Потом вынул самодельный револьвер, проверил боек, достал несколько пустых пластмассовых бутылок разного размера и попробовал приладить их на ствол. Выбрав подходящий, Данила проделал в нем несколько отверстий раскаленным шилом, надел самодельный глушитель на ствол и закрепил.
Данила брел по рынку, на этот раз больше прицениваясь, чем покупая. Одет он был, как в предыдущий раз, и ничем не выделялся из толпы: сумка через плечо, большой непрозрачный пакет в руке.
– Ээ… купи арбуз, а? – крикнул кавказец.
Данилу что‑то насторожило, и он подошел.
– Вкусный? – спросил он, посматривая в сторону.
– Слушай, какой вкусный! – оживился кавказец. – Сам ем. Шестой арбуз сегодня съел. Не могу остановиться. Что хозяин скажу, не знаю. Такой вкусный. Не пожалеешь…
– Ну, давай, – улыбнулся Данила.
Он шел за Чеченом, прижимая к себе арбуз той же рукой, в которой нес пистолет. В другой держал вырезанный на пробу кусок, который ел на ходу. Доев, он бросил его под ноги, сунул руку в карман сумки, достал сигарету и коробок. Зажег спичку, попытался прикурить, но неудачно. Коробок упал. Он прошел несколько метров и повторил процедуру. Затем подошел почти вплотную к Чечену. Когда раздался первый взрыв и все оглянулись, он сунул руку в пакет и два раза выстрелил в упор. Чечен упал. Когда раздался второй взрыв и истеричный женский крик, он уже быстро шел к выходу. Бестолково метались боевики с пистолетами, усиливая панику.
– Этот, с арбузом! Точно, – сказал один шишкоголовый, и оба метнулись к выходу.
На улице Данила бросил арбуз и вбежал под арку во двор. Здесь он сбросил пиджак и переложил пистолет в сумку. И тут он увидел бегущих к нему шишкоголовых. Он рванулся в проходной двор. Он не успел проскочить под следующей аркой, когда они начали стрелять. Пуля обожгла бок, и он упал. Поднялся и выбежал на улицу. Прямо перед ним проезжал желтый грузовой трамвай. Он догнал его, вскочил на подножку и перевалился через край платформы как раз в тот момент, когда шишкоголовые с пистолетами выскочили из‑под арки. Они бросились было за трамваем, но Данила уже достал свой самодельный револьвер и несколько раз прицельно выстрелил через борт. Один упал. Данила отнял от раны руку, липкую от крови, и посмотрел. Водитель – женщина лет тридцати в оранжевой жилетке – наблюдала сцену через зеркало заднего обзора.
Трамвай остановился возле немецкого кладбища. Женщина выскочила из кабины и помогла Даниле спуститься.
– Я сам, не надо, – сказал он с трудом и, когда она прыгнула в кабину, добавил: – Спасибо, – и махнул рукой.
Трамвай развернулся и пошел назад.
Круглый, завернутый в простыню, пил пиво с рыбой, когда в баню ворвался шишкоголовый.
– Это был не татарин, – не успев отдышаться, выпалил он. – Молодой. Все классно сделал. Профессионал. Чечен кони бросил, а этот ушел. На трамвай сел желтый… Я его подстрелил, гада, а он, сука, Шишу замочил…
– Шишу? Наглухо?
– Не знаю. В больницу повезли.
– А зачем ты стрелял, если это не татарин?
– Так ведь… – растерялся шишкоголовый.
– Деньги‑то все равно татарину! А что новый Шишу завалил – хорошо. На нас не подумают. Ну, татарин…
Зазвонил телефон.
Виктор сидел в офисе Круглого и улыбался. Круглый достал из стола две пачки по пять тысяч и положил перед собой.
– Как прошло? Без проблем?
– Как договорились.
Круглый внимательно посмотрел на Виктора.
– Говорят, подстрелили тебя?
Виктор пожал плечами и развел руками, предлагая удостовериться, что все в порядке.
