Храм воителей
Слезы текли по его лицу и капали на обугленную, еще дымящуюся землю рядом со сгоревшим храмом, его храмом. Он не останавливал слезы, не замечал, как шипели еще тлеющие угольки. Он вспоминал…
Что будет трудно, он знал сразу, но даже не подозревал, что настолько. Он помнил долгий взгляд Архиерея, которым Владыка ответил на просьбу священника о благословении на возрождение этой древней святыни. Он тогда ничего не понял, а епископ уже знал обо всем, только понимал, что отговаривать бессмысленно, и сказал с печалью в голосе: «Иди, но тебе будет скорбь…»
С самого начала все пошло как-то не так. Доброе дело восстановления красивейшего архитектурного памятника было воспринято в штыки. Всюду отец Павел наталкивался на стену непонимания, даже прихожане мило ему улыбались, но, когда доходило до дел, священник оставался один… А один, как говорят, в поле не воин. Даже регистрацией прихода нельзя было заниматься до его естественного возникновения в ответ на публикации и телепередачи, подготовленные отцом Павлом по местному телевидению.
Он устал, подумывал уже отложить свою затею. Но однажды в храм, где отец Павел проходил богослужебную практику, пришел человек по имени Виктор и сказал: «Отец Павел, я хочу построить храм в Машезере».
Конечно, это заявление не было сразу воспринято серьезно, но тем не менее человек сей, получив благословение на подготовительные работы, появился через неделю и сказал: «Отец Павел, в воскресенье соберутся люди, они хотят встретиться со священником насчет строительства церкви».
Отец Павел очень удивился, ведь до этого Виктор почти двенадцать лет не выходил из дому – был прикован к кровати, поправился же чудесным образом. По его словам, исцелило его жгучее желание поучаствовать в деле возрождения храма, когда он узнал по телевидению о проекте отца Павла, то загорелся всей душой… Через год Виктор уже передвигался без посторонней помощи.
Отец Павел помнил, как в проливной дождь ехал в Машезеро и думал: «Соберутся ли в такой дождь люди или это все авантюра?» Когда подъехал к местному магазину, у него похолодело на душе: под козырьком стоял один только Виктор. «Обещали собраться. Десять минут еще подождем…» – произнес он виновато.
И, о чудо, ливший не переставая дождь стал стихать, ровно в три часа дня показалось солнце. Будущие прихожане подходили к месту сбора. Собралось человек двадцать, поговорили, познакомились. Пошли на место сгоревшего когда-то храма, решили возрождать… Говорил в основном Виктор, отец Павел только поддакивал. Когда люди начали расходиться, небо опять затянули тучи, а дождь из накрапывающего превратился в проливной. В такой перемене погоды отец Павел увидел хороший знак.
Его настроение испортилось на следующий день – из-за нового приступа Виктор опять слег, как потом выяснилось, надолго… Отцу Павлу пришлось взять на себя и оформление документов, и проектирование.
Для подготовки проекта нужны были деньги. Обратились к чиновникам. С великим трудом после долгих переговоров и упрашиваний собрали большую часть суммы на эскизный проект, пришлось два месяца подряд выделять половину своей зарплаты на предоплату рабочего проекта…
Разработка рабочего проекта, подобно рождению ребенка, проходила в муках. Проектировщик, взявший деньги за конструкторскую часть проекта, не умел проектировать храмы, тем более такой сложной конструкции. Он не отвечал на телефонные звонки и кормил обещаниями, когда его удавалось застать на рабочем месте.
Наконец через девять месяцев в большой спешке ударными темпами собрать храм на бумаге все-таки удалось. Отец Павел не сильно гневался на проектировщика, вспоминая пословицу «Нет худа без добра», ведь с теми крохами денег, которые удалось выплакать у «бедных и неимущих» руководителей дорожной отрасли, вышла небольшая заминка.
Своего расчетного счета у нового прихода не было. Помощь предложил один веселый иеромонах, руководитель благотворительного фонда. «Конечно, помогу! Никаких проблем!» – пообещал он, радушно улыбаясь, в ответ на просьбу отца Павла предоставить номер расчетного счета для перечисления денег. Когда отец Павел, смущаясь, подошел ко брату во Христе и сказал, что «дорожники» перечислили на двадцать процентов больше, тот всплеснул руками и горестно воскликнул: «Ах, брат, как же я забыл сказать о том, что фонд наш по уставу своему берет двадцать процентов от транзитной суммы, ты уж извини, ничего не могу сделать!»
Конечно, после такого поступка священнослужителя долго еще было горько, но, как сказал духовник отца Павла, на пути строительства храма диавол будет бить по самым больным местам. Поэтому священник решил, что, раз возникают такие сложности, значит, нужно терпеть и смиряться.
