Каллиста – главная героиня (около 20 лет).
Эраст – владелец замка (около 30 лет – на вид).
Майна – подруга главной героини (около 20 лет)
Ермолай – отец главной героини (около 60-70 лет).
Елена – мать главной героини (около 20 лет – на вид).
Поликарп – отец подруги (естественный возраст родителя).
Вера – мать подруги (естественный возраст родителя).
Антип – слуга (роль без реплик).
В постановке задействована массовка (20-30 человек).
Действие первое
Зритель не должен видеть сцену до начала действий! Занавес до начала спектакля обязательно должен быть закрыт!
До начала действия первой сцены (примерно за 10 секунд до начала действия) даём громкий звуковой злобный рык Венома (либо что-то подобное, но очень кровожадное и эффектное)!!!
Сцена 1. Барак Поликарпа
Отдалённое село. Вечер. Барак.
В зале и на сцене – темно. Ничего не видно, но зато кое-что слышно.
На сцене слышны какие-то бытовые звуки. Кто-то ходит, кто-то чем-то стучит, что-то передвигает. Звук ложки о железную миску. Тяжкие недовольные мужские выдохи.
В зрительном зале несколько человек могут мешкать и ёрзать на своих креслах от нетерпения по понятным причинам волнения и ожидания неизвестности (этот вопрос можно частично решить подсадными актёрами, но и зритель до того момента, пока свет на сцене не загорается, обычно ещё шумит, шуршит и прочее, это нам и нужно).
Поликарп (неожиданно громко, строго, чтобы у зрителя мурашки по спине пробежали, и возникло двойственное чувство, к кому и от кого обращение, то ли к зрителю, то ли это уже идёт спектакль). Ну и чего? Долго вошкаться-то будете?
Даём небольшую паузу в 3-4 секунды до следующей реплики, чтобы зритель не успел ничего понять.
Вера (нервно). Да чего-чего? Сам что ли не знаешь чего? Пробки опять вышибло наверное! Майна – тащи фонарь, так ничего не видно.
Поликарп (строго). Ладно, не шуми там! Не впервой!
Майна (волнительно). Не вижу, мам! На месте нет фонаря. Петруха, поди, опять взял! Он как у бабушки ночует, постоянно с собой забирает. Нет на месте фонаря, нет – вот те крест!
Вера (нервно). Пёс с ним с фонарём, спички неси, подсвети хоть чем-нибудь уже!
Шорох, ходьба, движение звяканье ложкой об железную миску.
Майна зажигает спичку.
В свете спички едва видны лица матери и дочери, которые что-то пытаются разглядеть у электрического щитка.
Майна (нерешительно). Да нет, вроде всё на местах... Что-то я не пойму тогда...
В этот момент включается свет.
Зритель видит уютный, бедноватый дом. Обстановка сельская, скромная, обжитая. В углу дома лежит собранный большой рюкзак. В доме ужин. Стол накрыт на всех членов семьи. Отец сидит за столом, невозмутимо ест похлёбку из железной миски, собственно, он и постукивает ложкой по этой самой миске, прикусывает куском хлеба. Мать и дочь мостятся у щитка с электричеством. Майна задувает спичку.
Мать и дочь переводят недовольные взгляды на главу семейства. Тот продолжает невозмутимо есть, и звякать ложкой.
Поликарп (спокойно, не отрываясь «от дела»). А..., ну правильно. Объявление же висело на здании сельсовета. Возможны краткосрочные отключения. Забыл совсем.
Вера (нервно вскидывает руками). Нет, меня так умиляет вот это невозмутимое спокойствие! Как ел – так и ест. Хоть бы для виду, что ли место дислокации сменил. Мы тут с дочкой что-то пытаемся, стараемся, а он, видите ли - ест!
Поликарп (спокойно, не отрываясь «от дела»). Нервные переживания за для здоровья не дюже способствуют. И потом - мужик пришёл с работы! Мужика трогать не смей! Это закон испокон веков чтится в семьях нашего селенья. Таково оно и должоно быть. И нечего мне туть смуту подымливать!
Поликарп поворачивается к дамам.
Поликарп (спокойно). Ну чего стоите-то? Давайте за стол, пока опять свет не вырубили. В темноте ужинать не так удобно. Я пробовал. Так что, поспешайте, бабоньки, поспешайте... Время зря не растрачивайте.
Отец семейства протягивает свою миску дочери.
Поликарп (по-хозяйски). А ну, Майна, плесни-ка мне ещё! А то мать, чего-то сегодня не в духе.
Майна берёт отцову миску, идёт к кастрюле, наливает похлебку.
