Некоторые
Источники по истории
Северной Гдовщины
Составитель В.И. Будько
Архивные изыскания
Г.М. Степанова
Сланцы
2016 – 2017
Вступление
Очевидно, что собрать все старые источники по Северной Гдовщине в одну книгу практически невозможно. Я даже не предполагал, когда взялся за дело, что объем набора при кегле 14 ед. превысит 600 страниц стандартной книги. Между тем, сегодня по этой теме надо работать и работать, и приводить в удобочитаемый порядок все то, что разбросано на моем компьютере и на всех выносных устройствах.
Найти что-либо у себя в «запасах» непросто, смею заверить читателя, тем не менее, надо завершать «хрестоматию» эту хотя бы для тех, кому это будет интересно.
В 1832 г. гдовский землевладелец В.С. Хвостов писал для своих детей т.н. «Записки», которые кратко рассказывали о его детстве в имении Кежово и о его последующей жизни[1]. Записки опубликовала в 1870 г. его невестка Е.Н. Хвостова, мемуаристка, известная в истории и как Екатерина Сушкова, которая в свою очередь опубликовала мемуары, которые содержали воспоминания о ее отношениях с М.Ю. Лермонтовым[2].
Записки Хвостова вполне можно отнести к материалам по истории Гдовщины, поскольку в них есть строки описания его учебы непосредственно в имении, а так же об экономических преобразованиях в Кежово. – Он так же вкратце поминает о своей личной жизни и о жизни своих крестьян, которые занимались не только работами в имении, но и ходили на Чудское озеро ловить рыбу.
Как ни странно, одним из первых авторов, который писал о Гдовщине в своем приватном Дневнике, был А.В. Дружинин, который историком никогда не был[3], и который вел этот самый Дневник в 1850-е гг.
Литературный критик, имевший на Гдовщине родовое имение, в открытых «источниках» никогда и ничего не писал об имениях. Тем более, он никогда в своих очерках не поминал ни одной гдовской деревни или фамилии. – Такой это был автор и такие у него были принципы.
Как человек, скептически смотревший на религию, он ничего не писал о храмах Гдовщины, хотя и посещал Успенский праздник в Доложске, и даже намеревался залучить на него друзей – Тургенева и Некрасова.
Как критик и переводчик он был оторван от истории места, где проводил много времени. Когда же он все-таки взялся писать очерки «Из дальнего угла Петербургской губернии»[4], т.е. из Марьинского, из них ничего невозможно было понять. – Он, видимо, боялся «обидеть» всех и вся, и, в первую очередь, соседей своих, а потому Очерки его, размещенные в разных газетах, практически ничего не дают в плане привязки к конкретным местам, тем более, к конкретным лицам.
В этом был весь Дружинин, в собрании сочинений которого бесполезно искать слова «Гдовщина», «Марьинское» или «Заянье». Кстати, слово «Марьинское» он писал как «Мариинское», на картах же сегодня деревня пишется как «Марьинско».
Вместе с тем очерки Дружинина подробно описывают ситуацию, сложившуюся в Гдовском уезде в связи с выходом крестьян из крепостной зависимости. Он вкратце пишет о составлении уставных грамот и о работе мирового посредника, коим являлся его друг Лев Обольянинов, судья. Его фамилия встречается в документах гдовского земства и даже в газете «Гдовский голос» вплоть до Февральской революции.
Дружинин одним из первых дает в подробностях описание миграции в Гдовский уезд крестьян из Остзейского края, Лифляндии и Эстляндии, латышей и эстонцев, которых здесь называли «чухны». Их поселения образовали со временем поселенческие агломерации, которые на Гдовщине назывались «Чухонщины».
До сих пор в деревне писателя, и даже на месте его дома живут эстонцы, а его д. Лотохово до сих пор имеет народное прозвание «Эстонская деревня».
Сегодня от тех миграций на Гдовщине, в гг. Гдов и Сланцы остались многочисленные потомки первопоселенцев, но только этнические эстонцы. Писатель в связи с этим пишет:
«…все помещики, добывшие себе так называемых чухон, и не прогнавши их на первой неделе, ими вполне довольны.
…
Скоро сживается чухна с нашим краем, и сообразив его рабочие способности, наш мужик не может не понять, что надо держать ухо востро и не ломаться при таком дельном сопернике.