Вскоре отцу Павлу была дарована встреча с человеком, без которого храм никогда не смогли бы построить. Их познакомила одна дачница, родственница этого мужчины. Отец Павел не придал встрече особого значения, потому что и раньше были разговоры и с чиновниками, и с депутатами, но от них отец Павел получал только бесконечные обещания. Как потом ему объяснили, в этой среде принято обманывать.
С представителями бизнеса дело обстоит иначе, и вот с таким человеком он и познакомился. А тот просто спросил: «Сколько денег нужно на первый этап?» Отец Павел назвал сумму, не веря, что получит хоть какие-то деньги. Но через неделю бизнесмен появился и молча протянул конверт. Отец Павел опешил. Бизнесмен же улыбнулся и сказал, что через месяц будет столько же. В то время отцу Павлу начали сниться эти странные сны…
Сон первый
Шоссейную дорогу держали уже сутки. После ночного боя у озера Четырехверстное, когда финны Бьеркмана шли уж очень густо, он понял, что без артиллерии им дальше не продержаться. Тогда только залпы пяти пушек, хранимых генералом Аввакумовым еще с Деревянного, решили дело. Финны отошли, но и наши потеряли немало. Здорово потрепали боевых ребят из окружной школы младшего начальствующего состава, да и у них, 17-го отдельного батальона охраны, было много убитых. Увы, вытащить с поля боя и похоронить удалось немногих, да и эвакуацией раненых надо было заниматься – не до убитых…
Бригада Авакумова представляла собой сборную солянку из остатков подразделений, которые удалось собрать несколько недель назад. Кого здесь только не было: и отчаянные ребята из НКВД, и курсанты-погранцы, и «истребители» в гражданской одежде, вооруженные порой лишь гранатами и штыками.
Вооружение было слабым: винтовки Мосина да десяток самозарядных винтовок Токарева, автоматов почти не было. Против танков они могли воевать только пятью орудиями да парой минометов 82-го калибра. Была еще тройка стареньких пулеметов «Максим», которые еще в Гражданскую должны были быть списаны. За пулеметами финские егеря охотились особо.
Финнов на южном направлении под Петрозаводском воевало втрое больше, чем наших. К тому же егеря, элита финской армии, стреляют, как циркачи. В рукопашной злые и безжалостные, далеко не трусы, но в лобовой атаке слабы – любят окружать и обходить. Поэтому для него, первого номера пулеметного расчета Дмитриева Михаила Федоровича, было особенно важно, кто расположился по флангам, насколько надежны эти ребята, чтобы они не дрогнули и не отступили при первом нажиме, иначе он и его бойцы окажутся в окружении…
За железной дорогой стояли истребительные батальоны. Они не должны были подвести, так как собраны были из отчаянных комсомольцев. Он уже собирался отправить кого-нибудь из своих посмотреть, кто справа, как в его окоп спрыгнули саперы из 184-го отдельного батальона 272-й дивизии, с которой они отбивали еще ту, ночную, атаку.
Ребята притащили взрывчатку и попросили обменять ее на консервы. У 272-й дивизии весь обоз остался за озером Лососинное, еды было совсем мало. Саперам они не отказали, но и не одарили особо. Взрывчатка была нужна, при отходе переезд придется взорвать. Сейчас этого делать не следовало – от Орзеги к Петрозаводску должен прорваться бронепоезд, поэтому переезд следовало особо охранять. Финны постреливали изредка, но очень метко, курить приходилось в кулак, в темноте огонек сигареты был прекрасной мишенью.
– Ну что, хлопцы, харчем не поделитесь? – устало улыбаясь, произнес чумазый молодой сапер. – А мы вам взрывчатки, а? Только с детонаторами у нас плохо.
Михаил устало воткнул лопату в дно окопа и, привалившись к стенке, стал сворачивать самокрутку.
– А что так? – спросил он.
– Тут давеча на высотке ночью потеряли целую сумку. Напарнику моему была дана, да только сгинул он куда-то. Видать, убили. Зато бомбы у нас теперь дюже большие. Как рванет, так самого на дне окопа еле откапывают. Ну да ладно, финнам от таких гостинцев тоже несладко.
– Ты, Колокольцев, не трепись! – одернул его молчаливый товарищ. – Вы, ребята, лучше скажите, что дальше-то? Что слышно?
– А что слышно? – подсел поближе второй номер, Иван Лукичев. – Завтра, поговаривают, в атаку наши пойдут. Час назад «истребители» подъехали, побережье и карьер будут держать. Гранаты вот подкинули, вы взрывчатки дали, патронов только для пулемета маловато, но ничего, будем экономить. Вся надежда на артиллерию – ее утащили куда-то на гору.
