ЯН И ИНЬ ВСЕГДА С ТОБОЙ
Начало мира того или иного человека — это начало мира, в котором он себя находит. Этот мир имеет свои границы, определяемые границами постижения мира. Он начинается там, где начинается человек. Потому и единая субстанция ци — это то, что объединяет всё в мире человека, мире его восприятия, мире его внимания.
С этим восприятием и вниманием постоянно что-то происходит. То, что происходит, — это время. Оно выражается циклами дыхания. Колесо дыхания крутится вдохом и выдохом. Что было вначале — вдох или выдох? Это зависит от того, что взять в качестве начала. Лао-цзы говорил, что, отбрасывая то, берёшь это. То — оно там, а это — здесь. Во всех началах есть единое начало. Во всех субстанциях есть единая субстанция. Когда поймаешь единое, тогда отследишь, на что оно делится. Тогда и поймёшь, что ян и инь всегда с тобой, и Небо с Землёй образуются из светлого и тёмного постоянного. Чжуан-цзы говорил, что речь отличается от выдоха тем, что она из чего-то исходит. Поэтому, если в речи существует знак, указывающий на что-то вовне, то он обязательно указывает и на что-то внутри. Главное, понять механизм того, как из знаков образуются или вытекают значения. Понять, откуда значения попадают в знаки, и понять, зачем тебе вообще нужно понимать всё, что тебе нужно понимать. Итак, есть два начала (ян и инь), которые являются целостностью гармонического равновесия в мире. Из их взаимодействия рождаются все предметы. Каждый предмет включает в себя эти начала и объединяется ими. Каждый предмет есть результат притяжения Неба, вмещающего в себя всю бездну находящихся в бесконечной дали звёзд и планет, и крошечной в масштабах Вселенной Земли, по которой ходит человек, стремящийся к звёздам, мечтающий о возможности летать, достигать недостижимого. Притяжение Неба и сила Земли называются разными словами. Почему бы и не ян и инь?
оно не имеет противоположностей и в отличие от всех вещей постоянно, вечно и неизменно. «Я не знаю, чей оно сын, но оно предшествует Небесному Владыке», — говорится в «Книге о Дао и Дэ».
Кроме того, Дао — всеобщий управитель. Оно не только рождает, но и приводит всё в должное согласие и гармонию. В этот стройный порядок включена и вся Поднебесная — так издавна именовали китайцы Землю людей. Дао всё соразмеряет и каждому отводит своё место. Дао блюдёт закон движения жизни невидимым и неощутимым образом, и всё свершается как бы само собой, естественно направляемое его Благой силой (Дэ) ко благу целого.
Дэ проявляет себя и на космическом, и на природном уровнях. Оно способствует росту и созреванию всех вещей — от малых до великих. Среди 
людей Дэ всегда действует посредством избранных, обладающих мудростью
Всеобщий закон Дао содержит и этические нормы, правила поведения каждого, необходимые для осуществления блага. Вот они: не кичись заслугами, не унижай слабого, живи в мире и согласии с другими, не желай богатства и роскоши, довольствуйся малым, не кради и т. п. Встречаются в «Дао дэ цзин» и другие практические наставления: живи, не противодействуя Дао, не ломай заданный свыше порядок, чти его, благоговейно следуй ему — и всё само собой выправится. Таким образом, «Дао дэ цзин» отражает нравственность, которую можно назвать природно-космической. Она-то и составляет суть даосизма: следуй естественной природе — и будешь счастлив и здоров как физически, так и духовно.
Лао-цзы обращает свой призыв не только к людям вообще, но и к тем, кто ими правит на земле, ибо теперь люди живут не в общине, а в государстве, и государь в первую очередь должен быть мудрым.
Итак, Дао есть всеобщее начало, закон и правило, которые обнимают собой Вселенную, природу и человеческое общество.