Вера недовольная идёт на своё место за стол. Но не успевает она дойти, как Поликарп её хватает игриво и притягивает к себе. Вера взвизгивает от неожиданности. Дочка оборачивается, улыбается, понимая, что к чему.
Вера (игриво, сквозь обиду). Пусти, шальной! Поликарп, пусти, чай не тот момент вырешил!
Поликарп (бодро). Да не пыхти, ты Вера. Всё ж хорошо! Вон глянь, каку дочку взрастили! Хозяюшку! Хучь похлёбку папке налить, хучь...
Вера (перебивает). Она всё умеет! Моя школа!
Вера вырывается из объятий и садится за своё место, приступает к трапезе.
Майна подносит отцу миску.
Все садятся за стол, ужин продолжается, как и, по-видимому, до этого, до отключения света.
Секунд пять - десять едят спокойно, без эксцессов. Вдруг Вера вскидывает руками, охает, срывается с места, бежит в сени.
Вера (причитая и убегая в кладовку). Тьфу ты! Чуть не забыла! Вот я тетеря...
Отец с дочерью спокойно наблюдают за Верой, переглядываются, молчат.
Вера возвращается с фляжкой в руках, несёт эту фляжку к рюкзаку, и кладёт её туда внутрь.
Вера (указывая на фляжку). Вот же! Приготовила заранее, да чуть не позабыла. Вроде всё приготовила, всё предусмотрела, а фляжку-то в сенях едва не оставила.
Вера возвращается за стол.
Поликарп (дочери). Так что, говоришь, за поход-то у тебя? Куды путь держите?
Майна (безучастно). В лес, пап!
Поликарп (дочери). Хе-х, понятное дело, что в лес. У нас тут окромя леса и нету ничего. А чего понесло-то вас вдруг с ребятами?
Вера (с пониманием, мужу). Ну что ты отец, не понимаешь что ли? Дело молодое. Походы, костры, романтика. Пока молодые – надо двигаться! Надо жить на всю катушку. А там потом некогда будет гулять. Сейчас дома просидит – потом и вспомнить нечего будет.
Поликарп (супруге). Да я ведь не запрещаю вовсе. Всё понимаю. Конечно, надо жизню проживать, а не у печи сиживать. Я только волнуюсь за то, чтобы всё по уму было. (Дочери) Кто из ребят с вами идёт?
Майна (неубедительно). Да там ребят наших не будет почти, будут из соседнего села, но мы их хорошо знаем с Каллистой. Помнишь Мирона, Вадьку с чёлкой такой... Андрей с братом, ну, и их девчонки сельские тоже там будут... Они хорошие ребята мы с ними уже несколько лет дружим..., так сказать...
Поликарп (насторожено, дочери). Это как это так, дружим? Что это значит ещё – так сказать?
Вера (с пониманием, мужу). Чего привязался к девке? Не ребёнок она, чай! Давно пора из-под подола мамкиного нос свой показать свету. Пускай идёт, разберутся, что к чему. Али мы с тобой не такие были?
Поликарп утихает, снисходительно кивает головой, утаивая некую хитринку воспоминаний.
Поликарп (дочери). Ну, добре - добре. Так что, утром в путь? На рассвете? Давай хучь что ли провожу немного...
Майна (неубедительно). Не надо, пап, спасибо. За мной утром Каллиста зайдёт, и мы вместе уже до ребят направимся. Не переживай за меня, всё хорошо будет!
Поликарп смотрит на мать, мать одобрительно кивает ему. Поликарп сдержанно одобрительно кивает дочери.
ЗТМ.
Сцена 2. Барак
Утро. Никого в доме ни видно. Раздаётся стук в дверь.
Голос Поликарпа (самого его пока не видно, только слышно). Это кто ещё там с городскими замашками? Заходь, чего стучишь? У нас заперто не бывает! Отворяй на себя смелей...
Входит Каллиста с рюкзаком на плечах, одежда на ней походная. Навстречу ей выходит Поликарп, подпоясывается.
Каллиста (бодро). Здрасть, дядя Поликарп. А Майна что же? Ещё спит?
Поликарп (по-доброму). Привет-привет. Да нет, встала уже. (Зовёт дочку, громко) Майна! Каллиста споржаловала, подь сюды!
В комнату на несколько секунд семенит заполошная Майна, она почти готова.
Майна (подруге). Привет. Я сейчас.
Майна вновь убегает. В комнату входит Вера.
Каллиста (бодро). Тёть Вер, здрасти!
Вера (по-доброму). Здравствуй, Каллиста. Ну что? Собралась?
Каллиста (довольно). Собралась.
Вера (по-доброму). Молодец. Может чайку на дорожку?
Каллиста (с теплом). Ой, нет, спасибо, я из-за стола только. Так, если воды попить дадите – не откажусь.