Круглый улыбнулся, выдержал паузу и пододвинул деньги Виктору:
– Как договорились.
Виктор взял деньги и встал.
– В больницу бы тебе надо, – сказал Гофман, рассматривая рану. Данила лежал на кровати в своей комнате.
– Нельзя мне в больницу, Немец, – с трудом улыбнулся он потрескавшимися губами. На лбу выступили бусинки пота. – Ничего, Немец, прорвемся.
Гофман постучал в дверь напротив:
– Зинка!
Дверь открыл пьяный старикан:
– Эх, встретились бы мы в 43‑м под Курском…
– Уйди, придурок, – отодвинула его раскрасневшаяся Зинка.
– Зин, возьми водки покрепче, а в аптеке бинтов и стрептоцид. Антибиотиков еще сильных попроси. Я названия все забыл… Да и деду что‑нибудь, чтоб не нудел.
– Вот ты умный. Скажи мне, зачем мы живем?.. – спросил Данила.
– Есть такая поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу смерть». Вот я, например, живу, чтобы ее опровергнуть.
Данила улыбнулся. Хлопнула дверь: пришла Зинка.
Вагоновожатая остановила трамвай. На путях стоял шишкоголовый и на звонки ее не реагировал. Она уже поняла, в чем дело, и внутренне сжалась.
В будку заскочил Круглый.
– Чего стоишь? Поехали, – сказал он.
Шишкоголовый сел в джип, который все время теперь ехал рядом.
– Что с лицом‑то? – спросил Круглый. У нее была заживающая короста на губе и подбитый глаз.
– Муж, – лаконично отрезала она.
– Может, помочь? – поинтересовался Круглый.
– Справлюсь.
Круглый кивнул.
– А попутчик‑то твой давешний где? – как бы невзначай спросил он.
– Спрыгнул на углу Среднего и 18‑й.
– Долго ехал.
– Долго, – согласилась она.
– Чего милицию не позвала?
– Стреляет он метко.
– Да, что есть, то есть, – согласился Круглый. – Но если обманула, смотри… Я тебя накажу.
Она кивнула и притормозила.
– А мужа не обманывай, – напоследок бросил он ей и спрыгнул.
Джип притормозил.
Она вздохнула и прибавила скорость.
Похолодало. Когда Данила вышел из дома, шел дождь. За время болезни он похудел и зарос. Данила достал из сумки диск, вложил его в плеер, нажал кнопку и шагнул под дождь.
В музыкальном магазине девушка узнала его:
– Где же вы были? Опять «Крылья» разобрали. – Она улыбнулась. – Но зато вот еще появилось. – Она вывалила перед Данилой кучу пластинок.
– Давайте, – махнул он, широко улыбаясь.
Данила зашел в парикмахерскую и чем‑то развеселил мастера.
Круглый позвонил Виктору:
– Татарин, это я. Надо встретиться. Дело есть.
Виктор нажал отбой и задумался.
Данила сидел с бутылкой пива и смотрел на проходящие грузовые трамваи.
Он нашел вагоновожатую в трамвайном парке и какое‑то время издалека смотрел, как она препирается с мужиками.
Увидев его, она обрадовалась.
– Кто это тебя? – заметив свежую ссадину, спросил Данила.
– Да… – Она махнула рукой. – Муж у меня… Как выпьет… А они искали тебя. Я сказала, на Среднем соскочил, – оживилась она.
– Ммм… – Он расстроился.
Она заметила это и чуть улыбнулась смущенно:
– Рана‑то зажила?
– А? Да, нормально.
– Есть очень хочется. – Она лукаво взглянула на него. – Хочешь, пойдем ко мне?
– А муж? – Он посмотрел на нее.
– Объелся груш. – Она улыбнулась. – Тебя как звать‑то?
– Данила. – Он тоже улыбнулся.
– Света, – сказала она шутливо‑официально и протянула руку.
Он, глупо улыбаясь, пожал.
