Глава 1. Гостиница «Теодорих»

Мишель жуве

Похититель снов

МОСКВа 2008

ВРЕМЯ

ББК 84.4Фр Ж83

дизайн, макет—Валерий калныньш

Жуве М.

Ж83 Похититель снов: Роман / Пер. с фр. — М.: Время, 2008. — 320 с. — (Серия «Самое время!») ISBN 978-5-9691-0337-5

Профессор Мишель Жуве — автор и герой романа «Похититель снов» — нейрофизиолог и невролог, один из трех «отцов-основателей» современ­ной сомнологии (науки о сне), член Национальной Академии наук Франции, лауреат многих научных премий. «Я хотел рассказать о том, как можно бы­ло бы (или нельзя) изменить личность человека, воздействуя с помощью препаратов на определенные механизмы сновидений», — говорит автор. За интригующим сюжетом, порой драматическим, порой комическим, скрыва­ются глубокие размышления автора о судьбах Европы, о роли науки, его тре­вога за будущее человечества... Увлекательное чтение и для специалистов, и для широкого круга читателей, не чуждых современной науки.

ББК 84.4Фр

^ф Odile Jacob (Paris, France), 1998, 2004
^ф В. М. Ковальзон, В. В. Незговорова,
перевод, 2008
ISBN 978-5-9691-0337-5 ® «Время», 2008

Предисловие переводчика

Профессор Мишель Жуве, автор и герой романа — один из крупнейших специалистов по физиологии сна, которому современная наука о сне («сомнология», «гипнология» или «онейрология») обязана большей частью своих поразитель­ных открытий. Профессор Жуве — гордость Франции, один из выдающихся ученых, член Национальной Академии наук, лауреат многих национальных и международных на­учных премий.

Жуве родился в 1925 году недалеко от Аиона. Его отец был врачом, но интеллект и уровень знаний этого человека намно­го превышал «среднемедицинский». Вся семья была на ред­кость талантлива, так, брат Жуве (к сожалению, безвременно умерший) был в свое время самым блестящим из молодых фи­зиков-теоретиков во Франции.

Во время Второй мировой войны Мишель Жуве, тогда сту­дент-медик, был призван в армию, воевал под Страсбургом. В период оккупации ушел в партизаны-маки, сражался в го­рах недалеко от Лиона. Имеет боевые награды. После войны

Жуве закончил учебу во Франции и аспирантуру в США, в лаборатории крупнейшего нейрофизиолога Гораса Мэгуна. Затем вернулся во Францию, в родной Лион, на кафедру экс­периментальной медицины Университета им. Клода Бернара, которую вскоре возглавил, и оставался на этом посту более тридцати лет, вплоть до своей отставки в 1995 году.

Жуве одним из первых в конце пятидесятых годов минув­шего века наблюдал и регистрировал электрофизиологиче­ские проявления парадоксального сна (быстрого сна, сна со сновидениями) у кошки. Справедливости ради следует отме­тить, что за несколько лет до него эти феномены у человека и кошки описали американские авторы: крупнейший специа­лист по проблеме сна первой половины XX века Натаниель Клейтман (кстати, выходец из России, родился в Кишиневе) и его аспиранты Юджин Азеринский и Билл Демент. Однако по-настоящему понял, какое открытие было сделано, и создал новую парадигму (как говорят философы) именно Жуве. Согласно Жуве, парадоксальный сон (этот термин также принадлежит ему) — не классический сон и не бодрствова­ние, а особое, третье состояние организма, характеризующе­еся парадоксальным сочетанием активности мозга и расслаб­ления мышц, как бы активное бодрствование, направленное внутрь.

В 1960-е годы Жуве внес громадный, неоценимый вклад в физиологию сна. Он превратил кафедру эксперименталь­ной медицины в самый крупный в Европе и один из крупней­ших в мире институтов по экспериментальному и клиниче­скому изучению сна. Им и его коллегами была изучена и дос-

Page б / 7

конально описана вся феноменология сна, его анатомическая основа, нейрофизиологические, биохимические, онто- и фи­логенетические аспекты и прочее. В числе эксперименталь­ных открытий Жуве были и совершенно фантастические, до­стойные Гуго Ласэва*, — например, кошка, демонстрирую­щая свои сновидения**. Нашим ученым Мишель Жуве извес­тен главным образом как автор методики «стресса по Жуве»,

Гуго Ласэв — придуманный М. Жуве гениальный француз­ский ученый XVIII века, медик по образованию, философ и нату­ралист, испытывавший особый интерес к загадке сна и сновиде­ний. Анализируя полторы тысячи своих снов, которые он записы­вал тотчас после пробуждения на протяжении шести лет, Ласэв обнаружил, что определенные картины и сюжеты время от време­ни повторяются, подчиняясь строгой математической закономер­ности. Располагая лишь примитивными механическими и оптиче­скими приборами своего времени, он сделал открытия, которые составляют гордость нейрофизиологии второй половины XX века. Он догадался о существовании в головном мозге центра сна, о на­личии в организме особых веществ, регулирующих сон, сформу­лировал гипотезу о функции сновидений и т. д.

