Земельный участок при школе вообще был местом прелюбопытным, хотя и земли‑то в нем не больше гектара. Находился он тут же рядом со школой и был обнесен оградой. Если взглянуть на участок сверху, то это целый колхоз. Правда, в миниатюре. Высевалось здесь то же самое, что и на колхозных полях. Под зерновые культуры, под бобовые, под огородные – всему отводились свои делянки.
И, словно подражая во всем колхозу, здесь среди ребят тоже были и свои лучшие, и свои худшие. Лодыри тоже были. Но речь сейчас не о них.
Вечной соперницей Ленти была Саша Сорокина. И, хотя по характеру Саша была девочкой доброй и вовсе не вздорной, Лентя сразу же ее невзлюбил. Он очень жалел, что вообще на свет появилась Саша. И уж если так суждено, то лучше бы было ей родиться не у них, а где‑нибудь подальше – через два, через три колхоза.
Возилась Саша, как и Лентя, на своем участке с утра до вечера. И хотя на патефоне она не играла, на дудках тем паче, урожаи у нее получались всегда диковинными.
Если Лентя метался из стороны в сторону: от репы к капусте, от капусты ко ржи, а затем опять к репе, то Саша из года в год занималась одним и тем же – растила горох. Разрастался он у нее на делянке, словно настоящие джунгли, и давал от года к году урожай все больше, выше всякой возможной нормы.
Лентя даже как‑то в отместку Саше решил поубавить горох на ее участке. Обобрал он его изрядно. Горох был вкусным. Мальчик лущил его, словно белка. Кончилось тем, что Лентя трое суток из‑за гороха страдал животом, а покражу даже Саша сама не заметила. Стручков на участке у Саши – тысячи.
Все сбегались смотреть на Сашин горох. Дважды приходила и Анисья Ивановна Сыроежкина.
– Ты первый кандидат в мою, огородную, – говорила она.
А ведь Саша была только в четвертом классе. Лентя и Саша, конечно, из лучших. Но и у многих других ребят участки тоже были совсем не плохие.
– Растет смена, растет, – говорил Савельев. – Вечный огонь. Не иссякает славное племя хлеборобов. Мал им участок, мал. Что им здесь – как телятам в загоне.
Забава
Ничто не вызывало столько споров, порой насмешек, но зато и похвал, сколько участок Фомки Шишкина, младшего брата ракетчика. Фомка разводил на участке цветы, хотя, казалось бы, дело это девчачье.
Вот тут и начинались насмешки.
Больше других усердствовал Лентя Опенкин. Он бросал самое едкое, самое колкое: «Фомке достались штаны по ошибке».
Споры касались того, нужны ли вообще на участке цветы. На пришкольных участках выращивались сельскохозяйственные культуры. А какая же культура – цветы? Цветы – это просто забава.
– Ты бы лучше посеял укроп.
– Ты бы, как Лентя, возился с репой.
– Ты бы, подобно Саше, растил горох.
Однако Фомке цветы по душе. Возится Фомка зимой с горшками. А с самой ранней весны и до осени словно цепью прикован к своей делянке. И о еде, и о сне забывает. И появляются на грядках у Фомки чудо‑цветы.
Вот тут‑то и начинается пора всеобщих похвал. Цветы у Фомки красивые‑красивые и такие душистые, что пчелы по всей округе от этих цветов дуреют. Да что там пчелы – дуреют люди.
И все же смотрят в Березках на эти цветы как на причуду, как на забаву.
– Зря это вы, – как‑то сказал Савельев. – Рожь рожью, лен льном. Но и цветы в нашей жизни – дело совсем не последнее. Лично я – за цветы, – подчеркнул председатель.
Фомка после этого только прибавил жару.
– Напрасно старается, напрасно, – все же по‑прежнему говорили в Березках. – Не уедет он далеко с цветами. Это тебе не рожь.
И вдруг в областном городе была устроена выставка лучших цветов.
Савельев немедленно снарядил на выставку Фомку. Вернулся мальчик назад с дипломом. Все только разинули рты. Диплом – за цветы! А помимо диплома, Фомка Шишкин привез бумагу, и в бумаге было указано, что мальчик вывел какой‑то особый сорт хризантемы. И этим хризантемам присвоено имя Фомки. «Сорт Шишкинский, первый» – так и стояло в бумаге. Первый – это означает, что за первым, видимо, будет еще и второй.
Фомка ходил именинником. Савельев был тоже очень доволен. Учитель биологии тоже доволен. Были довольны все.
