Еще до прихода Гитлера к власти Черчилль выступил против переговоров о даровании Германии права равенства в вооружениях: "Не обманывайте себя. Не позволяйте правительству Его Величества поверить будто все, чего просит Германия - это равный статус... Не к этому стремится Германия. Все эти отряды упорной тевтонской молодежи, марширующие с горящими глазами по улицам и дорогам Германии, ищут вовсе не равного статуса".
Эти идеи были далеки от популярности в стране. Когда Черчилль, выступая в Оксфорде, сказал, что Германия превратила мир в руины, немецкий студент задал лектору прямой вопрос: "Полагаете ли Вы, мистер Черчилль, что германский народ, мужчины и женщины, которые живут в Германии сегодня, ответственны за войну? Ответьте прямо, да или нет". Черчилль посмотрел в лицо студента и сказал: "да". Под бурные аплодисменты студентов молодой немец вышел из аудитории[2]. Черчилля ждало еще более суровое унижение. Когда он провозгласил, что британское вооружение "существенно необходимо для безопасности нашего острова", зал разразился смехом. Черчилль повторил фразу, но смех стал лишь более громким.
Над Черчиллем смеялись не только студенты. Все три премьера этого периода - лейборист Рамсей Макдональд, консерваторы Стэнли Болдуин и Невилль Чемберлен считали его "вином, которое выдохлось". Большинство правящего класса страны не видело в трансформации Германии оснований для беспокойства и относилось к призывам Черчилля как к припадкам эгоцентризма. А между тем именно тогда, теряя золотое время для остановки агрессора, Британия теряла также и свои позиции сильнейшей мировой державы.
Удивительно, как были слепы к этому процессу лучшие умы страны. Они верили, что могущество можно сохранить за счет сделки. Проведя с канцлером Гитлером час, Ллойд Джордж оценил его как "величайшего живущего немца". В "Дэйли Экспресс" Ллойд Джордж писал о Гитлере: "Прирожденный лидер, магнетическая, динамичная личность, характерная целеустремленностью". В чем его цель? Оказывается, в стремлении к миру. "С Гитлером во главе Германия никогда не вторгнется ни в одну страну". Через год Ллойд Джордж писал: "Я хотел бы видеть во главе нашей страны человека таких же выдающихся качеств". Даже группа англиканских священников выразила "безграничное восхищение моральной и этической стороной национал-социалистической программы, ее ярко выраженной поддержкой религии и христианства, ее этическими принципами, такими как борьба с жестокостью в отношении животных, вивисекции, сексуальной агрессивности и т.п.". Английский журналист Вернон Бартлет, описывая свое интервью с Гитлером, буквально воспел "его огромные карие глаза - такие большие и такие карие, что поневоле становишься лиричным". И это при том, что у Гитлера были голубые глаза.
Но что там политики прошлого и увлекающиеся журналисты! Министр иностранных дел Джон Саймон видел в Гитлере "скромность и желание уединиться, определенно мистический темперамент, не имеющий никакого отношения к делам Западной Европы". Нужно было действительно обладать незаурядным воображением, чтобы описать Гитлера (как это сделал Саймон) как "австрийскую Жанну д'Арк с усами". Ведущий историк эпохи Арнольд Тойнби был "убежден в искренности Гитлера, в его желании сохранить мир в Европе и крепкую дружбу с Англией".
В условиях, когда Германия занимала все более видные позиции в Европе, Черчилль размышлял об альтернативах для политики Британии, и одну из них видел в сближении с США. В своей первой из серии лекций в Соединенных Штатах (штат Массачусетс, 11 декабря 1932 г.) Черчилль призвал слушателей крепить англо-американское единство: "Мы будем жить в большей безопасности, если будем добрыми союзниками". Судьбе было угодно приостановить пропаганду этой идеи среди американской элиты. В Нью-Йорке, накануне нового года, не привыкший к правостороннему движению, он был сбит автомобилем. Черчилль перенес удар судьбы стоически. Привязанный к постели, он писал: "Природа милостива и она не несет детям, взрослым и животным ничего более того, что они могут вынести. Лишь когда в дело вмешивается жестокость людей, мучения становятся адскими. А в остальном - живи, не избегая опасности, принимай события такими, как они есть, ничего не бойся и надейся на лучшее".