Они ели макароны, лежа в постели. На ней были надеты его наушники. Данила одной рукой захватывал макароны, а другой переключал песни на плеере, кратко комментируя. Ему было приятно, что ей они тоже нравятся, и вкусно есть макароны вот так, лежа в постели с улыбающейся девушкой. И неважно, что она не слышит его.
– Телефон дай! – громко попросил он. – Телефон, – показал он жестом, и она поняла. Когда она потянулась за трубкой, простыня откинулась, и Данила заметил два свежих кровоподтека на ее спине.
Он расстроился и выключил плеер. Протягивая ему телефон и продолжая улыбаться, она спросила:
– Ты чего?
– Муж? – спросил он.
Она поняла, и улыбка сбежала с ее лица. Она отвернулась.
– Расскажи, – попросил он.
– Не хочу.
Данила набрал номер:
– Здравствуй, брат. Деньги отдай мне, ладно?
– Даня! Я тебя обыскался. Дело есть. Ты где?
– Да тут, в городе.
Витя быстро записал высвеченный на экране номер:
– Пропал, смотри‑ка! У тебя все хорошо?
– Нормально.
– Давай ко мне быстро! Тачку бери и бегом…
– Щас приеду.
– Давай.
Данила положил трубку и посмотрел на Свету.
– А ты бы смог ударить женщину?
– Не знаю. Не пробовал, – пробубнил он и стал одеваться.
Виктор ходил по комнате. Даня сидел за столом, изредка поглядывая на брата.
– Ты пойми, брат. Это гад. Беспредельщик. Можешь заплатить, и будешь в его программе. Нет – пошел на хер. Почему, думаешь, там одна попса? Продюсеры их бобов нарубили и башляют этому козлу. А настоящие музыканты не могут. А реклама всем нужна. Ты часто видел там Гребенщикова, Кинчева или Бутусова? Может, Шевчука видел, а?
Данила внимательно посмотрел на Виктора.
– Пидор он, – продолжал тот. – Наши лучшие питерские парни ему заплатили за программу, а он деньги взял, сука, а потом говорит: «Мало». Давай еще. Ему сказали, что он неправ. И так предупредили, и этак… В общем, решили валить. Он знает. Охраной обложился. На улице не появляется. Только на машине. Парадка охраняется. В общем, в Москве никак… Музыканты сказали, что в субботу он на два дня в Питер приезжает на концерты. Остановится у своего друга‑режиссера на Васильевском. – Виктор выдержал паузу и заговорил тихо: – Короче, с тобой будут двое на случай, если войдет охрана. Впустите его в квартиру, а там валите. Уйдете через чердак. Я проверил. Вот план. – Он стал рисовать.
Данила смотрел на бумажку, на Виктора.
– Десятка твоя, брат. Это очень большие деньги. Года на два хватит, – сказал Виктор со значением, отложив карандаш, и посмотрел брату в глаза.
Данила выдержал взгляд и улыбнулся. Виктор сразу расслабился, и стало ясно, что он волновался.
– Вот кассета с программами. Видик надо тебе надыбать только… – Виктор задумался.
– Есть, – сказал Данила, по‑прежнему глядя на брата.
– Где? – Виктор быстро посмотрел на него.
– Купил двойку. – Данила улыбнулся.
Виктор не поверил и настороженно проводил брата взглядом.
Данила вставил карточку и набрал номер:
– Ты дома?
Улыбнулся.
– А видик есть у тебя?.. Не… Ну… Так я приеду? Ага.
Данила испугался, когда из видеомагнитофона вылез кассетный блок. «Электронику» он видел впервые и растерялся. Света присела на корточки и помогла ему вставить кассету.
Изображение было плохое. Они сели на диван.
– Это же каждую пятницу показывают.
– Ага… Говорят, он пидор. Я пидоров не люблю.
– Да он мне никогда не нравился. Одни понты.
Запищал телефон.
– Да, – резко сказала Света. – Нет. Сегодня нет. Выходные у меня. Нет, я сказала. Нельзя, не хочу, нет… Да вот так. Все. Не хочу я с тобой дискуссии разводить. И не звони мне. Пока.