Поликарп в это время возится у печи, под рукой у него чайник. Он наливает себе и Каллисте. Подаёт девушке стакан с водой.
Каллиста пьёт, отдаёт стакан.
Каллиста (с теплом). Спасибо.
Выходит Майна. Она полностью готова. Подходит к подруге, встаёт лицом к родителям (обе стоят лицом к родителям), ждёт некого благословения.
Вера (по-доброму). Ну..., давайте девчонки, с Богом!
Майна обнимает на прощание отца, который проходит в этот момент мимо неё по каким-то своим делам. Он не сильно расположен к нежностям.
Майна закидывает рюкзак на плечи, девушки подходят к выходу (к двери, если она есть на сцене), ещё раз смотрят на родителей Майны.
Вера одобрительно кивает, с поддержкой.
Поликарп смотрит на девушек сдержано. Его не сильно радует эта затея.
Майна (отцу, заискивающе, немного как будто виновато). Пап?
Поликарп (по-доброму, «переступая через себя »). Да идите уже, идите...
Девушки довольные спешно уходят.
ЗТМ.
Сцена 3. Лес
Музыкальное сопровождение, желательно вкупе со звуками природы.
Густой лес, человек тут – нечастое явление.
Даём зрителю ознакомиться с декорациями, звуками, обстановкой.
Вот показываются две девушки, Майна и Каллиста. Они уже порядком подустали тащить свои рюкзаки. Но ещё пока идут, тяжело воздыхают, осматривают то место, до которого на данном этапе дошли.
Музыка стихает.
Майна (с надрывом от усталости). Каллиста, не знаю, как ты, а я нахожу уместным передохнуть. На «У» ударение, уточняю. Давай сделаем привал, а?
Каллиста (тоже порядком уставшая). Давай, сама хотела предложить. Местечко вроде ничего. Всё. Привал!
Девушки скидывают свои рюкзаки.
Майна (усталым голосом). Ты знаешь, я бы и перекусить не прочь. Ты как?
Каллиста (обрадовано). Конечно. Распаковываемся. Чего там тебе твои подсобрали?
Начинают распаковывать рюкзаки. Достают нехитрый провиант, свойственный местности (хлеб, сало, овощи...). Делятся друг с другом, кто чем горазд. Устраиваются, трапезничают.
Общаются в процессе приёма пищи.
Каллиста (с интересом). Ну как всё прошло?
Майна (почти бодро). Ты про родителей?
Каллиста (с интересом). Ага. Как они тебя отпустили? Я, честно говоря – не очень надеялась, думала, одной идти придётся.
Майна (нарочито возмущённо). Сомневалась во мне?
Каллиста, Майна (вместе, игриво, многозначительно). Ммм...
Каллиста (с интересом). В тебе не сомневалась. А вот в твоих родителях... Ну, сама посуди, кто отпустит дочь на несколько дней в глухой лес. У тебя полноценная семья, и взгляды на жизнь полноценные. По идее – не должны были тебя отпустить. Как ты их уговорила?
Майна (с интригой). Надо уметь прибегать к женской хитрости. Для того чтобы родители дали тебе на что-либо своё согласие, достаточно убедить в этом мать. А она уже в свою очередь повлияет и на отца, и на всех остальных, если остальные есть и если на них нужно оказать влияние. Ну..., Петруха маленький ещё, да и у бабушки он сейчас. На него влиять не нужно. А так вообще – мотай на ус, подруга.
Каллиста (удивлённо). Вот так вот, значит?
Майна (самодовольно). Ага... Ну, и приврала, конечно. Сказала, что с мальчишками идём в поход из соседнего села, что ты их хорошо знаешь, и я тоже. Молодёжь, движняки, туда-сюда... Всё-такое... И вот (разводит довольно руки, хлопает, и потирает ладони) – Аля результат!
Майна довольно щёлкает пальцами!
Каллиста призадумывается.
Каллиста (с интересом). А что..., правда, вот так, через маму можно легко решить все вопросы?
Майна смотрит на Каллисту несколько иронично, но потом быстро берёт себя в руки.
Майна (несколько виновато). Ах, да, извини. Я не подумала. У тебя ведь мамы нет, откуда тебе знать.
Каллиста (уходя в воспоминания). Я свою маму помню плохо. Спасает только снимок старой не цветной фотографии.
Каллиста достаёт небольшую зашарканную фотографию мамы, смотрит на неё с огромным теплом и любовью, трепетно передаёт фото подруге.
Каллиста (уходя в воспоминания). Сколько мне тогда было? Я только-только ходить научилась, как потом отец рассказывал. Мама долго со мной сидела, как и все мамы с детьми в столь раннем возрасте. А как только я на ноги встала, мама отпросилась у отца с подругами в лес ненадолго, развеяться немного... Так никто из них и не вернулся.
