у тебя иногда получается. Если ты стараешься изо всех сил.
Не нравился мне его насмешливый тон.
– Я тебя буду посещать одну ночь в неделю, – выдвинула я встречное предложение.
Он посмотрел на меня поверх очков, потом туда, где вот-вот должно было появиться солнце.
– Одну ночь увольнения, а все остальное время ты со мной.
Я подумала о Тренте. Могла бы прямо сейчас встать и уйти, но никогда бы уже не была бы в мире с собой.
– Я тебе предлагаю полные сутки – день и ночь – раз в неделю. Мое последнее слово.
Черт тебя побери, Трент, ты мне сильно задолжал.
– Двое суток, – возразил он, и я подавила дрожь.
Я его приперла к стене, показала ему возможность свободы и статуса, которую принесет ему наличие способного ученика. И все равно он мог сказать «нет» – и никто из нас ничего бы не получил. И я надеялась, что еще что-то смогу из него вытащить, пока не договоримся.
– Одни, – повторила я свое предложение. – И знать, как перемещаться по линиям, я хочу немедленно. Чтобы никогда больше не застревать без возможности вернуться домой.
У него в глазах мелькнул странный огонек – не похоть, не предвкушение. Не знаю, что.
– Время мы будем проводить так, как я сочту подходящим, – сказал он, потом осклабился, совершенно убрав все более глубокие эмоции, которые я в нем видела. – Так, как я захочу, – добавил он, облизывая румяные губы.
– Без секса, – уточнила я с колотящимся сердцем. – Спать я с тобой не буду, не думай даже. – Ну, теперь – или никогда. – И чтобы ты убрал свою метку, – выпалила я. – Бесплатно. Считай это бонусом при подписании.
Он раскрыл рот и захохотал, но потом перестал, когда понял, что я серьезно.
– Это оставит тебе только метку Тритона, – сказал он с веселым интересом. – А ее заявка на тебя сильнее моей. Не слишком способствует здоровью, когда находишься в безвременье и… уязвима.
Да, верное замечание. Так, сдадим чуть назад.
– Тогда купи у Тритона эту метку, – сказала я, трясясь изнутри, – и сними ее. Ты хочешь меня в ученицы – я хочу какой-то страховки.
Он с нахмуренным лицом стал думать, и я по-настоящему испугалась, когда на его лице появилась дьявольская радость.
– Только если вернешь мне мое имя… мадам Алгалиарепт. Сделай это – и мы договорились.
Я вздрогнула, услышав такие условия из его уст, и мне все равно было, что он это увидел. Ухмылка стала шире. Но если учесть, что мне не придется иметь дело с Тритоном или же рисковать, что меня вызовут в круг Ала, сделка получалась неплохая. Взаимовыгодная.
– Свое имя ты обратно не получишь, пока не снимешь метку Тритона, – возразила я.
Он посмотрел на меня, потом к светлеющему горизонту. Дымчатые очки стали еще чернее.
– Солнце вот-вот взойдет, – безразличным голосом отметил он, и я задержала дыхание, не зная, согласие это или нет.
– Значит, решено? – спросила я.
В дальнем конце парка уже вышел на пробежку ранний джоггер, и его собака яростно на нас лаяла.
– Еще один вопрос, – сказал он, обращая взгляд на меня. – Скажи, что ты чувствовала, заключенная в чужом пузыре, подобно демону?
Я вспомнила и скривилась.
– Очень неприятно. – Демон как-то неопределенно хмыкнул, но только он знал, какие мысли этот звук должен был выразить. – Это было унизительно… меня бесило, что у такого червяка как Том есть надо мной власть. Мне хотелось… хотелось так его напугать, чтобы он больше никогда так не делал.
Тут я поняла, что сказала, и приложила к груди ладонь, а у Ала изменилось лицо. Будь оно проклято все отсюда и до Поворота, я его понимала. Он спросил не потому что не знал, что я чувствовала. Ему надо было, чтобы я увидела: мы одинаковы. Господи, помоги мне!
– Никогда больше так со мной не поступай, – сказал он. – Никогда.
У меня свело судорогой живот. Он просил меня доверять ему настолько, чтобы не запирать в круг. Никогда еще я не решалась на такое пугающее обязательство.
– Ладно, – прошептала я. – Будь по-твоему.
Ал посмотрел на пузырь безвременья у себя над головой, поддернул вниз кружева на манжетах.
– Иди сюда.
В тот же миг из-за края земли вокруг Цинциннати брызнул свет. Мой нацарапанный круг все еще был на месте, но Ала в нем не было. Меня затрясло. Я убрала барьер безвременья и присмотрелась вторым зрением. Потом, сделав вдох, шагнула через линию и увидела Ала там, где я его оставила – он улыбался, протягивая руку. Вокруг него – точнее, вокруг нас – раскинулся разрушенный город. Задушенные травой куски тротуара торчали под разными углами из земли. Ни моста, ни прудов не было – только мертвая трава и красный туман. Ветер шершаво обдирал лицо, и я не стала оглядываться назад на Низины.
Я стояла в линии, балансируя между реальностью и безвременьем, и могла направиться в любую сторону. Я еще не была в его власти.
– День в неделю, – напомнила я, чувствуя, как дрожат колени.
