Эту историю рассказал протоиерей Тарасий Перепелица – настоятель Свято-Ольгинского храма села Мануйлово. Его прабабушка, Шепелева Пелагея Федоровна, поведала своему правнуку о судьбе храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы на пос. Софьино-Бродская, о котором и пойдет повествование.
Пелагея Федоровна Шепелева родилась в 1900 году (+1995г) в семье священника. Жила в станице Донская Ставропольского края. С шестнадцатилетнего возраста пела в церковном хоре. Обладала великолепным голосом, несла послушание псаломщицы.
Ее муж, богатый казак, принимал участие в белоказачьем движении, за что был арестован. А в 1935 году Пелагею Федоровну со свекровью и тремя детьми направили на станцию Софьино-Бродская города Снежного работать на железной дороге. Им дали комнатку в бараке напротив «Заготзерна».
Ж/Д станция Софьино-Бродская
По приезду туда оказалось, что поблизости нет действующего православного храма. Не было возможности поговеть и причаститься Святых Христовых Таин.
Несколько женщин-работниц железной дороги рассказали, что есть тайный священник, который где-то рядом служит на дому обедни (так называли Божественную литургию). Но допускали туда только своих, проверенных людей. Пелагея Федоровна была ссыльная, и окружающие смотрели на нее с недоверием.
В то время на поселке шахты №18 был еще один священник, который исповедовал и причащал на дому. Батюшка откуда-то приезжал, и до начала Великой Отечественной войны Пелагея с семьей ходила к нему.
В этот же период в буфете шахты №15 (теперь – городская швейная фабрика), которая находилась в лесу, работал неприметный мужчина – Семен Иванович. Никто не знал, кто он и откуда родом.
Но однажды, в 1941 году, буфетчик Семен Иванович вышел на улицу в подряснике, рясе и с желтым четырехконечным наперстным крестом. Оказалось, что это был протоиерей Симеон, вдовец, который тоже был сослан на Донбасс.
Это был именно тот священник, о котором слышала ранее Пелагея Федоровна. У него был дом в поселке Бродская, где он тайно совершал богослужения. Рядом был ориентир – колонка. Как называли местные жители «фонтал».
В то время советская безбожная власть притесняла религию. За верующими следили и уничтожали. Поэтому на тайные службы приходили исключительно преданные и проверенные.
Соседка Пелагеи Федоровны работала вместе с отцом Симеоном (Семеном Ивановичем) в буфете на должности официантки. Она была очень бедной. Рассказывала, как батюшка помогал ей. Говорил: «Мотя, ты там вон то возьми и это. Мне принеси, я тебе помогу. И ты хоть какую-то копейку заработаешь».
Когда спустя время открыли церковь, она пришла к нему на исповедь. Он накрыл ее епитрахилью со словами:
- Кайся, раба Божия! – А она забыла, что нужно говорить на исповеди. Мать учила этому очень давно.
Батюшка говорит:
- А ты что не помнишь, как чеки мне носила на пятнадцатом буфете? - Она посмотрела на него:
- Семен Иванович?
- Да! Это я!
Это было подтверждение тому, что никто не знал и не догадывался, что он священник.
Протоиерей Симеон не находился в запрете на служение. Об этом батюшка сам говорил. Он не запрещенный и тайно скрывался, чтобы его не посадили в тюрьму, так как за ним была слежка.
Также выяснилось, что верующих православных христиан среди местного населения очень много.
От станции Софьино-Бродская в направлении шахты №18, не доезжая до перекрестка на нынешние Черемушки и ж/д переезд, было помещение. Как говорила Пелагея Федоровна, какая-то контора. Отец Симеон смог выпросить помещение этой конторы для открытия в ней православного храма. Стояло оно прямо над дорогой, на первой улице. Тогда в поселке улицы не именовались. Их называли по счету. Теперь это ул. Латы.
Когда прошел слух по поселку, что будут открывать церковь, то пришло большое количество людей. И старики, и молодежь шли трудиться в храм.