Восстанавливая силы на Багамских островах, Черчилль размышлял: "В течение двух лет я перенес три тяжелых удара. Первый - потеря всех денег в ходе кризиса (он вложил все деньги в ценные бумаги непосредственно перед крахом Уолл-стрита в 1929 г. - А.У.), второй - потеря политического влияния в консервативной партии, и теперь третий - физический удар". Но и в этом состоянии Черчилль не забывает главное. Первая же лекция, над которой Черчилль, выполняя подписанный ранее контракт, начал работать 15 января 1933 г., была посвящена возможностям сближения между Вашингтоном и Лондоном, возможностям союза двух крупнейших англосаксонских стран. В Америке того времени Черчилль был довольно популярен. Во время радиоинтервью американский ведущий сказал на всю страну, что Черчилль является "возможно самым известным человеком под британским флагом после короля". Эту известность Черчилль использовал для пропаганды своих идей. Выступая перед широкой аудиторией, Черчилль детально аргументировал тот тезис, что для мира необходимо, чтобы Франция сохранила мощную армию, а Британия и Соединенные Штаты остались хозяевами в мировом океане.
Когда Черчилль возвратился на лайнере на британские острова, его друзья (среди них были Гарольд Макмиллан, Джон Мейнард Кейнс, профессор Линдеман, Ллойд Джордж, Остин Чемберлен, Чарли Чаплин, архитектор Лютенс, художник Джон Лэвери и принц Уэллский) постарались компенсировать его потери и сделали ему подарок - купили за 2 тыс. фунтов новый автомобиль. Перед Черчиллем, выходящим из вокзала Паддингтон, стояла самая быстроходная в мире автомашина. Он попытался улыбнуться, но затем наклонил голову, чтобы никто не увидел, как он тронут. И все же следует отметить, что после тяжелого физического потрясения Черчилль стал периодически впадать в нехарактерную для него апатию. К тому же анализ международной ситуации не давал особых оснований для оптимизма.
Да, Франция была еще сильнее Германии, но часы европейской истории показывали уже новое время. В этом месяце он выступил в палате общин со следующей оценкой европейской ситуации: "Если мы изберем принцип равенства вооружений между Францией и Германией, то мы окажемся в опасной близости от весьма бурных событий". Согласно английским официальным оценкам, в 1933 г. Британия, пятнадцать лет назад имевшая огромную армию, оказалась вообще без вооруженных сил в метрополии и была пятой военно-воздушной державой в мире. Для Черчилля равенство вооружений между Германией и Францией означало опасное общее неравенство, оно означало, что 70 миллионов немцев будут безусловно превосходить 38 млн. французов.
Но мир пока предпочитал не придавать значение трансформации германской политической арены, выдавая желаемое за действительное. 19 мая 1933 года ведущий политической обозреватель своего времени Уолтер Липпман, прослушав по радио выступление Гитлера, охарактеризовал его как "подлинно государственное обращение", дающее "убедительные доказательства доброй воли" Германии. "Мы снова услышали, сквозь туман и грохот истинный голос подлинно цивилизованного народа. Я не только хотел бы верить в это, но, как мне представляется, все исторические свидетельства заставляют верить в это". Оказывается, преследование евреев служит "удовлетворению желания немцев кого-нибудь победить". Это, мол, "своего рода громоотвод, который защищает Европу". И это писал Липпман.
23 марта 1933 г. - через два месяца после прихода Гитлера к власти Черчилль первым среди западных политиков забил тревогу: "Когда мы читаем о Германии, когда мы смотрим с удивлением и печалью на эти поразительные проявления жестокости и воинственности, на это безжалостное преследование меньшинств, на это отрицание прав личности, на принятие принципа расового превосходства одной из наиболее талантливых, просвященных, передовых в научном отношении и мощных наций в мире, мы не можем скрыть чувства страха". В апреле Черчилль выразился еще более определенно: "Как только Германия достигнет военного равенства со своими соседями, не удовлетворив при этом своих претензий, она встанет на путь, ведущий к общеевропейской войне".