Сжав губы, Данила смотрел на экран, но не видел. Он весь сосредоточился на разговоре.
– Муж? – спросил он тихо.
– А? Нет, это напарница просила подменить…
Она ответила неуверенно, еще не придя в себя от разговора, и Данила понял, что она соврала.
На экране пошел клип то ли Сташевского, то ли Осина. Света снова села рядом. Возникла неловкая напряженная пауза.
– Не нравится он мне, – вдруг сказал Данила.
– И мне не нравится. – Она улыбнулась и прижалась к нему. – А ты где служил? – почему‑то спросила она.
– В стройбате. Дороги чинил, – сказал он и неловко поцеловал ее.
Темнело рано. В теплом свете вечернего солнца ее грузовой трамвай проехал по мосту через Малую Неву. Она тихо улыбалась, задумчиво глядя вперед. Громыхал трамвай.
Данила сидел перед телевизором, плотно сжав зубы. Громко играла музыка. На экране мужчина в одежде палача хлестал пристегнутую цепями к кровати обнаженную женщину.
Данила достал с полки альбом, открыл его. Там тоже оказались только фотографии истязаний. Следующий содержал живописные разных времен иллюстрации к произведениям де Сада.
Он посмотрел на большую собачью будку в углу комнаты, потом на фото женщины в будке.
В шкафу он нашел кожаный ошейник с цепью и многохвостную плетку.
Света шла из парка по вечерним почти пустым улицам Петербурга.
Щелкнул замок, и она вошла. Данила сидел на полу, окруженный альбомами и всевозможными странными предметами туалета из черной кожи.
– У тебя нет мужа, – тихо сказал он и посмотрел ей в глаза.
Она растерялась:
– Понимаешь, Данила. Это игра. Это как игра. Мы все играем во что‑нибудь. Придумываем. Вот так и здесь, – говоря, она присела к нему. – Вот ты во что любил играть в детстве?
– В хоккей. – Он смотрел ей прямо в глаза.
Она совсем растерялась:
– Я не это имела в виду совсем… Я…
– Ты обманула меня.
– Я не обманывала тебя, Данила… Муж у меня и правда есть. Могу паспорт показать.
– Ты сказала, что у тебя собака погибла.
Света опустила глаза и заплакала:
– Прости меня, Даня. Прости.
Он не ожидал этого и в свою очередь растерялся.
– Обещай мне, что этого не будет.
Она кивнула и прильнула к нему.
– Я скоро денег получу. Уедем.
К служебному входу в БКЗ «Октябрьский», где уже толкалась обычная питерская околомузыкальная тусовка, подкатила средней крутости иномарка. Из задней двери бодро выпрыгнул тележурналист и в сопровождении двоих крепких парней быстро взбежал на крыльцо, приветливо кивнув узнавшим его фанам.
Данила сидел на корточках и курил. Когда тележурналист вошел внутрь, он зашел в кассу и купил билет.
На концерте он стоял внизу, но не у самой сцены, где толпа. Он не танцевал, как большинство других, но тянул шею и чуть улыбался, не зная об этом. Ему очень нравилось и уходить не хотелось. Он посмотрел на часы и стал пробираться к выходу.
Шишкоголовый урод открыл первую дверь отмычкой. Вторая была металлической.
– Звони, – тихо сказал Данила второму, маленькому.
Тот нажал на звонок. Первый достал пистолет. Зазвенел ключ в металлической двери.
– Кто там? – крикнул хозяин, распахивая дверь, и уперся лбом в ствол.
– Тихо, гад, – сказал первый. – На пол.
Не успевший закрыть рот хозяин сел на пол, с ужасом глядя на пистолет. Все трое вошли.
В задней комнате его привязали к стулу.
– Тебя как звать? – спокойно спросил Данила.
– Степа, – с надеждой глядя на него, сказал хозяин.
Первый бандит нервно ходил по комнате. Второй тихо сидел в углу.