В помещении убрали межкомнатные перегородки, навели порядок. Стены, перегородки и само помещение было деревянным. Соорудили иконостас. Местные жители принесли множество икон, которые хранили долгие годы. Их было так много, что приходилось везти возами.
Откуда удалось священнику взять престол, Евангелие, напрестольные кресты, лампады – было неизвестно. Откуда он все брал, никто не знал. Отец Симеон был настолько скрытный, что никогда ничего лишнего не говорил ни о себе, ни о положении, только про заботы о церкви.
Также удалось выпросить и прилегающую к храму территорию. Ее называли тогда «планок». Там была «крестилка» (крестильное помещение), сторожка. Была «калаурка» (подсобное прихрамовое помещение), в которой жили монахини. Дежурили, убирали, соблюдали чистоту.
Была и алтарница – схимонахиня Серафима. Она прислуживала в алтаре, выходила со свечой, читала «граматки» (книжечки с именами), и с ней батюшка держал во всем совет. Она же убирала в алтаре. Дом, в котором она жила, был на шестой улице.
Монахиня Ксения была на свечной лавке. Ее все называли «кассирша». Еще была монахиня Параскева. До войны эти монахини жили тайно и где-то работали.
Было несколько женщин-певчих. Когда храма не стало, они ходили по покойникам домой, читали и пели.
Пелагея Федоровна обладала хорошими вокальными данными, и настоятель пригласил ее в хор. Клирос был по правой стороне от входа, возле алтаря. Он был отгорожен. Заходили рядом с солеей. Три ступеньки на солею и три ступеньки на клирос. Стояла икона громадного размера в киоте «Покрова Пресвятой Богородицы», два подсвечника, икона Николая угодника и большая икона Святой Троицы – Отец, Сын и Святой Дух.
На потолке храма была удивительная роспись – огромный образ Покрова Божией Матери. Икона написана во весь размер храма. Изображение ног Божией Матери начинались в алтаре, а голова около входной двери. Омофор как будто золотом был нарисован. Поднимешь глаза – и над всеми распростертый светящий омофор в руках Пресвятой Богородицы.
Во время войны удалось даже сделать ремонт и организовать полноценный приход. Люди приходили и вместе трудились во Славу Божию. В каменоломне, где-то на 18-й ш., набили камня и выложили двор возле храма.
А соседский забор стоял настолько близко к церкви, что не было возможности пройти крестным ходом. Отец Симеон просил соседей сместить забор, но те отказались. Тогда пошли со старостой в «управу» (администрацию) и попросили помочь у коменданта. В итоге забор перенесли и стали ходить крестным ходом.
Удалось найти и установить колокола. Была пристроена небольшая колокольня ближе к дороге. Немецкие солдаты помогали вешать колокола.
На протяжении всей войны проходили службы в храме. В воскресенье на обедню собиралось столько людей, что «пшеничное зерно можно было сыпать с купола и ни одно не упало бы на землю», - так говорила Пелагея Федоровна. Даже приходилось выносить лавки, стоявшие у стен внутри храма, чтобы вместить больше народа.
По воскресеньям настоятель завел традицию пения акафиста Покрову Пресвятой Богородицы. Каждое воскресенье, если только не выпадал годовой праздник (тот, который отмечается Церковью раз в году), акафист пелся всеми присутствующими. Батюшка выходил из алтаря к иконе Покрова, стелили коврики и дорожки. «Радуйся» было записано в тетрадочках, которые выносили из алтаря и раздавали людям. И все прихожане пели нараспев акафист. Батюшке удавалось где-то брать акафисты на сутки или двое. Их быстро переписывали. Прихожанка Анна Павловна (о которой будет сказано отдельно), когда работала в «Райпотребсоюзе», на машинке за ночь перепечатывала эти акафисты.