В ноябре 1933 г. Черчилль поднялся в палате общин с такими многозначительными словами: "Огромные силы пришли в движение и мы должны помнить, что речь идет о той могущественной Германии, которая воевала со всем миром и почти победила его: о той могущественной Германии, которая на одну немецкую жизнь ответила убийством двух с половиной жизней своих противников. Неудивительно, что видя эти приготовления, открыто провозглашаемые политические доктрины, все народы, окружающие Германию, охватывает тревога". Черчилль полагал, что лишь примерно до середины 1934 г. Британия вместе с Францией и другими заинтересованными странами могла оказать силовое воздействие на Германию без пролития крови - тогда Гитлер еще не укрепился полностью. Но правящие круги Англии считали, что аппетит Гитлера можно умерить, и направляли свои усилия на разоружение Франции, чтобы поставить побежденного и победителя - Германию и Францию - в равное положение. Черчилль же предсказывал, что "после уменьшения французской армии до уровня немецкой армии Германия заявит: "Как мы можем быть великой нацией в 70 млн. человек, если наши военно-морские силы не равны величайшему из флотов в океане?" Тогда вы ответите: "Нет, мы не согласны. Армия это одно, а морские вопросы касаются британских интересов и мы обязаны сказать "нет". Однако с каких позиций мы можем сказать им тогда нет? Войны приходят довольно неожиданно".
Черчилль предложил реорганизовать гражданскую промышленность таким образом, чтобы она могла в случае мобилизации производить военное снаряжение. Он полагал, во-первых, что Англия должна отойти от лондонского договора, который ограничивал ее возможности строить военные корабли. Во-вторых, в складывающейся обстановке в интересах Англии было бы строительство мощных линкоров Соединенными Штатами. Третий его вывод касался военно-воздушных сил. Британия должна в воздухе иметь силу, равную по мощи объединенным военно-воздушным силам Франции и Германии. В 1935 году Черчилль делился своими мыслями с молодым Макмилланом: "Германия достигнет доминирующего положения в мире, и Британии придется либо позорно смириться с этим, либо пойти на долгую и страшно изнурительную войну. В последнем случае нужно будет за два-три года собрать широкую коалицию самых различных элементов британского общества. Его концепция коллективной безопасности была более реалистической, чем у энтузиастов Лиги Наций. Черчилль трезвее других смотрел на Лигу: лишенная членства Америки, Германии и Японии, она не могла быть реальным инструментом обеспечения мира.
Согласно Версальскому договору, Германия не имела права строить более 4 линейных кораблей и 6 тяжелых крейсеров. Следуя политике умиротворения, британское адмиралтейство в 1935 г. согласилось на то, чтобы германский флот достигал 1/3 британского. Германия получила право иметь 60% числа подводных лодок Англии. Это позволило Германии начать программу военно-морского строительства, загрузившую ее верфи на ближайшие 10 лет. Гитлер сказал адмиралу Редеру, что, по его наметкам, война с Англией начнется в 1944 г. К этому времени германский военно-морской флот должен достичь сравнимой с английским флотом мощи. Заручившись согласием англичан, немцы немедленно заложили два гигантских корабля - линкоры "Бисмарк" и "Тирпиц" водоизмещением 45 тыс. тонн, что значительно превышало предоставленный им лимит.
Сепаратные действия англичан вызвали большую тревогу французов. Они имели все основания жаловаться, что их жизненные интересы не учтены морским соглашением Лондона с Берлином. Со своей стороны Муссолини увидел в этом эпизоде доказательство неготовности Великобритании к активным действиям против Германии, что она ищет пути аккомодации с Германией безотносительно к нуждам своих потенциальных союзников.
