Культы пепла
(Ashen Cults (2835) 1-58846-213-7)
(верст. 1.0)
| Перевод: | Averard, Tantos (Дом Горатрикса) |
| Редактура: |
Данный перевод не мог быть выполнен без помощи участников проекта «Россиия в Ночи». Лишь совместными усилиями мы сможем и дальше продвигаться по пути полной русификации СМТ!
Если после прочтения данного материала у вас остались положительные впечатления, и вы хотите помочь дальнейшему развитию horror-игр в России, то вы можете этому поспособствовать, переведя посильную суммы на счет 410011595065548, в Яндкс-деньгах или на кошелек Вебмани – R595417461885.
Заранее спасибо!
СОДЕРЖАНИЕ
Святой Покровитель Лжи. 3
Глава первая: Иерофанты Ночи. 15
Глава вторая: Немертвые Ковены.. 93
Глава третья: Как Тянуть За Нити. 160
Костры Грядущего. 209
Святой Покровитель Лжи
О, сатана коварен: уловляет
Отшельника приманкою святой
– Шекспир, «Мера за меру», акт II, сцена 2
Мир вокруг нас всегда был темен и сыр, а часто и холоден. Вообще говоря, я нередко слыхал от гостей из других стран рассуждения о том, что мы, поляки, весьма угрюмы и флегматичны. Конечно же, вину за унылые стороны нашего характера надо на что-нибудь возложить, так что погоде придется принять свою часть ответственности.
Но не одни лишь холод и сырость заставляют нас оглядываться через плечо после наступления темноты. Насколько понимаю, ночной народ путешествует по всей Европе. Я подозреваю, однако, что нигде они не оказывают на людей не проклятых такого пугающего воздействия, как здесь, в Кракове. Даже в тех полных пагубы землях за лесом, где ведьмы до сих пор бродят по ночам, не скрываясь, обычный человек привык знать: его господин и владыка есть ужасающий монстр. Мы же здесь – народ, знакомый с широким миром. Слыша при свете дня заявление о том, что кровопийцы ходят среди нас, мы улыбаемся, однако за улыбкой - пересохшее от страха горло, а ночью мы кладем за стреху драхму соли, чтобы упырь прошел мимо. Мы слишком хорошо знаем: такие вещи можно лишь выплакать или постараться забыть, как было с Гржегоржем, жившим возле часовни, или с моим собственным братом больше дюжины лет назад. Хищники ночи берут то, что хотят взять.
О да, вампиры пришли и сюда. Обычно мы можем не позволить нашим родным присоединиться к ним, но слишком часто наши руки оказываются связаны, если один из них заявляется в Краков из другой страны, или же если человек был так порочен, что, даже похороненный лицом вниз, он не остается в могиле и выкапывается из нее.
Хороший человек – праведный человек – никогда не станет одним из этих упырей, и, Бог даст, ему никогда не придется пострадать от их касания. Но Краков – город современный, и он служит домом для одного из величайших рынков всего христианского мира. Я не стану лгать тебе и говорить, что мы святые. Почти все среди нас запятнаны земной грязью от того или иного деяния, от какой-нибудь нечестной сделки или изъяна в характере: моральные люди осуждают подобные вещи, но прочие из нас, в простоте своей, склоняются к ним.
В одну из таких сырых, темных, холодных ночей и сам я имел несчастье повстречаться с вампиром. По ремеслу своему я солеруб. Я отвечаю за несколько дюжин человек, которые принимают необработанную соль, добытую рабочими в шахтах, и готовят ее для использования. Я слежу за своими людьми, когда они дробят тяжелые блоки, в которых соль поставляется, и я везу ее на рынок, где продаю или обмениваю. Это ремесло лишено всякого блеска, но оно необходимо. Без меня у людей не было бы этой драгоценной приправы, чтобы запасать мясо или сдабривать пищу. Я бы и не предположил, что вампиру может быть нужда в соли, ибо их род живет, питаясь кровью, а не мясом, но таковы уж они, скрытные и непостижимые. Я понял, что разговариваю с одним из ночного народа, когда он явился в мое заведение: от его дыхания, в отличие от моего, в холодном и сыром воздухе не клубился пар, и глаза у него не мигали. Его кожа в видимых мне местах была гладкой и белой, как алебастр, а не румяной и грубоватой, как у моих людей и у меня.
