– Допустим, а что такое Фронтир?
– Фронтир – это приграничье; регион, который исторически оказывался на стыке культур и политических влияний, что продуцирует в нём разного рода социальные столкновения… да блин, я уже совсем как эти словоблуды заговорил! Короче говоря, эта область на границе с другой страной, место «пёстрое», а потому конфликтное, и может стать объектом территориальных споров и внутренних противоречий. Тут можно каждый год по диссертации писать… да, а потом продавать.
– А почему ты сначала написал, что организация некоммерческая, а потом начинаешь предлагать очень выгодные оплачиваемые предложения? Это же противоречие. И город происхождения письма два раза в тексте указал…
– Потому что если сразу показать, что мы готовы к денежным стимулам, это выглядит как какое-то «предложение, от которого нельзя отказаться», или вообще как будто ты унаследовал состояние где-то там на юге, надо только отправить немного денег. Я чтобы такого избежать напихал в самое начало правильных слов-триггеров: международная, демократическая, некоммерческая, исследовательская… И ещё, чтобы совсем понятно было, назвал, откуда мы якобы родом, из диковинной столицы с богатой историей. А вот когда вводная часть пройдена и ты бдительность читателя усыпил, им можно начинать играться. Это журналистский принцип «перевёрнутой пирамиды»… Но ты меня увёл куда-то совсем не туда.
– Так в чём моя задача, наконец? – Пуху уже не терпелось заняться чем-то дельным.
– А ты открой социальную сеть… там, в браузере во вкладках.
Пух запустил браузер и оказался на странице, подписанной как «Суинни Тотт». На аватаре взгляду медвежонка представал высокорослый голубоглазый блондин, явно северных кровей, который сидел с дорогим серебристым ноутбуком на коленях, свесив ноги на каком-то парапете на фоне моря. Даже в миниатюре был заметен логотип с яблочным огрызком, принадлежащий знаменитой компании-производителю оргтехники по завышенным ценам.
– И что я тут…
– Открой ссылку из почты.
«Да сколько можно что-то открывать…» – он едва сдержался, чтобы не произнести это вслух.
На Гоголь-почте валялось пришедшее всего лишь пару часов назад письмо от пользователя, подписанного как boyko.a.n. В письме прилагалась ссылка на профиль в той же социальной сети, пройдя по которой Пух увидел…
– Alexandra Nikolaevna. Кто это?
– А ты посмотри её «осебешку».
В разделе «О себе» числились такие регалии: аспирант пресловутого университета, менеджер какого-то проекта «Будущее уже сегодня», выпускница какой-то танцевальной школы, коренная хряковчанка. Не замужем.
– Увидел. И что ты предлагаешь с этим делать?
– Как это, что? – удивлённо посмотрел на него Пятачок. – Соблазнять, мишка, соблазнять.
– Это зачем-то, а? Соблазнять…
– Эх, мишка-мишка, где твоя шишка? Видишь девушку красивую – соблазняй, коль скоро она может выступить координатором нашего проекта.
– А она красивая?
– Сам посмотри и скажи.
У Пуха (может, потому что он медведь) имелись сложности с описаниями человеческой внешности. Когда он это пытался делать, результат больше походил на фоторобот и криминальные сводки, чем на нечто художественное и живое. Но всё же он попробовал.
Довольно высокая. Длинные русые волосы и зелёные глаза. Брови мягкие, широкие, но не слишком густые. Бледная тонкая кожа, и сама она телосложения отнюдь не плотного. Там, где проглядываются плечи, заметна даже некая худощавость с выступающими остриём ключицами. На шее и под губой – родинки. И губы, к слову, выраженные, но ни разу не великоватые. Всего в ней было в меру, ничего лишнего. И дополняла портрет некая лирическая грусть, таившаяся во взгляде, а может так казалось благодаря загадочной улыбке, обнажавшей аккуратные ряды белоснежных зубов.