Неутомимый путешественник, Ласэв бесследно исчез в одной из экспедиций Лаперуза к далеким островам Рюкю в западной ча­сти Тихого океана. К счастью, спустя двести лет дневники Ласэва якобы были случайно обнаружены в сундуке, купленном на рас­продаже антикварных изделий, и легли в основу романа М. Жуве «Замок снов», недавно опубликованного и в России (серия «Нау­ка для всех», пер. с фр. В. М. Ковальзона. «Век 2», Фрязино, 2006).

** В мире науки. JYL: Мир, 1983. № 6. С. 62-71.

в ходе которой подопытное животное (мышь, крысу или кош­ку) помещают на небольшой островок, окруженный водой. Во время парадоксального сна происходит полное мышечное расслабление, и животное сваливается в воду. Пребывание на островке в течение нескольких суток вызывает почти полное подавление парадоксального сна, а также значительное сни­жение медленного сна и сильный стресс у животного*.

Мишель Жуве — личность почти легендарная, и его собст­венная жизнь также достаточно интересна и насыщена собы­тиями, о чем он рассказывает в своей новой книге «Похити­тель снов». Роман вышел в Париже, в конце 2004 года, в том же издательстве Одиль Жакоб, где ранее были опубликованы его роман «Замок снов» и сборник научных эссе «Сон и сно­видение». «Похититель снов» написан в жанре детектива, действие которого происходит в наши дни, но фабула лихо за­кручена на том же сюжете — проблеме сна и сновидений, ко­торой были посвящены предыдущие книги автора. Герой ро­мана — сам Жуве, инвалид войны, получивший тяжелое ране­ние в боях с гитлеровцами, приезжает лечиться на грязевой курорт в Северной Италии, где попадает в круговорот захва­тывающих событий, становясь жертвой собственных откры­тий... Процесс «деперсонализации» героя книги описан авто­ром с необычайным мастерством. У читателя наверняка воз­никнет тревожный вопрос: насколько серьезно можно вос­принимать все то, что написано в романе? Не является ли он

* Ковалъзон В. М. Стресс, сон и нейропептиды // «Природа». 1999. № 5. С. 63.

Page 8/9

своего рода провокацией, желанием поставить под сомнение незыблемость ряда общепризнанных научных положений? Сам автор в беседах и письмах к переводчикам неоднократно предупреждал, чтобы читатель не расценивал все, что гово­рит герой книги, как отход от естественно-научной позиции самого автора. «Да, герой этой книги — я сам, но "я", находя­щийся в состоянии измененного сознания», — подчеркивает Жуве.

За интригующим сюжетом, порой драматическим, порой комическим, скрываются глубокие размышления автора о судьбах Европы, о роли науки, его тревога за будущее че­ловечества, неспособного обуздать свою собственную мощь, порожденную научно-техническим прогрессом, и напра­вить ее на благие цели... Несомненно, роман будет интересен и специалистам-сомнологам, и широкому кругу читателей, интересующихся современной наукой. Во всяком случае, во Франции книга пользуется огромным успехом и в настоя­щее время переводится на ряд иностранных языков. Наш читатель, привыкший в литературе к иронии и полутонам, надеюсь, проявит снисходительность к «джеймсбондов-ским» пассажам автора, к которым, мне кажется, он и сам относится не слишком серьезно.

Что касается существа затронутых в книге Жуве научных вопросов, то поспешим успокоить читателя: хотя изложенные в романе сведения о природе сна и сновидений, о работе моз­га действительно относятся к багажу знаний современных нейронаук, однако объединенные вместе и вплетенные в зага­дочные события, происходившие с героем повествования

в Венеции, — не более чем полет фантазии автора... В первую очередь сомнителен сам главный постулат автора — что воз­действие на механизм сновидений может изменить структуру личности. В то же время в арсенале современной психиатрии имеется немало сильнодействующих средств, способных из­менять структуру личности и, как следствие, влиять на хара­ктер сновидений. В целом, несмотря на огромный вклад Жу­ве, его коллег и других сомнологов второй половины XX века в расшифровку механизмов парадоксального сна и соответст­венно сновидений, вопросы «зачем?», «для чего?» и поныне остаются без ответа. Этот ответ, несомненно, рано или позд­но будет дан нейрофизиологами и сомнологами XXI века. Что лежит в основе романа Жуве — так это вера в безграничную мощь познающего разума, способного, в конечном счете, поз­нать и самое себя...

