Земля резко ушла вниз, словно провалилась под колесами шасси. В лицо ударила холодная упругая струя встречного воздуха. Он почувствовал восторг от ощущения полета, которое за много лет так и не стало обыденным. Самолет набирал высоту. Внизу расстилались едва припорошенные снегом желтые квадраты полей, черные полоски лесополос, ровные линии траншей переднего края. Черный кожаный шлем и большие очки‑консервы делали пилота похожим на марсианина, а развивавшийся за спиной черный метровый шарф свидетельствовал о его склонности в пижонству. Так оно и было.
Больше всего сорокапятилетний капитан германских военно‑воздушных сил Герман Браун любил в этой жизни производить впечатление на женщин и летать на самолетах. Той и другой страсти он отдавал все свое время уже много лет. И в любви, и в пилотировании он знал толк и достиг, казалось, совершенства. И в том, и в другом он считался знатоком и специалистом высочайшего класса.
В специальной записной книжке отражались победы Германа. В первую часть заносились имена дам, павших жертвами его мужского шарма и неукротимого напора – Марта, Грета, Ирена; рядом стояла дата победы и ее пикантные подробности. Во второй части встречались другие имена: «Бристоль 20», «Альбатрос», «Фоккер»… Здесь описывались победы над разными моделями аэропланов, которые ему пришлось осваивать: их особенности, достоинства и недостатки… На фронте он стал записывать и результаты воздушных боев, которых у него было ровно десять.
Однажды эта книжка случайно попала в руки его товарищей – военлетов. Обе части имели большой успех. Потом у Германа часто просили ее полистать. Он охотно давал, комментировал отдельные записи, живописал интересные моменты. Это касалось и женщин и самолетов. Он дарил телефоны особо знойных особ и подсказывал, как выходить из пике на «Альбатросе» или стрелять из синхронизированного с винтом пулемета «Фоккера». И то и другое было полезным.
Капитан Браун был всегда при деньгах: Генрих и Вилли держали слово и снабжали его необходимыми суммами. Это не составляло труда: корабль клана Браунов вновь уверенно шел правильным курсом, тысяча или несколько тысяч марок были брызгами пены, вылетающими из‑под его мощного форштевня. К тому же Герман любил иногда напомнить братьям, кто является обладателем перстня Иуды и от кого зависит благополучие семейства.
Герман обладал широкой и щедрой натурой: охотно давал однополчанам в долг и никогда не напоминал о необходимости его возвращения, частенько устраивал вечеринки с изысканной закуской и отличной выпивкой. Он считался душой общества, любимцем авиаотряда. Но это была только видимость. Капитана не любили, и он знал почему. За непомерную гордость, заносчивость, злые шутки и розыгрыши, постоянные подтрунивания… К тому же капитан был скор на руку. Однажды за какую‑то провинность он на глазах всего отряда избил стеком своего механика, да так, что выбил ему глаз! Браун был в такой ярости, что его едва оттащили от несчастного ефрейтора. Разразился скандал. Но деньги помогли его погасить. Ефрейтор был уволен и сразу же приобрел дом в Мюнхене и маленькую пивную. Говорят, что потом он не только не проклинал своего обидчика, но даже охотно рассказывал об этом происшествии.
Сам Герман нисколько не переживал по поводу отношения товарищей. Плевать, что не любят, зато побаиваются, завидуют и уважают как прекрасного пилота, не раз демонстрировавшего свое превосходство в воздушных сражениях. И еще он знал, что ему нечего бояться в воздухе и на земле: перстень‑талисман надежно охранял крепкое тело и мятежную душу! Если раньше он посмеивался над верой братьев в семейную реликвию, то теперь никогда не расставался с ней. И не только с ней. В летном планшете, под сложенными картами, всегда хранились листы русского текста и его немецкий перевод как свидетельство достоверности чудодейственной силы перстня. Здесь же было краткое описание того, как он попал к отцу, а от него и к братьям Браунам. Он считал, что чудесная история должна иметь документальное подтверждение. Герман был убежден, что эти реликвии могут обладать какой‑то непонятной, но несомненной силой.