Пух рискнул выдвинуть для себя предположение, что это самая красивая аспирантка на факультете, а может даже и единственная привлекательная.
Но на вопрос Пятачка он так и не ответил. Пожадничал.
– И как мне её соблазнять? Я же всё-таки медведь, а она – человеческая девушка…
– А фейк мой тебе на что? Вполне же человеческий на вид, как по мне?
– Ну хорошо… Если ты настаиваешь, я попробую.
– Давай только быстрее, надо в темпе это всё делать!
– А с чего начать?
– С того, что получил её контакт, и готов обсуждать программу исследования.
– Ну хорошо… Начинаю. – Пересилив себя, он нажал на кнопки «добавить в друзья» и «отправить сообщение». – Уважаемая Александра Николаевна! Мне передали Ваши координаты…
***
«Уважаемая Александра Николаевна! Мне передали Ваши координаты по вопросу проведения социологического исследования в Вашем городе. Удобно ли Вам будет говорить сейчас на эту тему?»
Александра Николаевна приняла заявку буквально в течение пары минут, после чего застрочила в ответ.
«Здравствуйте, Суинни! О, да, я получила письмо Вашей организации – нам очень интересно такое сотрудничество! Вообще традиционно программу разрабатываем мы сами, но Вам я сделаю исключение… Так что ждём Вашей программы с нетерпением:)»
«Ещё бы вам не было интересно, – подумал Пух, – за деньги-то в условиях безденежья».
«P.S. Очень хороший вид на фотографии… прям умиротворяет))»
Пух даже не знал, как лучше: перейти на такие вот личности в скобочках или лучше сохранять официоз. Решил, что золотая середина рулит.
«А Вы, я думаю, весьма хороший специалист, судя по Вашему академическому бэкграунду. Поэтому мы ждём с нетерпением плодов нашей совместной деятельности. Высылаю Вам приложением исследовательскую программу».
Подумав секунд с 10, он отправил вдогонку ещё одно сообщение:
«P.S. И человек Вы тоже, наверное, замечательный, Ваша улыбка выдаёт в Вас всё наилучшее».
И хотя комплимент вышел каким-то кривым (лучшее в девушке – её зубы?), время, место и обстоятельства действия сыграли в пользу Пуха:
«Ох, ну спасибо… засмущали совсем:) Ок, почитаю»
***
– Вот, видишь? Всё не так уж и сложно. Талант к пикапу у тебя с детства, я смотрю.
Будто в подтверждение слов Пятачка, девушка дополнила чат.
***
«К слову о бэкграунде – я выступала с докладом о демократических реформах в Элладе, у меня есть альбом с фотоотчётом, может рассмотрите, если Вам любопытно…)»
«Государство-банкрот рассказывает государству-банкроту, матери мировой демократии, как они строят у себя демократию. Вся суть нашей политической науки».
Тем не менее, альбом по ссылке Пух рассмотрел. Там всё было вперемешку: фотографии с конференции, вручения грамот, снимки на фоне архитектурных памятников, а также с каменистого пляжа, где Александра Николаевна загорала в купальнике, видимо воспользовавшись свободным временем между мероприятиями из рабочего графика. Как предположил медвежонок, у неё не то финансовое положение (что неудивительно, она же преподаватель), чтобы постоянно разъезжать по морям, а потому не избегала возможности похвастаться перед подругами, чего она достигла в свои годы.
Но фигура социологини завораживала, особенно – её изящная спина.
Пуху пришла в голову мысль, что именно за этим она и порекомендовала просмотр. Что ж, сама напросилась.
«Да, мне кажется, мы нашли идеального человека, чтобы сработаться. И выглядите Вы обворожительно! Идеальное сочетание талантов и наружной привлекательности, этим могут гордиться лишь единицы».
До Пуха начала доходить мысль, что он уже в третий раз разными словами говорит одно и тоже: что они сработаются и что выглядит она обворожительно. А новых комплиментов он ещё не придумал. Впрочем, объект его «муток», похоже, ввиду неудач на личном фронте, был падок на симпатичных мужчин со сладкими речами, ещё и из-за рубежа. Так что А. Н. таяла с каждой минутой.
