Мое имя тайно на твоей коже

Джон почти уверен, что Шерлок вот-вот образумится.

О, понятно и без слов, что совсем образумиться он не пожелает, но Джон вскоре перестанет быть центром этой невыносимой, странной, безумно прекрасной и сумасшедшей вселенной. Ему неприятно об этом думать, но, по-видимому, это неизбежно.

И дело не в том, что Джон не уверен в собственных чарах. Может, он и не гений, но очень умный, окончил университет, честно пробивался сквозь премудрости физической химии, проходил специальную подготовку в армии и легко разгадывает пятничные кроссворды. Может, он и не красавец, зато обходительный и никогда не считал себя уродом. Он маленького роста, но может убить человека с очень дальней дистанции. Конечно, он немодный, но аккуратный и чисто одет. Его легко при случае вывести из себя, но он прекрасно умеет слушать и прекрасно понимает тех, кого слушает. У него есть шрамы, но зато он храбрый. Так что это не так уж и мало.

Но ничто из перечисленного не объясняет поведения Шерлока, которое, наверное, лучше всего назвать …одержимостью.

Вся эта неразбериха по-настоящему задевает Джона за живое в четверг, около пяти вечера, в гей-баре в Ист-Энде, в погоне за подозреваемым.

Джон понимает, что Шерлок Холмс никогда не перестанет его будоражить. Никогда. Он постоянно придумывает новые способы, а потом прикидывается, что не сделал ничего особенного. Например, сейчас он прикидывается геем. Угловатым запястьем он оперся о барную стойку, откидывает волосы со лба и без конца прикасается своими невозможными пальцами к воротничку расстегнутой на верхнюю пуговицу белоснежной в полоску дизайнерской рубашки. Он флиртует с археологом, который знает, где его соседка по квартире оставляет запасные ключи. Шерлок хочет ключи от квартиры. Археолог – Шерлока.

Джон хочет еще выпить. И покончить с этим диким собственническим чувством, от которого ощущает себя четвероклашкой.

Археолог высокий, коротко подстриженный блондин с ярко-голубыми глазами, одет он слегка нарочито небрежно, и наверняка очень мускулистый под рубашкой. Но в баре археологу никто не строит глазки. Все пожирают взглядом только Шерлока, который опрокинул рюмку водки, облизнулся и провел пальцем по нижней губе. Совершенно очаровательной губе, пухлой и округлой. Потом Шерлок улыбается, и ровно на полсекунды прикусывает эту самую губу. Джон задумывается, имеет ли для археолога какое-нибудь значение, что Шерлок вовсе не такой, каким кажется, что он умнее, сильнее, скрытнее, язвительнее и резче, или тому все равно, только бы как-нибудь затащить детектива в койку. Джон поставил бы пятак, что этому мужику наплевать – ведь вы только посмотрите на Шерлока. Боже.

В этом освещении его скулы с математической точки зрения представляют собой абсурд. Во-первых, они должны принадлежать женщине. Во-вторых, они должны быть резче. Они же - ни то, ни другое.

Господи Иисусе.

Теперь Шерлок повернулся так, что обоими локтями упирается в барную стойку и так красиво и чувственно – нет, какое к черту чувственно, сексуально – выгибается, что у каждого мужика в этом баре, наверное, уже наполовину встало. Белая гладкая грудь Шерлока слишком открыта для взоров. Он как-то сумел придать глазам такое серебристое сияние, будто внутри у него спрятан запасной генератор. Джон никогда еще не видел, чтобы Шерлок так расслабленно-небрежно выпячивал зад, и это еще далеко не самое худшее. Он строит глазки и хлопает ресницами. Его ресницы. Шерлок ведет себя голубее всех голубых, но он же не… Шерлок гей?

Я схожу с ума, думает Джон. Ведь восемь часов назад он был во мне.

Шерлок кладет руку на предплечье блондина, а ладонь того, будто так и надо, скользит по талии Шерлока. Джон отводит взгляд, потому что если он этого не сделает, то испортит Шерлоку весь спектакль. А может, даже затеет серьезную ссору. Шерлок никогда его не простит, да и, в конце концов, в этом баре в этот самый момент происходят вещи и похуже. Не глядя в их сторону, Джон сумеет обуздать слепую ярость. Должен суметь, потому что не хочет причинять Шерлоку неприятности, убив незнакомца в гей-баре. И перед Лейстредом будет неудобно.

Джон угадывает то самое мгновение, когда Шерлок разузнает, где ключи, - он благодарит археолога за выпивку, подмигивает ему и шмыгает в заднюю дверь, передвигаясь теперь уже своей обычной походкой, как изящный скорый поезд, оглашающий станцию паровозными гудками. Джон идет за ним. В конце концов, они оказываются в переулке сразу за кухней, в котором воняет пережаренным маслом. Из небольшой картонной коробки на них смотрит и шипит рыжий кот.

- Ты ведь не гей, верно? – удивленно спрашивает Джон.