Я как раз закрыл дробильню на вечер, когда явился этот богомерзкий гость. Люди уже разошлись, а я собирал остатки нарубленного за день в мешки, складывая их на полки, чтобы на следующее утро отвезти на рынок. У меня был обычай продавать и после положенного часа: технически это шло вразрез с принципами рынка, но я не настолько жесток, чтобы отказать какой-нибудь жене, которой нужна соль для вечерней трапезы ее семьи.
На сей раз, однако, ко мне пришла не кроткая жена. Я уже отметил его бледную кожу и недвижную грудь, но подробности эти были ничтожны в сравнении с его взглядом и хищной манерой, с которой он оценивающе оглядел меня, тихо затворив дверь.
Я искренне полагал, что тут мне и предстоит умереть. Это мерзостное создание, которое надвигающаяся ночь привела в мое заведение, конечно же, пришло выпить мою кровь длинными глотками и оставить мое безжизненное тело, чтобы люди, придя утром дробить дневной урок соли, нашли его. То было порождение ночи из самых адских вертепов. Тело его было завернуто в грязные тряпки – без сомнения, остатки сорочки, в которой оно было погребено. Конечности его были длинными и тощими, брюхо – распухшим, как у голодного батрака.
Я выдохнул. Оно не дышало вовсе.
- Могу ли я помочь вам этим вечером? – Спросил я, сохранив достаточно рассудка, чтобы не впасть при виде этого создания в панику.
К моему удивлению, оно могло говорить. Я ждал лишь рыка и шипения.
- Ты – Эстек. – Простое утверждение, но, учитывая обстоятельства и мое состояние, прозвучало оно жутко. Откуда этот упырь знал мое имя?
- Это я.
- Твоя жена – Рега. – Это проклятое существо знало обо мне, и, когда оно промолвило имя моей жены, я почувствовал, как меня стискивает ужас. То была не безмозглая тварь, то было существо мыслящее и говорящее, и что было страшнее всего, оно заинтересовалось мной. Оно знало мою семью, и каким-то образом приобрело это знание без моего ведома. Это прозвучало почти как объявление о гибели моей души. Словно весь мой труд в попытках создать безопасный дом был впустую, коли Дьявол может по своей прихоти взять и послать одного из своих слуг угрожать мне.
- Таково ее имя. – Я чувствовал, что должен отвечать честно. Я подозревал, что оно увидело бы мою ложь, так что не стал рисковать.
- Я вернусь, - сказало оно. И с тем оно ушло.
В его отсутствие воздух все еще пах плесенью, не так, как пахнут соляные шахты. Выходя из здания, оно оставило на двери след от когтей. Что оно имело в виду, говоря, что вернется? Когда? Должен ли я дожидаться его? Следует ли мне оставить у двери толику соли, чтобы умилостивить его, когда оно вернется? Или же оно подумает, что я пытаюсь подкупить его, и оскорбится?
В конце концов, я пошел домой к жене, ради безопасности. Я знал, что ночной гость может получить нас обоих, пожелай он того, ибо таковы их силы. Но я не позволю ему добиться этого легко. Он может забрать соль или мои инструменты, если он решит вернуться туда, но мою Регу он не получит.
В ту ночь я спал урывками.
***
Упырь не попытался найти меня или мою жену в нашем доме, как я того боялся. Я увидел его в следующую ночь, когда он возвратился в лавку. Я планировал уйти рано, возможно, вместе с людьми, надеясь вновь защищать мою жену. К сожалению, в тот день прибыла телега из соляных шахт, и я знал, что на разгрузку у меня уйдет еще час или два.
Как я и боялся, примерно на половине труда я вновь почувствовал, что комната наполняется холодом. И точно, существо вернулось. Оно уселось на один из блоков соли, которые я уже выгрузил, и наклонило голову, с любопытством разглядывая меня.