Майна (выдержав небольшую смысловую паузу, печально). Странно, что ты хоть и немного, но всё-таки помнишь маму. Столько лет прошло. Обычно дети ничего из своего раннего детства не помнят. Я так вообще ничего из малолетства не помню.
Каллиста (грустно, размеренно). Странно, согласна, но я немного помню. Помню её глаза, носик, щёчки... А вот очертания уже размыты. На фотографии она несколько иначе выглядит, чем в моей памяти... Это лет за десять - двенадцать ещё до того, как я родилась, её снимал её дядя. Он увлекался фотографией.
Каллиста смотрит с теплом на фото в руках подруги.
Каллиста (трепетно). Она тут ещё совсем молоденькая... Такая, как мы с тобой сейчас примерно. Я её чуть другой помню.
Майна посмотрев на фотографию, отдаёт её обратно Каллисте.
Каллиста принимает фото, смотрит внимательно.
Каллиста (грустно, размеренно). И вот... все эти годы я живу с одной не покидающей меня мыслью – найти свою мать. Спасибо тебе, Майна. Спасибо огромное, что поддержала меня в этом решении. Одной мне было бы гораздо трудней, по крайней мере - эмоционально.
Майна (выдержав небольшую смысловую паузу, печально). Подруга, я тебе честно скажу, что поддержать тебя готова во всём и всегда, как и сейчас и сегодня. Но я, прости, я не верю в то, что мы найдем твою маму. Ну, сама посуди, если бы она была жива – неужели бы она не вернулась? Ведь дома её ждёт любимы ребёнок и любимый муж. Кто бы не вернулся на её месте? Я думаю, что наш с тобой поход обречён на неудачу, и, тем не менее, я здесь, с тобой. Прости...
Каллиста тепло обнимает подругу, та отвечает взаимностью.
Каллиста (с теплом). Спасибо тебе огромное, Майна. Как я благодарна Небу за то, что в мою не слишком лёгкую жизнь Бог послал тебя. Без тебя я бы давно пропала. Спасибо тебе за поддержку, за твоё плечо и за дружбу верную...
Делает небольшую паузу, отпускает подругу, девушки вновь садятся, как сидели.
Каллиста (с теплом, тихо). А на счёт мамы... Мне сложно это объяснить, но я не то, что верю... Я чувствую её, понимаешь? Я чувствую, что она жива! Я сама не могу описать это чувство, оно очень странное, не такое, как было раньше, при маме. Что-то явно очень сильно изменилось, но она жива – я это где-то глубоко внутри знаю точно. Она жива!
Каллиста осторожно поглядывает на подругу. Майна осторожничает. Она, разумеется, не верит во всю эту чепуху, но и подругу обидеть не хочет. Неопределённо кивает головой и делится с подругой вновь появившимся на свет из рюкзака провиантом.
Майна (меняет тему, бодро и забористо). Слушай, а как ты-то у папки отпросилась? Я дядю... или деда Ермолая, как правильно, никак не определюсь. То так, то эдак его назову. Он не обижается, вроде?
Каллиста (с теплом, тихо). Да.., я у папки поздняя. Ему уж за пятьдесят перевалило, когда я родилась. А матери тогда тридцать два било. Разница в возрасте имелась, что и говорить. Называй как удобно. Папка не обижается, он всё понимает. Сейчас он уж и вправду, совсем как старик. Столько боли из-за той потери выстрадал. Меня один поднял...
Майна (с интересом). Да... об этом всё село в курсе. Ну, так я о том и говорю. Я ведь его хорошо знаю, он бы тебя ни в жизнь не отпустил. А вот (показывает на Каллисту) – ты здесь! Как так?
Каллиста (с грустью). Ты права. Он однажды уже потерял жену, и потерять дочь в придачу ни за что бы не согласился. И никакие уговоры бы не подействовали и никакой бы обман силу не возымел.
Майна (с интересом). Ну??
Каллиста (с грустью). Сбежала я.
Выдерживают небольшую паузу в диалоге.
Майна (с пониманием). По-другому бы, наверное, не получилось.
Каллиста (оживлённо). Я две недели готовилась. Сперва место в сенях присмотрела для рюкзака, потом ещё сам рюкзак чинила. Он ведь старый, ещё от деда моего остался. Вещи готовила, продукты понемногу подкладывала. И всё шито-крыто, пока папки дома нет, или спит пока. Вот и сегодня утром, выпорхнула, пока он в нужник отлучился.
Майна (с пониманием). Да... Когда поймет что к чему – ох и расстроится, дед Ермолай. Ну и нам, потом, конечно, по приходу – всяпят. Это как пить дать.