В. М. Ковалъзон,

доктор биологических наук,

председатель правления

Российского общества сомнологов

Предисловие автора к русскому изданию

Мне всегда нравились города, пересеченные сеткой кана­лов или расположенные в устье реки. Вот почему я люблю по­сещать Санкт-Петербург, Амстердам и особенно Венецию. В «Светлейшей республике» (так называли Венецию в XV—

page 10 / 11

XVI веках) изображения дворцов и соборов, отраженные в тихой воде каналов, искажаются легкой рябью от вапорет-то* и превращаются в онейрические** сцены. А в качестве те­атра, где они происходят, я выбрал Венецию и Санкт-Петер­бург. Я мог бы просто выдумать героя романа, но ведь исто­рия эта была продиктована моим бессознательным, то есть снами, явившимися из самых глубин моей личности. Вот по­чему я предпочел написать эту книгу от первого лица и стал мишенью для упреков и иронических замечаний ряда чита­телей. Я хотел рассказать о том, как можно было бы (или нельзя) изменить личность человека, воздействуя с помощью препаратов на определенные механизмы сновидений. Пер­вые три главы книги основаны на реальных событиях. В 1999 году я действительно в седьмой раз приехал на лече­ние термальными водами в Монтегротто (близ Венеции) и начал писать длинную научную статью на английском язы­ке с изложением гипотезы касательно функций сновидений (так называемое «последовательное генетическое програм­мирование личности»). Каждый день после полудня я плавал по Венеции на вапоретто номер 41 и на этом кораблике по­встречал при любопытных обстоятельствах, которые описа­ны в книге, одну симпатичную туристку. Постепенно я за­бросил написание статьи, и с четвертой главы события при­нимают фантастический оборот. Сон о крейсере «Аврора» в Санкт-Петербурге на самом деле заставляет вернуться

* Vaporetto — большой катер, морской трамвай (итал.). ** Сновидческие.

к воспоминанию о тех долгих дискуссиях, которые я вел с русскими исследователями во время Всемирного конгресса по физиологии в 1997 году по проблемам сновидений и их возможности влиять на личность. Мало-помалу я с тревогой обнаружил, что превратился в другого человека, не того, ка­ким был прежде. И вот об этой внутренней «мутации» в дру­гого человека я и попытался рассказать. Индивид-интроверт, материалист, каким я был, постепенно превращается в «дру­гого» — экстраверта и спиритуалиста, который верит, что ве­щие сны посылаются нам бессмертной душой. Этот «другой» показывает фокусы с голубями и организует покаянную мес­су в память о подопытных кошках, и все это заканчивается в отделении неотложной психиатрической помощи венециан­ской больницы! Могла ли такая история произойти на самом деле? Почему бы и нет? Кто знает... Но можно ли повлиять на политику целых народов, воздействуя на сны их отдельных высокопоставленных представителей? Это, конечно, менее вероятно.

Поэтому, несомненно, вся эта история есть нечто большее, чем просто научная шутка, может, это и басня, и уж, наверня­ка, фантастика из области наук о нервной системе — нейрона-ук, которая, надеюсь, развлечет и заинтересует русских чита­телей.

Я благодарю моих друзей Владимира Ковальзона и Веру Незговорову за перевод и появление этой книги в России.

Мишель жуве ПОХИТИТЕЛЬ СНОВ

page 14 / 15-----------------------------------------------------------------------------------------------------

Глава 1. Гостиница «Теодорих»

Воскресенье, 5 сентября 1 999 года

— Профессоре, у вас что, больше нет багажа?

— Нет. Остальное прибудет почтой или по факсу.
Портье взял из такси мой черный чемоданчик и сде­
лал вид, что понял.

Я приехал поездом из Лиона в Падую. В три часа по­полудни взял такси на вокзале Эвгане Терме. Здесь обычно выходят путешественники, направляющиеся на водо-грязевые термальные лечебницы Абано или Мон-тегротто к югу от Падуи.

Я мог бы пешком дойти от вокзала минут за пятна­дцать, катя свой чемодан на колесиках, но мне не хо­телось тащиться через весь парк перед гостиницей «Теодорих» на глазах у кучи немецких, австрийских или швейцарских туристов, расположившихся между магнолиями, пальмами и мраморными колоннами эпохи Нерона или Теодориха. Я рассчитывал, что, ввиду скромности моего багажа и моего одеяния, мой приезд пройдет незамеченным. К несчастью, одновре­менно появился шестисотый «мерседес», привлекший всеобщее внимание. Из лимузина вышла пара лет ше­стидесяти, сопровождаемая четырьмя громадными кожаными чемоданами. И лишь после того, как к ним набежала целая орава гостиничных носильщиков, главный портье соизволил заняться мной. Он узнал

меня и проводил до номера. Того же, что и в прошлом году, на втором этаже, с видом на парк и Эвганейские холмы.