- Что тебе нужно от меня, упырь? – Спросил я его.
Оно улыбнулось, если только трещину, которая рассекла его лицо, можно назвать улыбкой.
- Почему ты остановился, Эстек?
- О чем ты?
- Если ты не закончишь разгружать телегу, твои люди не смогут приняться за работу завтра поутру.
- Что тебе до того за дело? – Я с силой загнал свои крюки в глыбу соли, поднял ее и медленно понес к существу. Оно не двинулось с места.
- Если твои люди не смогут работать, твоя вдова не получит пособия.
С тем оно подхватило глыбу соли – глыбу, которую не в человеческих силах было бы поднять одной рукой, - и обрушило ее на мою голову. Скорость и жестокость этого деяния были последним, о чем были мои мысли; затем я потерял сознание и рухнул на холодный голый пол.
***
Когда я очнулся, то осознал, что вокруг происходит нечто ужасающе неправильное. Откуда-то издали до меня доносилось негромкое песнопение, почти как панихида. Один глаз у меня заплыл и забился грязью… ах да, и кровью. Рядом со мной трепетал маленький костерок, дававший скудное тепло – куда меньше, чем отнимал у меня грубый пол.
Оглядевшись открытым глазом, я увидел, что нахожусь в крохотной пещерке, которую кое-как превратили в подобие берлоги. В одном углу валялось скомканное одеяло, а рядом с ним – истрепанная книга и маленький сверток тряпья, наподобие котомки странника. Напротив меня, уставившись на меня широкими глазами, на уступе скалы сидела маленькая девочка. Она улыбалась. Лицо у нее было перепачкано, и на нем застыла такая скорбь, которая не должна была быть ведома созданию ее возраста.
- Мне положено сразу сказать господину, как ты очнешься, - сообщила она, одной рукой комкая свою рубаху.
- Господину? Кто это? – Спросил я, потирая саднящую голову и лицо. Я заметил, что бородка на моем лице стала длиннее, чем я ее помнил. Должно быть, я провел здесь не меньше дня. Панихида слегка замедлилась, и в моих ушах ее начал сменять звон: когда я поднялся на ноги, он поднялся со мной.
- Господин. Владыка. – Промолвила девушка, не двигаясь. Если господином было то самое существо, что притащило меня сюда, то было очевидно: она чувствует относительно него то же, что и я.
- Почему он господин? Господин чего?
Она отвернулась и шагнула к изгибающемуся проходу, ведущему прочь из пещерки. Я осознал, что песнопение доносится оттуда, и что больше ему доноситься неоткуда. Выбора у меня не было. Я последовал за ней.
Крохотная комнатка открывалась в пещеру большего размера, которую я узнал сразу. Мы были в соляных копях. Передо мной на каменном полу была простерта дюжина или около того грязных людей. Один из них лежал на спине, кожа его была бледна, он жадно глотал воздух, а выпученные глаза его уставились в потолок. Существо, которое напало на меня, сидело у стены, и девочка побежала к нему; казалось, однако, что она пытается противостоять порыву, но собственные ее конечности предают ее. Походка ее была медленной, неловкой, но вихляющие шаги с неизбежностью привели ее к нему.
- Добро пожаловать, Эстек. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь? – Спросило оно с той же щербатой улыбкой, что я видел раньше.
- Не хорошо. У меня болит голова. Что это такое?
- Это соляная шахта, разумеется, - ощерилось оно.
- Нет, это. - Я широко развел руки. Я видел мясника из Вавелева Холма, и грузчика, который однажды помог мне довезти соль на рынок, и послушника из Косцёла-на-Скальце, Церкви на Скале. На стене было высечено нечто вроде двухголовой птицы.
- А, это. Это дом Верных Станислава. – Упырь поглядел на меня искоса и соскочил вниз, подняв девочку на свое грубое сиденье у стены. – Орлы принесли сюда мои члены и собрали меня воедино, дабы мои губители не сумели умертвить меня повторно.