Каллиста (деловито). Поглядим.
Майна (с интересом). Думаешь, он, и правда, ничего не заприметил? Наверняка ведь догадывался. Ты врать не умеешь. Всё на лице написано.
Каллиста (печально). Спрашивал меня последние несколько дней, чего такая хмурная. Но я отнекивалась.
Выдерживают небольшую паузу в диалоге.
Каллиста (деловито). Да, я ведь записку ему оставила. Ещё вчера написала не торопясь. Как бы не нагнал нас ещё. Так! Давай закругляться с привалом, скоро стемнеет, ещё успеем до ночлега сколько-то пройти. Сворачиваемся, и ходу. Ходу-ходу-ходу-ходу!!!
Девушки начинают оперативно собираться. Всё убирают, застёгивают рюкзаки, встают, взваливают их на плечи и продолжают свой ход.
Музыка.
ЗТМ.
Сцена 4. Дом Ермолая
Скромный, но ухоженный домишко. Вечернее освещение.
Стол. На столе записка, нетронутая записка оставленная Каллистой.
В дом входит Ермолай, улыбается, несёт перед собой коробку с какой-то провизией.
Ермолай (довольным голосом). Дочка! Я дома. Потеряла, небось, старика?
Ставит коробку на пол, оглядывает избу. Улыбка его пока ещё в силе.
Ермолай (довольным голосом). Каллиста, родная! Ты дома?
Разувается, потягивает спину, довольно глядя на коробку.
Ермолай (потягиваясь, обращаясь к дочери, полагая, что она дома). Я говорю, потеряла меня, наверное, ага? Я во двор-то утром вышел, а там к Митрофану родственники в аккурат с утра приехали, слышь? Через прясло увидели друг друга, не сразу признали. У него брат из столицы пожаловал, я же его сызмальства знавал. Так и он меня не забыл. Гостинцев вот привёз, и на наш пай заготовил.
Ермолай проходит по избе, заглядывает в комнаты, ищет Каллисту.
Ермолай (медленно прохаживаясь, разминая бока). Так я у Митрофана то и задержался. Пригубили, как водится, по ентому случаю. По разу, да по второму.
Осматривается, не может найти дочь, улыбка постепенно сходит с его лица.
Ермолай (уже не так радостно). Ну, где же ты, дочка?
Взгляд его падает на стол, на котором лежит записка. Ермолай насупливает брови, подходит к столу, берёт записку, щурится, старческой прихрамывающей походкой (ибо ему что-то вступает в ногу) идёт к шкафчику, находит там очки, вновь возвращается к столу, читает внимательно текст. Читает вслух.
Ермолай (медленно читает письмо Каллисты вслух с придыханием). Дорогой папа, не теряй меня, пожалуйста, я ушла в лес на поиски мамы. Ты знаешь, сколько лет мне не даёт покоя этот вопрос. Я с тобой делилась. Помню, что и ты тоже говорил, что есть в тебе самом какая-то нелепая надежда на то, что где-то ещё всё же бьётся сердце моей родной мамочки. Я не могла тебе сказать заранее, прости, знаю, что не пустил бы.
Знаю, что искал ты её много раз..., всё знаю. А только не могу я заглушить в себе этот внутренний зов.
Ермолай второй рукой «хватается за сердце»
Ермолай (продолжает медленно читать вслух с некоторой одышкой). Что-то ведёт меня в этот проклятый лес, папка, так и тянет, так и тащит.
Ты за меня не волнуйся, я всё припасла. Всё необходимое для похода у меня имеется. Знаю, что всё равно волноваться будешь, конечно, будешь. Но я не могла поступить иначе. Надеюсь, ты меня поймёшь. Знаю, что поймёшь, пусть не сразу. И... простишь когда-то.
Твоя дочь, Каллиста.
Звучит прошибающая слезу мелодичная композиция.
Ермолай трясущейся рукой переворачивает письмо, смотрит, нет ли чего на обратной стороне. Но там ничего нет.
Он неловко нервно снимает очки, не знает, куда ступить, что сделать.
Его состояние понятно и адекватно данной ситуации. Его буквально начинает колотить от осознания того, что произошло.
Ермолай пытается держать себя в руках. Делает несколько шагов в одну сторону, потом медленно разворачивается, делает ещё несколько шагов в другую сторону. Задумывается.