«Ньюпорт» капитана Брауна набрал высоту и устремился вперед – туда, где серые русские шеренги зарылись в глубокие черные окопы. Его развивавшийся на ветру черный шарф и оскаленные волчьи морды по бокам фюзеляжа должны быть хорошо известны этим копошащимся внизу людишкам. Потому что он не раз вступал в воздушные бои над передним краем: однажды застрелил русского пилота из маузера, второй раз – колесами сломал крыло вражеского самолета, и тот, беспомощно вращаясь, упал вниз и разбился.
Сегодня Герману предстоял обычный разведывательный полет, не предвещавший сколь‑нибудь серьезных осложнений. Обстановка на восточном фронте в феврале восемнадцатого года несколько стабилизировалась. Вот сейчас он пролетит над вражескими позициями, произведет фотосъемку и сможет возвращаться обратно. Но нет – капитан Браун спланирует и промчится вдоль окопов, роняя вниз маленькие, шестикилограммовые бомбы. Он увидит, как серые шинели станут забиваться в щели, прикрывая головы руками, как несколько смельчаков начнут палить в него из своих длинных винтовок. Но что они смогут сделать ему, Герману Брауну?! Он знал, что неуязвим. Именно он был одним из немногих пилотов в полку, который вылетал на задания, не прикрывая снизу свою задницу тяжелой сковородой.
Ну, вот и позиции русских. На глаз вроде бы никаких серьезных изменений в дислокации не наблюдается. Герман сделал с десяток фотоснимков – в штабе разберутся! Теперь можно проявить характер… Он завалил свой биплан на правое крыло, сделал крутой разворот и рукой нащупал стабилизатор бомбы. Вот он – привет Иванам!
«Ньюпорт» шел на бреющем полете. Внизу бело‑черная земля была исполосована ломаными линиями окопов. Сейчас он пройдется по этим длинным трещинам, выжигая из них серых тараканов!..
Но что это?! Герман сначала даже не понял, что произошло. Двигатель зачавкал, пропеллер начал давать перебои, обороты уменьшились настолько, что он явственно увидел вращающиеся лопасти. Он взглянул на доску приборов, стрелка указателя топлива стояла на нуле… Нет, этого не может быть! Его бак пуст! Как, почему это могло произойти? Вражеская меткая пуля пробила днище? Он бы это непременно почувствовал. Значит, проклятый Отто забыл заправить машину! Ну, конечно, это он, негодяй!
Мозг Германа лихорадочно работал.
«То‑то эта сволочь воротила морду, когда помогала мне сесть в кабину, – исступленно думал капитан. – Значит, он это сделал специально! Если вернусь… Если я только вернусь!»
Биплан плавно, но неуклонно устремился к земле. Пропеллер едва вращался от струй встречного воздуха. Герман метался взглядом по серой грязной земле, припорошенной снегом. О том, чтобы вернуться назад, не могло быть и речи. Восточнее окопов русских между перелесками он увидел показавшееся сверху ровным поле. Кроме как на него садиться было некуда. Кусая губы, Герман стал вытягивать машину к ровной площадке.
«Неужели это конец?! – думал капитан Браун. – Не может быть! Я не раз бывал в ситуациях куда более сложных. И всегда мне везло. Талисман спасет и на этот раз!»
Он поднес руку ко рту и сквозь перчатку коснулся губами черного камня. Земля надвигалась. Сорок метров, тридцать, двадцать… Припорошенное поле стремительно приближалось. Когда до земли оставалось не более пятнадцати метров, Герман увидел, что вдали, из перелеска, выскочили какие‑то люди в длинных шинелях, с винтовками. Вначале они произвели несколько выстрелов, затем поняли, что он никуда не денется, и побежали навстречу, к месту предполагаемой посадки. Мотор давно стих, и, когда до земли оставалось метров десять, он услышал их крики.
«Мой Бог! – подумал Герман. – Неужели мне суждено попасть в руки этих немытых бородатых дикарей?! А перстень, что же мой счастливый перстень?!»
Припорошенное снегом поле, казавшееся с высоты достаточно ровным, было на самом деле добротно обработанной в зиму пашней. Поэтому колеса самолета врезались в промерзшие кочки. Машину капотировало. Сначала она уткнулась винтом в землю, а затем медленно, как бы нехотя, перевернулась на спину, полностью смяв лобовое стекло кабины, а заодно и голову пилота.
Часть седьмая
Капитан Латышев
Глава 1
Армейская смута