– Ну вот, Колокольцев, я же говорил, что наша горка теперь главная. Нам бы только ее заминировать успеть, а то Курган заминировали, а нашу, как ее там кличут, 152.6, вроде не успели… Надоел уже этот бардак кругом!
Полтарацкий зло сплюнул.
– Ну хорошо, – выдохнул Колокольцев и устало улыбнулся. – Здесь мы им, гадам, и дадим! Надоело уже бегать! Пора нам.
Они с Полтарацким поднялись. Колокольцев взял деревянный ящик с консервами и перевалил его через бруствер.
– Аккуратнее, светает уже. Утром опять жарко будет, может, еще свидимся, – вдогонку сказал пулеметчик.
– Пока, славяне, – ответил Колокольцев, чистокровный карел.
Пулеметчик в ответ только устало кивнул.
Спать и есть хотелось невыносимо. Вся последняя неделя прошла в ожесточенных непрерывных дневных и ночных боях. Их выдавливали со старых рубежей - они переходили на новые. Ночами не давали спать огонь минометов, неожиданные вылазки противника и мысли о потерях. За последнюю неделю он потерял уже два вторых номера - одного под Ладвой, другого рядом с устьем Илоксы.
По этой речке отходили от Машезера остатки 815-го артполка. Бой был жарким. Основной костяк полка финны разбили. Их легкой бригаде не удалось соединиться с оставшимися. Небольшие группы артполка пытались прорваться к шоссе. Прорыв такой группы они и прикрывали.
Пулемет так перегрелся, что пришлось бежать за водой для охлаждения кожуха. Увы, второй номер так и не вернулся. Начался артобстрел, наверное, убило миной. Сам он уже почти не слышал правым ухом и подволакивал ногу. Вообще-то, почти все в его батальоне были легко ранены, и лишь напряженная обстановка боев не позволяла им обращать внимание на боль.
На душе было уныло – он понимал, что Петрозаводск им не удержать, да и никто из начальства это особенно не скрывал, хоть напрямую и не говорили. Однако лично ему было обидно сдавать город. Он был хоть и не местный, но в Петрозаводске бывал раньше, город ему очень нравился. Финны были злы из-за потерь. Оставалось только морщиться от мрачных догадок, что они могут сделать с остатками мирного населения.
Сейчас в городе шла спешная эвакуация остатков населения, детских садов и раненых, поэтому врага надо было сдерживать как можно дольше. К финнам к тому же у него был свой счет. Все в нем закипало, когда он вспоминал убитых друзей, и сейчас, когда основные воинские части отступали, уходить с этого переезда не собирался. Где-то в глубине души зрело предчувствие, что этот будущий бой будет для него последним – надоело убегать со своей земли, смотреть, как враги оскверняют Родину…
Вздремнуть так и не удалось. Финны с раннего утра затеяли артобстрел из минометов. За переездом был слышен шум танковых моторов, противник явно готовился к атаке. С флангов передали: «Готовность номер один». Вдруг откуда-то издалека раздался артиллерийский выстрел, потом еще один, оба разрыва были слышны за переездом, а затем далекая наша артиллерия начала садить залпами.
– Вот это музыка! – прокричал сквозь шум разрывов ему в здоровое ухо Лукичев. – Часами бы слушал!
– Это, видать, от наших саперов лупят! Эх, корректировщик у них золото! Эвон как ровно кладут! – добавил он. – Ох, прочухают финны про эту высотку – несдобровать саперам! Ладно, готовь гранаты, сейчас их танки полезут, патронов у нас все равно негусто, будем в упор бить.
Через полчаса наша артиллерия стала выдыхаться, а финская авиация начала активно летать. По нашим позициям ударили минометы, даже пулемет пришлось убрать с бруствера и самим лечь на дно окопа, чтобы не посекло осколками. Разрывы мин внезапно прекратились, и финны начали наступление по всему фронту.
Дно окопа густо покрывали гильзы. Вода для охлаждения пулемета почти закончилась, из патронов остался один цинк. Троих хлопцев, что были рядом, посекло осколками, один еще стонал какое-то время, потом затих. Двоих других убило сразу. Интенсивная пальба, в основном из винтовок, шла справа и слева. Где-то у озера рвались ручные гранаты. Первый приступ отбили, но финны были упорны.
Часам к четырем к ним в окоп приполз от «истребителей» паренек Яша Степанов, связной. Отдышавшись, он протараторил: «Приказано отходить на другой рубеж. Могут окружить. Ваш выступ. Им ваш пулемет погасить нужно. У озера группу Громова почти полностью уничтожили. Противник прорвался. Сюда идут танки. Нам тут не удержаться». Он отдышался и продолжил: «Из Орзеги пробрался вестовой. Наши не прорвались, у станции Ужесельга потеряли бронепоезд. Как ваши соседи справа?»