– Ты, Степа, не бойся. Мы тебя не тронем. Ведь ты поможешь нам?
Степа с готовностью кивнул.
– Ты сам‑то кто?
– Режиссер.
– Я вообще‑то режиссеров не люблю.
– Да пидоры они все, – зло сказал первый.
– Но я тебе обещаю, что тебя здесь пальцем никто не тронет. Ты успокойся. Хорошо? Ты ведь гостей ждешь? Правда? Какой у него номер трубки?
– 920–16–40,– с готовностью ответил Степа.
– Вот я сейчас наберу его, а ты скажешь, что тебе на два часа надо срочно уехать. Куда ты можешь уехать?
– На съемки.
– Вот, на съемки. А здесь будет Данила. Данила – это я. Он встретит, и все такое. А я через два часа приеду. Понял? Все хорошо сделаешь? Ведь правда?
– Если что не так, сука, я тебе в глаз выстрелю, – сказал первый бандит. Он по‑прежнему нервно ходил взад‑вперед, как тигр в клетке.
– Заткнись, урод! – тихо сказал Данила. – Ну, давай? – снова обратился он к Степе и набрал номер. – Только не волнуйся!
– Аллё, Ваня! Это Степа! Слушай, мне надо на два часа отъехать на досъемки! Тут будет Данила, он тебя встретит… Что? Слышно плохо… Стажер мой. Да, классный… Что? А, ладно… Ну, до встречи!
– Вот и хорошо. А я слово держу.
– Он сказал, что будет не один, – сказал Степа, доверчиво глядя на Данилу.
– Блядь! Говорил я, гнилое дело, – воскликнул первый бандит.
– Заткнись, я сказал, – и после паузы: – Значит, так. Слушай мою команду. Я встречаю. Что бы ни случилось, не выходить. За него, – Данила кивнул на Степу, – головой ответишь, – сказал он, обращаясь к маленькому, который по‑прежнему спокойно сидел в углу.
– Кто там? – спросил Данила.
– Свои, – крикнули из‑за двери.
Данила щелкнул замком.
– Иван, – сказал телерепортер, бесцеремонно входя в прихожую. – Степа вернулся?
– Не… звонил только, – пробубнил Данила, ошалело глядя на шумную толпу музыкантов, ввалившихся вслед за Иваном.
– Борис, – сказал Гребенщиков.
– Данила.
– Привет, – сказал Бутусов.
Остальные что‑то говорили, но он не слышал. Многих он узнал по фотографиям, многих не узнал. Кто‑то сунул ему пакет с бутылками.
– Поставь в холодильник.
– Ботинки снимайте! – крикнул Иван. – А то Степа повесится.
– Сюда проходите! – позвал Данила и открыл дверь в гостиную.
Бутусов по‑хозяйски присел к музыкальному центру, выбрал СО и поставил.
– Тащи стаканы, чего стоишь? – крикнул Иван.
Настя уже доставала что‑то из холодильника. Данила принялся суетливо рыться по ящикам.
Когда грохнула музыка, шишкоголовый бандит вздрогнул и прошел к двери, держа наготове пистолет:
– Вот, блядь, попали, – сказал он и истерично заходил по комнате.
Степа с заклеенным ртом испуганно смотрел на него.
– А правда говорят, что Иван с вас деньги берет? – робко спросил Данила Настю Полеву.
– Да нет, ты чё… Он товарищ наш еще по Свердловску, – сказала она и потащила какую‑то закуску в комнату.
Данила понес стаканы.
В комнате дело шло полным ходом. Открывали пиво, бутылки. Многие расселись на полу. Орала музыка. На Данилу уже никто не обращал внимания. Он присел к столу и, глупо улыбаясь, смотрел. Потом встал и вышел.
– Сколько их там? – спросил нервный.
– Человек десять. – Данила что‑то соображал.
– Надо валить всех пидоров и сваливать. Три ствола у нас. Отход есть.
