— Присаживайтесь, — сказала Мэй и нацепила улыбку, как бэйдж. — Может, вам чего принести? Сока? Чая?
— Сок — это здорово, — ответил Алан. Ник помотал головой.
— Ты что, говорить разучился? — съязвила она и тут же захотела откусить себе язык.
— Не разучился, — сказал Ник, кривя губы в полуулыбке. — А ты, вижу, до сих пор достаешь людей?
Голос у него был низкий, похожий на рев пламени — басовитый, гулкий, в котором то и дело потрескивает так, что нельзя не вздрогнуть. Слушать Ника было все равно, что смотреть, как ходит Алан: сразу чувствовалось, что дело неладно.
— Только этим и развлекаюсь, — ответила Мэй и пошла за соком для Алана.
Когда она вернулась, тот уже расположился в кресле у камина, как настоящий гость. Ник, словно бойцовый пес взаперти, рыскал по комнате — высматривал признаки опасности, готовясь броситься на врага. Он склонился над роялем, а услышав, как открылась дверь, настороженно, но не испуганно поднял голову. Мэй инстинктивно попятилась. Ее ладонь, державшая стакан с холодным соком, вдруг вспотела.
Мэй всегда делалось не по себе, когда они с Ником встречались взглядами, а теперь, когда выяснилась причина этого, и подавно. Он смотрел не мигая, и его глаза отражали не душу, а иной мир — мир без луны и звезд, без намека на свет или теплоту.
В следующую секунду Ник опять посмотрел на черно-белые клавиши и снова стал самым красивым парнем в мире: длинные густые ресницы, высокие скулы, черные, как сажа, волосы (они даже не блестели на свету и всегда казались мягкими), выразительные на первый взгляд губы, которые, однако, ничего не выражали.
— Ты умеешь играть? — спросила Мэй и почувствовала себя полной дурой, чего раньше с ней не бывало.
— Нет, — ответил Ник бесстрастным, как всегда, тоном. Мэй подумала, что ответ закончен: Ник всегда расходовал слова экономно, как путешественник — воду в пустыне. Однако через секунду он добавил: — Алан умел. В детстве.
— Сто лет назад, — вставил тот нарочито-небрежно. — Я тогда ходил в футбольную секцию и играл на гитаре. Но на самом деле всех сразил, когда мне дали бубен.
Он не сказал, что это было до его травмы, до смерти отца, когда у них еще водились деньги. Мэй стиснула дверную ручку. Ей вдруг стало неловко за свой дом.
— Мы тоже можем купить пианино, — сказал Ник.
— И куда его ставить — во двор? — Алан шумно выдохнул, почти усмехнулся.
— Переедем. Туда, где побольше места. Ты сможешь играть на пианино, в крикет, во что угодно. Стоит только пожелать...
Мэй никогда не слышала, чтобы Ник говорил с чувством, а вот угроза в его словах звучала много раз. Он не повышал голоса, но все вокруг отчего-то замолкало, и в этой звонкой тишине его слова звучали как шорох клинка, вынимаемого из ножен. Однажды Ник уже использовал такой тон — в ночь, когда ударил брата по лицу. Мэй вспомнила, как в следующий миг Алан хладнокровно наставил на него пистолет.
— Нет, Ник, — перебил он. — Так нельзя. — Алан отвернулся от него. — Мэй, спасибо за сок. Ну, рассказывай, что происходит с Джеми? С какими колдунами он связался? Что вообще стряслось?
Вот так Мэй очутилась в кресле напротив, держа перед собой согнутую ладонь, словно в ней все еще зажат стакан, и не зная, с чего начать. Это почти выводило ее из себя. Вечно так с этой парочкой. Нельзя сказать, что они ее раздражали — совсем наоборот, просто с ними она терялась. А теряться не хотелось.
— С Джеральдом, ясное дело, — бросила Мэй. — Он ведь обещал, что вернется за нами, вот и вернулся. Только я об этом не знала. Джеми встречался с ним у меня за спиной. Я их видела — они вместе гуляли, будто закадычные друзья. Всего два месяца назад чертов Круг Обсидиана чуть не убил Джеми! Я не понимаю, что Джеральду надо — может, он околдовал Джеми или еще что... Я вообще ни черта не понимаю!