– Да вроде держатся пока. Была ли команда взрывать переезд? – спросил пулеметчик.
– Не знаю. Слишком плотный огонь. Не подобраться. К вам приползут ребята. Заберут взрывчатку. Ладно, держитесь тут!
Яша ловко перебрался через бруствер и, петляя, по-пластунски пополз к Карьеру. Он успел отползти на достаточное расстояние, как рядом с пулеметчиками опять начали рваться финские мины. За взрывчаткой никто так и не приполз…
Их обстреливали до вечера. Пулеметчик совсем оглох. Жутко болела голова. «Эх, сейчас бы водки! – устало подумал он. – А то финны полезут, а мне опять в арьергарде отбивайся, пока наши все не отойдут». Он знал по опыту, что водка придает силы для первого рывка, но потом наступает расслабление. Он предчувствовал, что этого «потом» сегодня уже не будет…
Сегодня и завтра перетекли друг в друга. Всю ночь они продремали за пулеметом, слушая, как в отдалении шел ночной бой у саперов.
Утро опять началось со взрыва мин. Они продолжали скупо стрелять в сторону переезда, и где-то в середине дня обстрел стих. С оглохшим вторым номером они подняли на бруствер пулемет.
– Ты глянь! Т-28! Ого! – сорвалось из уст второго номера, когда он увидел на переезде наш средний танк, «подаренный» финнам в недавнюю Зимнюю войну. – Все! Валить надо!
– Не успеем! – зло прорычал в ответ Пулеметчик.
– Да ты что? Это же тяжелый танк, как мы его пулеметом-то? – в растерянности спросил второй номер.
– Хочешь валить – вали! – не глядя на второй номер, зло крикнул Пулеметчик.
– Не ори, ладно? Схоронимся, а потом связкой гранат его или взрывчаткой, – второй номер осекся, вдруг осознав замысел Пулеметчика. Тот лишь кивнул в ответ, будто подтверждая свою идею – взорвать надвигающийся танк взрывчаткой.
– Пехоту надо отсекать, иначе наша идея коту под хвост. Пехота сама тебя гранатой! Понял? Подавай ленту!
Несмотря на значительную дальность они открыли огонь короткими очередями. Танк сделал всего три выстрела, после второго, пристрелочного, снесло осколком полголовы второму номеру. Кровь зашипела на раскаленном стволе пулемета.
– Господи! Прости меня, безбожника! – прорычал сквозь прокушенные губы Пулеметчик, второпях выпуская последнюю длинную очередь.
Рядом лежала приготовленная для последнего действа граната РГД, но взорвать взрывчатку под этим вражеским танком так и не удалось. Танк выстрелил почти в упор в третий раз и… пулемет затих. Танк дальше не пошел, он ждал пехоту, которая еще четверть часа опасалась подняться с земли.
…Отец Павел, как обычно, проснулся в холодном поту, долго соображая, явь или сон были у него только что. С радостью осознав, что это всего лишь сон, встал с кровати и начал собираться на Литургию…
Строительство фундамента было нелегким делом. Отец Павел не понимал, как лучше начать: ленточный фундамент чрезвычайно дорого стоил, столбчатый казался несерьезным. Он уже хотел было согласиться на столбы из-за их дешевизны, но произошло одно событие…
Отец Павел простудился и заболел, но ему срочно нужно было забрать портфель с документами, забытый накануне в Алтаре. На выходе из церкви его окликнули. Прилично одетый человек попросил о беседе. Выяснилось, что он является руководителем фирмы, два сотрудника которой недавно погибли от несчастного случая, до этого умер еще один работник, а чуть раньше сотрудница скончалась от рака.
Мужчина хотел освятить здание предприятия, и отец Павел вернулся в Алтарь, чтобы попросить об этом кого-нибудь из священников. Увидел настоятеля храма, изложил просьбу. «Вот ты и освятишь!» – отрезал тот. И отец Павел несмотря на нездоровье отправился на послушание, поняв, что раздражаться и жалеть себя бессмысленно.
По дороге он узнал скорбные обстоятельства гибели сотрудников. Казалось, какое-то проклятие тяготеет над зданием, но отец Павел знал: «Если Бог за нас, то кто против нас?» Он совершил Водосвятие, призвал Божественную защиту на всех «зде труждающихся» и почувствовал, как горло стало болеть меньше, но на двадцатой минуте мог петь тропари только шепотом…
После молебна пришлось остаться на чаепитие. Надо было о чем-то говорить, и отец Павел стал расспрашивать, чем занимается предприятие.