– Да. – Даня выдержал паузу. – Сидите тихо, – и вышел. В коридорчике достал свой самодельный, проверил барабан и встал на пороге гостиной.
– Данила, давай к нам, – позвал уже пьяный Иван.
– Сейчас я, – сказал он и снова вышел.
– Ну что? – спросил нервный.
– Идем! Пушку дай, проверю.
Нервный протянул пистолет.
– В патроннике? – спросил Данила и, не дождавшись ответа, выстрелил в маленького. Тот сразу упал.
– Аа… – только и успел сказать нервный и тоже упал как подкошенный.
Степа дернулся, безумно выпучив глаза.
– Тихо, тихо, тихо, – сказал Данила, присев к нему. – Мы же договорились.
Он достал у нервного телефон.
– Позвони себе домой, спроси Ваню и скажи, что задержишься. Хорошо? – Данила освободил рот и развязал Степе руки. – Все, все кончилось. Проблемы будут теперь только у меня. Если мне поможешь, никто и не узнает. Ведь это ты должен был так лежать. Спросят, скажешь: все как обычно. Пришли, погудели и ушли. Никого не видел. Хорошо? – Степа обалдело кивнул. – Ну вот. Я вообще‑то режиссеров не люблю. Но ты ничего, хороший парень. И друзья у тебя… Слушай, а у тебя «Крылья» «Наутилусов» есть?
– Есть.
– Будь другом, подари, а?
– Конечно. – Степа с готовностью кивнул.
– Ладно, ты звони, а я пойду с ребятами еще немного посижу.
Данила со Степой выгрузили в один из заброшенных склепов трупы бандитов.
– Пойдем выпьем.
– Ну, я поеду? – робко спросил Степа.
– Спасибо. – Данила крепко пожал ему руку. – Ты извини, что так вышло. Даст Бог, встретимся.
Степа кивнул и быстро пошел к воротам кладбища.
Они сидели у костра, вокруг которого привычная гофмановская компания не торопясь пила водку.
– Это мой друг Степа, – представил Данила.
Гофман налил полстакана и молча передал Степе. Тот выпил половину и передал Даниле. Данила выпил и вернул Гофману стакан. Помолчали.
Степа ушел.
Данила выпил еще.
– Ну, чего ты смотришь? Я людей хороших спас. Вот и этого дохляка спас.
Немец опустил глаза и поковырял палкой в углях.
– Бог тебе судья.
– Немец! Ты похорони их по‑человечески… Ладно?
Света открыла дверь. На пороге стоял Круглый. За ним топтались двое бандитов.
– Здравствуй. – Он улыбнулся.
– Привет. – Она все поняла сразу.
– Муж дома?
– В командировке.
– Мы зайдем ненадолго. А то как‑то не по‑русски, – сказал он, входя.
Она отступила.
Бандиты вошли следом. Один остался у двери, а Круглый прошел в комнату.
На полу по‑прежнему лежали вещи, разбросанные Данилой.
– О! – Он оглянулся и внимательно посмотрел на нее, потом поднял многохвостную плетку. – Я говорил: не обманывай мужа. – Он улыбнулся.
Здоровый бандит двинулся к ней.
– Ну, хорошо. – Она отступила к кровати. – Я правда не знаю, где он живет и что делает.
Круглый внимательно смотрел на нее, похлопывая плеткой по ладони.
– Да, он провел у меня два дня. Но он сам меня нашел. Я правду говорю…
– Хайль Гитлер. – Круглый улыбнулся.
Диск лег в гнездо плеера и мягко вошел внутрь. Ударила музыка.
Данила прошел по набережной и свернул во двор своего дома. Краем глаза он заметил человека в плаще, неестественно быстро идущего прямо на него сбоку. Одновременно с тем, как человек поднял руку с пистолетом, Данила рванулся в сторону. Пуля ударила в плеер. Музыка оборвалась. Данила закатился за крыльцо, быстро достал свой самодельный и несколько раз выстрелил. Человек упал. Данила посмотрел на разбитый плеер и выругался. Человек кряхтел и корчился в грязи. Данила быстро прошел мимо и вышел в переулок через проходной двор.