Ну вот, опять она примчалась к ним за помощью.
Мэй стиснула кулаки и отвернулась к темному камину. Ее трясло от собственного бессилия. Тут дверь гостиной растворилась, и раздался голос Джеми:
— Мэй, ты заболела или... Ой.
Она резко обернулась. Брат застыл на пороге, прислонясь к дверному косяку. Он смотрел встревоженно, словно по рассеянности забыл стереть с лица озабоченное выражение, и Мэй вдруг словно взбесилась.
Похоже, Джеми испугался Ника больше, чем Джеральда! А ведь Ник, кем бы он ни был, все это время их с Джеми только выручал.
— Привет, Алан, — произнес Джеми и улыбнулся — впрочем, улыбка очень скоро сошла. — Ник. Ч-что случилось?
«Ты попал, вот что», — злорадно подумала Мэй, словно ей было восемь, и младший братец натворил бед. Она повернулась к Нику — рассказать обо всем, объяснить, что благодарна ему за помощь, что не боится его, в отличие от некоторых.
Ник вытаскивал меч.
От нелепости этого зрелища Мэй даже забыла о злости. У них дома, среди высоких потолков, паркета и белых стен, похожих на пустые страницы, не было места ни магии, ни мечам. И Ник, при всем, что она о нем знала, внешне казался частью нормального мира. На нем были джинсы и футболка, а не доспехи. И все же в его руках сверкал меч — Ник держал клинок уверенной, привычной к оружию рукой и медленно крался вперед, словно кот перед прыжком, пока острие не уткнулось в горло Джеми. Мэй на миг показалось, что Ник не остановится. Он остановился.
— Снова влип, Джеми? — спросил Ник. — У тебя это входит в привычку. А я уже здорово устал за тобой подчищать. Что, мало было последнего раза?
Джеми нервно сглотнул — мальчишечий кадык царапнуло лезвием меча.
— Магия вокруг тебя, — продолжил Ник, понижая голос. — Кто ее тебе дал? Или поставить вопрос иначе: что ты сделал ради нее? Мэй нам рассказала о том, с кем ты теперь водишь дружбу. Может, надо было дать колдунам тебя прикончить и не париться? Уж они бы это сделали, поверь мне.
— Знаю. Только я не... — попытался возразить Джеми, осекся и закашлялся.
— Не ври мне, — прорычал Ник. — Я этого не люблю.
Он неторопливо шагнул вперед — Джеми отступил и натолкнулся на дверь. Пути назад не было: Ник прижал его к стенке.
— Хватит! — Мэй вскочила с места, но не сделала и шага, как вдруг ситуация изменилась: испуг Джеми прошел, неуверенность исчезла. Он наклонил голову и смерил Ника долгим спокойным взглядом. Потом протянул руки и поймал в ладони лезвие меча.
Мэй смотрела Нику в затылок. На один дикий миг она пожалела, что не видит его лица, потом вспомнила: надумай он рассечь Джеми руку, по глазам этого нельзя было бы предугадать.
Ник напрягся всем телом — не то для нападения, не то для обороны.
Джеми зажмурился.
Меч у него в руках вдруг разлетелся, словно пух одуванчика: тысяча сверкающих осколков закружила в воздухе и стала оседать, пока не превратилась в пылинки, которые на миг вспыхивали в солнечном луче и меркли.
— Я не колдун, — чуть слышно сказал Джеми. — И знаю, скольким вам обязан. Знаю, вы могли бы бросить меня умирать. Знаю, что Мэй пришлось убить ради меня. Вы сделали больше чем достаточно. Я не хочу никого напрягать, но... я должен уметь сам справляться с проблемами!
— Пусти его, Ник.
Мэй машинально обернулась. Алан чуть подался вперед в кресле, хотя вставать, похоже, не собирался. Мэй пригляделась к нему и поняла, что он все это время пребывал в таком же, как брат, напряжении. Однако глухой командный тон у него появился лишь после признания Джеми. Ник сделал вид, что не слышал приказа и, словно играючи, подбросил в воздух рукоять исчезнувшего меча.