Это мой пятый приезд в Монтегротто. Грязевые ванны на несколько месяцев снимают у меня боли в спине. Несомненно, важную роль в этом лечении иг­рает близость Венеции, всего в часе езды на поезде. Я предпочитаю приезжать в сентябре, когда, как пра­вило, стоит прекрасная погода. Окружающие холмы становятся пестрыми, причем желтый цвет преобла­дает над зеленым. В Венеции днем яркое летнее солн­це еще жарит вовсю, но ближе к закату дворцы этого северного итальянского города затягивает мгла, и гондолы безмолвно скользят, как призраки в белом тумане...

В этом году я решил тщательно записывать ход мо­его лечения. В дальнейшем это позволит изучить по­степенное включение дневных событий в сюжеты мо­их сновидений. Нужно также написать большую ста­тью, которую профессор К. заказал мне для лондон­ского журнала «Philosophical Transactions of the Royal Society».

Я прошел через знакомые гостиничные коридоры (красные ковры, бархат, старые кресла, старинные лам­пы из венецианского хрусталя и муранского стекла) и направился в окружающий гостиницу обширный те­нистый парк, где росли сосны, пальмы, юкки, магнолии и араукарии. Было уже слишком поздно для купания

page 16 / 17

в одном из двух олимпийского типа бассейнов, в кото­рых вода, стекающая с Доломитовых Альп и слегка по­догретая старыми вулканами, спящими под Эвганей-скими холмами, еще раз нагревается до 28—32 граду­сов. Эта гостиница — одна из последних, где на краю парка в бетонированных ямах, окруженных клубами пара, еще хранится собственная «радиоактивная» грязь. Она доставляется длинными вагонетками, осты­вает и под покровом ночи каким-то таинственным об­разом попадает в лечебные залы. Из-за наплыва тури­стов в это время года грязевые ванны, «фанги», работа­ют с трех часов ночи до девяти вечера.

Я выпил стакан теплой минеральной воды «Fonte della Saluta». «Nell'anno 500, Re Teodorico proclamava quest'ac-qua divino remedia»*, — прочитал я на бутылке.

Как всегда, на стоянке у гостиницы — сотни машин. В основном с немецкими, изредка — с австрийскими номерами. Лишь тройка машин швейцарских, пароч­ка — бельгийских и итальянских из Милана и Падуи. Французских машин что-то не видно. Я завершил про­гулку в безуспешных поисках гостиничной кошки, с ко­торой познакомился в прошлом году.

Прекрасный осенний венецианский вечер — теплый, туманный, красно-оранжевое закатное солнце за хол­мами... Завтра будет чудесная, теплая погода.

* В 500 году король Теодорих провозгласил, что эта вода обла­дает божественной целебной силой (итал.).

Когда я вернулся в гостиницу, консьерж меня попри­ветствовал. Он меня тоже узнал.

— Сожалею, профессоре Жуве, слишком много на­
роду, и вы нас слишком поздно предупредили о своем
приезде. Я не смог найти для вас другого сеанса фанго,
кроме трехчасового ночного. Потом вы сможете по­
спать до массажа, который будет в девять утра. Не за­
будьте зайти к доктору!

В три часа ночи! «Ну, это уж слишком», — подумал я, направляясь к доктору Перуккио. Этот мой коллега, блестящий ученый, был смещен с поста ассистента Па-дуанского университета из-за каких-то местных тем­ных политических дрязг. Вечерние консультации в больших гостиницах Монтегротто и Абано позволя­ли ему, не тратя слишком много времени, зарабатывать на жизнь и продолжать исследования механизмов дей­ствия минеральных вод и лечебных термальных гря­зей.

Это мой визит вежливости, поскольку мы уже давно знакомы.

— Ну вот, вы опять здесь, дорогой коллега! Значит,
либо прошлогоднее лечение вам здорово помогло, ли­
бо, наоборот, не возымело никакого эффекта, и вы
рассчитываете, что в этом году результаты будут полу­
чше, — сказал он мне с улыбкой. — Располагайтесь на
кушетке, я померяю ваше давление. Прего*, отлично:

* Prego — пожалуйста (итал.).

page 18 / 19 --------------------------------------------------------------------------------------------------

130 на 90, как и в прошлом году. Итак, фанги — внача­ле десять минут, затем двенадцать и в последние дни — пятнадцать. Не переутомляйтесь там в Венеции! Ар-риведерчи!

Вернувшись в номер, я занялся будущим распоряд­ком дня. Среди ночи, значит, я принимаю грязевую ванну, потом посплю, если получится, потом массаж, потом почитаю газетку «Monde» и схожу в бассейн. Между тремя и шестью часами дня буду заниматься статьей. С девяти вечера до полуночи буду читать книги и статьи, нужные мне для работы. Как всякий человек, страдающий хронической бессонницей, я не могу заснуть часов до двух ночи, и чтение толстых скучных книг является для меня наилучшим снотвор­ным.