Лишь Лентя один опечалился. Жалел очень Лентя: зря он тратил время на репу и сапропель. Надо было бы на хризантемы.
Кузя с Кекой
Кузя – это, конечно, Кузьма. Кекой называют в Березках Иннокентия. Кузя и Кека – родные братья. Братья они, двойняшки. Кузя старше Кеки на пять минут.
Различить близнецов почти невозможно. Ростом они одинаковы. Рубахи у них одинаковы. И глазами, и носами, и ушами ребята схожи.
Кеку с Кузей путают все в Березках. Где здесь Кузя, где здесь Кека – мать порой не разберет.
Если глянуть на Кузю с Кекой – первый вывод: в глазах двоится.
Были для ребят в этой поразительной схожести свои удобства и свои неудобства. Напроказит где‑то Кузя – бьют мальчишки, спутав, Кеку. Отличится в чем‑то Кека – слава Кузе достается.
Так запутались в Березках с этим Кузей, с этим Кекой, хоть пиши им для различий на рубахах номера. Номер первый – это Кузя. Ну, а Кека – номер два. Порешили так в колхозе: чтобы не было ошибки, чтобы не было обиды, раз хвалить – хвалить обоих, раз ругать – ругать двоих.
В общем, Кузя вместе с Кекой, хоть и два их человека, превратились в одного.
Братья‑двойняшки занимались разведением рыбы. Однако если Лентя – мальчик везучий, то Кузя с Кекой как раз наоборот. И главное, не по своей вине. Уж так складывались обстоятельства…
Разводили ребята рыбу в пруду, который находился рядом со школьным участком. Пруд был небольшим, но проточным. В ту пору Лентя еще не увлекался добычей ила. И пруд как бы стал личным владением Кузи и Кеки.
Рыбу предполагалось потом продать, а на вырученные деньги оборудовать при школе спортивную площадку: купить кольца, брусья, спортивного коня и даже, если рыбы окажется много и выручка будет приличной, оборудовать теннисный корт.
И вот, когда подросли в пруду караси и карпы и до заветной цели, казалось, уже рядом, неожиданно все рухнуло.
Было это еще задолго до приезда в колхоз Савельева. Как раз при председателе ссыльном, при Посиделкине, при том, который любил охоту и был доброты от природы редчайшей.
Узнал председатель, что в пруду развелись караси и карпы, немедля созвал гостей. Приехали машины из района, из области. Мальчишки и глазом моргнуть не успели, как спустил Посиделкин из пруда воду. Собрали гости Кузину с Кекой рыбу. И даже ребятам спасибо никто не сказал.
После этой истории появилась в Березках новая поговорка: «кузя с кекой». Употребляли ее тогда, когда во что‑нибудь слабо верили. Так и говорили: «Из этого дела получится кузя с кекой», то есть ничего не получится.
Мясо, пух, шкурки
Кузя с Кекой были упорными. Потерпев неудачу с рыбой, ребята взялись за кроликов. И опять с той же целью: кроликов продать – оборудовать спортплощадку.
Начали Кузя с Кекой почти с ничего. С обычной кроличьей пары. Однако прошел месяц‑второй – стало кроликов восемь: появился первый приплод. За первым пошел второй. Потом от приплодов пошли приплоды. За год развелось этих кроликов столько, что Кузя с Кекой и счет потеряли. Появилось у братьев с десяток помощников. Рыжий Лентя и тот старался. В спортивной площадке для школы заинтересованы были все.
Заветная цель вновь оказалась рядом. Но…
К этому времени Посиделкин из колхоза уже уехал. Появился у них Рысаков – тот, который все время соревновался с председателем соседнего колхоза «Дубки» Галоповым и бросил свой знаменитый лозунг «ноздря в ноздрю».
Увидел Рысаков Кузиных с Кекой кроликов, ударил себя рукой по лбу, воскликнул:
– Идея! Мясо, пух, шкурки!
В это время колхоз «Березки» отставал от колхоза «Дубки» как раз по сдаче государству мяса. Распорядился Рысаков изловить всех до единого Кузиных с Кекой кроликов. Эти кролики и помогли Березкам догнать Дубки.
Ребят потрясла расправа с их кроличьей фермой. А поговорка «кузя с кекой» лишь еще больше утвердилась в Березках.
Роковое невезение с братьями случилось и в третий раз. Произошло это уже при председателе Лапоногове, перед самым приездом в село Савельева.