«Ну что Вы такое говорите, мне это льстит…)) Меня уже коллеги спрашивают, почему я красная как рак)). Вы кстати скажите, а где вы так хорошо овладели языком?»
К счастью, он быстро понял, что речь пошла о лингвистических умениях, ещё до того, как он успел отправить слова недоумения вроде «как Вы можете знать, мы ведь ещё так мало знакомы…» Но ответ нашёл:
«Моё направление работы в регионе подразумевает необходимость знать язык международного общения, практикуемый здесь, поэтому я выезжал на различные курсы, для общения с носителем. И у меня, признаться честно, есть к тому талант».
В ответ она обошлась лишь смайлом, после чего вернулась к профессиональной теме.
«Итак, прочитала программу… Что могу сказать – есть небольшие замечания, но в общем виде примем за основу. Вы собираетесь опросить 2000 человек… то есть, если представить, что на одного респондента по 50 анкет, это выходит… 40 человек? Да, немало. Но мы что-то придумаем:)».
«Это радует», подумал Пух, но запросил уточнения.
«Что именно придумаете?»
«У нас есть свои постоянные интервьюеры, которым не помешают деньги перед сессией».
Пух сделал вид, что ничего не заметил. Александра меж тем продолжала.
«Они обычно привлекают своих друзей. Мы прямо сейчас запустим по своим каналам приглашения на пятницу на инструктаж. Соберём максимум народу. Всё будет сделано в лучшем виде;)». «И да, Вы ведь понимаете, что работа интервьюеров оплачивается, не на одном голом энтузиазме? Мне, конечно, неудобно это говорить, думаю, Вы и так знаете, без моих напоминаний…»
***
Пятак, что мне сказать об оплате?
Пятачок озвучил бюджет исследования, 20% которого полагалась координатору, остальное – на зарплаты респондентам.
Пух передал. По всей видимости, сумма в данном контексте оказалась солидной.
***
«Внушительно. Это становится всё интереснее;)».
«Александра Николаевна, за нас тоже не переживайте, мы всё сделаем в лучшем виде».
«Зовите меня Адини».
«Почему именно так?»
«Прозвище такое. В честь моей тёзки-княжны».
«Красивое прозвище, Адини».
Она «улыбнулась» и замолчала на время.
Пух снова пролистал её альбом. Особенно он для себя выделил фотографию, где «княжна» Адини сидела на расстеленной поверх песка простыне, в бикини салатового цвета, видимо под цвет платья, в котором она выступала на конференции. Фотограф запечатлел её со спины, пока она наблюдала за алым закатом над слегка взволнованным морем, и, глядя на этот снимок, Пух думал о том, что рай на земле всё же возможен.
***
Тёплый бриз нёс с собой морскую свежесть. Адини удобно располагалась в двух шагах перед ним на простыне, с рисунками якорей, штурвалов, узлов и очертаниями береговых линий. Он осторожно присел рядом, стараясь не спугнуть прекрасную девушку, чьё малейшее беспокойство способно разбить сердце нарушителю.
Она отреагировала не сразу. Медленно наклонила голову, искоса осмотрела его и произнесла:
– Ты даже красивее.
– Чем что? Чем море?
– Чем на фото.
Её манера говорить отличалась от Интернет-переписки. Чаще она ограничивалась короткими предложениями, и слова порою приходилось буквально выуживать. Но потом она как сёрфер седлала волну и сама заводила разговор, а её оставалось лишь слушать, не решаясь хоть на секунду прервать этот голос.
