— Вот как?
— Война между нашими странами — это конец цивилизации. К сожалению, у нас есть самонадеянные ослы, которые полагают, что победят Россию, а сами уцелеют. Я пытался, как только мог, раскрыть им глаза на истинное положение вещей и полагаю, что честный человек иначе поступить не имел права. Конфликт назревал давно, и теперь, даже судя по миссии Таупмана, цели которой от меня скрывают, видимо, скоро мне предложат подать в отставку.
— Я удивляюсь тому, что тебя так долго терпят. Ты был против войны в Корее...
— И я оказался прав, — перебил ее отец. — Мы ничего не добились, а только сели в порядочную лужу.
Беседа происходила в комнате Каролины. Стены и пол были накрыты коврами, приобретенными в разных странах. Мебель почти отсутствовала, посредине комнаты стояла качалка, у стены — низкая тахта, маленький, круглый столик, а возле него два цветных туфика. Все остальное место занимали огромные ветвистые пальмы, уродливые кактусы, букеты роз, помещенные в высоченные керамические сосуды.
Отец ненавидел эту низкую, мебель, нелепые туфики и потому предпочитал стоять. Набив трубку турецким табаком, он прошелся по комнате.
— Может быть, мы перестанем решать международные вопросы и обратимся к своим, — проговорила Каролина. — Значит, надо укладывать чемоданы, так я тебя понимаю?
— Я не хочу ожидать, когда мне скажут: «пошел вон!». Я сам подам в отставку... Ты знаешь, что состояние у нас небольшое, в университет вряд ли удастся возвратиться, мне вежливо откажут, сославшись на мои годы... Вот я и подумал, что брак с Этвудом сразу изменил бы наше положение... Что касается меня, то я уже решил: удалюсь на ферму и попытаюсь написать книгу о стране, в которой провел почти одиннадцать лет.
— А за ошибки отца должна расплачиваться дочь... Очень мило с вашей стороны.
— Но я не понимаю твоего упорства. Он интересный, не старый мужчина, а тебе уже немало лет, надо подумать и о будущем.
— Я уже подумала.
— Вот как!
— И, кажется, нашла себе мужа.
— Неужели Гарри?
Дочь от души расхохоталась.
— Вы, по-моему, в последнее время с ним очень дружны, — обескуражено заметил посол.
— Ваш корреспондент алкоголик... Он не годится даже для роли любовника, не то что мужа, — презрительно проговорила Каролина.
— Очень рад это слышать...
Дочь поманила отца пальцем. Когда тот подошел, она наклонила его голову, поцеловала в гладко выбритую щеку.
— Вы умница... Но не волнуйтесь, я, кажется, вас сделаю капиталистом.
— Каким образом?
— Два миллиона долларов вас устроят?
— Ты, конечно, как всегда, шутишь.
— Не верите? — перебила его дочь. — А между тем это так. Выйду замуж за человека, который обладает, вернее будет обладать, таким состоянием.
— Кто он?
— Вы его знаете.
Хейвуд в задумчивости остановился.
— Нет, мне никто не приходит в голову, — наконец проговорил он.
— Полынов... Такой вам известен?
— Погоди... Погоди... Ах, мистер Полынов... Узник какого-то ущелья... Так ты за него хочешь выйти замуж? Но ведь ему, кажется, уже за шестьдесят... Неужели...
— Ошибаетесь, речь идет не о нем, а о его сыне. Такая партия вас устраивает?
— Если он достойный молодой человек...
— Плевать я хотела на достоинства.. Он красивый... Такого мужчину я не встречала.
— Да, но у русских свои понятия... Согласится ли он?
— Это уже не ваша забота, а моя, — самоуверенно ответила молодая женщина.
— Ты недооцениваешь трудностей... Русские неохотно принимают чужое подданство... Они фанатично любят свою страну, в чем ты могла сама неоднократно убедиться... Неужели ты решила остаться здесь навсегда?.. Тогда тебе не нужны эти миллионы, лучше стань знаменитой дояркой, — иронически закончил посол.
— Я еще ничего не решила. Я знаю, что он безумно красив, и он мне нравится.
— Правда, к Полыновым с общей меркой подходить нельзя, — задумчиво проговорил посол. — Он человек старого поколения...
— Вот что, — решительно проговорила дочь. — Через две недели вы устраиваете большой прием по случаю дня рождения президента... Пригласите на него Полыновых.
— Это не совсем удобно...
— Ну, тогда я попрошу мистера Таупмана... Для него вы это сделаете.
Она демонстративно вскочила с качалки и вышла из комнаты.
НА ОЗЕРЕ
В день свадьбы Щербакова и Лены Павел возвращался из школы. Ночью выпал снег, и узкая тропинка, которая вилась среди могучих сосен и елей, была плохо утоптана, ноги то и дело проваливались в рыхлую, пушистую массу.