Света сидела на кухне и проникновенно пела русскую народную песню. У нее был сильный чистый голос. Пела она очень хорошо. Перед ней стояли располовиненная бутылка водки и стакан. Лицо было сильно разбито. На открытых руках алели кровоподтеки.
Он встал на пороге, она увидела его, но не обратила внимания.
– Ты сука! – Он шагнул вперед, наотмашь выбил стакан, который со звонким хлопком разбился о стену.
– Ну, ударь меня! Ударь! – крикнула она, подставляя лицо. – Давай! Крутой… Ты же не пробовал? А вдруг понравится!
Он тяжело опустился рядом.
– Твои приходили, – устало и просто сказала она. – На этот раз все было по‑настоящему. Без игры. Все по очереди прошлись. Во все дырки. – Она отпила из бутылки. – А главный, с круглой мордой, плеткой постукивал. Шутил. И разговаривал со мной все время. По‑доброму так… – Она улыбнулась опухшими губами. – Споем?
– У меня слуха нет… – тихо сказал Данила.
Света снова запела. Сильно и красиво, только слова произносила неразборчиво.
Круглый дал отбой на телефоне.
– В штабе, говоришь, служил? Писарем? – сказал он, обращаясь к Виктору. – Сначала Шишу, потом двое пропали, а теперь Гвоздя завалил. Запросто так…
Круглый встал и прошелся по комнате.
Виктор с разбитым лицом сидел на стуле и затравленно смотрел на Круглого. По квартире бесцельно слонялись бандиты, время от времени поглядывая в окна. Круглый включил магнитофон.
– Открыто! – крикнул бодрый голос Виктора. И через некоторое время еще раз: – Открыто!
Круглому понравилось, и он улыбнулся. Виктор подобострастно улыбнулся в ответ.
Запищал телефон. Виктор вопросительно и немного испуганно взглянул на Крутого. Тот напряженно кивнул.
– Да, – сказал Виктор. – Даня! Ты где? Случилось что?
– Случилось, брат. Ты один? – Данила звонил из автомата. – Хорошо, я скоро приеду. Расскажу.
Он повесил трубку и пошел, напряженно поглядывая по сторонам.
Виктор дал отбой и посмотрел на Круглого:
– Приедет.
Перед тем как зайти в свою каморку, он постучал к деду. Дед был как обычно пьян. Он приоткрыл дверь и, выглядывая через щель, спросил:
– Чего надо?
– Дед, продай стволы.
– Мильён, – не задумываясь сказал дед.
– Неси.
– Деньги вперед давай.
Данила достал двести долларов – протянул деду.
– Долларии, – с пониманием сказал дед.
– Здесь миллион двести. Патроны тащи. Все.
Дед закрыл дверь и через секунду вернулся с двустволкой, двумя коробками патронов и полным патронташем.
В комнате Данила первым делом поставил пластинку на старую «Ригонду» и внимательно посмотрел в мутное зеркало. Лицо было грязным, на лбу ссадина, царапина на подбородке. Он лизнул палец и провел по лбу.
Сначала он отпилил ножовкой стволы и приклад. Потом поочередно вскрыл патроны, в каждый досыпал пороха и заменил мелкую дробь на шляпки гвоздей и шурупов. Прочистил обрез, вытащил из коробок все компакт‑диски и, складывая их по пять, принялся пришивать к обратной стороне жилета.
Данила осторожно открыл дверь своим ключом и сразу увидел на кухне бандита, который ел, сидя спиной к двери. Стараясь не шуметь, Данила прошел на кухню. Когда бандит увидел перед носом два ствола, он выпучил от страха глаза и затрясся. Данила жестом приказал ему отдать пистолет и лечь на пол. Тот с готовностью подчинился.
– Будешь лежать тихо, отпущу, – прошептал Данила и вышел в коридор.
Прямо с порога он выстрелил сразу из двух стволов.