…
Русские вольнонаемные рабочие, из крестьян местных, столь плохи, что я, будь посредник, наверное не сказал бы о них одного слова»[5].
Между тем, убийственную характеристику Дружинину, который принципиально не желал писать о крестьянах, дает Авдотья Панаева. Она досконально знала литературный мир Петербурга, в особенности – членов редакции журнала «Современник». – Писатель как раз работал в этой редакции в описанное время:
«Дружинин находил, что в журнале не следует печатать повести и рассказы с сюжетами из народной жизни.
– Подписчики у журнала люди образованные, – говорил он. – За что же преподносить им чтение о той среде, которая для них чужда? Ну, интересно ли образованному читателю знать, что Ерема ест мякину, а Матрешка воет над павшей коровой! Право, все, что пишут о русском мужике, преувеличено. Какие это у него потребности могут быть к другой жизни? Он совершенно доволен и счастлив, если ему удастся в праздник опиться до опухоли брагой, или до скотского состояния водкой.
Когда Дружинина упрекали, что он безучастно относится ко всем современным вопросам, то он отвечал:
– Целесообразнее будет, если я стану видеть одни хорошие стороны жизни. К чему мне портить свою кровь разными волнениями! Я лучше буду наслаждаться своей молодостью. От наших разговоров и волнений мужик не перестанет есть мякину, общественный строй не изменится, за что же я сам себе буду отравлять жизнь? Все это происходит у вас от пессимистического взгляда на жизнь, а у меня оптимистический взгляд»[6].
Историки в принципе знают о том, как хлопотно искать в библиотеках сочинения прошлого. Сделать это непросто, поскольку старые книги сохранились в мизерных количествах, а некоторые вообще – в единственных экземплярах. Например, книга протоиерея А.С. Покровского «Воспоминания торжественного празднества и Крестного хода в селе Доложском», изданная в свое время тиражом в 2100 экз., была найдена в Московской исторической библиотеке в 2001 г.[7] – Это было для меня настоящим чудом, которое надо было прочувствовать.
Она, видимо, нигде больше в России не сохранилась. Нет ее, напр., в собраниях С.-Петербурга, а между тем, книга интересна тем, что в ней есть 4 иллюстрации и карта Доложска. Я привожу все это здесь[8].
Это уникальное издание, единственное в своем роде, на котором есть именная печать, род экслибриса, что не является редкостью на книгах старого времени. Следующие уже книги с иллюстрациями в наших места были изданы только во второй половине XX в., фактически, – через 100 лет.
Что ж там в Доложске были за «деятели», которые думали об иллюстрациях в незамысловатой по сути книге, писанной Покровским к тому же крайне «тяжелым» языком? – О их деятельности рассказывает архивное дело, одно из многих дел, которые имеются в ЦГИА С.-Петербурга[9].
В связи с этим следует помянуть о давней проблеме России, архивах, которые надо исследовать должным образом, но никто этим в нашей стране не занимается. Я имею в виду проблему создания в России института разъездных архивистов, которые должны иметь официальный статус и соответствующее финансирование. Дел для этих специалистов в стране много.
Изо всех лиц, трудившихся на строительстве доложского храма в 1861 г., лишь один человек мог изобразить Крестный ход «с высоты птичьего полета». – Этим человеком, безусловно, был Ефим Андреев, который написал в 1863 г. другую книгу о Доложске, которая называлась – «Исторические записки и предания о погосте Доложском». Это как раз издание хорошо известно всем, кто интересуется историей этого места[10].
Язык и материал книги Андреева был безупречен, а сам он как историк и живописец к тому же хорошо знал Доложск и местность близ погоста, вплоть до Чехлово. Знание места отличает и иллюстрацию, которая изображает Св. Пещеру, что находится на р. Долгой. Все рисунки из книги 1861 г. являются бесценными документами эпохи.
Пользуясь случаем, приведем здесь сведения о церковной библиотеке в Доложске, которая была в свое время в Гдовском уезде первой общественной библиотекой при храме:
«Его Преосвященству Преосвященнейшему Леонтию Епископу Ревельскому и Викарию Санкт-Петербургской Епархии и Кавалеру.