Он идёт к печи с чайником, спотыкается, ноги его не слушаются, но он удерживает равновесие. Подходит к чайнику, наливает себе в стакан воды. Возвращается к столу, отпивает глоток. Вновь берёт письмо в руку, не знает, что с ним делать. Обессиленной рукой кладёт письмо обратно. Его опустошённый взгляд прокатывается по рядам зрительного зала. Этот взгляд показывает всю боль, всё страдание, всё то невыносимое, что пришлось пережить Ермолаю за все свои годы, за семейные годы в частности. Потеря любимой жены, взращивание в одиночку ребёнка. Голод, скитания... И вот эти все чувства встрепенулись с новой силой. Он стар и дряхл, но взгляд его по-прежнему силён.
Ермолай резким неожиданным движением руки, с полуоборотом тела швыряет стакан с остатками воды в стену!
Стакан разбивается на осколки, брызги воды из стакана так же пускаются в хаотичный полёт.
Ермолай оглашает зрительный зал душераздирающим ором, таким, который на все 100% показывает искренность его эмоционального положения. Чтобы по спине каждого зрителя пробежались электрические разряды, а на глазах выступили слёзы.
Ермолай подкашивается в коленях и падает, хватая себя за волосы.
ЗТМ.
Музыкальный фон усиливается, дожимает последние эмоциональные флюиды.
Музыка стихает.
Сцена 5. Лес
Звуки леса. Раннее утро. Тусклое освещение.
Прильнув друг к дружке уместившись на своих рюкзаках и накрывшись припасённым на этот случай одеялом, девушки спят, досматривают остатки своих снов.
Раздаётся громкий рокот птицы Кукабарра, от которого подруги вскакивают как ужаленные. Они испуганно переглядываются, озираются.
Ссылка на звук пения такой птички, для тех, кто не в курсе https://youtu.be/F9LHL6DbbBY
Майна (тревожно, опасливо). Мне не одной это показалось?
Каллиста отрицательно настороженно качает головой.
Каллиста (начеку). Нееет....
Майна (тревожно, опасливо). Что за чёрт? Неужели всё то, что в наших селеньях болтают про этот лес – правда?
Где-то на краю сцены под потолком садится на ветку изысканная птичка Кукабарра (чучело). Рокот пения данной расчудесной птички повторяется.
Девушки вновь пугаются, но быстро находят источник звука, и Майна метким или не очень метким попаданием какого-нибудь огрызка яблока сшибает данное творение природы с ветки. Или не сшибает (зависит от меткости актрисы), но так или иначе – птичка улетает, упрыгивает, исчезает туда же, откуда и появилась.
Майна (нервно). Вот же зарррррррррррраза!!! Такая немаленькая птичка, а уж, какая говни... говорливая. Как только природа не издевается над своими подопечными, и над моими нервами.
Каллиста (уже почти спокойно). А ты знаешь, я читала когда-то давно. Есть такая птица ночная. Куку... Кака... раба... Кукабарра, кажется. Так вот это, похоже, она. Только эта птица в Австралии вроде обитает. У нас их быть не должно, но по описанию и тем, что я сейчас слышала – очень похоже. Странно как-то всё это.
Майна (с интересом). Кстати о странностях! Что ты думаешь о том, что болтают в народе про этот наш лес?
Каллиста (спокойно). Я не верю! Давай собираться, идти пора.
Девушки начинают собираться, одеяло складывают вместе, упаковывают в рюкзак. Подвязываются, поправляются, собираются в путь, накидывают на себя рюкзаки и начинают медленно свой ход. Во время всего этого они беседуют.
Майна (настороженно, в процессе сборов). Послушай, но ведь не только твоя мама здесь потерялась тогда. Сколько народу за всё время не вернулось из этого леса?
Каллиста (спокойно, в процессе сборов). Ну и чего тут удивляться? Лес – он всегда таит в себе опасность. Вариантов не вернуться – масса. Можно попросту заблудиться, и не найти дорогу домой. Можно на зверя какого лесного нарваться, что тоже ничего хорошего не сулит. Ты, кстати, взяла с собой что-нибудь колющее - режущее на всякий раз?
Майна (с энтузиазмом). Обижаешь!
Майна достаёт из рюкзака небольшой, почти игрушечный ножичек, и гордо хвалится им.
Каллиста скептически смотрит на подругу.
Каллиста (скептически). И от какого зверя ты таким ножом сможешь защититься? От ежа?
Майна (оправдываясь). Нет, ну почему же, размер, знаешь ли, вообще никогда не имел особого значения. Самое главное – это умение орудовать инструментом!
Майна пытается показать из себя «ниндзя – чёрную звезду» и продемонстрировать изумительные навыки боя с холодным оружием, но это у неё выходит довольно коряво и смешно.
Каллиста, умилившись навыками в боевых искусствах своей подруги, достаёт тем временем из своего рюкзака конкретный тесак – мачете! И демонстрирует его подруге, возвышая данное орудие над головой (только осторожно, чтобы актриса не уронила его на себя, а то кровавые сцены начнутся раньше предусмотренного по сценарию).
