– Хм, – Сэм уперся руками в бока. – И что теперь?
Дин пожал плечами:
– Ничего теперь. Яфет говорил, что местные приведения стали активнее, теперь видно, что он не врал.
– Стали активнее – это еще мягко сказано. Они... я не знаю... суперактивные.
– Да, – согласился Дин. – Здесь налицо страшное колдунство.
– Тем более похоже на проделки одного из сбежавших демонов, – вздохнул Сэм и достал из кармана телефон. – Позвоню Бобби.
– Валяй. А я разберусь с новым соседом по комнате.
Оставив брата звонить, Дин вернулся в дом и приоткрыл дверь:
– Капитан?
– Ну что, пообщался с братом? – ехидно поинтересовался призрак.
– Слушайте, вы бы не могли переселиться в другой дом? Просто мы с Сэмми... понимаете, мы бы не хотели, чтобы здесь были посторонние.
– Возможно, я отвечу утвердительно на вашу просьбу, юноша, если сможете объяснить, почему вы отреагировали на мое появление не так, как прочие.
– Есть пара причин, – отозвался Дин. – Во-первых, мы с братом охотники. Сражаемся с демонами, вампирами и другими тварями.
– Обычная работа для вашего времени?
– Если честно, нет. Мы вроде как скрываемся от радаров общественности.
– От чего?
– Сообразив, что в бытность капитана живым радаров еще не изобрели, старший Винчестер поспешно поправился:
– Мы – тайное сообщество.
Нейлор закатил глаза:
– Как проклятые масоны, ты хочешь сказать?
– Типа того, – Дин решил, что такое сравнение все же лучше, чем ничего, хотя за материальные средства масонов он бы выше головы прыгнул.
– Ты сказал про пару причин. Какие еще?
– В норме такие призраки, как вы, не общаются с людьми так... так благоразумно. Я большую часть жизни занимаюсь этим делом, и никогда не беседовал с привидениями вот так. А значит, на острове есть что-то или кто-то, кто творит беспредел с мертвыми.
– И вы намереваетесь с ним сражаться?
– Да, план такой.
Нейлор снова сложил руки на груди:
– Если вы преуспеете, что станет со мной?
– Вернетесь туда, откуда пришли, или... – Дин вздохнул, колеблясь, – или мы посолим и сожжем ваши останки, и вы все равно отправитесь в загробную жизнь.
– Я приму ваше предложение, юноша.
Дину надоело чувствовать себя, будто в кабинете директора, и он огрызнулся:
– Меня зовут Дин. Дин Винчестер, а не «юноша».
На лице Нейлора впервые появилась улыбка:
– Замечательно, мистер Винчестер. Мои условия таковы: пока вы остаетесь в моем доме, я не буду покушаться на ваше личное пространство, но когда вы с братом сделаете, что намеревались, выкопайте мои останки из-под орехового дерева в саду, посолите, сожгите и освободите мою душу из этого ужасного места.
– А я думал, дом был самым важным местом в вашей жизни, – обнаглел Дин.
– Был. Это уже не жизнь, и дом больше не мой. Много времени минуло, не находите, мистер Винчестер?
Дин намеревался так поступить в любом случае (и потом, назойливый призрак помешал бы Ники и Бодж вести дела), так что легко согласился:
– Конечно. Как скажете.
– Теперь я по идее должен поплевать на ладонь и предложить вам рукопожатие.
– Давайте не будем и сделаем вид, что так и произошло.
В этот момент дверь поехала в сторону, и в комнату зашел Сэм, на ходу запихивая телефон в карман.
– Ну что там Бобби сказал?
Сэм вопросительно покосился на Нейлора, но Дин отмахнулся:
– Все на мази.
Припечатав брата взглядом а-ля «мы еще поговорим», Сэм сообщил:
– Бобби ничего подобного не слышал, но сказал, что покопается в библиотеке и посмотрит, чем можно помочь.
Дину больше нравилось, когда Бобби что-нибудь советовал с ходу: в таких случаях можно было перейти непосредственно к надиранию задниц.
– А еще он сказал, что этот раз – первый, когда Яфет в чем-то прав, со времен его предположения, что «Битлз» распадутся.