В практике была общая исповедь. Но отец Симеон по будням назначал день и время, и, по необходимости, исповедовал лично каждого в калаурке. Храм можно было открывать только в те дни, которые согласовывали с представителями власти. Если в какой-то праздник служба была запрещена, то даже проверяли, закрыт ли храм.
Отличительной чертой батюшки Симеона было милосердие. Он настолько приветливо всех встречал, настолько щедро всех одаривал. Заботился о священниках, которые с ним служили в храме. Упорядочивал их жизненные пути, их семьи. Неизвестно как, он смог организовать жилье для священников. Помогал певчим, вообще ко всем близким старался проявить милость. После Великой Отечественной войны подбирал нищих и калек. Всех одевал и обувал.
Время было трудное и люди очень голодали. А батюшке удавалось где-то доставать для прихожан немецкие галеты в пачках, чтобы хоть как-то их поддержать.
Особенной редкостью на то время было наличие отопления в церкви. На зиму некоторые прихожане приносили в храмы солому и разбрасывали ее по полу. По традиции это происходило на праздник апостола Филиппа (27 ноября). И лежала солома до праздника Благовещения (7 апреля).
Отец Симеон настолько был благосклонен к людям, что обустроил печки. Они стояли в алтаре и в храме.
Известны некоторые эпизоды, которые впечатлили прихожан. Однажды в дождливый вечер после всенощного бдения батюшке сообщили, что на Овсяном хуторе умирает старушка. Сам настоятель собирается, берет свой чемоданчик, шляпу, пальто и идет во время дождя по грязи пешком причащать какую-то старуху.
В храм батюшка приходил очень рано. Читали правило, акафисты. Проповеди говорил глубокие, затрагивающие каждую душу.
С днем Ангела батюшку Симеона всегда поздравляли на второй день после праздника Сретения Господня.
С Овсяного хутора в храм еще ходили две певчие бабушки. Вдовица Варвара, муж которой погиб на фронте, сама воспитывала двоих детей. А второй имени не известно, ее все называли Федоровна.
А по центральной улице Овсяной, по направлению к кладбищу, по левой стороне жила София Глазкова, очень верующая женщина, замечательная певчая. Была у нее небольшая побеленная хата, недалеко от магазина. Она уехала в Старый Крым за своим духовником – протоиереем Евгением Смирновым, которого назначили служить туда. Он служил в Дмитровке, и к нему многие стали ходить, когда сгорел храм.
Известной швеей, как говорили тогда «модисткой», была одноногая Мария. Она шила замечательные облачения, ризы, пальто, костюмы для батюшки. Фронтовичка, потерявшая на войне ногу, в 1943 году вернулась домой и стала ходить в храм на Бродской.
В храме был неизменным настоятель протоиерей Симеон, а с ним всегда служили еще двое священников. В разное время это были протоиерей Савва, протоиерей Афанасий, протоиерей Павел, протоиерей Димитрий (был одним из последних, и служил перед самым поджогом храма), иерей Сергий, иерей Александр.
Протоиерей Димитрий после того, как церковь сгорела, был переведен куда-то за Ворошиловград (ныне Луганск). А его жена и дочь остались в Снежном. У них уже была своя хата, и они остались жить здесь. Дочь Рая дожила до того времени, когда на поселке Софьино-Бродская в начале 2000-х годов появилась церковь великомученика Димитрия Солунского. И она еще ходила в этот храм.
На кладбище пос. Софьино-Бродская похоронены протоиерей Павел, иерей Сергий, иерей Александр. Отец Павел многим запомнился особым почитанием преподобного Серафима Саровского и иконы Божией Матери «Благодатное небо». Празднование этой иконы приходится на март месяц, время Великого поста. Он просил у настоятеля благословение на служение в этот день литургии Преждеосвященных Даров. Его жена, матушка Александра, еще очень долго прожила на Бродской после его смерти. Она занималась украшением икон, киотов.
Отцы Сергий и Александр очень болели, а отпевал их настоятель отец Симеон.