– Я отдам тебе метку Тритона, а ты мне – мое имя, – сказал Ал и пошевелил пальцами, будто ему нужно было, чтобы я взяла их, заканчивая сделку. Я протянула руку – в последний момент перчатка Ала растаяла, и оказалось, что я держу его за руку. Мне удалось подавить желание отдернуть пальцы, ощутившие твердые мозоли и тепло руки. Сделка была заключена. Теперь осталось лишь разбираться с сюрпризами.
– Рэйчел! – донесся оклик вместе с хлопком автомобильной дверцы. – О господи, нет!
Это был голос мамы, и я повернулась – рука осталась в руке Ала, – но ничего не увидела.
Ал притянул меня к себе, я оцепенело ощутила, как он хозяйским жестом обнимает меня за талию.
– Поздно, – прошептал он, шевельнув дыханием волосы у моего уха.
И мы прыгнули.
Глава тридцать третья
Прыжок через линии обрушился на меня как ведро ледяной воды – первый шок сменяется неприятным ощущением капающей влаги: облили и оставили обтекать. Я почувствовала, что мое тело разбилось вдребезги – это был шок, – а потом мысли стянуло в шар вокруг души, чтобы она не развалилась – вот это и было, будто стоишь и обтекаешь. И то, что я удерживаю в целости собственную душу, а не Ал – это было сюрпризом для нас обоих.
Отлично, пронеслась рябью по защитному пузырю, как-то созданному мною над моей душевной сутью, настороженная, почти беспокойная мысль Ала. А потом нас вытолкнуло обратно в существование.
И снова ведро ледяной воды окатило мысли, когда он вытолкнул меня из линии. Я попыталась проследить, как он это сделал, но ничего не заметила. Зато хотя бы я смогла не дать своим мыслям размазаться по всему континенту, перекрещенному лей-линиями – растяжимой субстанцией, не дающей исчезнуть безвременью, если Дженкс прав.
Я судорожно вздохнула, ощутив, как формируются легкие. Закружилась голова, и я опустилась на четвереньки.
– Ой!
Вокруг был грязный белый плиточный пол, и я подняла голову навстречу громкому шуму. Мы находились в большом помещении, и повсюду в нем ходили и сидели на оранжевых стульях мужчины в деловых костюмах. Они чего-то ждали.
– Встань! – сквозь зубы буркнул Ал, наклоняясь и дергая меня вверх.
Я встала, неуклюже размахивая руками, пока не обрела равновесие. Широко раскрыв глаза, я смотрела на раздраженную публику, одетую в самом разнообразном стиле. Ал дернул меня за собой, и у меня челюсть отвисла, когда я поняла, что мы возникли прямо на рисунке, очень похожем на эмблему ФВБ. Черт побери, тут даже с виду на приемную ФВБ похоже. Если, конечно, демонов убрать.
Чувствуя себя не в своей тарелке и не в своей реальности, я обернулась туда, где должны были быть двери на улицу, но там была лишь пустая стена да еще порция ожидающих демонов.
– Это ФВБ? – спросила я неуверенно.
– Это кто-то так хотел пошутить. – Голос у Ала был напряжен, произношение безупречно. – Сойди с площадки, если не хочешь, чтобы тебе попали локтем в ухо.
– Господи, ну и воняет, – сказала я, закрывая нос рукой. Ал потянул меня за собой, увлекая в широкий шаг.
Он шел уверенно, подняв голову.
– Запах бюрократии, дорогая моя ведьма. Из-за этого я и ушел в живую работу с народом еще в ранней юности.
Мы пришли к внушительным двустворчатым деревянным дверям. Перед ними стояли двое в форме – демоны, судя по глазам, и вид у них был скучающий и тупой. Надо полагать, в безвременье среди населения есть свои тупицы, как и всюду. Позади нас вознесся гневный ропот – я часто такой слышала, когда пыталась пристроиться с тринадцатью предметами в кассу, где платят за двенадцать.
– Номер дела? – спросил наиболее сообразительный из двоих, когда Ал потянулся к двери.
– Эй! – ожил другой. – Тебе же полагается быть в тюрьме?
Ал усмехнулся ему, и рука в белой перчатке сжалась на деревянной ручке, затейливо вырезанной в виде голой извивающейся женщины. Класс.
– А твоя мама так хотела, чтобы у тебя были мозги, – ответил Ал и так рванул на себя дверь, что она ударила охранника в лицо.
От гневного рычания я отшатнулась, но Ал взял меня под локоть и шагнул вперед – гордо задрав нос, сверкая пряжками на сапогах, раздувая бархатные фалды.
– Да, умеешь ты обращаться с чиновниками, – сказала я, почти задыхаясь в попытке не отстать. Тащиться ленивым шагом здесь не годится. Мне самой случалось врываться в кабинеты: это надо делать быстро, чтобы миновать запрограммированных инструкциями идиотов и найти кого-нибудь разумного, кто оценит твою наглость. Кого-нибудь, кто до смерти хочет на что-нибудь отвлечься от надоевшей рутины. Кого-нибудь… Я присмотрелась к табличке, перед которой остановился Ал. Кого-нибудь вроде Даллкаракинта. Да что же это такое у демонов с именами?
Стоп, секунду… Дали, Даллкаракинт… это не тот, под ноги которому Ал хотел швырнуть мой труп?