За окнами ярко сияло солнце, и оттого свет люстры казался бледным и неровным, однако подброшенная рукоять сверкнула в нем каким-то особенным блеском. Блеск ширился, превращаясь в сияющий луч. Луч обратился сталью боевого клинка, и рукоять плавно вернулась в ладонь Ника. Меч был цел.
— Думаешь, без него я с тобой не расправлюсь? — тихо спросил Ник.
— Н-нет, — неуверенно ответил Джеми. — Не надо было меня пугать...
— Отпусти его, живо! — крикнула Мэй. Ник послушался ее не больше, чем Алана.
— Я и не пугал. Я пригрозил. Ты словами запугать пытаешься, а я предпочитаю мечи. — Ник спрятал клинок в заплечные ножны под свободной майкой и направился к окну. — Кстати, мой любимый меч больше трогать не смей. — Он прислонился к оконной раме, опершись ногой о низкий подоконник, отвернулся и стал смотреть через стекло.
Джеми с видом великого облегчения отступил от двери и, как всегда, ляпнул не подумав:
— Что, в детстве не доиграл?
Ник чуть заметно усмехнулся.
— Нет.
Судя по всему, на этом он счел разговор законченным, но его усмешка разрядила напряжение в комнате. Мэй снова опустилась в кресло, а Джеми устроился на коврике между ней и Аланом, привалившись к ее креслу. Мэй коснулась его растрепанных волос, и он улыбнулся сестре.
— Раз мы закончили путать друг друга мечами, надо отдать дань приличиям, — объявил Джеми. — Как поживаешь, Алан?
— Нормально. Скажи лучше, что у тебя с Джеральдом?
— Он меня не трогал, — поспешил ответить Джеми. — Заявился ко мне в школу пару недель назад. Я сначала испугался, но он пообещал не делать ничего плохого, сказал, что нам нужно поговорить. Я не хотел с ним связываться, а что еще было делать? Бежать к Мэй? Она из-за меня и так уже натерпелась. Вам звонить по любому пустяку, что ли?
— Конечно, — тепло и обнадеживающе заверил Алан.
Мэй и Джеми признательно улыбнулись ему.
— Да-да, — протянул Ник. — Звони в любое время, поболтаем.
— Так ему ведь нужно было только поговорить, — оправдывался Джеми. — А я не хотел больше никого втягивать. Не хватало еще, чтобы с Мэй что-то случилось. Я ему не верю, и верить не собираюсь. Из-за таких люди гибнут. Он попросил его выслушать, ну я и согласился — думал, вдруг отвяжется.
— Пора бы знать, что у колдунов только одно на уме, — сказал Ник и усмехнулся, увидев, как покраснел Джеми. — Завербовать в свою армию Тьмы.
Джеми осторожно кивнул.
— Я ему уже сказал «нет» и не устаю повторять. Все под контролем.
— Оно и видно, — взорвалась Мэй. — Я застукала вас в переулке, а твой новый дружок наслал на меня паралич! Я и слова сказать не успела. Как собаке скомандовал или кнопку паузы нажал на магнитофоне!
Джеми посмотрел на нее с неприкрытой тревогой, но Мэй еще не была готова его простить. Она взглянула на Ника, который по-прежнему стоял, привалившись к оконной раме. Большие пальцы он засунул в карманы джинсов, так что ладони лежали на бедрах. На одном из пальцев Мэй заметила серебряное кольцо, украшенное какими-то филигранными символами. «Странно, — подумала она. — Раньше кольца не было. Ник не из тех, кто носит украшения».
Впрочем, наверняка это ровным счетом ни о чем не говорит. Может, ей вообще о Нике ничего не известно.
— Прости, — пробормотал Джеми. — Он считает, что колдуны лучше людей, но... это не его вина. Он начал творить магию совсем ребенком, а семья ужасно к этому отнеслась. Поэтому когда за ним пришли колдуны, он был им так благодарен, так радовался избавлению, что принял на веру каждое их слово. Это не значит...