Началось с того, что, разочаровавшись в рыбе и кроликах, Кузя и Кека попросили выделить им полоску на пришкольном участке.
Рыжий Лентя тогда восстал. Предугадал мальчишка, что появление на пришкольном участке Кузи и Кеки лишь обернется для всех бедой.
Так оно и произошло.
Став с помощью голоса деда Опенкина председателем, Лапоногов тут же решил строить в Березках дом. Облюбовал он место как раз рядом со школой. Для строительства дома и для личной усадьбы председатель и урезал от школы добрую долю участка. И именно в той его стороне, на которой Кузя с Кекой получили свою полоску.
Люди в Березках совсем не суеверные. Но это сразило всех. На Кузю с Кекой стали смотреть с опаской.
– Может, вселился в мальчишек бес?
Кузя с Кекой сами перепугались.
Хорошо, что вскоре вместо Лапоногова приехал сюда Савельев.
Савельев школе участок немедля вернул.
Яловые сапожки
При Степане Петровиче школьный участок расширился, получил два дополнительных гектара. Во владение школы перешел и пруд, в котором Кузе с Кекой так не повезло с рыбой.
Мечта оборудовать школьную спортплощадку вспыхнула у всех с новой силой. Савельев сказал – поможет. Но не деньгами. Пусть ребята своим трудом сами заработают деньги на спортплощадку. А колхоз им посодействует через районных заготовителей сбыть все то, что вырастят они у себя на участке.
Ребята все, как один, взялись за дело. Отвели два новых гектара земли под горох и капусту. В пруду вновь развели карасей и карпов. Стали выкармливать двух хряков.
Доход оказался удачным. Вырученных денег для спортплощадки вполне хватило.
Школой были куплены и «конь», и кольца, и брусья, и спортивная лестница, и турник, и даже шест для лазания.
Неделю ребята готовили площадку, ровняли землю, вкапывали столбы, устанавливали спортинвентарь. А потом состоялось торжественное ее открытие. Большая часть села собралась тогда у школы.
Спортивными снарядами увлеклись все: и дети, и взрослые.
Вася‑ракетчик блеснул на турнике. Даже крутил «солнце». Причем в обе стороны. «Солнце» – это значит на вытянутых руках обернуться вокруг перекладины. Павел Корытов первым испробовал кольца. Зоотехник и дядя Гриша прыгали через «коня». Червонцев залез на брусья и, к удивлению всех, сделал отличную стойку. Вслед за Червонцевым поднялся на брусья Савельев. И у этого стойка вышла вполне приличной.
Дед Опенкин тоже полез на брусья… Но оборвался.
Больше всего народа толпилось около спортивного шеста. На самом его верху висели яловые сапожки – награда тому, кто окажется самым ловким.
Охотников попробовать силы и испытать счастья оказалось множество. Установилась целая очередь.
Никто из ребят не смог подняться выше половины шеста. Зоотехник доверху не долез двух метров. Павел Корытов – метра. Савельев и Червонцев, словно сговорившись, застряли на одинаковом уровне – метрах в трех от заветной цели. Ракетчик почти дотянулся до сапожек рукой. Но не тут‑то было. Сил и ловкости не хватило. Под общий смех ракетчик спустился на землю с пустыми руками.
Дед Опенкин решил судьбу не испытывать – на шест не лазил, но стоял рядом, задрав голову вверх, и подбадривал каждого излюбленным криком:
– Газу, газу, больше газу!
Героем шеста оказался Лентя. Он повторил свой опыт с березой, то есть предварительно разбежался. Взмахнул на шест Лентя с быстротой изумительной. Тетке Марье даже на минуту показалось, что мальчишка лезет уже по небу.
Сапожки были на Лентю чуть велики. Но дед успокоил, сказал:
– На вырост.
Гуляние на спортивной площадке затянулось до позднего вечера. Расходились домой уже в темноте. Получилось так, что, выходя с площадки, Степан Петрович оказался рядом с Анисьей Ивановной Сыроежкиной. Дороги к домам вели в разные стороны: ему налево, а ей направо. Председатель чуть замешкался, а потом тоже свернул направо.
Рыжий Лентя хотел окликнуть. Но дед дернул его за руку.
Догнал Степан Петрович Анисью Ивановну. Прошли они вдоль улицы. Потом спустились к пруду. Долго молча сидели на его берегу. Сидели, смотрели на воду, на рыбий всплеск.
– Да, вечный огонь, – наконец почему‑то снова сказал Савельев.