В 7.30, спускаясь по лестнице, я увидел, что туристы уже скапливаются в холле возле столовой. Выделялись две группы. Новенькие, приехавшие в воскресенье, всё еще в костюмах с галстуками (мужчины) и в длинных платьях (женщины). Лица у них бледные, и они лихо­радочно ищут старых знакомых, с кем уже встречались во время предыдущих поездок. А те, кто приехал неде­лю-две назад, — загорелые, без галстуков. Они соби­раются либо по географическому признаку (бавар­ские немцы — отдельно от саксонских и от австрий­цев), либо по сходству заболеваний (множественный артроз, болезни позвоночника, суставов и т. д.). Стоя в сторонке, я вдруг увидел одного своего приятеля,

с которым мы встречались в прошлом году. Профессор Людвиг Манн из Вены. Мы тепло поздоровались. Вы­сокий, с элегантной лысиной, седыми усами и в очках, он был удивительно похож на Карла Густава Юнга, ученика-раскольника Зигмунда Фрейда. Как и на мне, на нем вместо пиджака с галстуком был пуловер из мягкой шерсти. Людвиг Манн — всемирно известный геронтолог. Я вспомнил его советы, как отдалить ста­рость: каждый день ходить пешком по два часа, а по воскресеньям — часов по шесть. И как можно чаще за­ниматься любовью. Однако боли в спине дают мне возможность воспользоваться только одним из двух его советов. Людвиг Манн блестяще владеет француз­ским, английским и итальянским. Он рассказывал мне, весьма остроумно, о продолжительности жизни мотыльков, черепах и попугаев, а также политиков, пап и святых. Я читал его книгу об долгожителях в Африке, где «старость протекает гораздо счастливее, чем в Европе, и тем более в Северной Америке». Мы быстро сошлись. Как и я, Людвиг Манн был в ужасе от гостиничной атмосферы, и мы с ним никогда не участ­вовали в организованных мероприятиях: танцеваль­ных вечерах с ужином при свечах, разного рода колле­ктивных играх, автобусных экскурсиях на окружаю­щие холмы с перекусами на свежем воздухе, запивае­мыми местным вином.

В прошлом году мы с ним сидели за одним столом. И на этот раз я был весьма удивлен и разочарован,

page 20 / 21

когда метрдотель указал мне на столик в отдалении от профессора Манна, так как терпеть не могу один вхо­дить в столовую или идти через весь зал, заполненный едоками,

— Это, однако, симптом социофобии! — тут же диаг­
ностировал Людвиг Манн, тонкий клиницист. — Кро­
ме того, вы наверняка боитесь телефонов и не ходите
в одиночку по магазинам!

Я парировал, что зато, к счастью, вовсе не страшусь публичных выступлений и прочитал больше пяти сотен докладов на конференциях, не считая бесчисленных лекций перед студентами.

— Вот оттого-то у вас и боли в спине, что вы посто­
янно преодолеваете этот страх!

Нет, никогда врач-психосоматик не сможет догово­риться с махровым физиологом...

Наконец я оказался в углу огромного столового зала, обрамленного роскошными муранскими люстрами и бархатными шторами.

Слева за столиком сидела та самая мюнхенская пара, прибывшая одновременно со мной. Он был в вечернем костюме с платочком, с золотыми часами, она — в вечер­нем платье, с четырьмя нитками жемчуга, огромным зо­лотым браслетом и часами «Картье». Я окрестил их «Круппами». Мы обменялись едва заметным приветст­вием.

Справа было явно больше шансов. Столик занимала приятная зеленоглазая блондинка лет сорока, немного

смахивающая на Марлен Дитрих. Белая блузка, черная юбка, скромные украшения.

—Гутен абенд! — произнес я, выдавив из себя в этой экстремальной ситуации парочку немецких слов.

—Добрый вечер, месье! — ответила с улыбкой «Мар­лен».

Я постарался украдкой рассмотреть номер ее комна­ты на кожаном брелоке от ключа: 215. Мой был 217.

— Так мы с вами соседи по комнатам! — сказал я.
Еще одна долгая молчаливая улыбка в ответ. Черт

возьми, редко удается встретить таких еще молодых женщин в этой гостинице. Может, она ждет мужа, страдающего артрозом?

— Вино бьянко, дотторе, как в прошлом году? — спро­
сил официант.

Я выбрал монтефьясконе.

— Аква минерале. Какая?

— «Кайзервассер». Прего.

Теперь предстояло выбрать закуску. Вместо италь­янских мучных блюд — спагетти, каннелоне, лазаньи и разных сортов пасты, как и моя соседка, я выбрал французское консоме — чашку крепкого бульона.

— Это ваш первый приезд сюда? — спросила она меня.

— Нет, пятый. А ваш?

— Для меня первый. Я приехала сюда неделю назад.