Когда было объявлено о соглашении 21 июля 1935 г. Черчилль немедленно заклеймил его: "Я не верю, что эта изолированная акция Великобритании окажется полезной. Непосредственным результатом будет то, что с каждым днем германский флот станет приближаться по тоннажу к нашим показателям, и это обеспечит ему полное преобладание на Балтийском море, а вскоре этот тормоз на пути к европейской войне исчезнет полностью". Он особенно опасался утери английских позиций в области авиации. Черчилль предсказал, что к концу 1935 г. германские воздушные силы будут равны по численным параметрам и по эффективности английским. Вспоминая об этом периоде, Черчилль утверждал, что история дала Британии и Франции немало времени - с 1933 по 1935 год - именно в это время потенциальные противники Германии могли создать военно-воздушные силы более мощные, чем германские и тем самым реально ограничить экспансию Германии.
Черчилля называли "агрессивным экстравертом", но мы согласимся с С.Юнгом и У.Манчестером, что Черчилль был редким типом "экстравертивного интуитивиста". Вовсе не грубая воля Черчилля изменила ход исторического развития. То была интуиция. Как пишет Юнг: "Интуиция никогда не признавалась одной из общественных ценностей, но она всегда занимала видное место. Черчилль имел чрезвычайный нюх на то, что еще только возникало в нераскрывшейся почке, на то, что готовилось родиться в этом мире... Мысли и чувства - обязательные компоненты выработки убеждений, считались им явлениями второго порядка, не являлись решающими; они уступали той высшей силе, которой являлась интуиция". Ч.Сноу говорил о том же другими словами: "Верное суждение - замечательная вещь, но она не является столь уж редким явлением. Гораздо более редка глубокая проницательность. Черчилля освещали вспышки этой проницательности... Это было то, в чем мы нуждались. Многие левые деятели видели опасность нацизма, но они не знали как дать нации ощутить эту опасность и объединить ее. Черчиллем же владела могучая проницательность".
2 августа 1934 года в возрасте восьмидесяти лет умер президент Гинденбург, после чего Гитлер объединил пост канцлера с постом президента - он стал фюрером, вождем. Это было прямым нарушением конституции Веймарской республики и для придания своему шагу законности Гитлер объявил о плебисците. По всей Германии маршировали штурмовики с лозунгом: "Нам нужна власть - иначе смерть и разрушение!" На участки голосования пришли сорок два с половиной миллиона человек (95 процентов избирателей) и 38 миллионов поддержали Гитлера. Тот объявил себя главой государства и главнокомандующим вооруженными силами. Никакой прежний кайзер не мог и мечтать об обете личной верности военной касты. Теперь германские офицеры присягнули в "безоговорочной покорности Адольфу Гитлеру, фюреру Германского Рейха и народа, верховному командующему вооруженными силами, быть готовыми, как смелые солдаты рисковать своей жизнью в любое время после этой клятвы". Гитлер стал абсолютным хозяином крупнейшей индустриальной страны Европы.
С его внешнеполитической программой можно было познакомиться в "Майн кампф", где на первой же странице включение Австрии в рейх называлось предпосылкой всех прочих начинаний и "должно быть достигнуто всеми возможными средствами, ценой всех наших жизней". Объединенное государство должно было получить название "Дойчостеррайх". По мнению Черчилля, это открыло бы "для Германии как дверь в Чехословакию, так и более величественный портал в Юго-Восточную Европу.
Гитлер призвал Ялмара Шахта к планированию военной экономики, и тот в течение года вместе со своим штабом экономистов завершил план по переводу 240 тысяч предприятий на военные рельсы. Германская индустрия была мобилизована и начала создавать невиданные вооружения для разворачивающейся армии. Тем временем военные теоретики вырабатывали новую стратегию. К 1 октября 1934 года позволенный Германии стотысячный рейхсвер был увеличен почти в три раза.
Британская радиовещательная корпорация организовала в 1934 году серию передач под общим заглавием "Причины войны". В двух первых передачах ораторы говорили о злой роли "торговцев смертью", о вреде национализма, о сети дипломатических соглашений, которой соседи окружили Германию, "ранив ее гордость". 16 ноября, когда у микрофона встал Черчилль, слушатели услышали нечто новое. Черчилль призвал слушателей подумать о том, что всего лишь в нескольких часах полета от них "находится семидесятимиллионная нация самых образованных в мире, умелых, оснащенных наукой дисциплинированных людей, которых с детства учат думать о войне и завоеваниях как о высшей доблести и о смерти на поле боя как о благороднейшей судьбе для мужчин. Эта нация отказалась от своих свобод, чтобы увеличить коллективную мощь. Эта нация, со всей своей силой и достоинствами находится в объятиях нетерпимости и расового высокомерия, не ограниченного законом... У нас есть лишь один выбор, это старый мрачный выбор, стоявший перед нашими предками, а именно, подчинимся ли мы воле сильнейшей нации или покажем готовность защищать наши права, наши свободы и собственно наши жизни".