- Хмм? – Шерлок пишет смс. Конечно, что же еще он может делать - глаза прикованы к экрану телефона, пальцы движутся с молниеносной скоростью. Джон застегивает ему рубашку до конца, и тут же чувствует какое-то облегчение.

- Голубой. Ты гей?

- Не совсем, - признается его бойфренд. – Ужасно неудобно, в доме есть консьержка, лифт всего один, а лестничная клетка выходит в коридор - надо это учесть, если мы собираемся раздобыть ее ключи. Я влезу через окно.

- Квартира на одиннадцатом этаже.

- Да.

- Шерлок.

- Мойка окон.

- Что, прости?

- Тот, кому я пишу смс-ку, работает в службе мойки окон, за ним должок, шесть месяцев я вытащил его брата из-за решетки …

- Нет, нет, нет, Шерлок, вернись немного назад. Ты сказал, что ты не совсем гей…

- Так же, как и ты, - мягко замечает Шерлок.

- Значит, ты… вот как. Ты спал с женщинами.

- Ни разу.

Шерлок отсылает сообщение. Он останавливается, кладет телефон в карман пиджака и смотрит на Джона. Потом скрещивает на груди руки, слегка прищуривается и, оставаясь абсолютно бесстрастным, сосредотачивается, пытаясь понять, какая же муха укусила Джона на этот раз.

- Ты ведь тоже никогда не трахался с женщинами, но ты же не совсем гей.

- Нет уж, извини, у меня было много женщин, и вообще-то даже на трех континентах, просто я бисексуал.

- Азия, Европа, Северная Америка, - спокойно заключает Шерлок. – Я никогда не спал с женщинами, но может быть, так вышло просто случайно, у меня нет данных, что я не смог бы этого сделать. Кто знает? Просто так получилось, что связи у меня были только с мужчинами.

- Да, но ты же не… я хочу сказать, тебя же… не влечет к ним.

Шерлок задумывается.

- Хочешь сказать, что меня не влечет к ним только потому, что биологически они мужчины. Это правда. Взять хотя бы Чарльза, я не стал спать с ним по той простой причине, что он мужчина.

- Ага. Да, точно, именно это я и хотел сказать. Подожди, Чарльз?

- Парень, с которым я только что болтал, его зовут Чарльз. Точно, я не хотел с ним секса из-за его половой принадлежности. А вообще он мне нравился.

Последняя фраза быстро направляет разговор в другое русло. Джон по-настоящему злится. Раньше он психовал из принципа, но теперь… теперь всерьез.

- Тот парень, перед которым ты разыгрывал гея, с которым флиртовал, ты с ним… ты… он твой бывший.

- Да. Ну и что?

Если бы перед ним стоял любой другой человек, не Шерлок, серьезно - любой человек в мире, Джон двинул бы ему правой в челюсть. Но вместо этого Джон намеренно отворачивается, чтобы не видеть насмешливо вскинутых бровей Шерлока, и смотрит в кирпичную стену, перепачканную грязью и краской из баллончиков. После минутного размышления, он прижимается к стене лбом.

- Эй, эй, полегче, - говорит Шерлок, скорее раздраженно, чем встревожено. – Я никогда…

- Не думал, что мне это неприятно, - со смутным отвращением и явно расстроено заканчивает за него Джон, все так же повернувшись лицом к стене. – Хоть ты и гений, тебе никогда не приходило в голову, что мне это может не понравится.

- Но с какой стати тебе должно быть неприятно? Мне нужны ключи. Чтобы их заполучить, мы теперь будем действовать по-другому. Через службу мойки окон.

Джон разок стукается головой об стену, просто чтобы привлечь внимание, ему не больно. Сам по себе он не актер, но разговаривает на Шерлоковой версии английского языка, своей версии языка тела и своей версии молчания. А все эти языки сами по себе обладают большим драматическим эффектом. Маневр Джона быстро срабатывает. Шерлок хватает его за плечи, сжимая ткань темной клетчатой рубашки, и разворачивает к себе. Затылок Джона стукается о стену из красного кирпича, и этого оказывается достаточно. Он одерживает крошечную победу, но, какая бы они ни была, это все равно победа.

- Прекрати, - шипит Шерлок.

- Ладно. Тебе не приходит в голову, что мне может не понравится, что ты кидаешься на… на своих бывших?

Шерлок издает насмешливый звук, означающий, что Джон брякнул глупость. – Он просто источник нужных сведений.

- Источник… ты совсем чокнулся. Он очень, очень, очень привлекательный, Шерлок.

- Занудливый.

- Язык у него подвешен.

- Скукота.

- Шерлок, черт возьми, да такой, как он, просто нарасхват!

- Чарльз только и умеет, что лить из пустого в порожнее, мне до этого нет никакого дела, как он был занудой, так и остался.

- Шерлок, ты как что-нибудь скажешь...

Шерлок впитывает это критическое замечание, дыша чаще, чем обычно, и с каждой секундой становясь всё более и более беспокойным. Но, судя по складке между бровями, чуть ниже того места, докуда спадают его черные волосы, он пока ничего не понял.