— Вы, наверное, часто ездите в Падую или Вене­цию, — продолжила она разговор после первого блю-

page 22 / 23---------------------------------------------------------------------------------------------------

да. — Ведь здесь по вечерам совершенно нечем за­няться.

— Обычно я езжу в Венецию. Увы, я уже не могу дол­го ходить из-за болей в спине, да и Падую я знаю доста­точно. Венеция же, несомненно, прекраснейший город в мире, единственный, по которому можно путешество­вать в лодке. Есть, правда, еще Амстердам, но я предпо­читаю Венецию.

— А завтра вы поедете в Венецию? — спросила она, когда мы принялись за вителло алла романа*.

— Конечно, если будет хорошая погода. Потом вер­нусь и поработаю. А вы?

— Нет, я поеду только в Абано и, может, в Падую. Однако, если вы поедете в Венецию, я бы вам посовето­вала сесть на вапоретто номер 41. Так вы сможете объ­ехать вокруг острова, получше рассмотреть Джудекку и доехать до Мурано. Экскурсия занимает около трех с половиной часов. Если день солнечный, то это путеше­ствие незабываемо...

А что, отличная идея! Куда же еще ехать? Уж точно не на Большой канал, вечно оккупированный тури­стами! Любимые мои пешеходные прогулки — в квар­тале Гетто, или в сторону Дзаттере, или, наконец, к Пескерии** — теперь мне противопоказаны. Дейст­вительно, почему бы не сорок первый? Кваррантуно.

* Vitello alia romana — телятина по-римски (итал.). ** Pescheria — рыбный рынок (итал.).

Кстати, Марлен произносит «р» на французский ма­нер. Интересно, откуда она? Я не решился ее спро­сить.

Я встал из-за стола, чтобы взять десерт. Здесь было принято сервировать овощи, фрукты и десерты на от­дельных длинных столах по обеим сторонам зала. По старой привычке я обошел беспорядочно образующиеся очереди и снова встретил моего друга Людвига.

— Однако, мой дорогой коллега, метрдотель хорошо вас устроил. Кто эта очаровательная блондинка за со­седним столиком?

— Ничего не могу вам сказать, кроме того, что она, в отличие от нас с вами, не представляет интереса для геронтологии.

— Кто знает? — подмигнул он. — В качестве инстру­мента для лечения — очень даже!

Раз в две недели воскресный ужин сопровождался танцевальным вечером. Людвиг и я никогда не участво­вали в подобных сборищах. Кто не танцевал, те играли в карты или кости. Танцующие пары были похожи на скользящих во тьме паралитиков...

— Это прямо как «Пляска смерти» Гольбейна, — ска­
зал мне как-то Людвиг в прошлом году.

До двух часов ночи я читал толстую книгу по созна­нию. Какая скука! И ни одного упоминания об «оней-рическом сознании», сознании в сновидениях, ни од­ной попытки сопоставить его с сознанием в бодрство­вании...

page 24 / 25------------------------------------------------------------------------------------------ —--------

Я погасил свет и вышел на терраску моего номера, чтобы подышать ночным венецианским воздухом. Од­нако ни деревья в парке, ни контуры окружающих хол­мов не были различимы при слабом свете луны в ее пос­ледней четверти.

В номере моей соседки еще горел свет, и ставни были распахнуты. При желании я мог бы запросто проник­нуть к ней на террасу и в комнату... «Нет, не запросто — из-за моей проклятой ноги», — подумал я, отправляясь спать.

Глава 2. Сорок первый

Понедельник, 6 сентября 1 999 года

«Фанго, фанго». Телефон разбудил меня в самый разгар сна без сновидений. В три часа ночи в белом ха­лате с капюшоном я спустился к извилистому коридо­ру на первом этаже, где находились грязевые ванны. Здесь из-за темно-синего освещения казалось, что на­ходишься под водой. Шум насосов и бульканье воды прерывались тяжелым грохотом вагонеток, привозя­щих горячую черную дымящуюся грязь или увозя­щих еще теплую использованную грязь, завернутую в толстые одеяла. Несколько мужчин лет шестидеся­ти, облаченные в халаты, сидели, вжавшись в свои кресла.

— Прего, — сказал мне Джулио, показывая правой
рукой на предназначенную мне кабину.

Его левая рука уже была выпачкана черной грязью. Я вошел в кабину. Джулио, высокий голубоглазый блон­дин лет тридцати, заставил меня усесться на скамейку и натер мне спину грязью. Я пытался протестовать, по­скольку грязь показалась мне слишком горячей, и спину сильно пекло.

— Троппо фреддо!* — сказал я ему.

— Но. Троппо кальдо**, — поправил он меня, ухмы­ляясь. — Прего!

Я улегся в грязь, и Джулио покрыл меня грязью с ног до головы. Сверху он положил сначала одно, потом вто­рое, потом третье толстые одеяла. Только нос остался на свободе, так что я начал потеть уже через пять ми­нут.