Однако уже для Лао-цзы очевидно, что не всё среди людей обстоит так, как требует всеобщий закон для блага целого. По мысли древних, люди рождаются добродетельными, их земная природа и небесная природа уравновешены. Но земная жизнь воздействует на человека, и прежде всего обилием вещей в мире. Увлекаемые желанием обладать всё большим количеством вещей, получать всё больше пользы и наслаждения от взаимодействия с ними, люди нарушают природное равновесие души и тела: ум устремляется б погоню за вещами, сердце — управитель жизни — не может удержать страсти и само приходит в волнение. От этого чистота человека, подобная поверхности зеркала, замутняется, и мир предстаёт сознанию в искажённом виде. Только «мудрец, постигший Дао», способен осуществлять контроль над земной, плотской природой и не замутнять сердце страстями. Только он никогда не теряет из
виду путеводной звезды — Дао и Дэ, согласуясь с ними. Деятельность людей, вызываемая страстями, какими бы благородными целями она ни оправдывалась, носит название «деяние». Если же она пронизана стремлением следовать Дао, не нарушая природного порядка, её именуют «недеяние». Так учение Лао-цзы толкуется, в частности, в «Хуайнаньцзы», философском сочинении II в. до н. э.
Лао-цзы взывает к миру будьте простыми и чистыми, отбросьте своекорыстие, умерьте желания! Увы, люди его не слышат. И потому Лао-цзы сетует: «Мои слова очень легко понять, им очень просто следовать. Но Поднебесная не может понять, не может следовать!».
ЧЖУАН-ЦЗЫ
Примерно через 100 лет после Лао-цзы жил его самый талантливый духовный последователь Чжуан-цзы (около 369— 286 до н. э.), или философ Чжуан («цзы» означает «философ», «учитель»). При рождении он получил имя Чжуан Чжоу.
Учение Чжуан-цзы дошло до наших дней в книге, носящей его имя. Она знаменита блестящими диалогами, напоминающими диалоги Сократа, и притчами, исполненными глубокого смысла и остроумия, ироничными, а порой саркастичными.
Лао-цзы уподоблял пространство между Небом и Землёй кузнечным мехам, которые кажутся пустыми, пока не придут в движение. Чжуан-цзы сравнивал его с музыкальным инструментом. Странную мелодию производит этот орган, выдувая воздух из бесчисленных отверстий;
Вслушайся — звука
её не услышишь, Формы её не увидишь,
всмотревшись. Небо заполнит, наполнит
и Землю, Шесть полюсов обнимая собою.
Каждая трубочка органа звучит по-своему: небо, земля, человек, вся живая и неживая природа, вся «тьма вещей», всё, что имеет форму, тело. Это мелодия
СТАРЫЙ РЕБЁНОК
Лао-цзы уже во II в. н. э. был обожествлён и стал одним из трёх главных божеств даосского пантеона. Он получил имя Лао-цзюнь — Господин Лао — и был помешен на самый высокий «небесный этаж» — в Чертоги Великой Чистоты. Именно про этого мифологического Лао-цзы ходит наибольшее количество историй и легенд по всему Китаю.
Одна из них рассказывает, что мать Лао-цзы, по фамилии Ли (а соответственно и клановое имя будущего мудреца также было Ли), взирала как-то на небо. Дальнейшее изложим языком древнего трактата: «Мать его (Лао-цзы. — Здесь и далее прим. ред.) увидела, как солнечное семя устремилось вниз, подобно метеору, и залетело ей прямо в рот, и после этого она понесла. Родился он в возрасте 72 лет под сливовым деревом, что росло в области Чань, а на свет появился из левого бока матери. Указав на сливовое дерево, он сказал: „Вот это и будет моей фамилией" (по-китайски „ли" — „слива", тем же иероглифом действительно обозначалось родовое имя Лао-цзы). Родился же он с седой головой, а поэтому и дали ему имя Лао-цзы (Старый Ребёнок)».
Имя Лао-цзы прекрасно передаёт саму суть мудреца. Оно неоднозначно в буквальном переводе может означать и «старый мудрец», и «старый ребёнок», ибо иероглиф «цзы» имеет очень полярные значения. Эта игра слов легко объяснима, если воспользоваться «Дао дэ цзин», где истинный мудрец уподоблен младенцу, что подразумевает завершение процесса «обратного развития» и «самосокрытия». Он сочетает в себе мудрость старика и свежую детскую незамутнённость чувств. Он воспринимает мир вне каких-то культурных установок, в его первозданном, неприукрашенном виде. Его «обратное развитие» доведено до предельной стадии, а граница всякого предела — пустота. Именно поэтому дикие животные не нападают на такого мудреца, а свирепому воину некула вонзить своё оружие.