- Слушай, - начинает Джон, - в детстве мне вырезали гланды. Я обожал клубничное мороженое. Никак не мог им наесться. Но потом у меня болело горло, ну… почти каждый день. Но мама меня жалела и разрешала есть его понемногу. Сначала это было здорово. Но потом все изменилось, оно мне надоело, я смотреть на него не хотел. Клубничное мороженое стало такой гадостью, но я сам в этом виноват, я же ни о чем не думал, когда им объедался. Так что, видишь, ты тоже устанешь от всего этого. Однажды. Быть с… - Джон громко откашливается. – Это не значит, что сейчас я против, но ты… Перебарщиваешь. Мне так кажется. Ты от меня устанешь. Я хочу сказать, что для тебя же будет хуже, мне-то хорошо, и еще никогда не было лучше, но ты… что-то потеряешь. Свой… живой интерес. Шерлок, что… я… что не так?

- Тебе вырезали гланды?

Казалось, у Шерлока разбито сердце. Он опустошен, будто Джон признался, что тоже трахался с археологом Чарльзом, и ровно десять минут назад.

- Почему ты мне не сказал? – жалобно спрашивает Шерлок.

- Нет, - категорически заявляет Джон. – Нет, нет, нет, нет. Нет, ты не сменишь тему разговора, сумасшедший. Ты притворялся геем перед тем мужиком. Прямо на моих глазах. Он тебя лапал.

- Чего еще у тебя нет, кроме гланд? А я-то думал, они у тебя есть. Скажи.

- Он один из самых привлекательных парней, которых я когда-либо видел.

- Он был частью эксперимента.

- Боже мой, - выдыхает ужаснувшийся Джон, - какого?

- Обыкновенного! Все люди имеют право экспериментировать! – взрывается Шерлок с капризностью трехлетнего ребенка. – Это совершенно несправедливо! Все остальные, все, Джон, спят с другими в качестве эксперимента, чтобы понять, подходят они друг другу или нет! Экспериментировать – это нормально, нормально пытаться найти для себя человека, посмотреть, нравишься ли ты ему, и не делай вид, что у меня всё по-другому, потому… о нет, прости, дай напомню, что некоторые спят с кем-то только потому, что просто хотят, и им наплевать на чьи-то чувства. Но это ничего, это нормально, всё просто прекрасно, главное, чтобы Шерлок Холмс ограничивал себя в нежности и получении простых радостей, да дрочил пару раз в месяц, только потому, что мои чувства не такие… потому что я… Ладно, к черту.

- Ты все время притворялся перед ним геем? – отрывисто спрашивает Джон. – Или ты был…? Похоже на тебя. Давай, рассказывай. Сколько же ты мог играть…

- Больше двух недель, и да, я был…

- Так вот почему ты снова притворялся, чтобы, черт подери, не спалиться, поверить не могу…

- Все в чем-то притворяются! Почему это так тебя злит? – в отчаянии спрашивает Шерлок. – Это же безумие, потому что не имеет значения. И не может иметь.

- Почему же не может?

- Потому что это логически спорный вопрос, и потому что я никогда и ни с кем больше не буду. Я не натурал, я не гей, я с тобой. Когда же до тебя это дойдет? Я… джоносексуал. Ах, черт возьми, ты же мой, ты ведь сам это сказал. Ты мне обещал.

- Ну да, обещал, - припоминает Джон. – Боже. Настоящее безумие, да? Быть собственностью Шерлока Холмса.

Последняя фраза вызывает у Шерлока Холмса тихое рычание, будто он ничего лучше никогда не слышал. Вот оно, снова, то самое, чего Джон не понимает – почему детектив настолько поглощен им. Но трудно ясно думать над причинами такого поведения, когда Шерлок Холмс целует вас, напирая так, словно хочет вжаться в вашу грудную клетку. Язык высокого детектива вездесуще ласкает рот Джона, а обе руки лежат на его горле, большими пальцами прижимаясь к участку вокруг гортани, а остальными - прикасаясь к мягкой коже под подбородком. Джон лениво размышляет, уж не предпочел бы Шерлок живому дышащему Джону его мертвый аналог - набитое соломой чучело. Не такая уж и невероятная мысль.

Потом Джон кое-что вспоминает и начинает смеяться.

- Ты ведь не чувствуешь, что у меня не гланд, - мягко замечает он.

- Идиот. Конечно, чувствую.

- Нет, не чувствуешь. Ты не можешь этого чувствовать.

- Но я пытаюсь.

И Шерлок пытается, по меньшей мере, минуты две, одновременно помогая себе пальцами. От этого захватывает дух, это абсолютно всепоглощающе. Да, всепоглощающе. Пожалуй, подходящее слово для внеочередных обжиманий посреди переулка. Потом Джон слышит тихий звон, и телефон в кармане пиджака Шерлока вибрирует где-то между их прижатыми друг к другу грудными клетками.