9 марта 1935 года Геринг объявил о создании в Германии военно-воздушных сил (запрещенных Версальским договором). Был объявлен набор в армию. Поскольку Франция и Британия не выступили против, это был конец попыток контроля над военным развитием Германии. 21 мая Гитлер превратил рейхсвер и вермахт, воссоздал генеральный штаб, назначил главнокомандующих тремя родами войск. Хотя Черчилль не занимал никакого поста в правительстве, Гитлер продолжал следить за его реакцией. Публично он всячески старался принизить значение своего английского оппонента. Вначале он называл его "старой курицей", потом "романтическим фантастом", а затем заявил, что "дар мистера Черчилля заключается в умении лгать со скромным выражением лица... Его ненормальное состояние ума можно объяснить либо болезнью, ведущей к параличу, либо деградацией из-за пьянства".
С точки зрения Черчилля, важнейшим фактором изменения стратегической обстановки в середине 30-х годов была потеря британского превосходства в воздухе. Вторым по значению фактором он называл переход Италии на сторону Германии, которую дуче посчитал побеждающей стороной. "Муссолини, как и Гитлер, видит в Британии запуганную, бесформенную старую женщину, которая в худшем случае может только разразиться проклятьями и не способна на решительные действия". Характерно, что Черчилль не выступал против Италии в ходе абиссинского кризиса 1935 года. Итальянская армия насчитывала миллионы человек, но она в данном случае не могла без помощи флота и никаким путем, кроме контролируемого англичанами Суэцкого канала, выйти к Абиссинии. Итальянские военно-воздушные силы по качеству и количеству значительно уступали британским. Италию можно было подвергнуть блокаде за агрессию в Абиссинии. Складывается впечатление, что Черчилль еще надеялся заручиться поддержкой Италии против Германии. Он уже не верил в эффективность таких международных механизмов как Лига наций. Черчилль подчеркивал, что гигантские армады британских кораблей, которые находились на рейде в Александрии, одним движением могла бы преградить путь итальянским транспортам, подходящим к Суэцкому каналу (итальянский флот в то время равнялся лишь четверти британского), но поддержал план Гора-Лаваля, дававший Муссолини все, чего тот желал.
События начал принимать грозовую окраску. В 1935 г. Черчилль, впервые за несколько лет, задумывается о необходимости пробиться любыми путями в правительство. "Растущая германская угроза вызвала у меня желание участвовать в работе нашей военной машины. Я теперь знал абсолютно определенно, что ждет нас впереди. Сбитая с толку Франция и запуганная Британия вскоре вынуждены будут стоять перед вызовом, который им бросают европейские диктаторы". Как только гитлеровская армия вооружится, а соседние страны потеряют контрольные рычаги, вторая мировая война станет неизбежной.
Чувствительным для престижа Черчилля было его унижение в связи с матримониальными проблемами британской монархии. В 1935 году королем стал Эдуард Восьмой, решивший жениться на разведенной американке Уоллис Симпсон. Премьер Болдуин публично объявил, что госпожа Уоллис в качестве королевы неприемлема для английского народа, для нынешнего правительства и для любого будущего правительства. Король Эдуард предпочел любовь трону. Черчилль в одиночестве защищал короля. Идя вопреки общественному мнению, 7 декабря 1936 года он высказался в этом духе в палате общин и вынужден был с позором - под крики коллег - сесть на место - редкое унижение. Но неистребимый романтик в отношении короны, Черчилль отказался изменить точку зрения.