ветра и дождя, Солнца и Луны, осени и весны, деревьев и трав, расцвета и увядания. Это их ритм, их переход из одной формы в другую путём «превращений», изменений. Всё есть лишь смена форм. Ничто не постоянно в этом мире в отличие от мира, где пребывает Дао. Едва родившись, вещи начинают движение к концу своего существования, чтобы, «превратившись», вернуться к началу. У одних век долог, как у Неба и Земли, у других — короток, как у бабочек-однодневок Всё зависит от судьбы. Лишь иной мир, мир нетленных сущностей, откуда некогда вышли* все вещи и куда они возвратятся после смерти, освободившись от формы, вечен и не подвержен изменениям.
Что это за мир и что есть в сравнении с ним земное существование? Насколько человеку дано это знать? Чжуан-цзы считал, что человеку, такому, каков он есть, невозможно ответить
|
на подобные вопросы. Ведь он постоянно занят тем, что оценивает хорошее и плохое, истинное и ложное и отстаивает свою точку зрения. Если же отказаться от устоявшихся взглядов, от вынесения суждений о вещах, можно увидеть мир в истинном свете.
Чжуан-цзы говорил, что всё в мире взаимно порождает друг друга: жизнь — смерть, сон — бодрствование, возможное — невозможное. «И коль скоро это так, только когда существует жизнь, существует и смерть; только когда существует смерть, существует и жизнь».
Все противоположные понятия оказываются в действительности относительными. Например, для спящего человека сновидение — такая же реальность, как состояние бодрствования для того, кто не спит,
В известной притче Чжуан-цзы говорится: «Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. Он наслаждался от души и не сознавал, что он -Чжоу. Но вдруг проснулся, удивился. что он — Чжоу, и не мог понять: снилось ли Чжоу, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу».
Над всеми часто переходящими друг в друга противоположностями царит Дао, лишённое каких-либо противопоставлений и различий. Подлинный облик Дао — за пределами понятий истинности и ложности. Однакс мир Дао доступен не каждому, а лишь тому, кто способен слиться с ним уподобиться ему, освободиться от страстей, от пут вещей. Такого человека именуют «обретший Дао», «воплотивший Дао». А того, кто достиг этогс состояния, «как будто и не покидая своего корня», т. е. Дао и его обители Чжуан-цзы называет «естественным человеком». Этот долгий и тяжкий путь каждый должен осилить в одиночку Однако отваживается на него не всякий, и не всякому, как говорит Чжуан-цзы, «открываются врата Неба".
Лао-цзы поставил Дао над Верховным Владыкой. Вслед за ним Чжуан-цзы утверждает, что пост перед размышлением о Дао должен быть строже поста перед принесением жертвы богам, ведь следствием его будет соприкосновение с высшим началом — Дао.
Чжуан-цзы знакомо чувство восторга перед мощной силой Творящего Изменения — так он именует Дао.
ИСТОРИИ ЧЖУАН-ЦЗЫ
Чжуан-цзы оставил очень значимые даосские тексты. Они многоплановы, как и «Книга о Дао и Дэ». В них собрано множество чудесных историй, притч, монологов и диалогов, поражающих своей блестящей парадоксальностью, в которой чувствуется вкус несомненной истины.
В рассказе о мяснике Дине, который разделывал жертвенных быков для одного из князей, мы из уст героя узнаём о технике достижения долголетия. Так, отвечая на вопрос об искусстве разделки быков, Дин говорит, что у нормального мясника нож тупится быстро, потому что рубит и колет. А он, мастер, не точил свой нож уже 19 лет, потому что остриё — это отсутствие толщины, которое, направляясь рукой мастера, ищет в туше быка наличие пространства. А когда отсутствие толщины входит в наличие
пространства, тогда и глазом не успеешь моргнуть, как туша распадается на части, а нож становится всё острее и острее. Таково мастерство жизни в достижении долголетия у мясника Дина.