– А мы опоры высоковольтные изготавливаем, – сказал директор.
– И устанавливаете? – спросил отец Павел.
– И устанавливаем. Делаем мощные фундаменты и устанавливаем на них опоры, – пояснил директор.
При слове «фундамент» отец Павел застыл с чашкой в руке. Затем в ответ на расспросы очень осторожно, не желая, чтобы его рассказ был понят как просьба о спонсорской помощи, поведал о деле возрождения храма. Директор слушал молча, изредка бросая вопросительные взгляды на главного бухгалтера, который понял, что от него хотят, и молча кивнул.
Наконец директор проговорил: «А мы вам поможем! Скажем, тысяч двадцать пять можем выделить!» Все посмотрели на отца Павла, который неожиданно для себя сказал: «А давайте я вам заплачу двадцать пять тысяч, а вы мне фундамент поможете построить!» После секундного молчания тишина взорвалась дружным хохотом. Через три дня они были на месте и обо всем договорились.
Но проблемы по-прежнему сыпались как из рога изобилия. Пока решался вопрос с возведением фундамента, вышло преткновение со строительством сруба храма… Его взялся рубить пышущий здоровьем местный фермер. «Конечно, построю!» – заявил он. Радовало, что строитель был местным, при возрождении древней святыни следовало задействовать как можно больше местных жителей. «Только работать я сейчас могу, потом в лес уеду – сезон начинается», – озвучил проблему фермер.
Пришлось отцу Павлу покупать на отложенные для фундамента деньги лес и начинать строительство сруба без проекта. «Так даже и лучше, там, где храм встанет, не надо будет щепки да опилки убирать», – успокаивал священника строитель. И, взяв предоплату и построив три венца, погиб при неизвестных обстоятельствах. Причину отец Павел так и не узнал. По мнению полиции, произошел несчастный случай, в деревне же поговаривали, что старые враги отомстили… Скорбь была большой.
Отец Павел задумался, как быть дальше. Фундамент храма не построен, за сруб уже заплачено, о деньгах мать погибшего фермера спрашивать было в высшей степени неприлично. Однако, заручившись принципом «делай, что должно, а случится то, что суждено», он ринулся дальше в бой. К осени разрешение на строительство наконец было получено, и на объекте появилась техника.
Перед тем как приступить к строительству, отец Павел долгое время писал статьи, организовывал теле- и радиовыступления по истории храма и деревни, которая действительно была очень древней, люди жили здесь еще за пять тысяч лет до пришествия в мир Спасителя. Это место было заселено задолго до «шумерской» цивилизации, и, судя по тому, что отец Павел знал о саамах, местное население могло взаимодействовать с нечистой силой, могли быть древние идолы и места жертвоприношений.
Как правило, подобные места освящались храмами, поэтому после разрушения церкви древнее зло могло снова пагубно действовать на людей. Более девяноста процентов коренных жителей деревни тихо спивались и умирали. Дачники же старались вырастить урожай, а свободное время проводили в склоках и сплетнях. Чтобы заинтересовать их в возрождении храма, отец Павел выпустил брошюру об истории деревни и раздавал ее по деревне и дачам, знакомился с людьми.
Но не со всеми жителями отцу Павлу удалось найти общий язык. Как только геодезисты стали делать разметку, прибежала пожилая женщина и стала изрыгать проклятия: «Мы вас, попов, били и тебя уроем, а церкву твою спалим». Далее шла череда весьма изощренных нецензурных выражений. «Ого! Где это она научилась такой поэзии?» – сострил один из геодезистов, и мужчины громко рассмеялись. Бабка же быстро выдохлась, хотя еще долго ходила и «бухтела» издали. Никто уже не обращал на нее внимания, как оказалось, зря.
Утром результаты трудов геодезистов плавали в озере, несмотря на то что колья были забиты глубоко в землю девятикилограммовой кувалдой. Геодезисты принялись делать работу заново, только на этот раз отец Павел от колышка к колышку положил гряду из камней. На следующее утро все повторилось. Отец Павел не стал слушать то, что геодезисты говорили о «старой ведьме», а позвонил директору строительного предприятия и попросил привезти щиты металлической опалубки.
«Старой леди» не под силу было сдвинуть тяжелые металлические щиты, поэтому фундамент скоро был готов и успел набрать прочность до первых заморозков. Стоимость его оказалась в три раза больше оговоренной суммы, на что директор, задумчиво почесав затылок, сказал: «Ну и ладно!»
Надо было продолжать возведение сруба, который начал погибший фермер, а потом перевозить и монтировать его на фундаменте… После месяца поисков нашелся человек, согласившийся приступить к работе через день и без предоплаты, узнав, что речь идет о строительстве церкви. Но отец Павел в этом уже не участвовал, после последних событий он проспал почти сутки.