Дин хохотнул и предложил:
– Ладно, пошли посмотрим, что у нас там через улицу, а потом поищем Яфета.
– Удачи, джентльмены, – вмешался призрак. – Да пребудет с вами Господь... ради всех нас.
И он исчез – не истаял в воздухе, не улетел, а просто только что был здесь, а в следующую секунду никого не стало.
Старший Винчестер оглянулся на брата и широко улыбнулся:
– Ой, здесь было привидение!
Сэм пропустил дурацкую шутку мимо ушей:
– С чего ему желать нам удачи?
На обратном пути Дин пересказал разговор с капитаном и признался:
– Странно это все.
– В смысле?
– Мы солим и сжигаем тела, потому что привидения пугают народ, но я никогда не думал об этом с точки зрения самих привидений. Помнишь тот случай в Нью-Йорке примерно с год назад?
Сэм улыбнулся:
– Я помню, как ты квохтал над коллекцией пластинок[2].
Дин не обратил внимания на подколку – хотя у Манфреда Афири и правда была восхитительная виниловая коллекция:
– Мы тогда не сожгли кости, потому что тело понадобилось, чтобы доказать факт убийства.
– Помню. Думаешь, зря?
В главном здании они помахали сидевшей за стойкой Бодж и вышли на улицу.
– Без понятия. В смысле, у Манфреда остались наши номера, так что он бы позвонил, если бы привидение снова разбушевалось, но все-таки... – Дин со скрежетом открыл ворота и покачал головой. – Мы правильно поступили, что не позволили ее духу уйти?
Сэм уставился на него сверху вниз:
– С каких пор в нашем тандеме ты сделался сопливым нытиком?
Дин закатил глаза:
– Поцелуй меня в одно место, Сэмми. Ты понял, что я имею в виду.
– Понял, просто не ожидал такое услышать от тебя.
– Что, мне уже развести философию раз в сто лет нельзя?
– Если только раз в сто лет, – улыбнулся Сэм.
– Вот спасибо.
Винчестеры пересекли Итон-стрит и приблизились к дому с башенкой. Впрочем, дверь оказалась закрыта, в кустах обнаружилась полицейская лента, а на окне висела табличка: «ЗАКРЫТО. ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ».
– Двойное убийство и правда нехорошо сказывается на бизнесе, – пробормотал Сэм.
– Точняк. Лучше подождать, пока на улице станет чуть меньше народу, и воспользоваться нашими непревзойденными воровскими навыками.
Младший Винчестер метнул на него испепеляющий взгляд:
– Хорошо. А что пока? Поговорим с этим твоим Яфетом?
– Можно, – Дин хихикнул. – Помнишь, как Манфред не мог расстаться с шестидесятыми?
– Ага.
– С Яфетом еще хуже.
Сэма передернуло:
– Понятно. Я уже начинаю бояться.
Дин широко улыбнулся и повел брата к Дюваль-стрит.
«Ах, вот это жизнь!» – старший Винчестер чувствовал, как прохладный ветерок ерошит его короткие волосы, чувствовал совершенно не январское тепло, слышал музыку со всех сторон. Всего полквартала – и они попали в абсолютно другой мир. Итон-стрит была тихой жилой улицей, а Дюваль – улицей торговой, с магазинами, ресторанами, барами и людьми: по обеим сторонам дороги толпились пешеходы, некоторые сбивались в подвыпившие компании; Дин мог выделить одновременно с дюжину гитарных мелодий, не считая прорывающихся то там, то сям завываний любителей караоке. Он взглянул на Сэма:
– Господи, как я соскучился.
– И почему я не удивлен? – с легким отвращением отозвался Сэм.
– Чувак, колледж тебя ничему не научил.
Братья вышли на угол Кэролайн-стрит к «Булл-энд-Уистл». «Уистл» с его бильярдным столом, музыкальным автоматом и балконом располагался на втором этаже, а «Булл» с маленькой сценой – на первом. Как и многие другие бары, этот щеголял огромными окнами, выходящими и на Дюваль, и на Кэролайн. В окнах были видны два парня с акустическими гитарами и заполненные людьми столики. Подойдя поближе, Дин разобрал, что парни играют «Pinball Wizard» группы «The Who»[3]. Ему очень хотелось зайти и послушать их, но дело не терпело, тем более, что обещанный источник информации действительно обнаружился на обочине Кэролайн-стрит. Дин надеялся, что его тут не будет: тогда бы можно было пройти к «Хогс Брес», минуя еще несколько баров, однако его надеждам не суждено было сбыться.