Нужно отметить, что мифические персонажи, которые действуют в рассказах Чжуан-цзы, представляют многих далёких богов и первопредков. Для даоса, однако, все эти персонажи обитают в его собственном организме здесь и сейчас. И потому, когда речь идёт об императоре Цинь Шихуанди (Жёлтый Император), который потерял сокровенную драгоценность, на самом деле имеется в виду внутренний владыка центра, живущий в человеке. Жёлтый цвет соответствует почве, а император или первопредок — это тот, который находится в центре или в начале. В даосизме разные места в теле человека называются так же, как и места обитания бессмертных
божеств. И потому как хочешь (или как умеешь), так и понимай. Истории, которые рассказывал Чжуан-цзы, напоминают некоторые русские притчи и сказки как своим юмором, так и глубинным смыслом, ведь «сказка — ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок».
Чжуан-цзы считал, что все состояния бытия являются лишь разными проявлениями одного и того же. Сон и бодрствование, жизнь и смерть, долголетие и безвременная кончина, ум и глупость не имеют сами по себе никакой ценности, так как не существуют одно без другого. Цель для взыскующего высшей мудрости заключается в достижении третьего, объединяющего двойственность переменчивых явлений. Для этого существуют практики удержания единого, контроля над внутренними процессами, что ведёт к обретению ясности и соединению с Путём.
Как в огромном тигле (плавильном котле), переплавляет Великий Мастер формы. Неистощима его фантазия, и никогда он не повторяется в своих творениях. Чжуан-цзы с любопытством предвкушает будущее: завершив жизнь в одной форме, он готов пробудиться в неведомой новой области вечного покоя, где сняты противоречия, где нет вечного движения противоположностей, их перелива из одного в другое, которое и называется в человеческом мире жизнью.
Чжуан-цзы полагает, что между жизнью и смертью нет непереходимой грани. Для «достигшего», «естественного человека» трансформации возможны всегда: рассеять энергию (ци) или собрать её в форму, перейти из одной формы в другую — всё это ему доступно, ведь он составляет с Дао одно целое, он растворён в нём и. значит, тоже обладает способностью творить изменения, перевоплощаться. Чжуан-цзы приводит примеры «достигших», демонстрирующих возможности внутренней трансформации без видимых внешних изменений. О себе Чжуан-цзы также упоминает как о «достигшем»: «Я расслабляю тело, — говорит он, — прогоняю чуткий слух и острое зрение, отделяюсь от формы, отхожу от знания и сливаюсь со Всепроникающим» (т. е. Дао). В стране, «где господствует Дао, не знают, что полезно, а что вредно... не знают любви к жизни и ненависти к смерти... Жизнь и смерть — одна ветвь».
РАННИЙ ДАОСИЗМ
О раннем даосизме известно очень немного. Он ещё находился в процессе становления, а его разрозненные последователи, по-видимому, вряд ли относили себя к какой-то определённой философской школе или религиозному направлению. И всё-таки они были даосами.
Б духе идей Лао-цзы и Чжуан-цзы первые даосы полагали, что мир един, в нём отсутствуют непреодолимые границы. А значит, доступ в мир Дао всегда открыт человеку.
Самые ранние исследователи сокровенных глубин бытия являлись
ПОНИМАЮЩИЙ СУЩНОСТЬ ЖИЗНИ
Понимающий сущность жизни не занимается бесполезным... Аля поддержания тела прежде всего необходимы вещи, но бывает, что тело не поддерживают, хотя вещей в избытке. Чтобы жить, следует прежде всего не расставаться с телом, но бывает, что теряют жизнь и не расставаясь с телом. От прихода жизни нельзя отказаться, её ухода не остановить. Увы! Ведь в мире считают, что пропитания тела достаточно для поддержания жизни, хотя пропитания тела, разумеется, недостаточно для поддержания жизни. Почему же в мире считают это достаточным? И почему неизбежно все так поступают, хотя этого и недостаточно? Ведь тому, кто хочет избежать забот о теле, лучше всего уйти из мира. Уйдя от мира, избавляешься от бремени. Избавившись от бремени, становишься прямым и ровным. Став прямым и ровным, вместе с другими обновишься. Обновившись же, станешь близок Пути. Но стоит ли оставлять дела? Стоит ли забывать о жизни? Да. Оставив дела, перестаёшь утруждать своё тело; забыв о жизни, не утратишь сущности. Ведь сохранив целостным тело, восстановив сущность, сольёшься в единое целое с природой. Ведь Небо и Земля — отец и мать всей тьмы вещей. Когда они объединяются — образуется тело, когда разделяются — образуется новое начало. Сохранение без утраты тела и сущности называется сохранением способности к движению. Сущность, и снова сущность, и возвращение, чтобы уподобиться природе.