Полсекунды спустя телефон уже в руке Шерлока. Теперь его темные волосы растрепались еще сильнее, чем обычно, а губы слегка покраснели. Шерлок пишет смс, а Джон смотрит на него, понемногу приходя в себя. Смотреть на Шерлока Холмса, думает Джон, совсем не то, что есть клубничное мороженое. Совсем. Это больше похоже на героиновую зависимость, или на вдох и выдох. Что за хренов бардак у меня в голове.

Джон с самодовольством вспоминает Археолога Чарльза.

- Да! – восклицает Шерлок, по-мальчишески ликуя и взмахивая кулаком в воздухе. – Да, да, да. Гениально. Я гений.

- Так оно и есть, - соглашается Джон.

- Мы отправляемся мыть окна на одиннадцатом этаже.

- Тогда пошли.

После мытья окон, незаконного вторжения в чужое жилище, кражи ноутбука, дерзкого побега из окна с уликой для Лейстреда и взлома запароленных финансовых отчетов, Шерлок и Джон, как ни в чем не бывало, возвращаются домой. Джону по душе такой контраст, и даже то, что они попадают в столько передряг. Но сегодня день был особенно удачный, с помощью правильных дедуктивных выводов всё задалось с самого начала, потом Шерлок изображал мойщика окон, что ему очень шло, так что Джон теперь не в силах противиться хорошему настроению. У него появляется идея.

- Тебе нужно что-нибудь съесть, - напоминает он Шерлоку. – Здесь неподалеку есть хороший китайский ресторанчик. Вроде бы там менеджером работает та женщина, сестру которой ты спас от обвинения в контрабанде?

Шерлок снисходительно хмыкает и берет Джона под руку.

- После ужина, - медленно говорит Джон, - я проверю, сможешь ли ты сделать мне одолжение.

Шерлок приподнимает одну бровь.

- Ты можешь сыграть гея дома?

Шерлок хмурится.

- Надев синий халат? – добавляет Джон.

- Если ты имеешь в виду, смогу ли я вести себя в нашей квартире как пидовка, да, конечно, но…

- В голубом халате, а под ним больше ничего. Это эксперимент, - дразня, говорит Джон.

- О, о, - выдыхает Шерлок, представляя эту картину. Он обдумывает предложение Джона, мягко улыбаясь. – А ты не разозлишься?

- Нет, - обещает Джон, - это же эксперимент.

- Тогда ладно. Давай, если ты хочешь. Но я не уверен, что тебе это понравится.

- А Чарльзу нравилось?

- Да. У меня хорошо получалось.

- А тебе самому это нравилось?

- Да. А потом мне стало скучно, и я снова стал самим собой. В том-то и проблема, что я так и остался собой.

- Ну, а у нас просто эксперимент. Пока ты будешь получать от него удовольствие, мне всё будет нравиться.

- Ну, если ты так говоришь, - пожимает Шерлок плечами, заканчивая разговор. - Ты хочешь быть сверху, но, извини, я так не могу, ничего с этим не поделаешь, для меня это слишком, иначе случится нечто ужасное. Я не голоден, но если ты хочешь идти в ресторан, иди один.

Джон застывает, несколько мгновений просто не в силах сдвинуться с места. Но он очень хорошо владеет собой.

Позже такая резкая перемена в настроении Шерлока (которому, кажется, этот особенный эксперимент понравился до такой степени, что он прямо в их выложенной плиткой кухне провел испачканным джемом большим пальцем по подбородку Джона и тут же этот джем слизал) помогает доктору определиться, как его трахнуть – медленно и нежно заняться любовью или швырнуть к стене и стереть эту сладенькую ухмылочку с его губ. Но для последнего Шерлок слишком высок, а Джон быстро теряет терпение. Он уже настолько возбужден, что буквально готов лезть на стену, и у него полно доказательств, что и его друг больше не может ждать. В конце концов, именно Шерлок оказался тем, кто на своих длинных ногах с подгибающимися коленями доплелся до кухонного стола и забрался на единственную незахламленную его часть. С заметной выпуклостью между ног, откинув голову и бесшабашно улыбаясь, Шерлок обхватывает ногами обнаженную талию самозабвенно целующего его Джона. Да, какое же счастье обрести такую возможность, думает Джон, проводя ногтями по груди Шерлока, и лучше довериться инстинктам. И как можно быстрее. Шерлок наклоняет голову и негромко постанывает в рот Джона, это возбуждает, но у Джона болит потянутая от неловкой позы шея.

- Ты меня еще не захотел? Мне так хорошо, обещаю, мне и будет хорошо. У меня от тебя крышу сносит, - баритон Шерлока становится на одну восьмую глуше обычного и переходит почти в шепот.

Конечно, у Шерлока слишком уж большое эго, приходит на ум Джону. Но таков уж он есть. Такова его суть.

- У тебя от меня крышу сносит? – смеется Джон, скользнув рукой под синий халат и лаская гладкую кожу.