Благочиннаго Гдовскаго уезда
Священника Церкви села Осьмина
Александра Троицкаго
27мая / 28
Покорнейший Репорт
Некоторыи из благомыслящих прихожан Доложской Успенской церкви и других лиц, при проявляющейся, особенно в настоящее время между крестьянами желания учиться грамате, для распространения между ими Слова Божия, и здравых понятий о вере и нравственности, пожелали, чтобы при их Церкви под распоряжением местнаго священника Александра Покровскаго была учреждена Приходская библиотека, состоящая из книг Священнаго писания, преимущественно в русском переводе, и из сочинений духовно-нравственнаго содержания, чему они будут содействовать посильными приношениями денгами и книгами по выбору Священника. Книги этой библиотеки предполагается: а, продавать достаточным по той цене, за какую они куплены; б, раздавать для чтения с возвращением; в, дарить, преимущественно книги Св. Писания, особенно усердным читателям; и г, раздавать в поощрение детям, обучающимся в Приходском училище. С глубочайшею покорностию донося о сем Вашему Преосвященству, осмеливаюсь испрашивать, во первых, Архипастырскаго, Вашего Преосвященства благословения сему первому в нашем краю благому начинанию, и во вторых дозволить Священнику иметь шнурованную книгу, для записывания прихода и расхода денег и книг, и представлять особую отчетность исключительно по сему предмету, не смешивая оной с отчетностию по церкви. Священник Александр Покровский, распоряжению котораго прихожане и другие лица желают вверить это дело, хотя поступил к Доложской Церкви только в августе прошлаго 1860 года, но прекрасным примером доброй нравственности, и усердным проповеданием Слова Божия, заслуживший полное доверие и уважение прихожан и других лиц имевших случай узнать его, изъявили полную готовность принять на себя осуществление сего желания прихожан. Церковный староста крестьянин Сергей Лебедев, будет ему усердный и полезный помощник в собирании средств к умножению библиотеки; впрочем и самая мысль об учреждении оной имиже и внушена прихожанам. В настоящее время они уже имеют довольно значительный выбор книг собразных назначению марта 20го дня 1861 года
Благочинный Священник Александр Троицкий»[11].
Многие славословия можно сказать в адрес Ефима Андреева, который был по сути самой уникальной, и к тому же примечательной личностью в наших местах. Сам о себе он в третьем лице писал:
«В [Выскатке] в должности церковного старосты состоял сперва строитель церкви, Евфимий Андреев; в 1870 году его место занял крестьянин деревни Руи Федор Павлов, но в 1873 году он снова стал цер. старостою и проходит эту должность уже четвертое трехлетие. За усердие к церкви он получил архипастырское благословение, похвальный лист и серебряную медаль. Прежде он был членом общества восстановления христианства на Кавказе[12], членом Кирилло-Мефодиевского братства, Вольно-Экономического общества и сотрудником по Епархиальному стат. комитету. Теперь проходит должность волостного старшины, заведует делом воинской повинности, служит гласным в земстве и членом попечительств Выскатской и соседних церквей. Человек бывалый, посетивший св. места России, Андреев имеет знакомых в разных сословиях, со многими ведет переписку[13], не раз удостаивался милостивого внимания Высочайших особ и высокопреосв. Владыки. Библиотека его состоит из 300 книг и рукописей»[14].
Е.А. Андреев был не только одним из инициаторов строительства в волостном селе храма во имя Рождества Богородицы (1868), но и Училища (1880):
«Так как училище [в Выскатке] постепенно пришло в ветхость, то от Министерства назначено было 2,000 р., на постройку здания, 200 руб. на обзаведение училища мебелью и классными пособиями, 200 р. на устройство при училище книжного склада. На остальные нужды училища крестьяне назначили 500 р. Училище освящено 9 сентября 1880 года. За усердие, какое при этом оказал Ефим Андреев, ему, 20 декабря 1879 года, пожалована была серебряная медаль, для ношения на шее. В школе учится до 100 детей обоего пола»[15].
Многие материалы по Северной Гдовщине по тем, или иным причинам просто не вошли в данную «подборку». Не вошли в нее, напр., «масштабные» материалы Гельмерсена по р. Нарове[16] и многочисленные свидетельства о рыбном промысле на Чудском озере. Трудно так же вычленить для публикации материалы земской статистики, те самые «Отчеты земской управы Гдовского уезда»[17], а так же материалы статистики губернской и епархиальной[18]. Не стал я включать сюда материалы по археологии А.А. Спицына[19] и Л.К. Ивановского[20]. Это очень специальная тема, строго документальная, и опять же – объемная. В этих изданиях есть прекрасные иллюстрации, которые используются и сегодня во всех трудах по археологии.