- Ты – Станислав?! – Воскликнул я. Совершенно очевидно, слова его были ложью – и, однако, они делали понятным многое в этом незримом мире. Кто я был таков, чтобы рассуждать, мог ли святой Станислав вернуться из мертвых, или о том, какую цену он должен был за это заплатить? Но помыслить подобное было безумием! Я с усилием изгнал эту мысль из головы.
- Ты – не убитый святой. Ты чудовище из ночи. Ты лишь дурачил этих людей.
- О, но он на самом деле наш святой, - донесся с пола хриплый голос монаха. – Я был по обету отдан в Косцёл-на-Скальце, и когда этот наш покровитель открылся мне, я оставил свой пост там, чтобы идти за ним.
- Тогда ты не более чем отступник, - огрызнулся я на простертого монаха.
- Это правда. Он и есть тот святой. Я нашел кости птиц, которые перенесли сюда его святые мощи, снаружи этой самой шахты, - сказал грязный горняк, очевидно, один из первых обращенных в эту ересь. – Он испил их жизнь, чтобы вернуть собственную.
- Мертвые птицы убедили вас в божественности этого… этого существа?
- Он святой Станислав, - сообщила девочка самым обыденным тоном. Какая убежденность! Либо так – либо впечатлительность…
- Он не Станислав, и уж точно никакой не святой. Посмотрите на себя! Вы скрываетесь здесь, в темноте, с вашим мерзким покровителем!
В голове у меня стучала кровь. Перед глазами начало плыть.
- О Эстек, почему ты сомневаешься в нас? Почему сомневаешься во мне? – Голос существа напоминал скрип ножа по камню. – Ты сам свидетель: ты трижды отрекся от меня, как Петр от Христа. Это знак! – От его маленькой паствы донесся благоговейный шепот. – Что еще тебе нужно, чтобы убедиться: я тот, о ком говорю.
Ответа у меня не было. Умом я понимал, что это был абсурд. Как могло статься, чтобы прежний епископ Кракова оказался низведен до состояния подобного мерзостного существа? Как мог он быть хотя бы возвращен к жизни? И однако, святые и чудеса идут рука об руку, и я не мог быть уверен, что он не святой. Если это в самом деле чудо, то я, уж конечно, не первый его свидетель: все другие здесь, люди равные мне или лучше меня, уже уверовали в это чудесное воплощение. Так почему бы не поверить мне?
У меня не было ответа на вопрос святого. И в этот момент сомнения он подхватил мою душу с края обрыва, на котором я остановил ее, и объявил ее своей собственностью.
Я не находил слов и запинался, пока он вел меня обратно в маленькую пещеру, из которой я вышел. Там, вдали от взглядов собравшейся паствы, упырь впился в плоть моей шеи, и ничто иное как восторг охватило меня. В ушах моих звучал стук моего сердца, и мир вокруг меня, эта убогая пещерка, стал велик и полон черноты.
***
Долгое время – возможно даже, неделю, - я лежал там, не имея пищи, получая лишь стылую и грязную воду для питья. Разум мой плыл и полнился видениями, вызванными не только бедственным моим состоянием, но также и этим чудовищным ангелом, с которым мне довелось столкнуться. Днем я метался и бился в приступах горячки, слишком слабый, чтобы подняться и бежать, под присмотром одного из верных. Ночью вампир поднимался и питался от меня – всегда самую чуточку! – достаточно, чтобы на следующий день оставить меня в том же беспомощном положении.
Мне стыдно признать, но к концу той недели я был сломлен. Сон спускался на черных крыльях, и день встречал меня лишь смутными, полубезумными видениями соляной могилы вокруг меня. Когда я перестал бороться, святой Станислав пришел ко мне и улыбнулся. «Ты и правда ягненок, Эстек», - сказал он, а затем когтем отворил свое запястье и наполнил мой рот хлынувшей мерзостной жидкостью.