Долго, ох как долго... Пытаюсь чем-то заполнить время. Грязь горячая, но не обжигает. Я представляю себе, как она действует на мои нервные окончания. «Рецепторы боли еще не известны». Сколько раз по­вторял я эту фразу студентам! Сначала боль прово­дится по волокнам С. «Волокна С тонкие, с низкой скоростью проведения, немиелинизированные, слы­шите, без миелина! Болевой импульс вначале посту­пает в спинной мозг на уровне Роландова серого ве-

Troppo freddo! — Слишком холодная! (итал.)

No. Troppo caldo. — Нет. Слишком горячая (итал.).

page 26 / 27--------------------------------------------------------------------------------------------------

щества». Черная грязь и серое вещество! Madre di Dio...

— Va bene?* — спрашивал меня Джулио каждые пять
минут, вытирая мне лицо.

Небось какой-нибудь семидесятилетний гипертоник уже получил здесь сердечный инфаркт или инсульт, то-то он так внимателен ко мне. Но в таком солидном оте­ле люди не умирают! Умирающих потихоньку вывозят на скорой помощи в Падую.

Я оставался заключенным в своей грязи. Господи, как же это долго, эти десять или двенадцать минут, я даже сосчитать не могу, и на стене нет часов. Серое вещество. Теория ворот, the Gate Theory. Боль вызывает выброс «вещества П», но, к счастью, мой организм способен вырабатывать эндорфины, блокирующие эффекты «ве­щества П», пресинаптически или постсинаптически, мне все равно...

— Прего, — сказал Джулио.

Он скинул одеяло и протянул мне спасительную ру­ку, которая, однако, была скользкой от грязи. Я ухва­тился за нее, попытался сесть и поскользнулся. Майн Готт! Вот этого-то и нельзя было допускать. Бедная моя спина! Я вылез из грязи. Джулио помог мне проковы­лять на другую сторону кабины. Он направил на меня живительную струю теплой воды — на шею, спину, яго­дицы и подмышки.

* Хорошо? (шпал.).

— Прего, с другой стороны.

Новая струя воды на грудь, живот, мой сморщенный член и руки.

— Прего.

Я перебрался на другую сторону кабины, где булька­ли большие пузыри озона. Райское блаженство! Пятна­дцать минут в теплой ванне при температуре 34 граду­са по Цельсию.

—Это что, та самая «амниотическая фетальная ван­на», как называет ее мой друг Людвиг Манн?

—Это то, что нас лечит. Возвращение к стадии эмб­риона. Ведь у эмбриона не бывает болей в спине!

—Может, из-за секреции эндорфинов? Шестичасо­вая прогулка — и у вас выработается гораздо больше эн­дорфинов.

—Но эндорфины вырабатываются, и когда мы целу­емся!

—Конечно, но в нашем возрасте приходится выби­рать!

—Так и эндорфины-то бывают разные.

—Так или иначе, не знаю, может, это эффект плаце­бо, но уже больше двух тысяч лет люди сюда приезжа­ют, чтобы избавляться от всяческих болей, со времен Нерона и Теодориха!

—Облегчать, снимать на время, но не избавляться насовсем!

—Да, снимать на время, но они ведь и не жили столь­ко, сколько мы, и умирали здоровыми!

page 28 / 29

Звонок прервал ванну и мои размышления.

— А домани, а домани*, грацие, Джулио!

В половине четвертого я уже был в своем номере и по­грузился в глубокий сон, продолжая сильно потеть из-за предшествующей грязевой ванны. Почему же такой непреодолимый сон? Ведь студентов-то я учу, что по­вышенная температура окружающей среды как раз на­рушает сон. Да, но для противодействия жаре включа­ются гипоталамические системы, расположенные почти на том же уровне, что и системы, ответственные за сон. И эндорфины... хватит, баста!

В восемь часов утра я был разбужен звонком от Луид­жи, массажиста. С трудом вспомнил банальный сон: не­прерывный беспричинный ночной лай двух моих собак под луной. Луиджи — опытный массажист. Нащупав шрам, он сразу понял, где главная болевая точка в моей спине. Междисковая грыжа, уже? Рецидив? А это мож­но вылечить? Да, со временем. Браво, Луиджи!

Затем я спустился окунуться в бассейне с водой 26 градусов пока немецкие туристы стояли возле бассейна с водой 32 градуса, ритмично поднимая руки по коман­де итальянского Тарзана: айн, цвай, драй, айн, цвай, драй.

Солнце уже вышло из тумана, наступившая жара раз­морила меня, и я снова заснул в кресле у бортика бас­сейна.

* A domani... grazie — до завтра... спасибо (итал.).