7 марта 1936 г. Германия ввела войска в демилитаризованную Рейнскую область. Весь мир ожидал реакции Франции и Англии, двух главных гарантов Версальского договора. Находившийся в Лондоне министр иностранных дел Франции Фланден потребовал от премьер-министра Англии Болдуина предпринять необходимые меры. Согласно его информации, германские войска в Рейнской области имели приказ отойти, если встретят вооруженное противодействие. Он не требовал никаких подписей, подкреплений войсками и тому подобного, он просил лишь подтверждения союзнической солидарности. На это Болдуин ответил, что его страна не может пойти на риск войны "если существует хотя бы один шанс из ста, что за вашей полицейской операцией последует война, я не имею права вовлекать в нее Англию".
Отвергнутый всеми, Черчилль обрисовал палате общин, какими будут следующие шаги нацистов. На очереди Австрия. За ней последует Чехословакия, которая после аншлюса окажется окруженной. Завладев Восточной Европой, Германия повернет на Запад против Франции и Англии. Чтобы побудить французов отреагировать на оккупацию немцами Рейнской области, Черчилль изменил привычке всей жизни - встал на рассвете и выехал в Лондон, чтобы встретиться с Фланденом. Черчилль видел возможность мобилизации сил не только Франции и Англии, но и Польши, Чехословакии, Австрии, Югославии, Румынии. "На стороне союзников в грядущей войне будут превосходящие силы. Для того, чтобы победить, им нужно только действовать". Вечером перед комитетом по иностранным делам палаты общин он развернул карту, на которой показал все страны, готовые помочь англо-французам в борьбе против Германии.
12 марта 1936 года с Фланденом беседовал Невилль Чемберлен. Он сказал, что общественное мнение страны не поддержит санкций. Ради умиротворения Германии он готов предложить ей "колонию". (Чемберлен ошибался: Гитлер не нуждался в колониях, он желал господства в Европе. Роббентроп объяснил молодому английскому министру иностранных дел Идену, что Германия заинтересована в "жизненном пространстве" в Европе). Отчаявшийся Фланден на пресс-конференции в Лондоне предпочел забыть о дипломатическом языке. "Сегодня весь мир и особенно малые нации смотрят на Англию. Если Англия приступит к действиям, она поведет за собой Европу. Если вы обозначите свою политику, весь мир последует за вами, и вы предотвратите войну. Это ваш последний шанс. Если вы не сможете остановить Германию сейчас, все кончено. Франция не сможет больше обеспечить свои гарантии Чехословакии, потому что это невозможно географически". Если Британия не выступит, Франция с ее небольшим населением и устаревшей промышленностью будет лежать у ног перевооружившейся Германии. Англия может достичь понимания с Гитлером сейчас, но пауза не может быть продолжительной. Если Гитлера не остановить сегодня, война неизбежна.
Наступил решающий момент продемонстрировать сдерживающий механизм Лиги наций. 13 марта 1936 г. Черчилль писал: "Если международный суд найдет, что претензии Франции справедливы и в то же время не взыщет средств удовлетворения претензий Франции, тогда коллективная безопасность окажется призраком". Потерпев поражение в своих попытках мобилизовать общественное движение за вывод немецких войск из демилитаризованной Рейнской области, Черчилль с горечью заявил в палате общин: "Мы не можем гордиться нашей внешней политикой последних пяти лет, безусловно это были годы несчастий... Нарушение статуса Рейнской области создает опасность для Голландии, Бельгии и Франции". Черчилля ни в коей мере не успокаивало строительство на французской границе гигантской "линии Мажино". Мобильные средства ведения войны уже сделали бетонный пояс статичной обороны устаревшим. Черчилль произнес 6 апреля 1936 г. пророческие слова: "Создание линии фортов на французской границе позволит германским войскам сэкономить на обороне этих мест и даст возможность главным их силам совершить обходное движение через Бельгию и Голландию... Положение в Центральной Европе меняется. Балтийские государства, Польша, Чехословакия, Югославия, Румыния, Австрия и другие страны окажутся в опасности в тот момент, когда эти оборонительные работы будут закончены".