И с тем я ощутил прилив жизненной силы, какой я не знал с тех пор, как исчез с поверхности земли и оказался в этой дыре. Вся измотанность и вся боль, от которых я пострадал здесь, также рассеялись. То была Кровь Грааля! Ну да, в своем экстазе я не обращал внимания ни на противоестественный запах и вкус, ни на то, что пролилась она из запястья некоего адского монстра, а не из чаши Христовой. Ибо тогда, когда мой разум был все еще помутнен, а тело мое слабо от лишений, я увидел лишь шанс на искупление. Теперь я понимаю, что это погубило меня, но тогда я воспользовался этим шансом.
***
Через какое-то время я стал одним из приближенных Станислава, наряду с Беной, той маленькой девочкой. Я узнал, что она была освобождена от матери-проститутки и наставлена в обычаях этой новой церкви. Моим долгом стало вернуться в Краков и продолжить заниматься старой моей работой, состряпав какое-нибудь объяснение моему отсутствию («Забирая соль для исполнения заказа, я упал в шахту, и меня нашла команда горняков»). Таково было желание Станислава, чтобы его церковь в течение дня рубила соль, а я продавал ее, пока он спит и проводит дневные часы в размышлении. Ночью я возвращался на пару часов, а потом уходил к своей жене, возвращаясь к нормальной жизни, насколько это было возможно, и не открывая тайны о возвращении великого святого.
Я не задавал ему вопросов, ибо мне это было невместно. Я попробовал его божественной крови еще раз, и доверял ему все сильнее. Для меня было дьявольски очевидно, что его надлежит защищать. Весть о возвращении святого Станислава воспламенила бы ярость короля, так он говорил, и лишь когда достаточно людей уверует, мы могли бы открыть себя и хоть как-то надеяться, что мстительный монарх не убьет нашего покровителя снова. Я не утруждал себя тем, чтобы объясняться со своей женой: она просто рассудила, что мне приходится дольше времени проводить в соляных копях, чтобы нагнать время, упущенное при моем «несчастном случае». Я предпочел не сообщать ей никаких подробностей, с тем, чтобы она могла больше порадоваться возвращению Станислава, когда для остального мира пришло бы время узнать.
Эта идиллия, однако, продержалась недолго.
***
Как-то раз до заката мои люди закончили дробить соль раньше обычного, а я собрал прибыль с продавцов на рынке. Я пошел в комнату святого, чтобы дождаться его пробуждения ночью и передать ему деньги. Бена приветствовала меня улыбкой, свернувшись в клубочек рядом с ним. Теперь я припоминаю, что глаза на ее прекрасном личике казались слегка запавшими, движения ее были слегка вялыми, словно она страдала от той же участи, что и я в первую мою неделю в гостях у святого. Но тогда я об этом не думал.
Что привлекло мой взгляд, так это принадлежавший святому сверток тряпья, который, как я предполагал до того, содержал всякие реликвии и прочие вещи, которые святые обычно носят с собой. Может, то была моя падшая душа, ищущая искупления, или Господь в своей великой милости подтолкнул меня действовать несвойственным мне образом, но меня одолел приступ любопытства. Я не знал, что ожидал найти. В реликварии церкви был палец другого святого, а еще частица креста Христова. Не знаю, почему я думал, что этот святой будет носить при себе мощи других, но мной завладел порыв посмотреть и узнать.
Когда я открыл котомку, то ненадолго впал в замешательство, а потом до меня дошел весь ужас того, что я увидел. Посмотрев в сверток, я увидел маленький медальон и нож.
В медальоне был рисунок, изображающий мою мать.
Нож когда-то принадлежал моему отцу, и тот вручил его моему брату.
Моему брату, которого унесли в ночь столько лет назад.
Мой брат… Мой брат был этим вампиром.
И ужасающее понимание не остановилось на этом. Конечно же, он оказался как-то затянут во все это гибельное дело. Но еще хуже было то, что он следил за мной. Он втянул в это и меня.
Эта тщательно построенная история о возрождении Станислава была лишь плодом его тщеславия, уловкой, устроенной, чтобы он смог кормиться горожанами Кракова легко и тихо. Он выбрал меня, потому что знал меня: он знал, как я к нему отнесусь, как знал, что мне можно верить. Он взимал с меня деньги. Он пил мою кровь.