Таким образом, я привожу здесь лишь некоторые источники, которые могут быть полезны исследователям, а так же всем, кто хоть как-то интересуется историей Северной Гдовщины.
Выпадают из повествования, естественно, источники по смежным городам – Гдову, Ямбургу, Нарве. Между тем, один из «нарвских» авторов, Н.А. Скроботов, внес неоценимый вклад в гдовское краеведение. – Он работал одно время в издании «Гдовско-Ямбургский листок», где печатался под псевдонимом «Ругодивцев».
Этот псевдоним отображает «географическую составляющую» его рождения. – Отец Скроботова был настоятелем нарвского собора, а родственники жили и трудились в северо-гдовских погостах Доложск и Пенино. Через них он познакомился с волостными старшинами Е.А. Андреевым (Выскатка) и С.Е. Лебедевым (Доложск), которые сотрудничали в «Гдовско-Ямбургском листке» на начальном этапе его существования.
Скроботову принадлежат очерки «Гдовско-Ямбургская окраина и ее города», «Рыбный промысел в Гдовском уезде», «Приходы в Гдовском уезде», «Ярмарки в уездах Гдовском и Ямбургском», а так же небольшая книга о Доложском погосте[21]. Есть у него так же другие очерки, заметки и книги по истории края.[22].
О Гдовско-Ямбургском листке есть информация в словаре Брокгауза и Ефрона:
«а) Гдовско-Ямбургский листок – еженедельное издание в СПБ, в 1872 – 1873 гг. Издатель кн. Вл. Оболенский, редактор Вл. Тихомиров; б) газета сельская вообще и земская в особенности; в 1873 г. издавалась в СПБ. еженедельно. Изд.-ред. кн. Вл. Оболенский; в) газета земская и сельская, изд. в 1874 – 1875 гг. в СПБ., еженедельно. Изд.-ред. кн. Вл. Оболенский, затем издатель А. Жемчужников, ред. кн. Вл. Оболенский. Переименована, с расширением программы, в «Молву»[23].
«Газета являлась либеральным земским органом. Причину нищеты крестьян «Листок» усматривал в невежестве массы, в ее неумении использовать естественные богатства. «Листок», впоследствии переименованный в «Еженедельник», ставил перед собой задачу «пробудить у читателей сознание необходимости для каждого селянина быть разумно-грамотным и отчасти указать к тому средства...» (№ 1. 1872). В газете регулярно печатались корреспонденции, посвященные практике ведения сельского хозяйства. Большое место отводилось в ней и описанию деятельности земства[24].
Отдельно следует сказать об издании «Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии», в Х томе которого помещались сведения о храмах в Ямбургском, Гдовском и Лужском уездах[25].
Сегодня мы впервые после 1885 г., делаем непосредственную «выборку» из материалов издания, которая говорит непосредственно о храмах северо-гдовского микро-региона, очерченного современного границами Сланцевского района Ленинградской области.
В первую очередь в этой «подборке» мной помещен очерк протоиерея И.Г. Покровского «Гдовский уезд»[26], который является основополагающим в деле изучения Гдовщины как исторической единицы.
Очевидно, Покровский был деятельным членом редакционного совета «Историко-статистических сведений о С.-Петербургской епархии», а потому в 1865 г. обратился к знатоку местного края Ефиму Андрееву с предложением составить «Записки» о церквях и приходах Гдовщины, что тот и исполнил. Записки эти, получившие в научном мире название «Записки Ефима Андреева», пролежали в «редакционном портфеле» без малого 20 лет и увидели свет лишь в заключительном томе Сведений в 1885 г.[27]
Среди гдовских храмов «Второго благочиннического округа» в Х томе местное священство представило на суд читателя добротные описания Рудненского, Осьминского, Ольгинского, Ложголовского, Старопольского, Сиженского и Пенинского погостов[28]. Подробные сведения о выскатском храме представил Ефим Андреев. – Он многие годы был церковным старостой храма, выстроенного при его непосредственном участии[29]. – Об этом есть сообщение газеты:
«Выскатка село (Гдовск. у.). Отсюда нам сообщают, что крестьянин Ефим Андреев за ревностное прохождение в должности старосты при рождественской богородицкой церкви села Выскатки и благоустройство означенной церкви получил от святейшего синода благословение»[30]
Следует отметить так же этнографическую ретроспективу «Суеверия и обычаи в приходах Долоцком и Старопольском» [31], которую дал в Гдовско-Ямбургском листке старшина Консантиновской (прежде Доложской) волости С.Е. Лебедев. Он был строителем «нового» каменного храма, который стоит на берегу Долгого озера и сегодня. – По этому делу в архиве ЦГИА СПБ есть бумаги, которых сохранилось на удивление много, и которые надо непременно читать и осмысливать[32].