Яфет-Стихоплет выглядел точно так же, как и четыре года назад: длинные седые волосы, выстриженные острым клинышком на лбу и свободно опускающиеся на плечи, густая седая борода, лежащая на груди, круглые очки без стекол (непонятно, зачем он их носил, раз все равно на зрение они никак не влияли), влажные карие глаза и босые ступни в мозолях и болячках. Яфет носил выцветшую дырявую футболку, которую не стирал, наверное, с прошлого визита Дина, и обрезанные джинсы, открывающие тощие волосатые ноги. Он сидел на пешеходной дорожке, прислонившись к стене. Около него, тоже прислоненный к стене, стоял потрепанный пробковый щит. Разноцветные кнопки удерживали на нем несколько листков бумаги, исписанных вычурным, но вполне читабельным почерком, а на табличке сверху значилось «СТИХИ ЯФЕТА; ДОЛЛАР ЗА ШТУКУ». Перед щитом пристроилась расписанная цветами чашка с несколькими купюрами и монетами.
Едва братья подошли, Яфет поднял голову:
– Дин! Вау, чувак, это ты!
– Я же говорил, что мы приедем, Яфет. Это мой брат Сэм.
– Рад скорефаниться, Сэм!
– Ээ, взаимно.
– А мы уже видели привидение, – похвастался Дин.
– Ух ты! И ведь только-только прибыли. Потрясно. Кто это был?
Дин быстро рассказал про встречу с капитаном Нейлором.
– Очуметь, чувак. Слушай, у нас тут не только трое окочурились – еще и знаменитость появилась. Папаша Хемингуэй вышел на тропу войны.
Сэм вытаращил глаза:
– Эрнест Хемингуэй?
– Он самый, братишка. Папаша распугал всех китикэтов и парочку turistas впридачу. Никто не скопытился, но синяков перепало немало.
– Надо это дело проверить, – проговорил Дин.
– Легко, – откликнулся Яфет. – Там открыто.
– Шутите? – возмутился Сэм. – После того, как пострадали люди?
Яфет пожал плечами:
– Не смотри на меня так. Я просто здесь живу.
– Надо идти прямо сейчас, пока не пострадало больше людей.
– Ага, – согласился Дин. – А что там с девушкой, которой горло перерезали?
– Я ее видел. Она не покупала стихи, но хоть вежливая была. Видел, как заходила в бар, а как выходила, не видел. Мож, с другой стороны вышла. Ее нашли на Фронт. Сера в ране и все такое, как положено. Ничего больше не слыхал, но после этого страшилки в разнос пошли.
Сэм со свистом выдохнул сквозь зубы:
– Сходится. Страшное колдунство, как ты и сказал, Дин. А с человеческой жертвой заклятие стало достаточно сильным, чтобы натворить дел.
– Секундочку, – Дин будто что-то вспомнил. – Ты ж сказал, что весь шабаш завертелся еще с полгода назад.
– Да, но не такой уж глобальный шабаш. Просто их больше стало. А после той чувихи все и завертелось. Совершенно неприкольно.
– Значит, две волны уже прошли, – проговорил Сэм. – Боюсь представить, какой будет третья.
– Ладно, давай по коням и навестим мертвого писателя, – Дин достал из кармана десятидолларовую купюру и бросил в чашку.
– Спасибо, мужик! Можешь взять десять стихов!
– Спасибо, обойдусь, – отказался Дин.
А Сэм все-таки не обошел вниманием пробковый щит:
– Если не возражаете, я одно возьму.
Дин возвел глаза к небу:
– Ты такой зануда.
– Ясен перец, парень, – не поддержал его Яфет. – Бери любое.
Младший Винчестер окинул листочки взглядом и снова повернулся к Яфету:
– Какой посоветуете?
Поэт отковырнул красную кнопку в левом углу щита и снял листочек:
– Называется «Ода Воде из Бульбулятора[4]». Думаю, оно каждому придется по душе, понимаешь?
