Немного про счастье
О себе Фоменко говорит: «Я уже не молодой пришел в режиссуру, мне было почти тридцать лет, когда я закончил ГИТИС. Это поздно. Я слишком долго шел. Но есть древняя поговорка: «Если хочешь стариком быть долго, становись стариком рано». Хотя рано становиться стариком в театре нельзя…» - вот эти вечные но и хотя -два полюса, две грани мысли, бесконечно борющиеся друг с другом. Они, как это ни забавно, олицетворяют самую суть человеческой природы – ее двойственность. И чем больше их – пародоксальных и непримиримых, тем сильнее растет в человеке желание бороться против всего плоского, обыденного, однозначного. Тем сильнее в нем потребность искать неожиданные, нестандартные выходы. К сожалению, такому человеку, особенно если это человек искусства, в жизни приходится несладко. Недаром статья о Петре Наумовиче Фоменко в книге «Режиссерский театр» называется – «Держать удар». Но мы об этом еще поговорим. А сейчас вернемся к его словам. Так что же значит «становиться стариком в театре»? Ведь старик - это не возраст, старик – это состояние души, когда человек становится глух и слеп к жизни. Когда он подобно дому с заколоченными окнами больше не воспринимает ничего, что находится вне его собственного пространства, не чувствует дыхание, пульс сегодняшего дня. Стариком может быть и двадцатилетний, если перестанет чувствовать. А Фоменко чувствует.
Фрагмент, приведенный выше, взят из интервью 1998 года. Прошло двенадцать лет, а желающих попасть на спектакли мастерской не убавилось, и среди них не только люди старшего поколения, но и огромное количество студентов. Почему так происходит? Видно, поторопился Фоменко называть себя стариком.
Вот Маша из «Семейного счастия»… Маша, милая Маша, «девочка – фиялка»…бежит она по жизни, едва успевая переводить дух. Торопится стать счастливой. Все быстрее и быстрее…и, казалось бы, вот оно счастье, пришло, наконец, а ей все мало. Впереди забрезжила возможность нового, еще более упоительного счастья и она уже мчится туда, как мотылек к огню, еще не понимая, что все это обман, что упустила она настоящее в погоне за блестящей оберткой, внутри которой пустота. А жизнь пронеслась мимо, и оказалось, что счастья то и нет, потеряла его Маша…и даже не знает, когда потеряла, слишком быстро бежала…не заметила. И осталась от этого бега только ноющая боль в боку: тише…тише…тише…всё…всё…всё…
И сидит теперь Маша в доме своего детства, наедине с этой болью. В доме, где когда-то все начиналось, где она и он…нет не так, где они были счастливы. Но тогда это счастье почему-то казалось ей неполным, неокончательным - вот когда они поженятся… вот когда они уедут в Петербург…тогда уж точно, наверняка…
А теперь она снова в этом доме. И, вроде, дом не изменился, только как-то пусто в нем стало. Исчезло радостное предчувствие неизбежного, неминуемого счастья. Исчезло будущее.
Как такое могло случится? Как они допустили это? Неужели все из за того, что она была слишком молода? Неужели он знал с самого начала, что так будет, но не захотел сказать ей? Или она не захотела услышать?...
«- Послушай! Отчего ты не сказал мне, что ты хочешь чтобы я жила именно так, как ты хотел? Зачем ты давал мне волю, которой я не умела пользоваться? Зачем ты перестал учить меня? Ведь ежели бы ты хотел, ничего бы не было…
- Чего бы не было? Итак ничего нет.»
Знакома ли вам эта история? Думаю, да, ведь она о том, что не зависит от времени: о простом человеческом желании быть счастливым. Сегодня героиня раннего рассказа Толстого вновь вспоминает о своих девических мечтах, которые «стали действительностью, но действительность эта стала тяжелою, безрадостную жизнью». Почему так случилось? Она сама не знает. И, вызывая в памяти «давние, забытые видения», тщетно пытается найти ответы.
Можно ли назвать ее вопросы современными или актуальными? Безусловно, но почему-то совсем не хочется употреблять эти слова, хочется сказать проще – они близки и понятны каждому. Потому что, покуда жив человек, с ним всегда рядом его несбывшиеся мечты, неоправдавшиеся надежды и вечный вопрос – почему все сложилось так, а не иначе?