- Боже, конечно. Я еще никогда такого не чувствовал, я хочу тебе все рассказать.

- В самом деле? И что же?

- Как я трогаю себя, представляя тебя. Представляю, что ты во мне, и это так хорошо, что я даже не могу дышать.

Даже так. Ничего себе, черт возьми. Самоконтроль Джона не безграничен, поэтому он стаскивает Шерлока с кухонного стола. Первой мыслью Джона было развернуть Шерлока и наклонить над поверхностью стола, но там царит просто вопиющая антисанитария. И Джон, часто дыша, быстро кладет своего друга лицом вниз на видавший виды Диван для Размышлений, недрогнувшей рукой очень медленно задирает синий халат и становится на колени.

- Тебе ведь это нравится, да? – шепчет он в белое гладкое ухо детектива.

- Милый глупыш, - произносит голос, вовсе не принадлежащий Шерлоку, гораздо более мягкий, но он сам, по-прежнему прижимаясь щекой к дивану, подмигивает Джону – это одно из самых странных зрелищ, что доктору когда-либо доводилось видеть, но почему-то от него эрекция только сильнее. Неужели все это происходит на самом деле?

Джон, с неровно колотящимся сердцем, целует спину детектива. – Ты хотя бы представляешь, насколько ты красивый?

Настоящий Шерлок, думает Джон, ответил бы: «Да, я прекрасно осведомлен об этом факте». Ублюдок чертов.

- Давай же уже, пожалуйста, давай, я больше не могу, - умоляет этот незнакомый Шерлок, дрожа, когда Джон уже влажными пальцами скользит по его спине и ниже.

Проталкивая пальцы в Шерлока, который задыхается, как настоящая шлюха, Джон думает, что Археолог Чарльз – в каких бы Шерлок с ним не был отношениях – очень, очень, очень глупый мерзавец.

Если бы не военная подготовка Джона, всё закончилось бы, не успев начаться. Джон пережидает самый опасный пик, стискивая зубы и думая об уставе, холодных смотровых и вспоминая этапы операции по удалению желчного пузыря. Чувствуя, что неизбежное миновало, он зарывается лицом в белую лопатку Шерлока, обтянутую шелковистой кожей, и облегченно вздыхает.

- Боже, милый, я же сказал «пожалуйста», - умоляет под ним дрожащий, потрясающе красивый, кто-то похожий на Шерлока.

- Тогда скажи это еще раз, - рычит Джон.

Шерлок, конечно, говорит, и еще более возбуждающе, по-настоящему просит. Он ведь гений, даже если сейчас всего лишь притворяется дешевой шлюхой.

- Пожалуйста, трахни меня, я так тебя хочу, а ты разве не хочешь? Пожалуйста.

- Боже, ты же опасен для здоровья окружающих, - стонет Джон, делая сильный рывок бедрами. – Ты просто угроза, черт тебя подери. От тебя врачи должны велеть держаться подальше, повесить на тебя табличку, какое-нибудь предупреждение, ты просто невероятный.

Его друг, с закрытыми глазами, усмехается, и усмешка его настоящая. Это не Улыбка Обычных Людей и не недавно изобретенная Зазывная Гейская Улыбочка. Наверное, этого странного сумасшедшего гения очень тронуло, что его назвали опасным для здоровья, ведь в этом мрачном любовании собой весь Шерлок, вся его суть. Так что Джон нисколько не чувствует себя виноватым, когда тотчас же начинает двигаться снова. Веки Шерлока исступленно трепещут, а сам он, чтобы удержаться, цепляется за диванные подушки.

Джон очень быстро растворяется во времени, пространстве и Шерлоке. Раньше он самыми разнообразными способами занимался любовью с мужчинами, но ни в одного из них не был влюблен. Как-то ему уже случалось трахнуть вот этого высокого парня, но тогда тот не издавал такого тигриного мурлыканья. Джон и раньше влюблялся, но никогда не был так одержим. И лучше довольствоваться малым, чем не иметь ничего, с чем-то близким к отчаянию думает Джон, приближаясь к краю, а Шерлок, внезапно вздрогнув, совершенно опустошенный, падает на диван. Ведь он – чудо, а Джон самый обыкновенный человек.

Шерлок вот-вот образумится.

Шерлок лежит очень тихо. Кажется, что он уснул, но это не так. С бешено колотящимся сердцем, Джон осторожно вытаскивает член и незаметно ложится на диван позади Шерлока. Они оба испачканы, но Джону не хочется сейчас ничего вытирать. Он поворачивает Шерлока так, чтобы тот головой утыкался ему в шею, и вдыхает сокровенный запах его темных волос. Джон накрывает синим халатом их обоих и крепче обнимает Шерлока за тонкую спину.

- Скажи мне еще раз, что я красивый, - доносится до Джона расслабленный голос.

- Ну-ка перестань, - шепчет Джон, прижимая Шерлока к себе теснее.

- Почему?

- Я хочу, чтобы ты снова стал самим собой. Я хочу быть с гениальным консультирующим детективом-вампиром, который корчит из себя социопата. Так что становись прежним.