– Когда я смотрю на это закатное небо, то понимаю, что нашла свой персональный рай. Но стоит лишь отвернуться, как вспоминается университетская суета. Там у меня есть какое-то полезное применение. Мои одногруппницы пилили меня, зачем мне эта аспирантура, пошла бы моделью или в рекламное агентство. А я хочу делать добро, вести страну к прогрессу. У нас очень сложное государство, много проблем… Но получается что-то изменять лишь по мелочи. А когда сталкиваюсь с чем-то трудным… Оно наваливается на меня, и я решительно не знаю, что делать дальше. И это всё отнимает так много времени, у меня его уже ни на что не остаётся. Преподавателем быть очень тяжело. Много сверхурочных, за которые тебе не платят, студенты каждый со своим гонором.
– А Король, – тут он навострил уши, поскольку предыдущие изречения списал на глубоко личные переживания, – явно затеял нечто угрожающее. Теряюсь в догадках, что именно. Но что-то очень нехорошее.
Свой монолог она зачитывала, глядя на море, но тут посмотрела ему в глаза.
– Надвигается буря? Защитишь меня?
Он сначала отвёл взгляд, туда, куда вглядывалась она всё это время… в загадочную чёрную дымку на горизонте. Но ответил в глаза.
– Да. Надвигается буря.
Она понимающе закивала… но после нескольких секунд молчания вдруг резко переменилась в лице и дала ему пощёчину.
– Эй! Это ещё за что?!
– Ты можешь не увиливать от выполнения своих мужских обязанностей?!
Голос набрал в объёме и громыхал откуда-то издалека-далёко, наполнившись какими-то визгливыми нотками...
***
– Ты можешь не увиливать от выполнения своих мужских обязанностей? Спит он на рабочем месте, видите ли...
Пух протёр глаза. Оказывается, он во время чата принял горизонтальное положение, разместил ноутбук Пятачка на животе, да так и прикорнул. Сон быстро выветривался из головы, остался лишь смутный образ Адини, смотрящей вдаль.
Да фраза, которую он, похоже, запомнил из разговора с тигром.
Случайно ли?
– Пятачок…
– Что?
– Кажется, Король что-то замышляет.
– Сам знаю, что замышляет. Знать бы ещё, чтó именно. Попробую Васька подёргать, может, у него получится что-то выведать. Местные ресурсы взломать проще, чем королевские. И прекрати ты уже носом клевать! Сегодня у нас генеральная уборка по плану, а на вечер я с тобой ещё хочу инструктаж провести о моей новой экспериментальной разработке – «Комарике». И завтра тоже ворох делов, с утра и до ночи. На время подготовки будем спать часа по четыре в сутки.
– Ну Пятак!..
***
На последующие два дня Пух отвоевал у Пятачка ноутбук и в перерыве между брифингами и бытовыми делами интенсивно переписывался с Адини. Общение это обрело характер глубоко личного. Они рассказывали друг другу воспоминания из давно ушедших дней жизни. Адини – свои, настоящие. Во всяком случае, так казалось. К примеру, однажды в детстве она играла с подругами во дворе и упала в яму, откуда в ужасе разлетелись летучие мыши, и этот момент её очень сильно напугал. Потом поведала о причине своего затяжного одиночества – она уже два года никак не могла отойти от предательства, из-за чего ей стало слишком трудно доверять мужчинам, тем более едва знакомым.
Пух же, наловчившись врать женщинам, на ходу сочинял свои правдоподобные рассказы. Например, что однажды он столкнулся в лесу с медведицей, и та навалилась на него всей тяжестью своего тела, жестоко его покалечив. Он прополз километры до цивилизации, подхватив при этом тяжёлую простуду, практически пневмонию. Адини была потрясена историей, и сказала, что по ней можно было бы фильм снять, достойный наград киноакадемии. Тогда медвежонок осмелел и поделился другим своим «опытом» – как он лазил на дерево в надежде поживиться свежим мёдом из улья, но предательская ветка под ним обломилась, и он упал в куст чертополоха. Адини посмеялась, сказав, что у него все опыты какие-то травматические, ещё и будто бы выдающие его настоящее «Id», являющееся медведем. А потому ему следовало не с социологиней, а с психологиней общаться. Или даже зоопсихологиней.