Сон второй
Четыре оставшихся орудия генерала Аввакумова тащили на высотку пять с половиной коней. Шестой был ранен осколком, после подъема, видимо, должен был сдохнуть, но сейчас его, хоть и половинная, лошадиная сила была очень нужна. Поэтому боец, то уговаривая, то ругаясь и стегая вожжой, пытался подбодрить умирающую скотину.
– Почто бьешь животину? Тебя бы самого так! – раздался из темноты грубоватый голос. – На, Колокольцев, ящик, тащи тушенку дальше сам, а я животине подсоблю! Ну и ты тоже давай, впрягайся! – обратился Полтарацкий к молодому саперу.
– Ух ты! Откуда харч? – не обиделся боец, налегая на уздечку справа от усталой лошади.
– Да вот пехота расщедрилась! Пришлось пять килограммов тола отдать. Далеко еще тащить-то?
– Да нет, метров двести. Здесь раньше, еще в мирное время, на высотке минометчики стояли, а блиндажи у них прелесть! По крайней мере остаток ночи проведем как короли!
Но спокойно поспать им было не суждено. На рассвете разбудил самолет противника, даже не столько сам самолет, сколько грохот «Максима», установленного на геодезической вышке на самой верхушке высоты. Там расположились ребята из МПВО – отгонять финские самолеты.
– Ну вот! Опять началось! – оторвал голову от земли Колокольцев – Хоть бы убили быстрее, поспать можно будет вволю!
– Типун тебе на язык! – одернул его Полтарацкий. – Кто воевать-то тогда будет? Подъем всем, сонное царство!
Саперы устало понимались с земляного пола, устланного еловыми ветками, и с опаской выбирались на свежий воздух. Высоту заминировать толком так и не удалось. В основании холма расположили только около трех десятков «растяжек», но все понимали, что для финской егерской разведки это не препятствие. Пришлось оставить усиленную боевую охрану на подступах к позициям. Бойцы рассказывали, что слышали какое-то шевеление в ночном лесу, похоже, финская разведка уже разнюхала их позиции.
На одиннадцать утра была назначена артподготовка. Одно орудие и два миномета остались на шоссе бить прямой наводкой, остальные четыре пушки были здесь, на высоте. Хорошо, что протянули два телефонных провода для корректировки огня, ночью один из кабелей был перекушен. Саперам пришлось выполнять несвойственную им задачу – охранять артиллерию и артиллеристов, а самое главное – вышку.
Ребята ворчали, у всей роты был только один «дегтярь», один ППШ и две самозарядные винтовки Токарева. У остальных были винтовки Мосина с крайне низкой скорострельностью, да и то не у всех. Гранат, правда, было по три штуки на каждого, да еще ящик у ребят из местной противовоздушной обороны. Вокруг всей высоты еще раньше местным населением были вырыты окопы, защищавшие блиндажи, – огромные ямы, перекрытые двойным бревенчатым накатом и засыпанные сверху грунтом. Окопы были плохонькие, в полупрофиль (поясные), да и шли не сплошной линией, а в шахматном порядке, перекрывая сектора стрельбы друг друга.
Саперам пришлось расположиться почти на передовой. Их было мало для защиты такого большого холма. Всю аввакумовскую пехоту увели еще утром для обороны шоссе.
– Если финны узнают о батарее, то нам позиции не удержать, – сказал Колокольцев.
– Да уж! Нам бы хоть пару пулеметов этих с вышки, а то этих из МПВО егеря снимут даже без снайперки! – добавил подошедший Миша Буренин.
– Вот ваша задача, балаболы, чтобы егеря к вышке не приблизились, – сказал Полтарацкий. – Держать вышку надо во что бы то ни стало! Если телефонный кабель корректировщика перережут, артиллерия что, вслепую стрелять будет? С этой вышки переезд как на ладони, особенно в бинокль. Вышка эта самая что ни на есть важнейшая часть высоты, ее защищать надо особо. Эх, вы, деревня! Соображать надо!
Только Полтарацкий закончил свою проповедь, как по цепи пронеслась команда «К бою!», и тут же выстрелила одна из пушек, затем еще пару раз с интервалом раз в две минуты. В промежутке между выстрелами артиллеристы спешно уточняли координаты попаданий по телефону и подкручивали прицел. А потом началось…
Грохотало около часа. Некоторые даже успели поспать под звуки этой веселой канонады. После того как снаряды подошли к концу, почти сразу где-то очень далеко началась пальба из наших «трехлинеек», донеслось слитное далекое «Ура!». «Наши! Наши наступают!» – неслось со всех сторон. «Они вроде вдоль шоссе наступают, от нас далековато!» – крикнули с вышки.