Шерлок на мгновение замолкает. – Но я не притворялся.

Джон вздрагивает, а потом улыбается. Шерлок говорит своим настоящим голосом, только из него исчезли мягкость и мелодичность, вызванные столь редким занятием сексом в качестве саба.

- Ты самый красивый из всего, что я когда-либо видел, включая места преступлений. Ты… единственная вещь на свете, на которую стоит смотреть. Ты опасно прекрасен. И невероятно тщеславен.

Шерлок удовлетворенно вздыхает и прижимается к Джону ближе. Джон внезапно начинает ужасно тосковать по нему, до неприличия яркому бесшабашному невоспитанному созданию, с своей особенной идеей-фикс в крови. Что же он с ним сделал? Вдруг Шерлок никогда не станет прежним? Что, если всё это было ужасной ошибкой, и с Джоном навечно останется очаровательный жеманный педик вместо бесящего всех джоносексуального ублюдка с острым, как бритва, умом?

- Скажи мне что-нибудь, чтобы все стало как раньше. Что-нибудь своё, особенное, - просит он, с трудом преодолевая страх.

Шерлок проводит пальцем вдоль нижней части живота Джона. – У тебя нет шрамов от аппендицита, из этого я могу заключить, что в твоем теле отсутствуют только гланды. Но мне нужно знать, правильны ли мои выводы. Это очень важно.

Джон с облегчением выдыхает. – Только гланды. Это будет иметь какое-нибудь значение, если ты, наконец, решишь меня зажарить живьем?

- Мм. Нет. Не совсем.

Джон смеется. Шерлок стал самим собой, это чудесно. Ему больше идет быть таким, делает вывод Джон. Эксперимент прошел очень удачно, но ведь никому не удастся переделать того, кого любишь, верно?

- Когда ты сказал, что случится нечто ужасное, ты намекал на то, что у тебя было с Археологом Чарльзом? – спрашивает Джон, касаясь губами лба Шерлока.

- Я не могу тебе сказать.

- Почему?

- Это… кое-что нехорошее.

- Что, прости?

- Есть два списка, - объясняет Шерлок таким голосом, будто голова у него еще затуманена. Джон думает, всегда ли Шерлок такой после секса или в этот раз он что-то такое с ним сделал, что детектив говорит так, словно он в отключке. – Хороший и Нехороший. До встречи с тобой я их не систематизировал, но идеи оттуда всегда были… распределены по пунктам. Когда я его трахал, всё было по-другому, списки были намного короче. Всего по три пункта в каждом.

Понятнее не стало. – А меня ты разве не трахаешь?

- Нет, - говорит Шерлок, улыбаясь. – Просто в английском много не совсем точных слов.

- Значит, есть два списка. Кажется, на это ты уже намекал. Ладно. Я готов, давай, выкладывай.

- Нет, ты не готов.

- Тогда я должен всерьез опасаться за свою жизнь? Что же ты такого натворил?

- Я тебе говорил. Мне стало скучно. Я был самим собой.

- Но ты же …

- У него был очень ценный кусок ископаемой деревяшки, который он где-то раскопал, что-то вроде тотема, совершенно гладкий, может быть, какой-нибудь древний бог плодородия, я не знаю, я это удалил. Он до нелепого обожал эту вещь, хвастался в барах о том, как нашел ее, больше, чем о том, как нашел меня. Этой штуковине были сотни лет, она представляла большую ценность для ученых, не говоря уже о том, сколько она стоила, так что однажды ему очень сильно не понравилось, когда он обнаружил, с чьей помощью я его прошлой ночью ублажал.

Джон так сильно начинает хохотать, что внезапно кажется лежащему в его объятьях другу тяжелым. Ведь сам Шерлок в целом довольно поджарый, но не тяжелый. Грудь Джона сотрясается, и поэтому он выглядит плотнее, чем есть на самом деле.

- Ты трахнул человека бесценным артефактом только потому, что он расточал ему больше комплиментов, чем тебе?

- Я же тебе говорил. Не-хо-ро-шее. Постарайся запомнить.

Может, это и нехорошо, но очень смешно. Джон выравнивает дыхание. Потом снова усмехается и целует друга в волосы.

- А сколько пунктов в моем списке? Хорошем и Нехорошем?

- Тридцать семь и тридцать восемь соответственно.

- Ни хрена себе, - говорит потрясенный Джон.

- Забудь, что я сказал, - словно пьяный, просит Шерлок. Сейчас он еще мало похож на обычного себя. – Удали это.

Джон думает, что просто так не способен «удалить» из своего разума сказанное Шерлоком, но внезапно его начинает клонить в сон. Ведь всё равно, Шерлоку он хочет сказать нечто совсем другое. То, что постоянно у него в мыслях, то, что преследует с того самого момента, когда он просыпается и видит вперившийся в него, будто в свежий труп, взгляд серых глаз. То, что сейчас для него действительно важно.