Он поглотил мою надежду. Я признаюсь в этом грехе: я впал в отчаяние. Я оставил деньги там, в комнате, и побежал домой.
***
В ту ночь я спал беспокойно. То, что мой брат не явился за мной, меня не удивило: у него не было причин подозревать что-нибудь не то, и деньги ему я оставил. Вернее всего, он просто подумал, что я приболел, или что у меня какие-нибудь семейные хлопоты, или что неотложное дело держит меня в лавке.
На самом деле, однако, я и был болен. По крайней мере, моя душа. В полусне я тревожно размышлял о том, что мне делать. Может, к священнику? Но это было невозможно, ибо, еще до того, как мне открылся ужас моей судьбы, я чувствовал нарастающую любовь к этому искаженному «святому». Впрочем, любовь мне ведома, и теперь, когда правда открыта для меня, я осознаю, что эта новая «любовь» была более поверхностная и пустая, чем та, которую я испытывал к моей жене. Она казалась ложной, даже безжизненной. И все же я ощущал тягу к этому упырю, и мне не хотелось творить что бы то ни было, что могло бы причинить ему вред. Не знаю, почему так, но должен признать, что чувство было именно таково. Я знал, что священник пожелает уничтожить это существо, но я не мог заставить себя это допустить.
И вот я пришел к тебе, купец и путник. Я рассказываю тебе это, потому что ты должен знать об ужасных созданиях, крадущихся по нашим улицам. Будь свидетелем моего омерзительного положения. Я брат лживого святого, которого Дьявол вернул на землю. Каждый день я провожу, трудясь на этого демонического господина, и каждую ночь меня снедает страх того, что он увидит во мне этот секрет, узнает о моем предательстве. Я не могу его убить. Я не могу убить себя. То, что я вообще существую, стало лишь милостью, и мой брат держит эту милость в своем когтистом кулаке.
Теперь иди. Унеси мою повесть прежде, чем я отведу тебя к нему и позволю ему решать, как лучше сохранить тайну его жизни.
Иди.
Глава первая: Иерофанты Ночи
Увы мне,
думаю, я становлюсь богом.
– Император Веспасиан при приближении кончины
Мой Кровный Господин,
Эти письма были найдены среди вещей каитиффа Теодольфуса, после налета на его логово. Похоже, что их автором был сир Теодольфуса, хотя его имя в них не значится. Это означает, что, как вы и подозревали, Теодольфус был агентом другого – этого безымянного сира. Он утверждает, что он каитифф, как и Теодольфус, но мне не хватает вашей мудрости в подобных вопросах. Совершенно точно, автор этих писем много знает касательно общества и интересов Детей Каина, и должно быть, цель его была обучить свое дитя умениям по части создания культов.
Я уже веду аккуратные расспросы касательно тех, с кем Теодольфус мог иметь дела, чтобы проследить: как он получил эти письма и с кем мог ими поделиться. Учитывая, что люди барона все еще расследуют уничтожение его манора, к подобным вопросам относятся с подозрением, так что нам надлежит ступать осторожно. Я немедленно извещу вас, если на свет появится какая-либо информация.
Остаюсь вашим покорным слугой.
Жан
Привет тебе, дитя мое.
Ты хорошо исполнял мои инструкции, и теперь ты готов к следующему шагу в твоем образовании. Это и другие письма и составляют следующий шаг. Внимательно читай их и охраняй их содержимое, ибо они несут в себе власть, которая может быть использована против тебя.
Эта работа – мое наследство тебе: собранное мной знание о том, как наша раса действует в пределах общества смертных и, что важнее, как мы берем его и придаем ему форму сообразно нашим потребностям. Оно затрагивает важный элемент баланса между нашим сообществом ночи и теми, кто все еще дышит и ходит под солнцем, и оно произошло из болезненного опыта и жестоких уроков. Я не приукрашивал его изящными словами или медоточивыми фразами, но простым языком излагал определенные истины нашего существования. Тщательно обдумывай их, ради их собственных достоинств, и я полагаю, что ты увидишь их ценность. Следуй моему совету, и ты, возможно, еще поднимешься до подлинного господина ночи.