— Что он плохой человек? — закончил за него Ник. — Твой Джеральд людей убивает! Я, правда, уже не авторитет в этом вопросе, но разве не таких называют плохими?
Джеми гневно покосился на него.
— Ты убил в тысячу раз больше людей. И как тебя теперь звать?
— Нелюдью, — буркнул Ник без особенных эмоций. — Уж ты-то должен был запомнить.
Возникла краткая и исключительно неловкая пауза.
— Если ты не колдун, — тихо и задумчиво произнес Алан, который, казалось, ни на минуту не заподозрил, что кого-то из присутствующих смущает этот разговор, — тогда что за представление ты нам устроил?
— Я кое-чему научился, — признал Джеми. — Всего чуть-чуть. Джеральд показал. — Он запнулся и виновато добавил: — Простите. Я не... больше так не буду.
Мэй, хотя и сердилась, все же немного оттаяла. Силу, которой с рождения обладал Джеми, ему приходилось скрывать ото всех, даже от родной сестры — и для Мэй это было хуже всего. Да, она обижалась на брата за то, что тот изворачивался и лгал, вынуждая ее краснеть за себя, однако очень больно было видеть, как он прячет глаза, говоря о магии — словно в преступлении сознается.
Мэй хотелось, чтобы Джеми и дальше тренировал свои магические способности, но ей совсем не нравились отношения, возникшие между братом и Джеральдом.
Ник не выказал ни малейшего беспокойства.
— Я чую, какая на тебе магия. Это не детское баловство. — Он задумчиво склонил голову набок, подбирая слова. Перед лицом опасности Ник всегда выглядел не встревоженным, а чрезвычайно серьезным. — Если ты сам не колдовал, значит, на тебя наложили мощное заклятие. Тебе не любопытно, кому и зачем это потребовалось?
Джеми побледнел.
— Похоже, другу Джеральду все же нельзя доверять, — заключил Ник. — Кто бы мог подумать!
— Давайте не раздувать панику, пока не выясним, что к чему, — рассудил Алан. — Может, еще ничего не случилось, хотя Джеральду я сам не особо верю. Поэтому и счел нужным приехать в Эксетер — понять, что происходит.
— А я считаю нужным их всех порешить, — вставил Ник.
Одновременно с ним Джеми сказал:
— Если ради меня, то не надо.
— Нам не трудно, — ответил Алан Джеми. — Мы привыкли жить в разъездах и хотим помочь. Да и компания подобралась хорошая. — Он улыбнулся Мэй. — Вдобавок славно иногда пожить в одном месте подольше. Глядишь, Ник с кем-нибудь подружится.
Ник покосился за окно.
— У меня тут уже есть друзья — те самые, которые ошиваются за школой и терроризируют Джеми.
— Да уж, братва знатная, — пробормотал тот. — Вот с кем стоит дружить.
— И как же их зовут? — резко спросил Алан. — Вспомни хоть одного.
Мэй удивленно откинулась на спинку кресла. На ее памяти Алан никогда не разговаривал таким тоном.
— Ладно, убедил, — огрызнулся Ник и угрожающе взглянул на Джеми. — Эй! Хочешь быть моим другом?
— Ну... — встревоженно начал Джеми, слегка розовея. — Ладно. Только друзьям огромными мечами не угрожают, так?
— Так, — хмыкнул Ник.
— Вот видишь, Эксетер уже и не плох, — насмешливо заметил Алан. В его голосе не осталось ни следа недавнего напряжения. — Джеми, а ты можешь вызвать Джеральда на встречу?
Мэй стало любопытно, как брат связывается с колдуном — с помощью заклинаний или почтовых голубей?
— Само собой. Он дал мне номер телефона, — с готовностью подтвердил Джеми и тут же замялся. — А что? Что вы хотите с ним сделать?
Хотя Джеральд, как и все колдуны, ни во что не ставил обычных людей, считал себя вправе распоряжаться их жизнью и стравливать демонам, чтобы увеличить собственную силу, Джеми волновался за него как за настоящего друга.