- Никогда не образумливайся, - шепчет он уснувшему Шерлоку. – Оставайся таким ради меня. Столько, сколько сможешь.

Наследующее утро Шерлок не образумливается. Тревожит только то, что он еще не совсем стал тем прежним полным ублюдком, которого Джон, надо признаться, обожает. Например, он сам делает чай. Что самое интересное, пока Джон раздумывает, знает ли Шерлок вообще, как готовится чай, чашка с «Английским завтраком» уже стоит на их маленьком обеденном столике. Джон снова начинает беспокоиться.

Джон беспокоится еще сильнее, когда он протягивает Шерлоку телефон, а Шерлок в ответ целует костяшки его пальцев. Это не значит, что Шерлок не умеет быть нежным. Наоборот, порой он бывает поразительно ласковым. Просто в его понятие «быть ласковым» чаще всего входят такие вещи, как: доесть кусочек тоста только потому, что Джон уже откусил добрую его половину; думая, что Джон спит, легонько выписывать ногтями на его спине свое имя (он знает, что Джон ценит это больше, чем положено любому разумному человеку); или специально вылить на себя всю горячую воду, чтобы Джону пришлось мыться в той же самой, и представлять себе, будто через воду можно впитаться в самого Джона. Последнее один из самых любимых трюков Шерлока. Джон называет его про себя Манёвром с Повторным использованием Воды. Каждый раз, когда это происходит, ему следовало бы принять какие-нибудь меры. Но, к своему постоянному удивлению, он ничего не предпринимает, - так же, как не может не просыпаться каждый раз, когда его друг посреди ночи решит, что на его коже нужно написать «ШЕРЛОК ХОЛМС».

Через час или два такого внезапно адекватного поведения Шерлока Джон задумывается, не стоит ли чуть-чуть воспользоваться плодами с трудом добытой победы и выкинуть какие-то человеческие останки, которые он обнаружил в холодильнике в отсеке для овощей. Но потом им звонят от Лейстреда, Шерлок, словно вихрь, взмахивает полами пальто, и Джон забывает о своих раздумьях.

Когда они приезжают на место преступления, Джон понимает, что сегодня будет особенно невыносимо.

Порой Джон думает, что Андерсон сволочь. Порой - что он невыносимое чмо. А порой, как сегодня, - что Андерсон злобствующий говнюк, который, несмотря на все старания Джона держать себя в руках, выводит его из себя.

Джон в хороших отношениях с большинством знакомых работников Ярда. Они профессионалы, хорошо знающие свое дело, как и он сам. Кажется, Шерлок смутно признателен Джону за его приветливость, которая помогает детективу заполучить то, что он хочет, в том числе и осуществить на практике пункты из жизненно необходимого списка. Например, как-то раз Шерлок напомнил румяному детективу-инспектору по имени Хопкинс про золотую рыбку, которую тот давным-давно выбросил из аквариума - и Джону удалось выудить у Хопкинса фотографии места преступления. Тем, с кем Шерлок общался теснее, порой доставалось даже больше.

Салли Донован и Джон, поджидая Лейстреда, стоят на продуваемом всеми ветрами углу улицы, Донован насвистывает мелодию из репертуара «The Kinks». Шерлок прибыл на место первым и трагически вздыхает, но так же он ведет себя, когда Джон, например, выражает желание посмотреть какой-нибудь фильм. Поэтому доктор не обращает на эти вздохи никакого внимания.

Конечно, детектив-инспектор Грег Лейстред очень приличный человек. Джон определяет такие вещи с первой встречи. Лейстрейд и в самом деле довольно милый парень. Несмотря на его обаятельную рассеянность, хрипловатый голос и неистощимые запасы терпения, он, в общем-то, желает Шерлоку только добра, и совместная работа тут ни при чем. Лейстред долго завоевывал расположение Джона. Лейстрейд надеется, что Шерлок будет работать в команде со всем Ярдом.

То есть и с Андерсоном.

В крайне захудалом отеле наряд полиции и пара наших тоже явно не дилетантов пялятся на тело, которое сняли с люстры. Андерсон уже закончил осмотр, и Джон, пересыпая жуткими проклятьями, сделал вывод, что, прежде чем повесить, жертву утопили. Конечно, на шее трупа есть ссадины, но они поверхностные, кроме того, как этот мужчина мог нахлебаться полные легкие воды, если не выходил из этого дерьмового номера. Джон знает, что Шерлока наверняка уже мысленно отработал эту версию, но детектив всегда отсрочивает окончательные выводы, чтобы выслушать специалиста, потому что сам не врач. Шерлок уважает тех, кто знает толк в своем деле.

Шерлок не уважает Андерсона, и его неприязнь взаимна.

- Очевидно, что жертва тот самый человек, который заселялся в номер, - говорит Шерлок, не обращаясь ни к кому, за исключением, может быть, Джона. Конечно, Лейстреду разрешается прислушиваться.