Могилы священников на кладбище поселка Софьино-Бродская
Могилы священников на кладбище поселка Софьино-Бродская
После Великой Победы, когда жизнь стала восстанавливаться, образовывались и епархии. Снежное относилось к епархии Луганской и Сталинской.
Всех священников тогда вызвали в Луганск к архиерею и выдали новые антиминсы. И также выдали новые грамоты, назначения на приходы, где они служили.
Не стало церкви 1 мая приблизительно 1958 – 1959 года. Это была неделя после праздника Жен-мироносиц. Храм сгорел очень быстро, за несколько минут, так как был полностью деревянным. Люди, шедшие по первой улице на демонстрацию в центр города, что-то бросили в храм, и все мгновенно занялось огнем. Вероятно, поджог был подготовлен. Никто не пришел на помощь, и даже пожарная часть не приехала.
Предполагают, что отец Симеон знал о грядущем ужасном событии. Накануне он отправляет двух священников храма в отпуск. И объявляет, что до воскресенья обедни не будет. Что батюшкам нужно отдохнуть, тем более недавно прошел праздник Пасхи, и они много трудились. И сам настоятель куда-то уезжает.
Алтарница схимница Серафима дежурила при храме в калаурке 1 мая. Когда начался пожар, она ворвалась в алтарь, где все было объято огнем. С потолка уже падали сгоревшие бревна. Она с престола схватила Евангелие, напрестольные кресты, антиминс и еще что-то. А где находилась Дарохранительница, все было объято огнем. Люди стали сильно кричать, и мать Серафима успела выбежать.
После этого она сильно сокрушалась, что позволила себе такое святотатство. Ведь никто, кроме священнослужителей, не имеет права касаться святого престола. Примерно через три дня приехал отец Симеон, очень скорбный, будто все знал. Схимница упала ему в ноги со словами покаяния. А батюшка сказал: «Молодец, Сима!» И она передала ему все то, что удалось спасти.
Когда они собрались на пепелище сгоревшего храма, настоятель объявил, что им не разрешили восстанавливать храм. И передал указы от архиерея двум священникам на новые места служения и даже помог им финансово. Отца Евгения назначили в Дмитровку, а отца Дмитрия в луганскую область. Также дал некоторые суммы денег певчим. Затем попрощался и уехал.
Территорию земли, где был храм, оградили и отдали в пользование людям. Часть, где стояла калаурка, отдали одному хозяину, а пепелище, где был храм, – другому. Впоследствии на этом месте построили жилой дом. Который, вероятно, стоит там и сейчас.
Примерное место, где находился старый Свято-Покровский храм на первой улице пос.Софьино-Бродская. Ныне улица Латы.
Никто не знал, куда уехал отец Симеон. Были разные мнения и слухи. Кто-то даже говорил, что он купил домик в Почаеве и там окончил свою жизнь. Вроде кто-то из бывших прихожан ездил в монастырь в Почаев на богомолье и встретил там батюшку. Но это не достоверная информация и возможности ее проверить нет.
У него была родная младшая сестра, которая продолжала жить в поселке Софьино-Бродская, кажется, на четвертой улице. Но она ни с кем не общалась.
На второй улице была семья, которая ходила в Свято-Покровский храм, мать и две дочери, дружившие с отцом Симеоном. Через несколько лет эта семья получает письмо, в котором батюшка Симеон передает приветы, поклоны всем, кого знает. Перечислял имена певчих, сторожей. Это письмо было очень дорогим для всего прихода.
В конверте лежала его фотография, на которой батюшка стоит в рясе, монашеском клобуке и с белым восьмиконечным наперсным крестом. И подпись в письме: «С любовью о Христе Иисусе иеромонах Серафим».
Чудом сохранившиеся фотографии были переданы как священника из старого Свято-Покровского храма.
Чудом сохранившиеся фотографии были переданы как священника из старого Свято-Покровского храма.