Если уж кто-то и был им друзьями, так это Ник с Аланом. Мэй даже как-то думала, что с Ником их связывает нечто большее, но ошиблась: он проявлял к ней интерес лишь для того, чтобы досадить своему брату. Поначалу Мэй не смутило подобное отношение. Она считала Ника классным парнем, хотя и не без странностей — впрочем, если всю жизнь приходится скрываться, то у любого еще и не такие странности появятся. А потом Мэй узнала, что на самом деле Ник — демон, которого Круг Обсидиана вселил в тело новорожденного младенца. Да, Ника воспитали люди, однако сути это не меняло: демон остается демоном, существом из другого мира, заклятым врагом человеческого рода. Об иных отношениях не могло быть и речи.
Мэй оторвала взгляд от мрачной безмолвной фигуры у окна и посмотрела на открытое, располагающее к себе лицо человека, который взрастил демона и выпустил его на свободу.
— Поговорить хочу, — вкрадчиво объяснил Алан, глядя на Джеми. — Для начала.
Глава третья
ПОСЛАННИЦА У ВОРОТ
Мэй решила пропустить половину последнего урока, чтобы поставить точку в отношениях с Себом. На математике она сказала, что ей «очень-очень» надо выйти. Мистер Черчилль отпустил ее, явно сожалея о том, что не работает в школе для мальчиков.
Мэй пробралась к новому корпусу — оштукатуренному одноэтажному зданию, втиснутому между гаражом для велосипедов и спортивной площадкой. Выпускному классу там преподавали изобразительное искусство. С приходом Мэй как раз прозвенел звонок, и ученики, включая Джеми, высыпали во двор с такой скоростью, словно боялись заразиться тягой к знаниям.
Себ не появлялся. Ему вроде бы нравилось рисовать, и Мэй решила было, что он задержался доделать работу.
Значит, придется поискать его внутри. Только этого не хватало.
Она не хотела встречаться с тем, кто задирает ее брата, но мысли об отношениях с Себом избавляли от тоски по огням Ярмарки Гоблинов, по магии, яркими красками разлитой в воздухе. Так отрадно было хотеть чего-то нормального...
Мэй тяжело перенесла возвращение из Лондона. На уроках ее могла ни с того ни с сего охватить паника, начинало казаться, будто за ней следят, будто колдуны готовятся к атаке, а демоны наступают. Иной раз рука ее непроизвольно искала рукоять ножа, надежно упрятанного в ящик с носками... О ноже Мэй изо всех сил старалась забыть.
Однажды она вышла на улицу, села на гравий, привалилась спиной к шершавым доскам гаража для велосипедов. И тут увидела его.
Он разворачивался в ее сторону: черные волосы, широкие плечи, стройные ноги, прямой нос. Сердце вдруг застучало в бешеном ритме. «Он здесь! Вернулся...» — подумала Мэй и тут же увидела и зеленые глаза Себа — цвета залитой солнцем листвы, — и знакомую лучистую улыбку.
Ник так не улыбался.
— Привет, — произнес Себ с запинкой и направился к ней — быстро, но немного вразвалку, словно нехотя. — Ты ведь Мэй, так? Сестра Кроуфорда?
— Ну да.
— Тебе плохо? — спросил он и вдруг смутился. — В смысле, я же вижу, что тебе не слишком хорошо. Может, чем-то помочь?
— Не надо, — честно ответила Мэй.
— А если я тупо постою рядом в знак поддержки?
— Скажу спасибо, — ответила Мэй поразмыслив. — Если ты не против постоять.
— Конечно, не против, — ответил Себ и снова вспыхнул улыбкой. — По части тупостояний ты обратилась по адресу. Этим я могу заниматься хоть полдня подряд. Даже неделю. Вообще сейчас я ставлю личный рекорд по тупостоянию — скоро месяц будет.
— Поздравляю.
Больше они почти не разговаривали, но Себ постоял рядом, как обещал. Мэй раз-другой посмотрела на него, а он неуверенно ей улыбнулся сверху вниз. Так они вдвоем и подпирали велосипедный гараж до самого звонка на урок.