- Что думаешь про тело? – спрашивает Лейстред, кивая на санитаров, которые убирают труп. – При нем нет ни паспорта, ни бумажника, администрация говорит, что номер был заказан на имя Джона Смита. Его случайно нашли эти ненавистные тебе ублюдки.

- Судя по ботинкам в шкафу, они из Парижа, такие же носит убийца, даже того же размера. Уверен, ты здесь повсюду найдешь отпечатки его пальцев.

- Ты думаешь, что убийца просто… сам привез его назад, чтобы устроить нам небольшое представление? Но это же безумие.

- Нет, это только видимость, должна же быть еще причина – зачем его топить, прежде чем повесить. Боже, это невероятно. Никогда не видел ничего подобного.

- Вы слышали? – насмешливо фыркает Андерсон, обращаясь к уходящим санитарам. – Как дитя в цирке, черт возьми. Ни стыда, ни совести. Будь это его родная мать, он бы предложил самому сделать ей вскрытие. Наверное, наделал бы фоток с ее потрохами для семейного альбома.

Шерлок слышит его, но он вот уже одиннадцать дней не разговаривает с Андерсоном, с тех пор, как спросил, знает ли тот, что его жена кувыркается со своим психотерапевтом, а Андерсон обозвал его грязным подонком. И отношения между Шерлоком и Андерсоном неуклонно ухудшаются. А Джон тем временем думает, что Андерсон допустил страшную ошибку, потому что ничто так сильно не обижает Шерлока, как насмешки над его матерью. Вот потому-то Шерлок и ничего не отвечает. Детектив не самый безобидный человек, и хотя он вполне осторожен, Джон все равно знает, что Андерсон тем быстрее окажется мертвым в ближайшей подворотне, чем дольше продолжит поминать матушку Холмс.

- Наверное, она и сама ненормальная, - продолжает Андерсон, - Пари держу, что мамаша психа сама сумасшедшая и сидит в дурке, а если нет, я покупаю всем наряду пиво.

Вместо того, чтобы заглотнуть брошенную наживку, Шерлок наклоняется к трупу и бог знает где стащенной иголкой пробивает его легкие, беря на пробу жидкость.

- Боже, он действительно больной, - издевательски тянет Андерсон. Он смотрит на Джона. – Наверное, весело с ним жить. Что он требует от тебя вместо арендной платы? Образец ткани? Кусочек человеческого мяса? Думаю, об этом ты в своем блоге не пишешь.

Обдумывая позже днем этот инцидент, Джон в душе признается, что последний выпад задел его сильнее всего. Он знает, что нельзя поддаваться на провокации Андерсона, потому что тот не способен его разозлить. Андерсон идиот. Но Шерлок… Шерлок ведет себя необычно. Иголка в его руке выдергивается из тела жертвы даже с большей яростью, чем втыкалась, а ведь вытащить ее не так-то просто. Но Шерлок по-прежнему молчит. Он даже не смотрит на Андерсона. Джон скрещивает на груди руки, в ярости из-за обиды за Шерлока, и уговаривает себя подождать еще пять гребаных минут, и тогда всё это закончится.

- Эй, Шерлок, нельзя ли полегче, - раздраженно говорит Лейстред, когда оборачивается и видит, что проделывает его любимчик. – Сам знаешь, мы можем взять анализы в лаборатории и прислать тебе смс-ку.

- В самом деле? – задумчиво бормочет Шерлок, продолжая свои манипуляции.

- Даю голову на отсечение.

- Сегодня она мне не нужна, спасибо.

Осторожно выдавив из шприца каплю на свою резиновую перчатку, Шерлок подносит жидкость к носу.

- Вода из Темзы, хотя я могу сделать анализ, чтобы это подтвердить, - радостно объявляет он.

- Боже, он похож на педика, промышляющего возле начальной школы, - насмешливо говорит Андерсон Джону. – Как ты это терпишь? Он еще бы подрочил здесь, а мы бы посмотрели.

- К твоему сведению, я с удовольствием на это смотрю, - рявкает Джон, наконец, потеряв терпение.

Четыре санитара разом оборачиваются. Лейстред, закашлявшись и прикрывшись рукавом, прячет что-то очень похожее на довольную усмешку. Шерлок остается совершенно спокойным, и где-то в подсознании Джон удивляется, почему. Но он слишком зол, чтобы тратить время на выяснение.

Тем временем Андерсон, похоже, понимает, что устраивает сцену и привлекает внимание.

- Ладно, - недовольно говорит он, - я перегнул палку, не обижайся. – Он протягивает руку.

- Я не пожму тебе руку.

- Да ладно, - запинаясь, бормочет Адерсон, - брось, я же просто пошутил. Почему нет?

- Потому что Шерлоку не нравится, когда лезут в его личную жизнь*, - рычит Джон и вылетает из комнаты.

Он уходит в самый дальний конец коридора, где стены оклеены обоями с кричаще-ярким рисунком. Уж лучше побыть здесь, тут тихо, не слышно людской возни. Тут не видно, как Шерлок реагирует на этот маленький спектакль, который, впр