Только в два часа дня я сел на поезд до Венеции. Он пересекает зеленое венецианское плато и приходит на отвратительный вокзал Местре, одно из тех чистилищ, которые обязательно нужно пройти, чтобы оценить все великолепие Венеции (наряду со стоянкой Пьяццале Рома для тех, кто приезжает на машине, и претенциоз­ным аэропортом Марко Поло для тех, кто прилетает са­молетом).

Я сел в купе слева, против движения, чтобы не видеть шлюх, туман и этот жуткий вид промышленного пред­местья, которое тянется от Местре до Венеции. Над се­ро-синим морем протянулась сине-розовая линия ост­рова Мурано, его маяк и белый силуэт кладбищенской стены.

Большинство пассажиров сорок первого вапоретто выходили как раз у вокзала. Я прошел вперед по солнеч­ному пляжу. Посадка на борт и высадка каждого пасса­жира сочетались с ритмическим диким взревыванием двигателя. Справа от канала Санта-Кьяра пришварто­вался «Legend of the Seas», один из самых больших кру-изных кораблей в мире. Из его высоченной главной тру­бы забавной формы вырывались жидкие хлопья дыма и смешивались с дымом из малых труб. Это семи-вось-мипалубное чудовище, похожее на американский небо­скреб, одно занимало всю водную поверхность вплоть до Стационе Мариттима. Из его утробы вылезли тыся­чи американских туристов и тут лее заполонили весь центр Венеции.

page зо /31---------------------------------------------------------------------- —

Сорок первый маршрут вел налево по каналу Джу-декка, блестевшему под солнцем, как осколки зерка­ла. Со стороны кормы на огромный паром «Федрос» въезжали греческие трейлеры, идущие морем в Пи-рей. Прямо по носу — Джудекка, центр Венеции, здания складов, платиновый силуэт Реденторе под бледным, с редкими золотистыми облачками небом Адриатики. Дальше слева под солнцем был виден квартал Дзаттере, где прежде я так любил подолгу бродить, заглядывая в антикварные лавки, на рынки, где торгуют масками, и общаясь с местными кошка­ми.

Наш сорок первый заполнился туристами у Дворца дожей и возле базилики Сан-Дзаккария, затем обогнул остров Венеции* и направился к Мурано с остановкой у собора Сан-Микеле.

Я вышел на остановке у кладбища, чтобы поки­нуть, наконец, эту толпу туристов. В прошлом году вода доходила до второй ступени собора Сан-Ми­келе, и невозможно было посетить кладбище, не за­мочив ног. Но в этом году, к счастью, море отсту­пило.

Дул легкий ветерок, здесь, в тени кипарисов, было прохладно, и, чтобы согреться, я вышел на освещенные солнцем пролеты собора. Альбатросы восседали на де-

Так у автора. В действительности это два острова — Рива и Альто, которые принято считать единой территорией Риальто.

ревянных шестах, одним глазом следя за рыбацкими лодками с римскими парусами, раскрашенными, как анемоны или крылья бабочек.

Появился сорок первый, вернувшийся из Мурано полным пассажиров. Я уселся посередке. Справа три хорошенькие венецианки что-то обсуждали, смеясь. Передо мной стоял высокий парнишка, загораживая других пассажиров. Его светлые пряди спускались до плеч, он был в серых брюках и голубой майке на­выпуск. В ухе блестела сережка. Он повернулся на­право. И тут-то под майкой проступили очертания двух прелестных грудей. Девушка лет восемнадцати-девятнадцати обернулась. Она была очаровательна, с серыми глазами и овальным, чуть скуластым ли­цом. Наши взгляды встретились, и я улыбнулся ей. Она отвернулась, как будто не заметив меня. Вапо-ретто прибыл на остров Венеции и причалил у набе­режной Фондаменте Нуове. Три хорошенькие вене­цианки, которых я окрестил «стеклодувщицами», поскольку они приехали из Мурано, высадились. Я пересел на их место, чтобы получше рассмотреть молодую женщину, которая меня чем-то заинтересо­вала. Туристка она или местная? Скорее всего, тури­стка, художница, решил я, и назвал ее про себя Му-ранеллой.

Сорок первый пристал к церкви Мадонна дель'Орто, одной из самых красивых, но и наименее известных ве­нецианских базилик. Муранелла высадилась, и я увидел

page 32 / 33 ----------------------------------------------------------------------------------------------

ее, быстрыми шагами идущую по рио* в сторону напра­во от церкви.

Вапоретто продолжал свой маршрут вдоль острова и остановился у причала «Тре Арки». Мое внимание привлек баркас, который мы медленно обгоняли. Он был загружен раскрашенными деревянными статуями, вероятно, XVII—XVIII веков, уложенными друг на друга. По размеру они были немного больше человече­ского роста. Все были с закрытыми глазами, некото­рые с улыбкой на деревянном лице. Казалось, они ле­жат бок о бок, спят и видят сны, но их руки не были сомкнуты, как это положено у мо