(Из высказывании Чжуан-цзы.)
ВЕЛИКОЕ И МАЛОЕ
Чжуан-цзы рассказывает: «На Крайнем Севере, где нет ни деревьев, ни трав, находится Пучина-Океан. Это — Небесный водоём. В нём водится рыба шириной в несколько тысяч ли (мера длины, составляющая примерно 0,5 км. — Прим. ред.), а сколько ли она длиной — неведомо. Имя ей — Кит. Водится там птица, имя ей — Феникс. Спина у неё — точно гора Великая, распростёртые крылья — словно нависшие тучи. Опершись о волны и раскачавшись, она взвивается по спирали на высоту девяноста тысяч ли — туда, где нет ни облаков, ни воздуха, над ней — лишь небесная синь, а затем устремляется на юг, к Южному океану.
„И куда она стремится? — усмехнулась перепёлка на болоте. — Я подпрыгну, взлечу, а через несколько жэней опущусь. Порхать между кустиками полыни — вот предел полёта. Куда же она стремится?"
Вот в этом и заключено различие между малым и великим!».
Свет спросил у Небытия; «Ты действительно существуешь? Или ты на самом деле не существуешь?».
Небытие не отвечало. Не получив ответа, Свет стал всматриваться в его облик: тёмное, неразличимое, смотришь — не видишь его формы, слушаешь — не слышишь его голоса. Хочешь схватить — не можешь, вглядываешься в даль его — не видно края. И Свет сказал: «Великолепно! Кто бы мог достичь этого! Я могу быть и не быть, но не могу абсолютно не быть».
(Из трактата «Хуайнаньцзы».)
магами, отшельниками и искателями бессмертия. Они были немногочисленны и вели уединённый, замкнутый о раз жизни. В центре их устремлений стояли практические задачи: продление жизни, преображение человеческой природы и достижение бессмертия (неудивительно, что впоследствии героями даосских мифов чаще все] выступают бессмертные).
Но какое же бессмертие искали даосы? Некоторые мастера даосской алхимии (так называлось искусство внутреннего преображения самого себя) говорят о поисках бессмертия физического тела человека. Другие утверждают, что «добиваться бессмертия физического тела, состоящего из плоти и крови, — всё равно что полировать кирпич». Тело можно исцелить от болезней, можно продлить его жизнь, но сделать его бессмертным не удастся. Однако человек способен создать другое, энергетическое тело и в этом теле существовать вечно.
Как бы то ни было, первые даосы посвящали свои жизни поиску путей обретения бессмертия. Они использовали определённые практики, особые диеты, стремясь к трансформации своей внутренней природы.
СТАНОВЛЕНИЕ ДАОСИЗМА
В начале Средних веков даосизм стал оформляться как развитое религиозное направление. Это было связано с крушением огромных древних империй Цинь и Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.), сопровождавшимся 100-летними войнами. В тот период любой человек — из высшего сословия или из низшего, житель срединных земель или окраин — не находил опоры ни в семье, ни в общине, ни в государстве. Чувство потерянности побуждало обращаться к старым авторитетам учителей, знавших иные жизненные пути и способных вывести из бедствий реального мира.
В даосизме именно в то время возродились древние полузабытые божества, заново выстроилась их иерархия. Не замедлили появиться и новые учителя, которые в очередной раз по-своему истолковали древние предания и открыли новых богов.
|
Даос Чэнь Цзиньнань,
Медитирующий
В пещере.
Рисунок
Из средневековой
Рукописи.
Характер происходивших изменений, отражённый в философской и жизнеописательной литературе той поры, можно обобщить приблизительно следующим образом. Мир Неба начинает стремительно приближаться и