Итак, мой предмет – создание, поддержание и использование культов. Называй их ересями, кабалами, тайными обществами, как пожелаешь. Культы долго были инструментом нашего рода в деле поддержания нашего положения владык. И не просто князей, но, если угодно, иерофантов – князей веры, которая сковывает тех, кто нам служит, сильнее, чем любая клятва верности, приносимая смертному владетелю. Мы – иерофанты ночи.
О природе культов
Что такое культ? Это последователи: собрание тех, кто предан чему-то, что они считают более великим или более важным, чем они сами. Культы, о которых говорю я, посвящены нам, знают они о том или нет (и, конечно, существует много причин не информировать почитателей о нашем существовании и подлинной природе). Культ – нечто большее, чем просто свита или слуги, поскольку культ, по определению, предполагает толику преданности более великой, чем та, что покупается за золото или серебро. Если ты хочешь от последователей культа верности, они должны веровать, и веровать сильно.
Культы прошлого
С самого начала нашего рода, когда Каин правил Енохом и породил второе поколение, мы были предметом одновременно поклонения и страха. Это ключи к тому, как повелевать смертным сердцем. Можно сказать, что собирать вокруг себя смертных последователей в нашей природе, и это нечто вроде божественного права у королей (хотя нам оно, на мой взгляд, даровано отнюдь не из божественного источника). Наша приспособленность к тому, чтобы править, происходит от нашей крови и силы нашей воли, но также от нашего голода и нужды в смертном стаде.
Первые кабалы последователей, собранные Детьми Каина, были культами в буквальном смысле, почитавшими первые поколения как древних богов. Кровь жертвоприношений питала древних, и они даровали своим поклонникам темное благословение, делая их сильными и могучими. Время от времени в стаде поднимался своевольный герой и разжигал восстание или наносил удар по темным владыкам, либо же смертные из страха поднимались всей массой, неся зажженные факелы, но по большей части они оставались на своем месте и служили своим богам.
И так бессчетные поколения наш род правил древним миром. Мы стояли в центре культов в Вавилоне и в пустынном доме Последователей Сета, Египте. Каиниты правили культами древних богов в Греции; оргии и мистерии в Риме были посвящены нам, хотя только наши истинные последователи знали это. Древние племена Европы знали силу, которая исходит из крови, и я уверен, что немало берсерков ощущали в своих венах наше пылающее витэ (а может быть, ощущают и по сей день, благодаря странникам – Гангрел).
Но Господь – ревнивый Бог и не терпит перед Собой других. После пришествия Его Сына и основания Его Истинной Церкви древние культы ослабели, и прилив новой могучей веры смел их. Ереси обличались, язычники – обращались. Где Церковь находила наш род, там она изводила нас огнем и мечом. Хотя кое-какие из древних культов сумели просочиться в саму Церковь, многие другие пали под сталью и факелами ее верных последователей, истреблявших наших присных и проредивших наши собственные ряды. За века, прошедшие с тех пор, культы вновь медленно проросли под защитой тайны и тьмы, но те, кто склонен самодовольно почивать на лаврах своей силы, могут опять столкнуться со служителями гневного Бога.
После того, как распространилась власть Церкви, культы в пределах границ христианского мира укрылись за плотным покровом тайны. Они стали меньше, и большинство Каинитов стало осторожнее в распоряжении своими стадами. Празднества и кровавые оргии Рима ушли в прошлое, хотя я слыхал истории о некоторых князьях, которые пытаются воспроизводить их в безопасности своих цитаделей. Большинству культов приходится оставаться незамеченными для священников и королей, если только кто-то из них не вовлечен в дело.
Итак, ты видишь, почему мы должны действовать осторожно, дитя мое, и почему я обучал тебя терпению. Что у нас есть, так это время на составление наших планов.
Прощай.