При виде выражения лица брата Дин с трудом сдержал смех.
– О нет, боюсь, мне не понравится, – Сэм еще раз оглядел щит и указал в центр. – А вот это?
– Это мое последнее – «Сонет Солнцу Заходящему». Практически игра слов, сечешь?
Сэм улыбнулся и, взяв стихотворение, протянул Яфету доллар.
– Не нужно, чувак. Твой брат уже заплатил.
– Да ладно. Человек искусства должен получать деньги за свой талант.
Дин потер лоб, найдя ситуацию и забавной, и печальной:
– Пересечемся, Яфет. Мы остановились в «Нейлор-Хаус», так что дай знать Ники и Бодж, если что-то еще узнаешь.
– Заметано, чувак. Буду бдить, ладушки?
– Ясен перец, – широко улыбнулся Сэм.
ГЛАВА 7
Они приближались к Малому Белому дому, и Хорхе улыбался, поглядывая на восторженное лицо Рейналдо. Брат ненавидел тропики. Он шутил, что, переехав из Пуэрто-Рико в Нью-Йорк, потерял по пути терпимость к влажности. В итоге было чертовки трудно вытянуть Рейналдо в Ки-Уэст, где Хорхе жил со своим бойфрендом Сайласом. Они несколько раз приезжали в Нью-Йорк на Рождество (до первой поездки Сайлас, уроженец Флориды, никогда в жизни не видел снега), но Рейналдо только извинялся и не спешил с ответным визитом.
Все изменилось, когда Пабло, сын Рейналдо и – по всеобщему мнению – единственный положительный момент женитьбы, начал проходить в школе американских президентов. Со страстью, характерной только для восьмилеток, он с головой окунулся в океан информации, желая знать про них все-все: как президентов выбирали, что они делали во время правления и так далее. Рейналдо пришлось перерыть горы литературы, чтобы удовлетворить любопытство сына. Правда, Пабло довольно быстро остыл и переключился на другие увлечения, зато Рейналдо продолжил изучать президентов и поехал на этой почве еще похлеще своего отпрыска. Вот так он и оказался в Ки-Уэсте. Рейналдо согласился как-нибудь перетерпеть жару и влажность, но с единственным условием: если Хорхе и Сайлас отведут его в Малый Белый дом. Он подождал, пока после Нового года не спадут цены на билеты (из-за алиментов и низкооплачиваемой работы приходилось экономить, где только можно), и прилетел в Ки-Уэст.
И вот они стояли у входа в Малый Белый дом, и Рейналдо выглядел так, будто Иисус сошел на землю и лично сообщил, что комната в Раю ему обеспечена. Заплатив за вход, они присоединились к группе – совсем маленькой, надо сказать: их трое плюс женщина и мальчик с таким же цветом кожи, должно быть, мать и сын. Экскурсию вела бойкая юная блондинка по имени Лори, вещавшая об истории здания высоким пронзительным голосом:
– Изначально Малый Белый дом предназначался для военно-морских сил США. Флот был очень важной частью обороны против врагов с моря, и Малый Белый дом строили как жилище для важных людей, служивших на базе. К концу века дом превратили в квартиру для начальника базы.
Женщина подняла руку и спросила с сильным акцентом, похожим на русский:
– Извините... не здесь ли жил Томас Эдисон?
– Ну конечно! – Лори взвизгнула так, будто женщина была первоклашкой, правильно ответившей на сложный вопрос. – Во время первой мировой войны Томас Эдисон, отец современного электричества, жил здесь, помогая флоту бороться с враждебными силами гитлеровской Германии.
Хорхе и Сайлас просто переглянулись, закатив глаза, но Рейналдо, естественно, не мог промолчать:
– Простите, мэм, но с гитлеровской Германией мы сражались во второй мировой войне.
Лори одарила его укоризненным взглядом и продолжила:
– Президент Гарри Эс Трумэн впервые приехал сюда в 1946 году в поисках места, где можно было бы отдохнуть и расслабиться. Он отрицал, что фишка не идет дальше Кемп-Дэвид, – Лори усмехнулась собственному остроумию[1], и Хорхе почувствовал, что долго не продержится.