У подруги отвисает челюсть, и разом теряются все навыки её эксклюзивно-увеселительного айкидо.
Майна (максимально удивлённо и эмоционально). Нихи......... ло ты, подруга вооружилась. На медведя, что ли собралась?
Каллиста (опустив мачете и осматривая его со знанием дела). Мы в лесу. Здесь всё, что угодно может с нами произойти. Безопасность – прежде всего.
Каллиста убирает мачете обратно в рюкзак.
Майна (с интересом, в процессе сборов, убирая свой карманный ножичек). Слушай, ну, правда. Вот, люди, говорят, что есть где-то в лесу потерянный замок, и всякая нечисть его охраняет, оттого и найти его почти никто не может, а найдя – вернуться из него.
Каллиста (спокойно, скептически, в процессе сборов). А откуда тогда о нём знают, если никто его не находил и никто до него не добирался, никто не возвращался? М? Не думала об этом?
Майна (с интересом, затягивая или застёгивая своё рюкзак). Не знаю. Но, молва о том замке идёт уже не первую сотню лет. Не просто так всё это..., мне кажется.
Каллиста (спокойно, заканчивая со своим рюкзаком). Когда кажется – креститься надо, говорят. Вот этим разговорам можно внять, а остальным... Ну что? Продолжаем путь, или ты вурдалаков несуществующих испугалась?
Майна (на пару секунд задумавшись). Идём!
Каллиста (спокойно). Смотри, если и вправду боишься – тогда тебе лучше вернуться. Дорога то ещё дальняя предстоит и неизвестная. И потом – это ведь мои задуры – не твои. Если я пропаду одна – это мой выбор, но если со мной пропадёшь и ты, то... это будет совсем неправильно. Ещё раз говорю, я очень благодарна тебе, за то, что ты со мной, но я вообще-то не планировала, что тебя отпустят, вообще никак этого не ожидала. Поэтому, если есть у тебя хоть малейшие внутренние сомнения – то тебе лучше вернуться.
Майна стоит в задумчивости некоторое время, поглядывает в поиске подсказки решения в зрительный зал, ищет поддержки у зрителя, опускает глаза.
Майна (не слишком уверенно). Я иду с тобой.
Каллиста (спокойно). Смотри...
Звучит музыкальное сопровождение лесного пути.
Девушки накидывают рюкзаки и продолжают свой ход.
Обыгрываем светом смену дня и ночи. Девушки идут, проходят большие расстояния, общаются между собой, но на фоне музыки их не слышно. Они и устают, и останавливаются, и бросаются шишками, дурачатся, вновь продолжают свой ход. И вот на третий или четвёртый день пути, ближе к вечеру наши путницы останавливаются на привал.
Лес. Вечер. Тусклое освещение.
Музыка стихает.
Подруги валятся с ног.
Майна (еле дыша и едва перебирая ноги от усталости). Всё, Каллиста, я уже ни петь, ни свистеть. Давай здесь заночуем.
Майна скидывает рюкзак.
Каллиста бросает свой рюкзак рядом, она тоже измучена дорогой.
Каллиста (устало соглашаясь). Да..., что-то даже нет сил, чтобы поесть. Давай здесь падаем, а на рассвете перекусим, сейчас что-то вообще не до чего.
Майна (из последних сил). Поддерживаю.
Девушки начинают пытаться как-то соорудить себе место для ночлега. Рюкзаки, складывают поудобней и поближе, одеяло из рюкзака начинают доставать, да так и падают без сил, засыпают, толком не устроившись.
Сцена 6. Та ещё ночка
Ночь. Освещение слабо – загадочное.
Девушки неподвижно спят мертвецким сном.
Раздаётся оглушительно – скрежещий звук музыкальных грохочущих роковых композиций. Начинается мерцание света вкупе с пугающими грохочущими по-максимуму перекатами бас-гитары, ударных, звуки скрипки... всё-всё-всё по-максимуму, чтобы вытрясти Душу из зрителя музыкальным и световым сопровождением.
Девушки спят. Они не слышат ничего и не видят.
Сверху на зрителей в двух местах зала внезапно (посредством тросов и вспомогательных механизмов) накидываются два уродливых вампира. Они яростно кусают двух подсадных актёров, которые, как и все нормальные зрители, пришедшие на спектакль, как будто бы никак не ожидают, что на них сверху свалится какое-то малоприятное чмо, да ещё и начнёт их при этом не по-детски кусать.
Отсюда крики, ругательства (желательно без матов, но натуральненько, естественно, правдоподобно).