Ретроспектива является единственным в своем роде документом, подобного которому на Гдовщине не печатал до Лебедева никто. Ее можно сравнить, разве что, с докладом Г.Г. Трусмана «Финские элементы в Гдовском уезде», который работал на профессиональном уровне[33].
Примечательно, что однофамилец Сергея Лебедева, доложский священник о. Александр (Лебедев), дал так же в той же газете небольшой очерк по этнографии, который назывался «Суеверные обычаи обитателей Доложского прихода»[34], который не претендовал, впрочем, на полноту освещения вопроса.
На работе Труссмана следует остановиться отдельно, поскольку исследователь, побывал у нас в нескольких деревнях, где записывал и сравнивал особенности местных говоров и названий. Он так же изучал на Северной Гдовщине «священные» рощи, а так же артефакты, которые сохранились здесь со времен незапамятных.
Труссману принадлежит единственный в своем роде ряд северо-гдовских топонимов, которые он выводит из эстонского и финского языков. При этом не стоит принимать во внимание его «дешифровку» тех названий, которые полностью носят русский характер: напр., Рудно (красное, кровавое), Лососкино, Муравейно и Осьмино.
Историк-архивист П.Я. Яновский, сын доложского священника о. Якова (Яновского), умер в расцвете лет. Между тем, он успел сделать для региональной истории многое. Как сотрудник одной из газет он написал несколько корреспонденций по поводу событий в Гдовском уезде[35]. Его перу принадлежит важное свидетельство об участии о. Иоанна Кронштадского в освящении величественного храма в пог. Пенино.
Кроме того, он напечатал в С.-Петербургском Духовном вестнике 3 ретроспективы по истории С.-Петербургской епархии: «Нынешняя С.-Петербургская епархия и состояние духовенства в пределах ее 400 лет назад»[36], «Очерки церковно общественной жизни в пределах нынешней С.-Петербургской епархии в XVI веке»[37] и «Из быта духовенства С.-Петербургской епархии в XVIII веке»[38].
В РНБ В С.-Петербурге по адресу Фонтанка, 38 в одном из номеров газеты Гдовско-Ямбургский листок сохранился автограф П.Я. Яновского, который я привожу здесь. Автограф говорит о том, что Яновский читал непосредственно эту подборку газет в той части, где была приведена этнографическая ретроспектива С.Е. Лебедева, его земляка.
Автограф этот указывает на Михея Андреева, который так же был известной в Доложске личностью. В ретроспективе Лебедев, в частности, приводит слова местной песни, в которой поминается Федосья Михайловна. Не исключено, что так звали жену этого Андреева, который был известен благодеяниями, оказанными доложскому храму.
Гдовско-Ямбургский листок.
Страница с автографом П.Я. Яновского.
Таких автографов в данной газете сегодня
известно два.
Особый раздел материалов по Северной Гдовщине могут составить газетные сообщения как таковые, набранные отдельно, но это уже страницы совершенно иной книги, которую еще предстоит написать. Здесь же я привожу материалы моего личного архива, большую часть которого я оцифровал в разные годы. Это заняло изрядное количество времени. В него вошли как книжные материалы, так и статьи из газет.
Я работал всегда не только с материалами дореволюционной поры, но так же оцифровывал книги и материалы советской эпохи. В частности, мною были оцифрованы книги Н.М. Афонского[39], В.И. Богомаза[40] и В.В. Иванова[41]. Они теперь представлены уже в интернете, который, кстати, не является надежным хранилищем информации.