На следующий день Мэй с Эрикой наткнулись на Себа, который о чем-то беседовал с Тимом.
— Как тупостояние? — Мэй одарила Себа лучезарной улыбкой. — Рекорд поставил?
Себ слегка вспыхнул.
— Почти.
— Так держать, — сказала Мэй. Эрика понимающе усмехнулась.
С тех пор Себ частенько оказывался рядом и все, включая Мэй, начали думать, что дело только за отменой домашнего ареста.
И все бы замечательно, но Мэй не нужен был парень, который шпынял ее младшего брата.
Она решительно толкнула входную дверь и услышала голос Себа с умоляющими интонациями:
— Пожалуйста, только не отправляйте меня. Прошу вас!
Мэй как можно тише прикрыла за собой дверь. Себ стоял к ней спиной, прижимая к уху телефонную трубку с такой силой, что пальцы побелели.
— Хорошо, — чуть слышно говорил он. Голос у него стал отчаянный, совсем мальчишечий. — Конечно. Обещаю. Больше такое не повторится. — Он хрипло, протяжно выдохнул и спешно, предваряя реплику на том конце линии, добавил: — Я все для вас сделаю! — Еще два сиплых вздоха. — Да, да. Спасибо, — глухо произнес Себ, захлопнул мобильный и прижал его ко лбу.
— Привет, — окликнула его Мэй. — Врать не стану — я подслушала разговор. В общем, нагло влезла в твою личную жизнь. Что-то случилось?
Себ резко обернулся и побледнел как мел, несмотря на загар.
— Д-да, — пробормотал он. — Да. Я тут говорил с приемными родителями...
Мэй знала, что у Себа дома не все гладко — его семья часто переезжала, — а вот о приемных родителях слышала в первый раз.
— Они с тобой как, ничего?
— Да, — ответил Себ успокаиваясь. — Более чем. В приюте и с предыдущими кандидатами было так себе, а с ними — просто супер. Хорошие люди, и кормят отлично. Даже дом что надо, на Леннокс-стрит.
Он метнул в нее еще один затравленный взгляд, потупился и стал озабоченно засовывать мобильник в карман, потом смущенно одернул рукава с обтрепанными манжетами.
«А ведь у него все рубашки и футболки — с длинными рукавами, — подумала Мэй. — Может, он так прячет синяки или даже шрамы? »
— Они узнали, что я к Кроуфорду цеплялся, — тихо объяснил Себ. — И теперь сердятся. Я б-боюсь, что меня отправят в другой город. Ты тоже нас видела. Пришла сказать «отвали»?
Мэй усилием воли прекратила думать об ужасах, которые Себу, возможно, пришлось вынести, и сосредоточилась на том, что знала наверняка. Например, кого ей больше жаль — брата или этого парня?
— Возможно, — ответила она мягче, чем собиралась.
— Я больше не буду! — выпалил Себ. — Серьезно! Да я и не бил его никогда. Клянусь! И бить не собирался. Он сам вечно под руку лезет.
— Ну, скажем, это не самое лучшее оправдание...
Себ еще раз одернул манжет, который от рывка совсем разлохматился.
— Просто... я помню, как учился драться со сломанной рукой и не высовываться лишний раз... Но меня трясет при виде этого Кроуфорда, который треплется по поводу и без. Такое чувство, что он это неспроста: шуточки, насмешки, кривляния... Как будто он знает что-то, чего не знают другие, и посмеивается втихаря.
Мэй не на шутку напутала его проницательность.
— Джеми ничего от меня не скрывает, — уклончиво заметила она.
Себ втянул голову в плечи.
— Не важно. Знаю, это не оправдание. Только на меня будто находит что-то. А теперь получается, что я подвел и своих приемных родителей, и тебя тоже. П-прости. Это больше не повторится. Я пойму, если ты не захочешь меня видеть.
Он наконец оторвал взгляд от рукавов, виновато посмотрел на нее и тут же отвернулся сложить карандаши и альбом. Мэй подошла ближе, потом еще ближе...