Минут через двадцать пальбу и взрывы гранат стали перекрывать хлопки минометных разрывов. Пулемет дал длинную очередь. Еще через пять минут уже на высоте, в районе наших позиций, взорвались первые пять мин. Сразу же стали стрелять дозорные из окопов боевого охранения, наиболее близкие к противнику, у подножия высоты. Началась атака на высоту. Особенно интенсивно финны наседали на западный скат горы.
После очередного разрыва рядом с Колокольцевым закричал раненый. Затем взрывы мин и людские вопли смешались с частой пальбой и треском финских автоматов «Суоми». После того как на западном скате стали рваться гранаты, Полтарацкий приказал Колокольцеву и еще семерым бойцам бежать на подмогу: «Там, Миша, ребята уже в рукопашную пойдут, а к вышке финнов подпускать ну никак нельзя, возьми «дегтярь», подсобите там!»
Это и спасло ситуацию. После того как Колокольцев, почти не прицеливаясь, выпустил в сторону противника два диска, финны отошли.
– Что там? – спросил у Михаила Полтарацкий, когда Колокольцев устало опустил на дно окопа ручной пулемет Дегтярева.
– Человек двадцать наших убили, раненых около десяти, пришлось отрядить подводу, чтобы в госпиталь отвезли. Глядишь, обратно снарядов привезут. Пятерых перевязали, остались на позиции, говорят, что мстить будут.
Николай закурил самокрутку. Полтарацкий слушал молча, поглядывая в сторону позиций противника. Что его спасло – неизвестно, но он вдруг резко сел на дно окопа, а по брустверу ударила прицельная очередь из пулемета. Один раненый закричал, потерял сознание от болевого шока.
– С каких это пор у них снайперов за пулеметный расчет ставить стали? – матерясь сквозь зубы, удивился Полтарацкий.
– Быть может, у них на пулеметы оптические прицелы теперь ставят? – добавил Колокольцев, вытряхивая землю из-за пазухи.
– Ребят всех похороним! Узнай, как там на западном скате? Живо! – скомандовал Полтарацкий после минометного обстрела финнов.
Колокольцев схватил свой верный «дегтярь» и побежал выполнять приказ. Он почти успел до атаки противника. На этот раз атаку финнов помогли отбить ребята из МПВО с вышки. Финские самолеты не показывались, и они переключили свой огонь на наземные цели. Счетверенный «Максим» – страшное психологическое оружие, плотность огня огромная, пули свистят, поэтому финны, берегущие каждого солдата, быстро отступили.
Начался нудный вялотекущий минометный обстрел высоты. Пару раз прилетала финская авиация, но ребята из МПВО не дремали, поэтому близко к высоте самолеты не приближались. Основной бой шел где-то недалеко от подножия высоты. Со временем хлопки «трехлинеек» все чаще перекрывал треск автоматов «Суоми» и стук финских станковых пулеметов. Взрывов гранат было почти не слышно, стало очевидно, что где-то за конторой ассенизаторов, метрах в четырехстах от шоссе, атака захлебнулась. Обходной маневр наших не удался…
Орудия наши на высоте были замаскированы в заранее вырытых глубоких окопах, изредка они постреливали в сторону шоссе. Был приказ строжайше экономить снаряды, поэтому эффект от артиллерии был скорее психологический…
Полтарацкий сползал на позиции и, выяснив ситуацию, угрюмо курил в кулак на дне окопа.
– Что приуныл, командир? – обратился к нему Колокольцев.
– Патронов нема! Твои консервы, как ни экономили, растаяли как дым! Жрать ребятам нечего. Валятся от усталости, спят на ходу. Нам без подмоги не продержаться! Ночью точно всех финны перережут сонными!
Слова Полтарацкого были пророческими. На западном скате часовые то ли уснули, то ли их тихо убили, но, когда началась атака, наши отреагировать просто не успели. Финны подобрались на гранатный бросок. На этом скате в отличие от остальных, где все деревья были вырублены местными жителями на дрова, нападало много листвы, было влажно. Финны умели выбирать места для атак…
Начали рваться гранаты, и в окопах закипела рукопашная. На этот скат опять побежал народ из соседних окопов, но в этом была ошибка оборонявшихся. Основной удар финнов был сосредоточен на южном направлении. Там саперы дрогнули и побежали. Это тоже было ошибкой, потому что меткие пули финских егерей настигали их, падая, они сжимали пальцами карельскую землю, запоздало досадуя на свою слабость… Находясь в окопе, они тоже погибли бы, но могли забрать с собой одного или двух врагов.