– Разве у тебя плохая психологическая сходимость с моим внутренним медведем? – прямолинейно спросил «Суинни».
Оставим их. Пусть себе воркуют.
***
Наконец, наставало время отправления на миссию, и Пух почувствовал даже некоторую тоску, понимая, что некоторые истории закончатся, так толком и не начавшись, а кое-что не будет рассказано никогда. Как говорил какой-то там владыка севера, мужчина не может всегда быть там, где ему хочется.
Даже если он медведь.
В чате лже-Суинни (дважды лже-, если вспомнить, что он писал вместо Пятачка, который тоже был лже-) не подал виду, что опечален, сказав Адини, что на выходных из-за пересечения границы у него почти не будет возможности выйти на связь, но в воскресенье вечером он хочет получить массив для предварительного ознакомления, а в понедельник ожидает проведения пресс-конференции в здании университета в 9 часов утра, куда они прибудут вместе с другом и коллегой Урсулой эль Осо. Урсула вообще-то женское имя без мужского аналога, происходящее от слова «медведь», и Пуху было стыдно этого не знать, но ослеплённая симпатией девушка не заметила такого прокола в феминитивах, пообещав подготовить им двоим таблички с именами для президии. Напоследок они признались друг другу, что ждут встречи с нетерпением и обменялись подмигивающими смайликами. А потом Пух по оплошности (тачпад где-то залип) отправил ей «сердечко».
Она ответила тем же.
***
В 8 часов вечера 8 числа 5 месяца наша троица загрузила необходимое и потенциально полезное оборудование и обмундирование в подержанный автомобиль, любезно выделенный им какими-то небезразличными активистами. Пятачок сказал ещё, что всегда должен быть свой меценат. По плану, уже к полуночи они должны были заселиться в гостиничные номера, оформленные на несуществующих докторов социологических наук. За рулём сидел дважды «лже-» Суинни, понимавший, что эту ночь он тоже не поспит по-медвежьи; Кандагаров молча располагался справа от водителя, а настоящий лже-Суинни мирно храпел на заднем сидении.
Поход на Хряков можно было официально считать открытым.
День Победы.
«Порохом пропах(…) со слезами на глазах»
Песня композитора Давида Тухманова
на слова Владимира Харитонова.
Уже второе за последнюю неделю утро Пух встречал рассвет сквозь стекло. Хотя окна гостиничного номера выходили на проспект Наруки, являвшийся одним из основных городских проездов, в это время суток дорогу сложно было назвать шумной. Единичные машины проезжали по ней с небольшим интервалом, в который Пуху приходилось слушать храп Пятачка, спавшего в последнее время как беременный. Не иначе как вынашивал какой-то хитрый план. Кандагарова с ними не было – он дремал в машине во дворе жилых домов, сторожа в том числе спрятанный под сидением чехол со снайперской винтовкой, сложенной туда в разобранном виде. Хотя Пятачок настаивал на мирном характере их миссии, оружие всё же с собой взял. А, как известно, если ружьё висит на стене, значит оно обязательно выстрелит. Даже если оно на самом деле не висит, а покоится в автомобиле.
Апартаменты не очень соответствовали заявленному статусу их квартирантов – якобы докторов наук. Мебель явно низкопробная: хоть и на первый взгляд аккуратная, но из убогой ДСП, которая вздуется от пролитой воды. Сантехника одноразовая: после первого же использования душевой кабинки шланг прорвало, и вместо распылителя Пуху пришлось направлять на себя струйку, что нельзя было назвать удобным способом осуществления гигиенических процедур. Ещё и вместо шкафчика имелась лишь какая-то раскладушка из алюминиевых трубок и мешковины, на который, согласно безумной логике администрации, нужно было скидывать горой вещи.
Но и это было не главным недостатком комнаты.
Стены.