Рейналдо снова влез:
– Резиденция тогда еще называлась не Кемп-Дэвид, а Шангри-Ла. Ее так президент Рузвельт назвал. А Эйзенхауэр переименовал в Кемп-Дэвид в честь своего внука.
Сайлас наклонился к уху Хорхе:
– Твой брат приехал, чтобы его отсюда выставили?
Хорхе только плечами пожал. Сайлас взял его за руку и сочувственно сжал ладонь. Лори тем временем решила не обращать на Рейналдо внимания. Она водила туристов из комнаты в комнату и рассказывала, как Трумэн иногда подписывал здесь законопроекты и работал над обращениями «О положении страны».
– После отставки Трумэна другие президенты тоже навещали этот дом: от Эйзенхауэра, который оправлялся здесь от сердечного приступа, до Кеннеди, приехавшего сюда после Карибского кризиса[2], или Картера, который встречался здесь с семьей. Дом все еще доступен для президентов. Например, секретарь Колин Пауэлл вел здесь мирные переговоры между президентами Армении и Узбекистана.
Рейналдо поморщился и тихонько поправил:
– Азербайджана.
Лори бросила на него очередной взгляд и повела экскурсантов в следующую комнату – просторное помещение с множеством стульев, большим окном с видом на море и огромным столом в центре. Женщина отошла вглубь комнаты и прогундосила:
– Президент Трумэн обожал играть в покер и специально держал в этой комнате стол для игры. Ему приходилось осторожничать, потому что нельзя ведь, чтобы президента видели за азартными играми, поэтому здесь всегда имелась скатерть на случай, если поблизости появятся репортеры.
Хорхе ее не слушал – и не только потому, что было неинтересно и пробивало на раздражение. Вместо этого он таращился на стол для покера и медленно прощался с крышей. Лори заметила его реакцию, и ее цветущее личико нахмурилось:
– На что вы так уставились?
– Там человек! – воскликнул мальчик.
Оглянувшись, Лори увидела то же, что и остальные: старика с короткими седыми волосами, круглыми очками и сияющей улыбкой. Старик был одет в белую рубашку, того же цвета штаны и соломенную шляпу. Он стоял около стола и тасовал карты.
Взгляд Рейналдо снова загорелся благоговением:
– Святая Мария, матерь божья! Это же Гарри Трумэн!
– Не... не может быть! – Лори выглядела так, будто у нее в мозгах случилось короткое замыкание, и Хорхе ее вполне понимал. – Он ведь... он умер!
Трумэн положил карты на стол и улыбнулся шире:
– Ну? Кто-нибудь поделит колоду? Пятикарточный покер с обменом. Валеты и выше – первая ставка, три карты одного ранга – победа.
Хорхе подумал, что по крайней мере Рейналдо не пожалеет о своем приезде...
ГЛАВА 8
Дэвид Мэдли в жизни так не боялся.
Впрочем, сравнивать было особо не с чем. Разменяв тридцатник, Дэвид так и не решил, чего он хочет от этой жизни. Он получил две степени бакалавра и одну магистра, а потом поехал на летние каникулы в Ки-Уэст – погулять, полежать на пляже, выпить пива, послушать музыку, поплавать с трубкой, может, даже поучиться нырять с аквалангом, собираясь вернуться и приняться за кандидатскую диссертацию. Было дело пять лет назад. До возвращения так и не дошло. Деньги кончились и, специализируясь на английской литературе, Дэвид рассудил, что где ему еще приложить свои навыки, как не в доме-музее Хемингуэя. И все шло просто замечательно, пока не начало появляться привидение самого писателя.
Дэвид слышал истории о привидениях и даже поучаствовал несколько раз в потусторонних экскурсиях, но никогда не видел настоящее привидение – до того дня полгода назад. Сначала было даже весело: привидение ничего такого не делало, просто пристально наблюдало, что очень подходило личности Хемингуэя. В конце концов, мужик сражался с быками.
Но потом Хемингуэй заговорил. И принялся распускать руки.
Историческое сообщество настояло на том, чтобы не закрывать музей. В январе после отъезда празднующих толп дела и так шли не блестяще, и начальство не хотело усугублять ситуацию и пропускало мимо ушей аргументы Дэвида, что людей, по-любому, больше не станет. Ему оставалось продолжать водить экскурсии и надеяться, что никому не вздумается упоминать кошек, как тот бедняга утром.