Но Павел шел легко, не чувствуя усталости. Когда-то он видел снег лишь издали, на вершинах окружавших ущелье гор. Теперь он шел по нему, любовался им, нарядно запорошившим строгий, молчаливый лес. Осторожно отодвигал зеленые игольчатые ветки, сбрасывая на землю белоснежные, влажные комья.
Павел уже прошел большую часть дороги, там, за поворотом, должны были показаться деревянные строения поселка, когда неожиданно где-то поблизости раздался крик:
— Помогите!
В этом возгласе было такое отчаяние, что Павел невольно остановился, нервы его напряглись до предела.
Сорвавшись с места, он побежал через лес напрямик, туда, откуда послышался призыв о помощи.
Ветки стегали по лицу, но Павел не чувствовал боли. Шапка слетела с головы, но поднимать ее было некогда.
Скорее... Где-то рядом, там, за стеной деревьев, что-то случилось с человеком...
Вскоре Павел увидел озеро, покрытое слоем снега. Оно имело овальную форму и походило на большое яйцо. В узкой его части росли камыши, в противоположной стороне виднелся деревянный настил, возле которого летом находились лодки и всегда толпились желающие покататься.
Сейчас озеро выглядело безлюдным.
Быстро оглядевшись, Павел сразу различил в стороне, недалеко от берега, темное пятно полыньи.
Не раздумывая, Павел бросился вперед. У самого края озера лежал глубокий снег, но дальше подошвы его высоких сапог заскользили, как на полированном полу. Не размышляя ни секунды, Полынов стремительно побежал.
Обломанные куски льда колыхались на поверхности широкой полыньи. Когда до нее оставалось не больше десяти шагов, раздался треск, лед под ногами лопнул, перевернулся, увлекая за собой Полынова. Тело его мгновенно погрузилось в воду. Он бы ушел вниз с головой, если бы в последнюю секунду не схватился за острый ледяной выступ.
Вода, жгуче-холодная, охватила его. Одежда намокла и сразу отяжелела. Инстинктивно Павел выжался на руках, вполз на лед. Не поднимаясь, работая локтями, он с трудом отполз в сторону от опасного места, оставляя за собой широкий мокрый след. Затем быстро скинул с себя меховую куртку, пиджак и остался в одной сорочке.
Погибал человек... Вот тут, совсем близко, всего в нескольких метрах. А добраться до него Павел не мог: до утопающего было сравнительно далеко, и мешали густые обломки льда. И не было ни веревки, ничего другого, что можно было бы кинуть. А сколько тот, неизвестный, сумеет еще держаться? По всему чувствовалось, что его оставляли последние силы. Человек уже не кричал, а, на мгновение вынырнув, судорожно хватался руками за обломки льда и снова надолго исчезал.
Инстинкт самосохранения подсказывал Павлу, что надо скорей убраться отсюда, пока сам он не рухнул в воду. Но нечто другое, куда более сильное, чем боязнь смерти, заставило его поступить иначе. Скинув сапоги и брюки, Павел резким прыжком бросился вперед, ушел с головой в воду, потом вынырнул и начал отчаянную борьбу со льдинами, пытаясь пробиться к утопающему.
Сколько это продолжалось, трудно сказать. Секунды казались часами. Если бы не прекрасная закалка в прошлом, вряд ли он долго бы продержался в ледяной воде. Его согревали лишь беспрерывные движения.
Внезапно пришло решение. Павел нырнул и поплыл под водой. В легких уже не хватало воздуха, Павел задыхался, но, весь напрягшись, доплыл до безжизненного тела, вцепился в него и резким рывком всплыл на поверхность. Работая одной рукой, грудью отстраняя от себя острые осколки, Павел добрался до ледяных краев. Еще одно усилие — вместе со спасенным он выбрался на лед и только теперь различил: спасенный им человек — мальчишка лет десяти в ярко красном лыжном костюме и шерстяной шапочке такого же цвета. Изо рта, носа, ушей мальчугана обильно лилась вода. Сам же он не проявлял никаких признаков жизни.
Ползком, соблюдая крайнюю осторожность, Павел пробрался ближе к берегу. Потом поднялся, схватил мальчугана на руки и быстро побежал по направлению к дому.
Тело его деревенело, ноги отказывались двигаться, но он бежал и бежал...
И тут случилось несчастье... Не заметив запорошенный снегом пенек, он с разбегу споткнулся о него. Страшная тяжесть подкосила ноги, в глазах затанцевали красные зайчики, и Павел с мальчишкой в руках рухнул бы на дорогу, если бы в эту минуту его не подхватили чьи-то сильные руки...
Уже теряя сознание, Павел с удивлением заметил, что руки были черные, словно в перчатках.
«Почему черные?..» Это была его последняя мысль...