Поначалу Пуху казалось, что это какие-то странные присвистывания проскакивают в храпе Пятачка, но, прислушавшись, он понял: за перегородкой идёт негромкий разговор. Видимо, жильцы осознавали плохую звуковую изоляцию, а потому не очень хотели, чтобы кто-то услышал, о чём таком они ведут беседу.
Напрасно надеялись.
Пух с любопытством тихонечко потыкал пальцем в стену и убедился, что она представляет собой гипсокартон, полости которого занимал легко воспламеняемый утеплитель, который ещё и источает токсичные пары: то ли минеральная вата, то ли пенополистирол. Так что в помещении в принципе опасно было находиться, даже когда ничего не горело.
Даже от лёгких прикосновений (а может, просто в исполнении медведя они оказались не такими уж и лёгкими) простенок слегка пошатнулся, и голоса ненадолго замолкли. Но вскоре, убедившись, что больше ничего не происходит, они возобновились, а Пух внимательно слушал, приложившись ухом.
– Давай, короче, разбираться, куда нам тут ехать вообще. Я в этих метрАх… МетрОх… Метро-поли-этиленах нихераськи не догоняю…
– Потому что ты, дурик, дальше родного Холуёва ни разу не вылазил, на! А я в соседнее село знаешь сколько раз ездил? На дискотеку! У них там шар светящийся есть…
– Какой нахер шар, гля, ты смотри как заговорил, мать! Умный нашёлся тут, цирроз тебе в печень! Дискобой, тля… Куда нам ехать, ты скажи!
– Ну а ты слушай сюда, кугут. Сначала на метро едем на площадь Терпимости. Да не боись, со мной не потеряешься! Наверное. Там пересаживаемся на другую линию и по ней до самого конца. Выходим, там будет торговый центр, «Секстант», вот под ним мы и должны стоять.
Анализируя потом их логистические способности, Пух рассудил, что в метро они могли бы и заблудиться, т.к. «Площадь Терпимости» входила в третью линию, до которой им вообще не было нужды прокладывать свой путь, совершив пересадку немного раньше.
– Ну и как мы это делаем? Просто подходим ко всем подряд и спрашиваем: вы за кого голосовать пойдёте?
«Так это интервьюеры, нанятые Меценатом! Прямо за нашей стенкой! Явно ведь свезённые, а не местные. И какова вероятность такого совпадения?»
Разговор меж тем продолжался.
– Придурок! Десять раз тебе говорил уже! И что ты придурок тоже говорил сто раз! Дебила кусок. К каждому, когда обращаешься, делаешь это вежливо, учтиво, и говоришь: «Здравствуйте! Мы проводим социологическое исследование, блаблабла. Ваше мнение ценно, это абсолютно анонимно, блаблабла». Усёк?
– А если мнение не ценно?
– Какая тебе разница, ценно или нет, тебе платят за заполненные анкеты. Ты, кстати, свои анкеты пересчитал?
– Сейчас, погоди, я их достану.
Судя по молчанию, прерываемому звуками переставляемых шмоток и открываемых-закрываемых сумок с нарастающей интенсивностью, собеседник-«кугут» рылся, пытаясь что-то найти. Наконец, он воскликнул:
– Анкеты сзвиздили!
– В смысле?
– Ну, свинтили! Ноги им приделали.
– Да? И кто же это? Кому могли понадобиться твои грязные анкеты?
– А что они, сами ушли?
– Кто знает, с таким тупым как ты что угодно произойти могло.
– А ты не нарывайся! Может, это ты у меня их свистнул!
– Серьёзная предъява, наглец! А чем ты докажешь?
– Ну…. не знаю… Может, пока я спал, ты у меня взял их, чтобы получить больше. Нам же платят за каждую штуку.
– Смотрю, ты дофига Шерлок. Я хочу от тебя доктора Ватсона! Не нужны мне твои анкеты и ничего я не брал.