Вечером здесь не было ни души. На шесть пятнадцать никто не явился, и можно было побиться об заклад, что к семи пятнадцати ничего не изменится.
И тут вошли два парня – один очень высокий, второй просто высокий; оба одеты довольно небрежно и оба довольно мурзатые, будто последний раз принимали душ как раз в прошлом году. Очень высокий нес длинный футляр, а тот, что пониже, – старый плеер, явно побывавший в зубах бешеного пса. Еще у него на шее болтался причудливый кулон. Пока он платил за вход, высокий направился прямиком к Дэвиду:
– Добрый вечер. Меня зовут Сэм Винчестер, а он – мой брат Дин.
Дэвид улыбнулся (он, было, решил, что они парочка, а не братья) и заученно проговорил:
– Меня зовут Дэвид, и я начну экскурсию через пятнадцать минут. Пока же я с радостью отвечу на вопросы, если они у вас возникли. Дом был...
– Мы бы хотели полюбопытствовать насчет привидений, – перебил Сэм.
Несмотря на ветерок, на лбу Дэвида каплями выступил пот:
– Вы о той паре, да?
– Простите? – Сэм изобразил замешательство, но Дэвид не купился.
– Слушайте, тот мужчина просто споткнулся на дорожке. Там много трещин после Катрины, понимаете? Асфальту тогда здорово досталось.
На самом деле через два с половиной года после урагана «Катрина» все дорожки давно привели в порядок, но надо же было сказать хоть что-то.
– Не знаю, о чем вы, – заявил Сэм. – Мы просто...
Внезапно что-то взвыло, и Дэвид подскочил, роняя сердце в пятки. Оглянувшись, но увидел, что брат Сэма уронил свой побитый плеер, и теперь тот, валяясь на асфальте, искрит и переливается огоньками.
– Чувак, ЭМП сдох.
– Думаешь? – Дин все еще тряс руками. – Боже, этой энергии хватило бы на освещение Чикаго. Действительно страшное колдунство.
Дэвид понятия не имел, о чем они толкуют, но надо было выставить парней, пока не появился мистер Хемингуэй:
– Слушайте, не знаю, чем вы тут занимаетесь, но...
– Нам надо разузнать про привидение. Когда это началось? – снова взялся за него Сэм.
– Я... я не знаю, о чем...
Подойдя поближе, Сэм уставился на него сверху вниз жутковато-пристально:
– Слушай, Дэвид, здесь происходит что-то плохое. Надо это остановить. Люди умирают.
Пот уже заливал Дэвиду глаза – пришлось снять очки и протереть глаза рукавом футболки:
– Ум-мирают? Я не знаю, о чем...
– Когда появилось привидение?
– Примерно... примерно полгода назад. Мистер Хемингуэй просто... просто появился, понимаете? Было прикольно и все такое, но потом он начал разговаривать, – Дэвид оглянулся. – А потом разогнал кошек.
– Кошек? – нахмурился Сэм.
– Да, я насчет этого узнавал, – подоспел Дин. – Музей знаменит своими кошками, у которых по шесть пальцев.
– А, ну да, – Сэм кивнул. – У Хемингуэя были кошки с полидактилией.
Дэвид не обратил внимания на недовольный взгляд, брошенный Дином на брата, и продолжал:
– Он следит за туристами. И если кто-то пришел посмотреть на кошек, а не на дом, он их вышвыривает прочь.
Уже рассказать обо всем было облегчением, потому что предписывалось вести себя так, будто ничего необычного не происходит.
– И когда он разошелся? – поинтересовался Сэм.
– На прошлой неделе. За пару дней до Нового года.
Сэм оглянулся на Дина:
– Когда девушка погибла.
– Какая девушка?
– Не важно, – отмахнулся Сэм. – Не знаете, когда он снова покажется?
Дэвид хотел сказать, что без понятия, но Дин заявил «Сейчас устроим!» и повысил голос:
– Да ладно, Сэмми! Если нет кошек, можно пилить домой! Зачем кому-то нужен этот старый замшелый писатель? Мы же пришли специально, чтобы поглядеть на классных кошек!