Себ обернулся и вздрогнул от неожиданности: Мэй стояла совсем рядом.
— Запомни: еще раз брата тронешь, считай, что ты труп... — Она одарила его чуть скованной улыбкой. — Может, когда-нибудь твое тело отыщут на краю вселенной, по кускам.
Себ нервно прыснул в кулак и попятился.
— И я не буду встречаться с тем, кто так себя ведет, — продолжила Мэй. — Хотя... ты меня поддержал, когда мне было паршиво, а тебе ведь досталось гораздо больше. Так что пока считай, что мы дружим, а там — будет видно. Годится?
Себ прямо-таки засиял, радуясь, как ребенок, и вдруг стал еще симпатичнее. Мэй порывисто взяла его за руку. Он вздрогнул, но вырываться не стал.
— Было бы классно... дружить.
— Соображаешь, — одобрила Мэй. — А ведь могло закончиться хуже. Пришлось бы сделать из тебя отбивную и бросить тут кому-нибудь на съедение.
Они зашагали к дверям рука в руке.
Вины за собой Мэй старалась не чувствовать. Она ведь не солгала — Себ ей нравился. А если его приемные родители — не сахар, то она попробует ему помочь. В конце концов, он ее подбодрил в трудный час, хотя был с нею едва знаком. Опять-таки, Себ догадался, что Джеми не так прост, а еще видел Джеральда за колдовством, так что нелишне за ним приглядывать. Ради брата. Уж тут-то ей не в чем себя упрекнуть...
Мэй толкнула дверь, протиснулась на полшага впереди Себа, и полуденное солнце ударило ей в лицо, ослепив на миг.
Вдобавок теперь, после приезда братьев Райвз, необязательно оставаться в одиночестве. Что плохого в серьезных отношениях? Впервые в жизни Мэй решила заняться личной жизнью, вместо того чтобы распутывать чужие проблемы.
Поток солнечного света померк, рассыпался у нее перед глазами яркими пятнышками. Мэй недоуменно моргнула: прямо перед ней стоял Джеми — наверное, увидел, как она вошла в художественный корпус, и решил дождаться у входа.
Брат оторопело, будто не веря своим глазам, глядел на их с Себом сцепленные ладони.
— Привет... — начала Мэй.
Джеми не отрывал от сестры застывшего, оскорбленного взгляда. Оторопь сменилась неприкрытой яростью.
— Послушай... — воскликнула Мэй, но брат стремительно выбежал на улицу.
Она отпустила руку Себа и бросилась за братом, однако Джеми уже и след простыл.
Мэй искала его почти час, потом плюнула и пошла домой — поднялась по ступенькам, открыла дверь и застала мать за чаем с посланницей колдовского Круга.
— Это, э-э... — промямлила Мэй — само красноречие и смекалистость.
Аннабель Кроуфорд старательно играла роль радушной хозяйки, но бледность и излишняя суетливость делали ее похожей на чрезвычайно вежливого упыря.
Посланница в элегантном деловом костюме казалась куда более нормальной, хотя Мэй могла запросто вообразить ее в джинсах и свитере, заботливой матерью одной из школьных подруг. Посланница слегка наклонила голову, и из-под темных волос показалась серьга — круг с крошечным, но острым кинжалом внутри.
Алан как-то объяснил, что колдуны заставляют своих посланников носить этот символ — обещание смерти любому, кто решит им помешать. Что ж, Мэй всегда считала, что украшения должны быть со смыслом. Впрочем, этой посланнице опознавательных знаков не требовалось: едва завидев ее, Ник и Алан обнажили мечи. В ту памятную встречу она улыбнулась напомаженной улыбкой директрисы — слишком спокойно, почти жестоко, — и произнесла:
— Черный Артур просил передать, что время вышло. Он хочет вернуть свое.
Тогда Мэй не знала, ни кто такой Черный Артур, ни что именно ему нужно. Теперь дело обстояло иначе, вот только имя посланницы по-прежнему оставалось неизвестным.