Ребята из МПВО замолчали в самом начале атаки, видимо, их убили финские снайперы. Артиллеристы успели подорвать только два орудия и тоже были сражены финскими пулями.
Высоту взяли. Был вечер 29 сентября 1941 года.
– Нас расстреляют, Колокольцев! – обреченно произнес Полтарацкий, когда они с остатками саперов устало курили у подножия восточного ската высоты 152,6. – Два орудия и счетверенный пулемет оставить противнику – это расстрел. Как же не хочется погибать от своей пули! – Полтарацкий выплюнул окурок и закрыл лицо руками.
– Да брось отчаиваться, командир! Щас сгоняю за подкреплением, отобьем мы эту высотку! – пытался утешить его Колокольцев.
– Мертвые сраму не имут, Коля! А вот то, что мы сделали, Коля, – это позор. И по-зор можно смыть только кровью, нашей кровью! – обреченно глядя перед собой, тихо, будто самому себе, произнес Полтарацкий. – Мы предали наших! Тех, кто без поддержки артиллерии сейчас атакует шоссе… Выхода нет, Коля! Ребята! – возвысив голос, обратился он к оставшимся в живых. – Надо контратаковать! Выхода нет! Нас расстреляют свои же!
В ответ ему никто не сказал ни слова, все понимали, что Полтарацкий прав.
– Коля, сходи за подкреплением! Если тебя не расстреляют, расскажи им, что мы готовы умереть, но вернуть высоту! Скажи им, Коля, – уже тише, из последних сил произнес Полтарацкий и повалился на землю. Только теперь Колокольцев рассмотрел тоненькую струйку крови, текущую из-под каски Полтарацкого…
…Будильник взревел прямо под ухом отца Павла, вернув в реальность будней. «Надо перестать смотреть военные фильмы на ночь», – подумал он, отдышавшись и окончательно проснувшись. С кряхтением встал с кровати, пошел умываться и собираться в храм.
Это была очень суровая и многоснежная зима. Венцы, срубленные и уже готовые к транспортировке, сразу засыпало снегом. Когда строители закончили рубить бревна, стройка представляла собой один большой сугроб, из которого еще нужно было достать срубленные и пронумерованные бревна. Для этого нужен был кран, которому мешали низко висящие провода. Еще с этой задачей могли справиться двенадцать крепких трезвых мужиков.
В общем, задачка еще та! Как ни крути, а провода надо убирать, а как это сделать?
Вот и оказался отец Павел в приемной у директора МУП электрических сетей, который, как потом выяснилось, не испытывал к религии трепетных чувств.
– Ух ты, опять поп! – с веселым сарказмом встретил директор отца Павла. – Что? Никак за деньгами? Бывали тут уже ваши с Валаама, больше ничем помочь не можем!
– Я не за деньгами, мне нужно линию электропередачи отключить, – сдержанно произнес отец Павел.
– Что? «Мерседес» не может проехать или флюгеру коттеджа провода мешают? – откровенно издевался директор.
Отец Павел постарался поскорее свернуть разговор и не наговорить дерзостей.
– Да нет у меня ни коттеджа, ни «Мерседеса», а вот храм строить ваши провода мешают, ну да ладно, сами как-нибудь справимся… Извините, что отвлек от работы, – не дожидаясь ответа, отец Павел повернулся к двери.
– Постой, постой! Это ты, что ли, на окраинах города храм строишь?
Директор был в замешательстве. Совсем другим тоном он добавил:
– О тебе мне рассказывали! Тебе мы поможем! А на нас не обижайся, больно заносчиво ваш брат ведет себя, деньги получать любите, а благодарить забываете – сколько ни давал денег вашим, ни одного благодарственного письма не смогли состряпать. Да и не нужны мне ваши письма, по-человечески обидно, деньги мы ведь зарабатываем…
Уже в восемь утра следующего дня отец Павел был в районе ТЭЦ, где базировались краны и шаланды. Обо всем договорились с заместителем директора, накануне съездили туда и все посмотрели. Отец Павел проводил кран и шаланду, нужную для перевозки бревен сруба, и поехал совершать Таинство крещения в храме…
Затем он позвонил строителям сруба, которые должны были помогать выгружать бревна из шаланды на месте строительства храма. Те сообщили ему неутешительные новости: «Кран пробовал зацепить бревна, но провода были близко, поэтому крановщик отказался брать на себя ответственность за обрыв».
После обеда отец Павел снова поехал на ТЭЦ, постучался в кабинет заместителя. «Как не сделали?» – закричал тот. Затем, взяв себя в руки, успокоил отца Павла: «Не волнуйтесь, батюшка, разберемся».
Сначала обрубили провода, затем весь день перевозили бревна, было задействовано десять человек. Накануне удалось выйти н<