– Оружие на пол! Руки за голову! Лежать лицом вниз! – заорал он.
Круглый корчился возле батареи. Остальные двое сразу выполнили команду. То же самое сделал и Виктор. Данила переложил стволы, спокойно достал стреляные гильзы и перезарядил обрез. Затем подошел к каждому и по разу выстрелил в затылок.
– Вставай, Витя. – Он присел к Виктору и перезарядил обрез.
– Не стреляй, брат, – трясущимися губами попросил Виктор. – Пожалуйста, не стреляй.
– Ну что ты, брат? – Данила помог Виктору сесть. Того трясло. – Все. Все кончилось.
– Прости меня, брат, не стреляй, пожалуйста! Не убивай меня. Не стреляй!
– Брат! Ты брат мой. Ты же вместо отца мне был! Я же «папа» тебя называл. – Данила обнял его, и Виктор заплакал. – Помнишь, на рыбалке я ногу проколол, и ты меня десять километров на руках нес? Я помню, как я сам испугался, а ты смеялся.
В комнату осторожно на цыпочках вошел третий бандит. Увидев страшную картину, он аж присел. Данила резко оглянулся.
Широко раскрытыми глазами бандит смотрел на Данилу.
– Ты обещал! – почти крикнул он.
Данила выдержал паузу.
– Я слово держу. Скажи своим: кто брата тронет – завалю. Иди.
– Это он тебя сдал, – сказал бандит напоследок.
– Я знаю. – Данила отвернулся, и бандит исчез. Хлопнула дверь.
– Прости, брат, – всхлипнул Виктор.
– Ну что ты… Деньги где?
– Вон в чемодане у него. Все забрал, гад.
Данила подошел к Круглому, который к тому времени уже затих, примерил упавшие очки, бросил на пол, открыл чемодан и начал рассовывать пачки долларов по карманам.
– А ты домой езжай. К маме. Старая она уже. Помогать надо… Вот, денег ей дашь… На работу устройся. В милицию. Там дядя Коля начальник… Помнишь, одноклассник отцовский? У них там место есть.
Виктор смотрел на него, всхлипывая, и кивал.
– На поезд не садись. Сначала езжай на попутках. Ну что – прощай, брат. Даст Бог, увидимся.
Еще в коридоре он услышал ее стоны и мужское рычание. Голая Света в черном ошейнике висела, привязанная цепью за руки к крюку от люстры. Позади стоял длинный худой заморыш в кожаных плавках с плеткой и несильно хлестал Свету по ягодицам, издавая идиотские утробные звуки. Она извивалась на цепи и стонала.
Мужчина первым заметил Данилу.
– Что? – крикнул он. – Что надо? Ты как вошел? Я милицию вызову сейчас. Ну‑ка иди…
Он осекся, когда Данила достал из‑под куртки обрез.
– Нет. Не надо! Не надо, брат. Она сама это. Это добровольно, брат. Не надо!
– Не брат ты мне, – тихо сказал Данила и разрядил оба ствола.
Выстрел слился с ее отчаянным криком:
– Ааааааа! – Подтянувшись на руках, она безвольно повисла, хотя ноги и доставали до пола.
Данила сел на пол и закурил.
– Развяжи меня, – после паузы тихо попросила она. Ей было очень стыдно вот так висеть посреди комнаты, когда Данила сидел сзади и молчал.
Данила встал и подошел к проигрывателю, достал CD и поставил:
– Я тут пластинку тебе принес.
– Даня, милый, развяжи меня, пожалуйста. – Она заплакала от беспомощности и обиды.
Он нажал на «play». Это были «Крылья».
Данила пересек комнату, последний раз посмотрел на Свету и вышел.
Спустившись с набережной к воде, он умылся и немножко посидел.
Потом долго шел по людной улице, придерживая локтем обрез.
– Вот ты говорил, город – это сила. А здесь все слабые, – сказал Данила. Они с Гофманом сидели у входа на кладбище перед трамвайным кольцом.