Когда не стало храма на Бродской, прихожане стали ходить в другие церкви: в Степановку, в Дмитровку, куда попутно ездили грузовые машины от «Заготзерно» и подвозили желающих.
Последняя прихожанка старого Свято-Покровкого храма Анна Павловна скончалась в 2019 году. Последние годы жизни она была прихожанкой Свято-Димитриевского храма.
Родилась она примерно в 1925-1926 году в Сумской области. После Отечественной войны окончила техникум и была назначена в город Снежное в «Заготзерно» для работы в бухгалтерии. Как выражались о ней бабушки, она была очень божественная (т.е. набожная, верующая). На то время она была молодой девушкой, посещающей богослужения в храме, когда большая часть прихожан были преклонного возраста.
Здание бывшего «Заготзерна» в г.Снежное
Хорошо знала протоиерея Димитрия, его матушку и протоиерея Игнатия (он здесь не служил, а приезжал к отцу Симеону). А матушку отца Игнатия звали Синклитикия.
Когда церковь сгорела, Анна очень сильно плакала. Сотрудники на работе думали, что у Нюси (так ее называли) умер кто-то из родных. После пожара она стала ходить в Свято-Никольский храм возле центрального рынка. Спустя несколько лет и этот храм закрыли и разобрали. Тогда она перешла в Свято-Покровский храм поселка Андреевка.
Спустя годы, примерно в 1970-х годах, тайная монахиня, Анна Павловна, по вопросам духовной жизни приезжает на прием к схиархимандриту Серафиму (Тяпочкину). По приезду оказывается, что к старцу огромнейшая очередь. Перед кельей старца, вдоль стен, стоит много лавочек, на которых в ожидании сидят люди.
На стенах висят портреты патриарха, Иерусалима, святых мест. Когда Анна Павловна подняла глаза, то прямо перед ней оказалась большое полотно-репродукция: собор в честь великомученика Димитрия в городе Солуни. По краям изображены эпизоды, связанные с этим храмом, отображены святые мощи великомученика Димитрия, крестный ход на престольный праздник вокруг храма, жилые дома, с балконов которых люди смотрят на все происходящее.
Сколько в очереди сидела, столько глаз не сводила с этой картины. И думала:
«Боже мой! Какие люди счастливые, с балкона видят, как вокруг храма идет крестный ход. А мне через ж\д пути нужно перейти, добраться до автостанции и еще ехать далеко, чтобы попасть на обедню».
Подходит ее очередь к старцу, схиархимандриту Серафиму (Тяпочкину). Батюшка исповедал ее, сказал еще два дня здесь побыть, причаститься на службе и благословил на обратную дорогу. Как она говорила:
- Он меня очень утешил. Я как на крыльях вылетаю от него!
Как вдруг старец говорит:
- Ой, постой, постой, постой!
Анна Павловна обернулась уже при выходе.
Старец продолжил:
- Те люди с балкона смотрят на храм Димитрия Солунского. А ты будешь его прихожанка! Через пути перейдешь и в храм попадешь! Ступай-ка.
Те самые железнодорожные пути
Анна Павловна сказала, что не могла порог переступить от удивления. Ведь это было только в ее мыслях, глядя на то большое изображение.
Когда она ехала домой, то думала:
- О какой церкви может идти речь? Советская власть боролась с Церковью. Причем здесь ж\д пути? Какой Димитрий Солунский? У нас же была, но Покровская церковь.
А в начале 1990-х годов в городе Снежное начинается строительство Свято-Никольского храма на поселке шахты 10. Но Анна Павловна ждет другой храм.
Храм великомученика Димитрия Солунского пос.Софьино-Бродская
И вот в 1998-м 14 марта в бывшем светском помещении освящают храм в честь великомученика Димитрия Солунского. И чтобы Анне Павловне попасть туда, нужно только перейти через ж\д пути. И теперь по пути в храм она поет Тропарь и Кондак Димитрию Солунскому.
Текст составлен в 2021 году.