Чувствуя, что он находится на поворотном рубеже исторического развития Европы, и видя преступную инерцию британской внешней политики, Черчилль приложил чрезвычайные усилия для того, чтобы изменить точку зрения правящей консервативной партии. В конце марта 1936 г. он выступил перед комитетом консервативной партии с наиболее, пожалуй, полным и детальным обоснованием принципов британской внешней политики на протяжении длительного исторического периода. "В течение четырех столетий внешняя политика Англии заключалась в том, чтобы противостоять сильнейшей, наиболее агрессивной, более всего стремящейся к доминированию державе на континенте и, в частности, предотвратить попадание Нидерландов в руки этой державы. С точки зрения истории, эти четыре столетия представляют собой цепь последовательных усилий. Несмотря на непрестанную перемену имен, фактов, обстоятельств и условий, постоянство английской внешней политики следует отметить как одну из самых примечательных черт в истории расы, наций, государств и народов. Более того, нужно отметить, что в всех этих случаях Англия, следуя своему курсу, ставила перед собой самые тяжелые задачи. Она противостояла Филиппу II Испанскому, выступила против Людовика XIV при Мальборо, против Наполеона, против Вильгельма II Германского в тех случаях, когда гораздо легче и соблазнительнее было бы присоединиться к сильнейшей стороне и поделить плоды его завоеваний. Однако мы всегда выбирали более сложный курс, присоединялись к менее сильным державам, создавали их коалицию и таким образом развивали и лишали надежд континентального военного тирана, кем бы он ни был, какую бы нацию ни возглавлял. В результате после четырех столетий битв мы сохранили свободу Европы. Я не знаю ничего, что могло бы ослабить или изменить справедливость, мудрость, ценность того, что вело вперед наших предков. Я не знаю ничего в военной, политической, экономической, или научной области, что заставило бы меня думать, что мы не должны или не можем двигаться той же дорогой. Германия не боится никого. Она вооружена лучше, чем когда бы то ни было. Ее возглавляет группа отчаянных игроков, которым сопутствует удача, очень скоро они вынуждены будут выбирать, с одной стороны, между экономическим и финансовым крахом, внутренним недовольством и - с другой стороны - войной, которая приведет к германизированной Европе под нацистским контролем. Поэтому, мне кажется, что присутствуют все старые условия и снова наше национальное спасение зависит от того, сумеем ли мы собрать опять все силы Европы для сдерживания возглавляемых Германией попыток. Мои три главных предложения заключаются в следующем: первое - мы должны выступить против державы, претендующей на доминирование. Второе - мы должны признать, что Германия при современном нацистском режиме быстро создает новые виды оружия. Третье - объединившись в рамках Лиги наций, мы можем овладеть контролем над будущим агрессором".
В свете жалкого поведения Парижа и Лондона бельгийский король Леопольд пришел к заключению, что на союзников полагаться нельзя и денонсировал договор о военном союзе. Теперь французские войска могли войти в Бельгию только после вторжения в нее Германии. По словам британского военного историка Хорна, "стратегия" "линии Мажино" была разбита одним ударом". Принимая 18 мая Буллита, друга Рузвельта, министр иностранных дел Германии фон Нейрат сказал: "Как только фортификации на Западе будут завершены и страны Центральной Европы поймут, что Франция не может вторгнуться на германскую территорию, они переменят ориентацию своей внешней политики и в Европе образуется новое созвездие союзных стран".
В эти дни Черчилль потерял один из самых надежных источников своей информации - видного чиновника Форин-оффиса Ральфа Виграма. После неудачного визита Фландена в Лондон Виграм проехал по занятой немецкими войсками Рейнской области. Его шокировали дети, игравшие под руководством солдат в военные игры, снежки имитировали гранаты. Как позднее писала Черчиллю его жена Ава Виграм, по прибытии домой "он сказал мне: "Теперь война неизбежна, и это будет самая ужасная война. Не думаю, что я увижу ее, но вы увидите. Ожидайте теперь, когда бомбы начнут падать на наш маленький дом". У Виграма было чувство личной вины: "Мне не удалось убедить людей здесь, что стоит на кону. У меня не хватает сил убедить их. Уинстон всегда понимал, что происходит, и у него достаточно сил, чтобы пойти до конца". Под влиянием депрессии Виграм покончил с собой.