Дэвид зажмурился:
– Сейчас вы его услышите.
– Услышим? – удивился Сэм. – Не увидим?
Дэвид приоткрыл глаза и увидел озадаченное лицо Сэма:
– Точно. Когда он выкидывает отсюда народ, он невидимый, а если просто хочет поорать... а он здоров орать, уверяю... тогда его можно увидеть.
– Отлично, – подытожил Дин. – Значит, у них есть какой-то предел.
– Пределы – для живых, мальчишка, – сказал чертовски знакомый голос.
Братья начали озираться, но вокруг было пусто. Дин бросил взгляд на брата:
– Сэм!
Но младший Винчестер сам выдернул из футляра два обреза и бросил один Дину, который поймал его одной рукой. Дэвид ударился в панику: оружие в этом здании можно было достать только в личной коллекции Хемингуэя. Вскинув обрез, Дин принялся разворачиваться вокруг своей оси, целясь в пустоту:
– Где ты прячешься, мертвый ублюдок?
– Впечатляет, – воздух дрогнул, и прямо перед старшим Винчестером соткалась человеческая фигура. – Сам переделывал?
Вопрос застал Дина врасплох:
– Э... ну да, сам.
А Сэм тем временем прицелился и выстрелил – у Дэвида аж в ушах зазвенело. Его отец увлекался охотой и просвещал Дэвида (совершенно такими делами не интересующегося) насчет всевозможного оружия. Покинув родительский дом, Дэвид с наслаждением забыл практически все, но знаний хватило, чтобы понять: обычно ружья так не стреляют. Обрезы были явно заряжены чем-то сыпучим: то ли песком, то ли солью. Что бы это ни было, оно оказало на мистера Хемингуэя неожиданный эффект: призрака буквально разнесло на куски, причем сопровождалось это такими воплями, что не отошедший от выстрела Дэвид оглох окончательно. Сквозь звон в ушах, отчего все другие звуки отдавались эхом, будто в туннеле, Дэвид услышал, как Дин сказал:
– Знаешь, меня все эти разговоры сбили с толку. Ему что, в самом деле понравился мой обрез?
/p>Будучи истинным экскурсоводом даже в шоковом состоянии, Дэвид объяснил:
– При жизни мистер Хемингуэй был знатоком огнестрельного оружия.
Он сказал это не вполне осознанно, собственный голос прозвучал прерывисто и на тон выше, чем обычно; ноги будто приросли к полу, а в ушах все еще звенело. Он бы двинулся с места только с дулом у виска, что в данной ситуации не казалось таким уж невыполнимым.
– Больно! – завопил голос Хемингуэя.
Сэм снова вскинул обрез:
– Определенно сильное колдунство.
– О да, – Дин тоже подобрался.
– Эй! – ожил Дэвид. – Сюда нельзя с оружием!
– Каменная соль рассеивает призраков, – объяснил младший Винчестер.
– Правда? – опешил Дэвид.
– Ага. Обрезы заряжены солью, так что никто не пострадает.
Дэвид хотел возразить, что даже соль может причинить немаленький ущерб, если ей стрелять, но тут снова раздался голос:
– Вы... меня... подстрелили!
Голос оставался бесплотным, и Дэвид беспокоился, что призрак перейдет к активным действиям.
– Именно! – выкрикнул Дин. – Считай это местью за всех детишек, которые корпят в школе над «Старик и море»[1]!
– Стрелять... в человека... в собственном... доме!
– Нет, стрелять в призрака, терроризирующего музей. Выходи, папаша! Сразись со мной, как настоящий мужик!
Дэвиду казалось, что дальше паниковать уже некуда, но все-таки он запаниковал еще сильнее, ибо давить на мужественность мистера Хемингуэя было действительно плохой затеей.
– О... непременно, мальчишка... будь уверен. Очень... очень... скоро...
На последних словах голос затих и совсем сошел на нет.
– Думаю, пока мы его прогнали, – сказал Сэм. – Просто времени больше заняло.
– Ага, но сдается мне, он придет в себя быстрее, чем положено, – он оглянулся на Дэвида. – Надо посолить и сжечь кости. Где он похоронен?