– Слушай, – взмолился вдруг «кугут», – а можешь ты со мной анкетами поделиться? Мы же в одной связке тут с тобой… Меня ведь дома жена со свекрухой грохнут, если я приеду обратно с пустыми карманами! Учитывая, что за нас за номера заплатили, как бы меня не оштрафовали за такое…
– После всего, что ты мне сейчас сказал, ты ещё и просить меня будешь? Нет уж! Ишь, чего захотел, зарплатой своей с ним делиться. Мне тебя теперь видеть не хочется даже! Лучше телик посмотрю перед уходом.
Он так и сделал: включил телевизор и уставился в экран. На пару минут. После чего раздался глухой стук, хруст и звук падения (скорее всего, головой себе же на колени): «вор» ушёл из жизни.
«Да уж, социология меняет людей», подумал Пух.
– Будет тебе телик, жадный фраер… – судя по звукам, недалёкий дядька рылся в личных вещах убитого в поисках проклятых анкет.
Дальнейшее происходящее за стеной Пух понял так. Убийца обыскал собственность покойника, но своих анкет не нашёл. Потрясённый осознанием того, что убил человека не из жажды мести, а из собственной жадности (а это, возможно, немного иная статья), он взвыл и опустился на кровать, но через какое-то время собрался с мыслью, что работу всё же надо выполнить, а потом сбежать как можно быстрее, пока тело не нашли. Собрался и ушёл, закрыв дверь на ключ.
Поскольку больше вслушиваться было не во что, Пух вдруг осознал, что всё это время у него над ухом дребезжал поросячий храп. Медвежонку, который проснулся ни свет ни заря, вконец надоела такая идиллия и он пнул друга в бок. Тот по привычке подскочил, приняв позу кабана, готовящегося к атаке, но, осознав, кто он и где он находится, что-то проворчал и пошёл в санузел. В ожидании Пух снова уставился в окно. За минуту до того, как Пятачок вышел из душевой, он обратил внимание, что к гостинице подъехала на велосипеде некая юная брюнетка, припарковалась, достала телефон и принялась кого-то вызванивать…
***
На двери соседнего номера, происходящее в котором действо подслушивал Пух, была повешена табличка «Не беспокоить». Очевидно, чтобы уборщица не заходила.
«Хитро придумано, как для селянина, впервые приехавшего в мегаполис».
По плану у них ожидался шведский завтрак, и друзья согласились, что им пора подкрепиться. Спать хотелось не меньше чем есть, и чтобы размяться, они спускались по лестнице пешком; мягко, чтобы не перебудить половину отеля, имевшего загадочное название «Паноптикон». От первого этажа их отделял последний пролёт и
«СТОЙ!» прошипел сквозь зубы поросёнок, резко остановившись перед углом.
Пух с Пятачком могли читать друг друга по губам и владели сурдопереводом на случай крайней необходимости.
«ГЛЯНЬ ЧТО ТАМ ПРОИСХОДИТ»
Пух выглянул, и тут же понял, почему поросёнок так резко застопорился. Поросячье чутьё его в которой раз не подвело.
В холле возле администратора стоял самый что ни на есть Гекс (фотографию которого он видел среди ориентировок) и допытывался с вопросами.
– Гостей всех расселил?
– Да, всех… Один только без документов приехал, пришлось его «завернуть», и он пошёл на вокзал брать обратные билеты.
– Ты с ума сошёл? Они сюда для важного дела свезены! Ты хоть что-то можешь сделать так, чтобы мне не пришлось потом на тебя орать?!
– Хозяин, я…
– Закрой рот! Чтобы через пять минут…
Но в этот момент входная дверь приоткрылась. В проём втиснулась девушка, которую Пух видел через окно, и бросилась на шею Гексу:
– Папа! Я поехала на утреннюю велосипедную прогулку и решила заглянуть к тебе. – Она немного отстранилась, но всё ещё держалась руками за его плечи. – Почему ты в гостинице ночевал, а не дома?
Гекс говорил с ней куда более чувственным тоном, чем с подчинённым.