По этой ли, или по какой другой причине, с первых минут спектакля между актерами и зрительным залом устанавливается особая доверительная связь. Может быть во всем «виноваты» свечи? Знаете, как бывает, когда вдруг выключат свет во всем доме, вы достанете их с какой-нибудь дальней полки, и знакомое пространство наполнится этим теплым мерцающим светом. И отчего-то станет так хорошо, так уютно… вот в этом весь Фоменко, его удивительная способность создавать атмосферу, воздух спектакля. А потом распахнутся шторы и в высокие окна хлынет белый свет, и перед нами предстанет эта комната, и позже мы поймем, что только в ней и могли поизойти все те события, которые произошли. Здесь имеет значение каждый предмет, потому, что к каждому из них у героев особое отношение. Вот, друг напротив друга стоят два рояля, которые Маша, как бы представляя их нам, с гордостью называет своими. Вот чемодан, который расположился прямо посередине комнаты и никто даже не думает убрать его, словно он занимает свое законное место, а потому, через него все время приходится перепрыгивать. Самовар, который каждый раз к чаепитию торжественно выносит Катерина Карловна. Кукла, которую на этот самовар сажают, и которую надевает на голову Сергей Михайлович, чтобы рассмешить Машу. Сушки, которые Маша ломает, сжимая в ладони, и огромная ткань, которую все они повязывают, словно фартук. Каждая деталь,каждая мелочь является неотъемлемой частью их жизни. Каждая вещь имеет свое предназначение. И тем явственней становится перелом, когда мы понимаем, что все уже не так, как прежде. В последний раз хруст ломающейся сушки больше не звучит так задорно, словно знаменуя окончание очередной ступени на пути к счастливому будущему. Он раздается глухо и обреченно. И кукла надевается на голову не чтобы рассмешить, а чтобы скрыть рыдания.
Критики не раз писали (и это уже превратилось в один из критических штампов) о «легком дыхании», которое Фоменко придал довольно тяжеловесной прозе Толстого. Вынуждена полностью согласится с ними, ведь это, действительно так. Фоменко поставил спектакль, наполненный светом и совершенно особенным воздухом. Воздухом, в котором разлито это призрачное, но кажущееся таким реальным, счастье. И думаешь, что вот-вот оно накроет всех с головой…но оно рассеивается, как наваждение, как туман, оставляя после себя только светлую грусть.
Начало этой песни, довольно-таки длинной, теряется в веках…
В камерном пространстве малой сцены, в центре между двумя рядами зрительного зала расположилась одна абсолютно счастливая деревня… вот, собственно и все. Как? – спросите вы, - разве можно поставить спектакль об абсолютном счастье? Кто его будет смотреть? Люди требуют зрелищ, а не утопической сказки, в наше искушенное время никто в такие байки уже не верит. А с говорящим пугалом и живым трактором – это, пожалуйста, к детям.
И все-таки, как оказалось, поставить можно. И даже нужно.
Спектаклю по одноименной повести Бориса Вахтина ни много ни мало десять лет. Не все современные театры могут похвастаться таким долгим сроком существования, а тут один спектакль. Уж не говоря о том, что билеты на него до сих пор невозможно достать даже за несколько месяцев, а студенты, которые могут записаться только в день спектакля, толпятся у дверей мастерской с семи, а то и с шести утра, лишь бы одним глазком взглянуть на это чудо. Кто- нибудь еще хочет высказаться по поводу «никому не интересной утопической сказки»? Хотя, надо отдать ему должное, Фоменко в этом спектакле действительно балансирует на грани сентиментальности и утопичности, но именно балансирует, никогда не переходя черту. И, благодаря этой «грани» вдруг волшебным образом открывается такая глубокая правда жизни, которой нет ни в одном «чернушном» спектакле, призванном (по непонятному общественному убеждению) как раз эту правду перед нами обнажать.
На простом деревенском языке, с долей живого юмора и без всякого намека на эпичность или морализаторство, жители деревни говорят о самых потаенных уголках человекеской души, о самых чистых, самых искренних ее чувствах. Никогда еще человек не был так близок к природе, так неразделим с нею. И никогда прежде мы по-настоящему не осознавали, что нет ничего прекрасней этого. Разве может быть что-нибудь проще и понятней того, что корова – королева деревни? Ведь она дает молоко, необходимое человеку. Как можно не уважать, не благодарить ее? А река? Сотни лет течет она сквозь эти края, и каждого готова она принять в свои воды, и сокрыть двух влюбленных от чужих глаз, и стать свидетельницей и виновницей начала новой жизни. Недаром вода – животворящая сила. А трактор? Разве может он не иметь души? Ведь он главный помошник человеку. А если он сломается? Это же целая беда... И то же пугало. Сколько оно повидало на своем веку? Его по праву можно считать истинным кладезем деревенской мудрости. И, конечно же, у каждого из нас есть колодец, который хранит где-то глубоко-глубоко на дне жемчужное ожерелье, и никому никогда он не раскроет свою тайну.
И вот здесь, «на склоне высокого берега синей реки, около этого леса, под именно этим небом» мы, может быть впервые, по-настоящему поймем, всю противоестественность войны. Она не могла, не должна была случиться, но она случилась. Случилась…и оказалась бессильна.