Аннабель два раза моргнула, словно отбила морзянкой: «У меня гостья, а ты вломилась, как слон в посудную лавку».
— Моя дочь, Мэвис, — произнесла она извиняющимся тоном. Трудно было сказать, что, по мнению Аннабель, заслуживает больших извинений: внезапное появление дочери или ее выкрашенные в ярко-розовый цвет волосы. — Это Джессика Уокер, моя коллега. Хочет получить в совете разрешение на перепланировку.
— Моя клиентка собирается открыть здесь филиал своей фирмы, — пояснила Джессика Уокер и наигранно улыбнулась. — Мы ведь уже встречались, не так ли, милочка?
— Не может быть! — удивилась мать.
При виде откровенно издевательской улыбки Джессики Мэй вдруг нащупала опору среди объявшего ее моря паники, так же деланно улыбнулась в ответ и, подражая насмешливо-холодному тону посланницы, спокойно подтвердила:
— Совершенно верно.
— Они с друзьями как-то обратились ко мне по поводу одного внеклассного задания, — пояснила Джессика для Аннабель. — Вы братьев Райвз знаете? Такие славные ребята...
— Нет, с ними я незнакома, — проговорила хозяйка, слегка нахмурив седые брови.
— Мэвис показалась мне очень толковой девочкой, — продолжила Джессика, одарив Мэй очередной сияющей улыбкой. — Не за горами выпускной, — добавила она. — Ты не думала о стажировке? Моему клиенту нужна помощница, да и твое резюме такое место работы только украсит...
— Так далеко я не загадывала, но спасибо за предложение, — сказала Мэй.
Аннабель, которая не ожидала подобного ответа дочери, зарделась от удовольствия — хорошо хоть, посланница не заметила.
Джессика как бы невзначай обратилась к хозяйке дома:
— Если вас не очень затруднит, не могли бы вы принести еще печенья? Очень уж оно у вас вкусное.
— Да-да, конечно. — Мать глянцево улыбнулась, жеманно поднялась, расправила жемчужно-серую юбку и удалилась на кухню.
Мэй неторопливо прошлась по бежевому ковру гостиной — мол, это ее дом, ее вотчина, куда нагло вторгся враг, — и села в кресло, все еще хранящее тепло тела ее матери.
— Чего от меня хочет Круг Обсидиана? — холодно спросила она.
— А почему ты решила, что меня послали именно они? — невозмутимо осведомилась Джессика.
Конечно, ведь были и другие круги, которые тоже могли заинтересоваться Джеми. И как это Мэй раньше не сообразила?
— Не важно, какой круг, — ответила она. — Меня интересует, что им нужно.
Джессика скрестила ноги, прошелестев дорогими чулками.
— Достойный ответ. А я-то после нашей апрельской встречи решила, что ты совершенно не в курсе положения дел.
— Стараюсь.
— И что же тебе известно о посланниках, Мэвис?
— Меня зовут Мэй.
— Ах, в честь Мэй Уэст? — уточнила Джессика и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Наверняка ты слышала, что у нас есть способности к магии, но людей мы не убиваем, а только оказываем колдунам определенные услуги, в обмен на которые получаем колдовскую силу. Тебя ничто в этой версии не смущает?
— Что вы имеете в виду?
— Многие посланники готовы пойти на убийство ради обладания собственной колдовской силой, — тихо ответила Джессика. — К сожалению, мы неспособны удерживать достаточное количество магической энергии, необходимое для подчинения демонов нашей воле. Да, мы рождаемся с магическими способностями, но они до смешного невелики. Нам доступна всего лишь самая слабая магия. Кстати, ты знала, что это наследственное?
Ник считал, что он — колдун, потому что его родителями были Артур и Оливия. Джеральд тоже говорил о колдовском предке.
Конечно, — невозмутимо кивнула Мэй, хотя никогда прежде об этом не задумывалась.
— В некоторых семьях этот дар на время пропадает, а потом появляется — нежданно-негаданно, словно утраченное сокровище. Только тебе его не досталось. Неужели ты совсем не держишь зла на брата за то, что вся эта роскошь с рождения доступна ему одному?