Сайты без конца появляются и исчезают. Их удаляют и сами создатели, но удаляют так же и сами системы. Особенно ненадежными являются структуры Ucoz и Facebоok, которые, безусловно, являются элементами глобальной войны, которая ведется между восточной и западной цивилизациями.
В.С. Хвостов
Записки Василия Семеновича
Хвостова. Описание жизни
тайного советника, сенатора
и кавалера Василия Хвостова;
писано в 1832 году, самим им
для детей своих
Я родился в 1754 году, декабря 24 ч. Родители мои были из весьма посредственного дворянства, как состоянием имения в Гдовском уезде, с небольшим изо ста душ крестьян, так и чином; ибо отец мой был отставной секунд-майор, Семен Васильевич; мать же из дворянок Галицкого уезда, Дарья Ивановна, из рода Головцыных.
Нас было у них три сына: старший Александр[42], умерший на 67-м году, был тайным советником и управляющим государственным банком для дворянства, и меньший Яков, вышедший в отставку шихт-мейстером и умерший на 48-м году.
Отец наш, служивший в Тобольском пехотном полку, вместе с двумя своими братьями, Степаном и Андреем, отправясь в поход в Семилетнюю тогда с Пруссией войну, оставил нас старшего при матери, меня отдал старушке, своей матери, богомольной, совершенно христианской нравственности, параличем разбитой; а меньшего мать отвезла в Галич и оставила у своих родителей.
Описывать моего детства воспитание я не стану; оно было таково, что для ума ничего не было употреблено, и даже самой грамоте учителем был пономарь. В глуши деревенской жизни, при обращении с холопами, немудрено бы было испортить сердце ребенка; но Провидение спасло меня.
По окончании Прусской войны, отец наш, вышед в отставку, приехал в свою усадьбу и собрал рассеянное свое семейство, но увидев недостаток и упущение в первоначальном воспитании нашем, выписал из Петербурга Немца учителя за 300 руб., что по тогдашнему весьма небогатому состоянию не легко было. Но родительскому об нас попечению не соответствовал успех, ибо принужден был в оставшийся учителю часовой срок употреблять его вместо старосты за присмотром работ крестьянских; он же, чтоб не упустить должности своей, брал нас на гумно, и пока хлеб молотили, задавал нам урок, страницы по две из Немецкого лексикона. Таковое учение печалило родителей наших, не имевших возможности доставить нам лучших средств; но судьба помогла им.
Отец наш случайно съехался с старым своим приятелем, дворянином Псковской губернии, г-м Алексеевым, у которого был сын одних с нами лет, заботившимся также о его воспитании, приличном и сообразном его достаточному состоянию. Он предложил отцу моему поручить нас троих с тем, что, имея уже способного и доброго учителя Француза, составить у себя пансион, пригласив еще двух соседов, имевших также по одному сыну. Отец мой принял сие приятельское предложение с благодарностию, и мы, три чада, воспользовались и порядочным учением и пристойным воспитанием. По протечении сих трех лет, отец мой взял нас к себе, дабы отвезти в Петербург и там стараться воспользоваться казенными заведениями для детей дворянства. Он нашел в столице родственника матери нашей, известного при восшествии на престол Императрицы Екатерины второй, генерал-майора Степана Васильевича Перфильева, весьма дружного с гг. Орловыми. Его предстательством, граф Владимир Григорьевич Орлов, быв тогда президентом Академии наук, принял нас в гимназию и благодарил отца нашего за доверенность к нему, что он первый дворянин, который отдает детей своих в гимназию, тогда как оная назначаема была для одних только разночинцев. Самолюбие отца нашего пыталось иметь хотя одного из трех сыновей человека ученого. Старший из нас имел способности достигнуть быть ученым человеком. Родительское попечение заставило отца нашего определиться в гимназию экономом. Шестьдесят воспитанников, 30 бóльшего и 30 меньшего возраста, не подвергали его подозрению, чтоб он делал сие из видов корысти. Цель его была, чтоб, живши в одном с нами доме, иметь нас под глазами. Мы поступили в гимназию в 1765 году, но в 1770 году лишились отца и матери. Меньший брат отца нашего, служивший тогда в Петербурге, оставался нашим покровителем, но в следующем 1771 году умер. Дядя наш, Степан Васильевич, оставя жизнь деревенскую, прибыл к нам и заступил место отца. В 1772 году выпущены мы были из гимназии студентами. Старший брат мой определился в иностранную коллегию и был при Фон-Визине, с которым по пылкости свойств ума своего, не ужился, вышел переводчиком и был при князе Вяземском, тогдашнем генерал-прокуроре, который очень любил его и скоро перевел в Сенат, с чином асессора. Но брат мой соскучился быть в статской службе, перешел с награждением чином надворного советника и был принят в военную службу подполковником, потом был полковником и наконец бригадиром. Был поверенным в делах в Константинополе; по возвращении был, по проискам своих неприятелей, под гневом Императрицы, а при государе Павле 1-м, чрез внушения ему брату моему ищущих зла, был выключен из службы. По кончине сего Государя был определен управляющим в государственный банк дворянства.