Война ничего не изменит в мире: во время нее мужчина все равно будет думать о женщине, а река не изменит своего русла. Война не сможет не только убить в Полине и Михееве радость жизни, она не сможет даже по-настоящему разлучить их. Потому, что «никакая трава не способна убить такую любовь» и никакая война.
Для человека, живущего в гармонии с природой и самим собой смерть не страшна, потому что он един с этой деревней, и после смерти его душа станет частью ее души (а кто сказал, что у деревни не может быть души?).
А после войны снова придет весна, и родятся дети, и корова так же будет приносить молоко, и река будет течь, как и прежде, и над полями будут раздаваться бабьи песни, и одинокое пугало будет спать и видеть прекрасные цветные сны…
Фоменко и Фоменки
О своих учениках Петр Наумович всегда говорит с большой любовью и благодарностью: «Мне очень дорого, что их называют «фоменки». Мне так нравится это слово. У меня нет детей, которые носят нашу с мамой фамилию, и я рад, что так называют моих студентов». Фоменко один из тех немногих режиссеров, которые не просто ставят спектакли. Он вынашивает и рожает каждый свой спектакль, как ребенка. И, естественно, этот физиологический и глубоко интимный процесс он разделяет вместе со своими актерами. «Иногда работается легко, иногда тяжело. Бывают счастливые репетиции, когда мы с актерами идем друг за другом и возникает ощущение рождения нашего спектакля-ребенка не в муках, а в счастье. <…> Что касается облика и какого-то склада артиста- «фоменка» или артистки-«фоменки», - они разные. Мне кажется, самое главное то, что они не очень похожи на меня». Они, действительно не похожи, но что самое удивительное, в случае Фоменко именно актеры лучше всего характеризуют своего режиссера. Так уж повелось, что в связи с Фоменко всегда обязательно говорят о его актрисах. И я не буду исключением, потому что миновать эту тему, значит не сказать, может быть, самого главного об этом режиссере. Фоменко, без сомнения, на каком-то особом уровне чувствует женщину. Иначе не объяснишь появления на его курсе таких талантов, как Полина и Ксения Кутеповы, Галина Тюнина, Полина Агуреева, Мадлен Джабраилова, Наталия Курдюбова…хотя, конечно, ставить их в один ряд нельзя. Каждая из них особенная.
Женщина – главная героиня всех спектаклей Фоменко. В любой роли, в любом своем воплощении она прекрасна. И для нас спектакли мастерской всегда, в первую очередь, связаны именно с женскими образами. Это и искренняя, по-детски упрямая, открытая к жизни Маша (Ксения Кутепова)1, и капризная, свободолюбивая, но страстная Полина (Полина Агуреева)2, это строгая, сдержанная, кутающаяся в платок Ольга (Галина Тюнина)3, и грациозная, жаждущая любви, и, готовая забыться в ней Мария (Полина Кутепова)4, это прекрасная, легкомысленная Лаура (Мадлен Джабраилова)5, и элегантная, хитрая, никогда не теряющая своего достоинства Харита Игнатьевна (Наталия Курдюбова)6. О них можно говорить и говорить до бесконечности. Но не стоит умалять значения актеров- мужчин. Мастерская открыла миру и таких замечательных артистов, как Евгений Цыганов, Карэн Бадалов, Кирилл Пирогов (первый артист театра, вошедший в труппу «со стороны», не учившийся на курсе Фоменко в ГИТИСе), и, конечно, Юрий Степанов, так нелепо трагически погибший в автомобильной аварии в ночь со 2 на 3 марта 2010.
1.«Семейное счастие»
2.«Одна абсолютно счастливая деревня»
3,4. «Три сестры»
5.«Триптих»
6.«Бесприданница
Как режиссер Фоменко убежден, что «концептуальный режиссерский театр интересен только тогда, когда концепция входит в плоть и кровь артиста», а как педагог уверждает, что главная задача учителя – «помочь ученику открыться». Потому актеры Фоменко – люди, по собственному желанию объединенные одной общей идеей, одной сверхзадачей, готовые идти за своим режиссером, куда бы он ни повел. К сожалению, такая традиция театра-семьи, театра-дома, постепенно вымирает в современном театре, и тем ценнее становятся те единичные экземпляры, в которых она еще жива.
В театре Фоменко всегда шел вопреки. Вопреки учителям, вопреки общественному мнению. За что ему и доставалось. Но он учился не обижаться на удары судьбы, он всегда, и тогда и сейчас умел и по-прежнему умеет воспринимать жизнь, как истинное благо. Как только его не называли…но, пожалуй, самое обидное, то что говорят сейчас. А говорят, что он устаревший, уходящий, что он несовременен, поскольку не ставит современные пьесы, и, что вперед ему уже не угнаться, остается только спокойно доживать свой век. А Фоменко слушает, слушает, слушает…но, как известно, любому терпению, в конце концов, приходит конец.