Вампиры внезапно кусают в шею своих жертв, при этом терзая их, как голодные собачонки. По шеям жертв начинает активно растекаться кровь (искусственной крови достаточно, настоящую пускать ни к чему). Подсадные актёры в крови, шеи в крови, одежда в крови, руки в крови, они соскакивают со своих мест, отбившись насилу от падших в прямом и переносном смысле деятелей. Орут, ругаются, просят прощения у зрителей, просят их пропустить, чтобы выйти, умыться. Всё естественно, всё без наигранности и нарочитого внимания.
Вампиры с окровавленными ртами и подбородками поднимаются обратно к потолку (посредством тех же механизмов и вспомогательных устройств) и следуют в направлении спящих девушек.
Пока «парящие вампиры» кусают как будто бы случайных зрителей сверху, ещё пара вурдалаков агрессивно кидаются из темноты на других «случайных» зрителей по краям, и проделывают с ними те же экзекуции.
(Чтобы в темноте ненароком не прикусить рядового зрителя, а напасть на исключительно подсадных актёров, последние в нужный момент могут обозначить себя небольшими фонариками, направленными в сторону ожидаемого нападения).
Итак, наши жертвы ругаясь и отбиваясь от «зубастых» пробиваются к выходам, при этом во всей красе показав окружающим свои кровавые рубахи, пиджаки, шеи и руки, после чего подсадные актёры поступают так, как поступил бы каждый зритель – они удаляются из зала в уборную (только двери пусть салфетками открывают, чтобы не запачкать рукоятки).
А наши вурдалаки тем временем кидаются на сцену.
Два «летуна» мчатся над зрительным залом к девушкам, при этом издавая кровожадные шипящие звуки.
Два «бегуна» из зрительного зала также срываются на сцену, обратив свой взор на девушек.
Откуда-то на сцене выползают, вылезают, спускаются на тросах, спрыгивают, слетают много-много всяких разных «зубастиков», и все они кидаются к девушкам, лишь замедляя свой ход по мере приближения к их телам.
Вся эта нечисть вот-вот разорвёт и разметает бедных девушек.
Музыка грохочет, свет мерцает, и тут, в самый кульминационный акустический и сюжетный момент раздаётся раскат грома, прерывающий собой музыку, мерцание света и действия нечисти. Вспышка! Раскат грома. Музыкальные и световые мотивы прекращаются.
Все вурдалаки замирают едва-едва не дотянувшись до девчонок, действия резко останавливаются. Свет везде гаснет полностью, световик лишь акцентирует внимание прожектором появление некого персонажа в чёрном плаще с капюшоном на голове. Он стоит непонятно откуда взявшийся. Руки у него подняты вверх, но не так, как будто он сдаётся, а наоборот, подняты повеливающе вверх.
Тусклое свечение озаряет сцену. Все вурдалаки замерли в своих действиях, они внимательно смотрят на появившегося героя. Это явился Эраст. Он властен над всеми этими мерзкими существами. Жестом он даёт понять, чтобы те расступились, и вурдалаки повинуются. Они расступаются, тем самым организуя проход для своего повелителя.
Эраст медленно опускает руки и императорской поступью проходит к девушкам, которые по-прежнему спят.
Эраст медленно склоняется над девушками, осматривает их, но его внимание заостряется на Каллисте. Эраст, немного отпрянув от удивления, берёт себя в руки и вновь присматривается к этой девушке. Он несколько растерян.
Вурдалаки ждут его решения.
Эраст даёт жестом понять, чтобы все они убрались отсюда. В рядах нечисти присутствуют некоторые размолвки, но они быстро урегулируются, от одного лишь взгляда их господина. Нечисть «растекается» по сцене. Рассредоточиваются кто куда, так же, как и появились.
Эраст остаётся один с этими спящими девушками. Он убеждается, что его подопечные ретировались, скидывает свой капюшон, и вновь подходит к девицам, он склоняется над Каллистой, внимательно долго смотрит на неё, хочет потрогать рукой её лицо, но останавливает себя, не решается, и словно одёрнув себя - встаёт. Отходит немного.
Эраст (интригующе, покровительственным планирующим голосом). Интересно...
Звучит интригующая музыкальная тема, вновь начинается мерцание.
Эраст накидывает на себя свой капюшон.
Музыкальная тема усиливается, мерцание усиливается и полностью гаснет (гаснет только мерцание, исчезает свет, музыкальная тема продолжает нагнетать).
Далее идёт тема телепортации с привлечением двух двойников в чёрных плащах. Под появление и исчезновение света отдельными прожекторами светокик выделяет в разных точках сцены в нелогичном порядке несколько мест расположения Эраста, с такой частотой смены прожекторов, которая бы очевидно демонстрировала невозможность физического перемещения на такие расстоя