Меньший мой брат, вышед в очень молодых летах в отставку, женат был на богатой дворянке Вороновой, умер на 48 году жизни.
Теперь принимаюсь описанием о себе, вступившем в свет на 18-м году возраста.
По выпуске из гимназии явился я к г. сенатору Ржевскому, определенному на место графа Владимира Григорьевича Орлова, уезжавшего тогда в чужие края. Сей благодетельный человек, приняв меня в свое покровительство, просил графа Григория Григорьевича Орлова взять меня к себе, что сей и исполнил, приняв меня лектором; но когда мои родственники и знакомые стали шутить над моим невежеством, что служу в чине, какова нет в Российской службе, тогда я объяснил сию печаль мою графу, и он, видя мою детскую неопытность, милостиво улыбнувшись, приказал называться мне секретарем его. В сем положении оставался я при нем одиннадцать месяцев. В это время возвратила ему Императрица звание и должность генерал-фельдцейгмейстера и пожаловала титул светлейшего князя. Он любил меня, был ко мне ласков и милостив, брал всегда с собою, когда уезжал в Петергоф или в свою пожалованную ему Гатчину или Ропшу.
…
Не получив за женою [Марией Борисовной Меллер] ничего деньгами, да и грех бы было мне пожелать от ее родителей больше, чем ее наделили они, стал я жить [в Барнауле] одними 600 руб. жалованья, не получая ни копейки из части моего имения от дяди [в Кежово], который не изменяя свое к нам прежнее расположение, не очень заботился об нас; прислал однакож [в Барнаул] по просьбе моей кухарку, девку и кучера; сам же вошел в общество корабельной компании членом, которая наконец, [про]существовав очень недолго, разрушилась. Дядя мой умер, оставив по себе иски и долги компании, кои, так как имение его и наше, по случаю сего [задуманного] им предприятия, было в залоге, то сделавшись по времени наследником, я должен был выкупить.
…
В 1788 году… решился я, с согласия тестя, ехать вперед в Петербург, дабы узнать о состоянии моего имения [Кежово] и потому и расположить, чтоб жить домом; а сверх того, чтоб быть как приедет из армии [брат тестя] Иван Иванович, [жена] Марья Борисовна с тремя детьми должна была приехать в Петербург с отцом.
…По приезде моем писал я к Ивану Ивановичу в армию, уведомляя его, что ожидаю его приказания, и получил в ответ подтверждение его обещания. Между тем, наняв [в Петербурге] порядочную квартиру, расположил я привезенный мой [минералогический] кабинет в нарочно сделанные шкапы в намерении продать его, предвидя, что не имею надежды получить помощь от имения, которым по смерти дяди управлял меньшой наш брат, женатый на дочери богатого Воронова, который не прощая дочери своей, вышедшей замуж без его воли, не токмо ничего не давал и не хотел даже их видеть, но завел дело в Синоде, чтобы развести их, как женившихся, быв внучатными [троюродными родственниками по деду]. В сем положении брата моего я не токмо не хотел стеснять его требованием себе части дохода [с Кежово], но еще имел случай сделать посильную мою братскую услугу, дав ему для заклада пожалованную мне Императрицею [награду] золотую табакерку и золотые мои часы, что по времени и пропало [в ломбарде]. Он же, примиряясь с тестем своим и сделавшись господином очень хорошего имения, уступил мне свою часть из родового нам трем братьям принадлежавшего [Кежова].