Всё утопить
«Мы дождались момента относительной свободы, правда, не все знаем, что с ней делать. Как сказал поэт: "Что теперь твоя постылая свобода, страсть познавший Дон-Жуан?" Свобода - это особая страсть. На нее надо иметь право, за нее надо бороться и страдать, как за любовь. Почему Дон Гуан мне симпатичен у Пушкина? Человек греха, казалось бы, но каждый раз он готов расплатиться за свою страсть. Каждый раз! А главное Дон Гуан свободен. И в грехе, и в безгрешии, и в любви,и в обманах...А свобода требует очень высокой цены, всегда надо быть готовым к погибели. Тогда это свобода».
Действие долгожданного спектакля по произведениям Пушкина - «Триптих» открывает «Граф Нулин», который Фоменко обозначил, как «сантиментальный анекдот в стихах». В узком пространстве малой сцены, между двумя крутыми лестницами по бокам, в совершенно фоменковском духе, актеры разыграли шутливую и колкую историюо человеческих пороках. Мы вместе с соседом Лидиным смеялись над неудачником – графом, неуклюже карабкающимся по узенькой лесенке в постель к чужой жене. И над скучающей в деревенской глуши кокеткой Наташей, которая оказалась вовсе не так проста, как могло показаться на первый взгляд.
Но во второй части эта невинная, на первый взгляд шутка, переросла в совсем не веселую трагедию. Ситуация все та же: муж – жена – любовник. Но, только игры здесь уже не безобидные, и за грехи приходится расплачиваться. В «Каменном госте» пространство малой сцены неожиданно раздается вширь, обнажая перед нами белые стены холла мастерской, по которому мы еще недавно прогуливались в антракте. Но теперь эти стены – не что иное, как монастырь, и вид они производят весьма устрашающий. Здесь, в тишине мечется, словно призрак, в своих траурных одеждах Донна Анна, и ее легкие мелкие шажки отзываются эхом в этом мрачном белом пространстве. Здесь, в бесконечной торопливой молитве, упадает она на надгробие, своего убитого мужа, а спустя всего несколько минут на это же надгробие опустится порочное ложе сладострастной Лауры, лежа на котором она будет распевать веселые песни, в окружении своих поклонников. На него после, падет убитый Дон Гуаном Дон Карлос – ее недавний любимец. И на нем же возлежат они, даже не потрудившись убрать тело. Это надругательство над священным, это уничтожение всех и всяческих норм человеческой морали не может не оставлять внутри неприятного осадка. Особенно, когда понимаешь, что именно по таким законам и живет наш современный мир.
Но, как оказалось, это еще далеко не все. В этот раз Фоменко и не подумал оставлять нам какую-либо надежду. И последняя часть разразилась неожиданной, чудовищной катастрофой. В «Сцене из Фауста» (по незаконченному стихотворению Пушкина) Фоменко отправил нас прямиком в ад. И, боже, как этот ад узнаваем! Смерть, грех и черт играют в карты на судьбу человечества, а ведьмы с накладными задницами и грудями обещают неземное наслаждение. Синие, облезлые скелеты с безумными глазами кружат вокруг Фауста, скандируя стихи Бродского, а дьявольское колесо – веретено раскручивается все сильней и сильней, и его уже не остановить. Здесь нет границ, здесь все дозволено. И в этих жутких, кривляющихся бесах мы с ужасом узнаем самих себя. Вот, чем обернулась ваша треклятая свобода! Нате, получите. И в этой грязи, в этой пошлости вам скучно, скучно…вам нужно все больше и больше, пока вы не задохнетесь от скуки. И вот уже на сцене бушует этот «потоп пошлости и вседозволенности» и из зрительного зала летит красная кровавая волна «массовой культуры», уничтожая театр на наших глазах.
Что-то вроде заключения.
И все-таки не хочется верить, что Фоменко отчаялся, ведь он всегда утверждал, что театр будет жить, во что бы то ни стало. Сейчас, рядом с Петром Наумовичем большая сплоченная команда и его ученики – замечательные режиссеры, которые продолжают традицию театра-дома.
«Работа требует огромного вложения сил, энергии и все-таки ощущения радости бытия. При всех мраках и мрачностях все равно без ощущения радости бытия приходить к ученикам невозможно».
Никто не знает, что ждет его в будущем, но пока эта маленькая, отважная мастерская крепко держит свои позиции, в окружении все разрастающихся небоскребов.
Островок какой-то особой, еще живой жизни. Одна Абсолютно Счастливая Деревня.
«Вот и всё, - как сказал бы Фоменко, - хотя…»