– Малыш, у меня слишком ответственные дела на ближайшую пару дней. Ты же помнишь, что приезжает Король, по важному поводу. Ты всё ещё узнаешь, дай мне немного времени, а лучше – приходи в понедельник на встречу с Королём, я обеспечу тебе место в ВИП-ложе.
– Пап… – дочь опустила руки, которые немного тряслись. Глаза её тоже бегали. – Этот спонтанный приезд, первый за его правление… Не нравится мне это всё, звучит опасно! Что-то нехорошее обязательно случится!
– Да брось ты. Муниципальная полиция будет вместе с Королевской гвардией дежурить, там даже мышь не проскочит. Зато в программе – файер-шоу (скажу по секрету). А вечером – я тебе обещаю именем твоей покойной мамы – мы обязательно поедем кататься. Добро?
– Добро. – Она снова обняла отца, и в этот момент Пух наконец-то сосредоточился на девочкиной внешности, чтобы дать ей некую характеристику. Вот только ему никак не удавалось выговорить это сложное слово.
Вах….
Вахофаг…
Вихлепых…
– Выхухоль, – произнёс за него Пятачок, с откровенным презрением в голосе.
Да, именно выхухоль. Длинный, свисающий вниз нос. Напуганные глаза, хоть и большие, но беспросветно чёрные; возможно из-за косметических теней, а может из-за зрачков, скрывающихся за очками в странной оправе, стёкла которых имели увеличительный эффект. Длябленькие руки, на запястья которых навязаны фенечки, экзотические браслеты и фитнес-трекер. Явный недостаток талии над широковатыми бёдрами… да и над талией особо не на что было смотреть.
«Но она – его дочь, а ей он – отец».
А ещё он хозяин гостиницы, в которую наши парни заселились, даже не удосужившись проверить, кому же принадлежит это заведение. Завтрак неминуемо отменялся, во всяком случае именно здесь.
Нужно было видеть выражение морды Пятачка в тот момент. Его «хитрый план» дал сбой ещё до начала своего исполнения.
Дождавшись, пока дочка поцелует отца на прощание и уедет кататься, а сам он скроется из виду где-то в коридорах, Пух и Пятачок молча вышли через фасадный вход и – убедившись, что нет подслушивающих и подсматривающих камер – обсудили дальнейшие действия.
***
– Ну что, будим Кандагарова?
– Да нет… То есть, будить будем, но ненадолго. Погоди секунду. – Пятачок приложил палец к козелку уха, где у него под кожей был спрятан коммутатор, посылавший шифрованные сигналы в частотах, которые было сложнее перехватить. Мобильным телефонам он не особо доверял. – Гончая, это Вербор. Гончая, как слышно? Гончая, меня слышно?
С того конца было слышно лишь треск радиоэфира, но до Пятачка вдруг дошло, что Кандагаров просто кивает ему в ответ. Да и что он рассчитывал услышать, зная необщительность пса?
– Гончая, сохраняйте периметр, буду когда буду. Не забудьте принять сухпай. Вербор: конец связи.
В переводе на общедоступный это означало, что Кандагаров будет и далее сторожить машину, далеко не уходя, а Пух с Пятачком пока осмотрят окрестности.
***
Прежде всего они решили проверить, как идёт подготовка к празднованию Дня победы на площади, где ожидалось также и появление короля. Дорога до самого центра города занимала менее получаса пешком по проспекту Наруки (Пух никак не могла понять, на какой слог тут ударение), поэтому у них была возможность прогуляться и подышать свежим воздухом – насколько может быть свежим воздух мини-мегаполиса. Торцы домов и фасады некоторых нежилых зданий украшали (а скорее портили вид) плакаты с фигурой Короля, надменно смотрящего на прохожих, почему-то в красных тонах (хотя его костюм так и оставался оранжево-фиолетовым). Надпись гласила: «Вместе победим!» Глаза Малколма изображались таким образом, что, куда бы ты ни стал, нельзя избавиться от чувства, будто за тобой наблюдают. А рядом к нему прислонялась девица модельной внешности с огненно-рыжими волосами.